Глава 11. Дверница

Эрвин

Короткие сообщения от Мечислава приходили несколько раз, легкий звоночек оповещал о том, что блокнот проснулся. Я читал сообщения от отца, и отвечал так же кратко.

Соня не появилась

И жил от сообщения к сообщению, ждал известий и как мог, боролся со страхами. Если Соня застрянет в теле драконицы? Утешало одно, солнечный камень в кулоне светился ровным незамутненным светом. Он стал для меня путеводной звездой, верой и надеждой на спасение. Соне нельзя долго быть драконицей. Сознание человека угасает в теле зверя. Месяц назад в чаще она с трудом узнала меня. Об этом я запрещал себе думать.

Мой режим сбился, уже которую ночь не спалось, и я как неприкаянный бродил по крыше, ощущая прилив энергии. Заняться было нечем, я всматривался и вслушивался в темноту за стенами башни, устав от долгой концентрации, тренировался с мечами, а когда падал без сил, гипнотизировал взглядом кулон, уносясь мыслями за горизонт, пока глаза не начинали слезиться.

Видимо, от усталости мне стало казаться, что солнечный камень изменил цвет, став немного светлее. Еще с большим рвением я старался настроить внутренний компас, чтобы связаться с Соней.

С рассветом я покинул место стража башни, спустился в свое логово, свалился на кровать и не заметил, как уснул. Мне очень редко снились сны, и в этот дневной час случилось чудо. Мне снилось, что я лежал на кровати, положив локоть под голову, а рядом за спиной устроилась Соня. От волнения я перестал дышать. Соня медленно придвинулась ко мне. Ее тепло я чувствовал отчетливо, жаждая, чтобы она обняла меня. Я не поворачивался, боясь спугнуть наваждение, прислушиваясь к биению ее сердца.

В единый миг сон схлынул, ушёл, словно вода сквозь пальцы, оставив лишь дымку воспоминаний. Как жаль, что яркое, будто реальное сновидение, оказалось таким коротким. Может, я бы успел повернуться к Соне, взглянуть на нее, уткнуться носом в шелковые волосы. Тяжело вздохнув, я закрыл глаза, мечтая провалиться в ту же сновиденческую воронку.

Уснуть не получилось, остался лишь чарующий шлейф грез, который я смаковал, вызывая в памяти волшебное ощущение присутствия Сони.

Мысли, что от отца — артефактора и деда — дверника, должны и мне перепасть какие-нибудь способности, не давали покоя. Такая родословная обязывала меня. Я должен найти свою дорогу и свое призвание. Стать гонщиком? Да, у меня получилось, я участвовал в Огненной змее. Стать чемпионом, как отец? Возможно. Но научиться перемещаться в пространстве, было самой заветной и самой опасной мечтой.

Сидя на крыше, я вглядывался в желтый камень. Мы связаны незримой нитью, которую я пытался укреплять каждый день. Почему же Соня до сих пор не явилась? Этот вопрос я задавал себе постоянно. В теле драконицы она может покрыть большие расстояния, единственным неизвестным в логической цепочке умозаключений являлась способность дракона выбирать направление. Но ведь есть еще путь, на который толкает сердце.

Уникум Горыныч всегда находил Соню, настроенный на нее как магнитная стрелка компаса. Обладает ли Искра такой способностью, если да, то, что может служить маяком для ее внутреннего чутья. Одно дело Соня, другое дело Искра. Страхи накатывали волнами, Соня не должна забыть себя в теле зверя. Ночь прошла в умственных усилиях, я как маятник качался от одной мысли к другой, не находя равновесия. Ничего, отосплюсь за день, потом примусь за дело. Говорун нежно звякнул, я потянулся к блокноту. Мечислав прислал сообщение.

— Есть новости?

— Нет

— Как себя чувствуешь?

— Сплю

Говорун затих на некоторое время, а потом дзинькнул снова.

— Не выспался?

— Ночью не мог уснуть. Как мама?

Почему-то я был уверен, что Мечислав обитает недалеко от матери, возможно, он сейчас находится в нашем доме.

— Хорошо, — появилось в блокноте, и Говорун замолк.

У родителей может и сладится, а как быть с Ритой — законной женой Мечислава? Княжич без конца в отлучках, а возвратившись, живет в Башне Ветров. С женой и сыном общается мало. Правда, Климу отец своего дракона отдал, эта мысль неприятно корябнула меня. Я почувствовал собственнические притязания на Принца, вообще-то, он мог быть моим по праву.

Голова клонилась к подушке, новый день не интересовал меня ни ярким солнцем, ни приготовлением обеда, ни силовой тренировкой, ни чем-либо полезным и необходимым. Клонило в сон, сил не осталось. Вяло подумав о делах, я уснул.

Соня

Спать под деревьями в облике зверя было бы безопаснее, но я решила иначе. Несмотря на страх (я до сих пор с содроганием вспоминала нападение черной кошки), надо остаться в человеческом теле. Слишком часто в последнее время я выбирала драконицу.

Ясное сознание или жизнь? Перед зверем вряд ли встанет вопрос жить или не жить. Мне нравилась мощь моего зверя, способность подниматься в небо, ловить ветер крылом, преодолевать огромные расстояния, легко добывать пищу, но человеческий разум стократ дороже.

После посещения пещеры с гигантом антраксом я улучшила интеграцию человека с телом зверя, но сознание драконицы еще не полностью подчинялось моей воле, оно смешивалось с животными инстинктами зверя, как жидкость в сообщающих сосудах, стирая границы, пугая меня непредсказуемым поведением моей второй сущности.

Закопавшись в листья, свернувшись клубочком, словно ежик, я закрыла глаза. Воспоминания прозрачной рекой потекли сквозь меня: первый полет с Эрвином на Горыныче, наш танец на балу в Энобусе, руки Эрвина, оплетающие меня, его глаза полные нежности, шепот в ночи. Как мало нужно для счастья. Мы не бережем счастливые минуты, растворяя их в суете, спешке, обыденности, спорах, обидах и тревогах. Я нанизывала воспоминания как бусины для ожерелья, перебирала их с невыразимым наслаждением; трогательные и грустные, волнующие, трепетные, отгоняла тоскливые и неугодные сердцу.

Хорошо, что у нас была та ночь.

Уплывая на волнах нежности, вдыхая запах леса, прелой листвы, озерной воды, я провалилась в блаженную пустоту мыслей.

С закрытыми глазами виделось отчетливо; в Башне Ветров в комнате Эрвина на кровати рядом с ним, лежала за его спиной расслаблено и спокойно, будто мы проспали всю ночь. Не было ни удивления, ни восторга: обыкновенное чудо — осознание, что в жизни все просто, стоит только захотеть.

— Эрвин, — произнесла, почти не размыкая губ, — давай купим тебе дракона.

Придвинулась чуть ближе, ощущая спокойную уверенность и правильность происходящего, немного опасаясь прикоснуться к Эрвину и нарушить сказочный сон.

— Давай, — сказал он, не поворачиваясь ко мне, и я радостно вздохнула, услышав его согласие.

* * *

Эрвин

— Давай купим тебе дракона, — сказала Соня.

Отправила моего маломерку на вольные хлеба, а теперь подлизывается, решила, что в долгу передо мной. Соня хоть с виду и не разделяла мою страсть к гонкам, но понимала, что выступить в Мирограде на «Каменном молоте» мне хотелось сильнее, чем стать владыкой гор, сказку о котором я помнил с детства.

— Давай, — ответил я, ощущая ее легкое дыхание.

Невесомая рука легла мне на грудь, утолив мучительную жажду прикосновения. Соня придвинулась ближе, запах и тепло ее тела окутали меня. Мышцы напряглись, я замер, как канатоходец над пропастью в зыбком воздухе. Нельзя остановиться, нельзя просыпаться, влево, вправо качнуться и двигаться вперед. Только не открывать глаза, длить невероятный сон, идти в бархатной тьме. Под ногами пропасть, но я не стану смотреть вниз.

— «Каменный Молот» не пройдет неопытный дракон, — положив ладонь на Сонины пальчики с обкусанными ногтями, добавил я, — испугается.

Желание проснуться стало нестерпимым, но страх сорваться в пропасть держал крепко. Тысячи ошибок давили на плечи, маячили за спиной, но я решился, сделал последний шаг с каната на земную твердь и открыл глаза. Тонкая рука не исчезла. Медленно развернувшись, я увидел спящую Соню, закутанную в какие-то завявшие лопухи. Наверное, чтобы почувствовать себя безумно счастливым, надо насладиться несчастьем, напиться до обморока, наесться до отвала, задыхаться, не в силах вздохнуть, и тогда все сокровища мира покажутся никчемными игрушками по сравнению с волшебной минутой.

— Девочка моя…

Родное лицо с чуть заметными веснушками озарила улыбка. Соня блаженно посапывала, так и не открыв глаз, и улыбалась. Я в полной мере присутствовал в этом мгновении, наблюдая, как мир для меня сотворил чудо.

— Знаешь, — я аккуратно вытаскивал из растрепанных волос Сони сухие травинки, хвойные иголки, чешуйки коры, — некоторые наездники на «Каменном молоте» драконам завязывают глаза, чтобы пройти все препятствия, но это обычно не помогает.

Соня открыла глаза и посмотрела на меня, как будто мы расстались только вчера.

— Почему? — спросила сонная фея, завернутая в зеленые лопухи.

— Потому что они еще больше бояться, — сказал и легонько поцеловал ее в нос, — я не слышал, когда ты прилетела.

За окном шумел ветер, где-то хлопала открытая ставня, а Соня, словно не в состоянии поверить, моргала заспанными глазами.

— Я, — Соня не то смеялась, не то плакала, наконец, осознавая, что это не сон, — не прилетела. Под утро уснула на берегу Ледяного озера. Просто уснула. Я не знала, как добраться до Башни, меня почему-то к озеру принесло.

Сжав маленькие ладошки своими руками, я всматривался в глубину Сониных глаз, чтобы погрузиться и утонуть.

— Помнишь, как я очутилась на пике Великой Вершины?

Огонь, разгоравшийся в сознании, указал. То, что мы искали, было на виду, но мы не обращали внимания.

— Помню, — ответил я, — научишь меня волшебству? — спросил и тихо поцеловал свою принцессу. Я так долго этого ждал.

Мир перевернулся. Я упал в бездну, в которой светились только серые глаза с алыми крапинками. Безумный вихрь закружил нас в своем танце — вечном танце между мужчиной и женщиной, древнем, как старый мир. Губы соединились в поцелуе доверчиво и нежно. Зеленые лопухи и моя одежда стала лишней. Соня смеялась, слегка стесняясь, когда я раскутывал ее. Трепетные и жадные поцелуи, бережные прикосновения, горячие губы, дающие блаженство, упоение и восхищение друг другом. Мы разделили на двоих дыхание и немыслимое удовольствие близости. Ощущение счастья взорвалось в моей голове огненным фейерверком, проникнув в каждую клеточку тела.

А потом Соня уснула, утомленная и расслабленная. Я, как показалось, на миг сомкнул глаза, но тут же очнулся в испуге, что всё исчезнет, и стал снова всматриваться в любимое лицо. Даже во сне я не разомкнул объятий, страшась вновь потерять свою главную драгоценность. Спящая Соня выглядела такой умиротворенной и беззащитной, такой родной. Невесомым движением я осторожно убрал прядку с ее лица, Соня нахмурила брови. Смешная. Наверное, увидела тревожный сон.

Где-то глубоко внутри меня встрепенулась темная волна, не моя. Вгляделся в любимые черты, подул на лоб. Черты лица моей волшебницы разгладились, и волна в груди улеглась.

Соня. Добрая, искренняя, смелая, честная. Я замер, вдыхая запах кожи и волос, впитывая мягкое тепло ее тела, как сухая губка воду, отчаянно благодаря судьбу, подарившую мне чудо.

Соня пошевелилась, заворочалась, я отодвинулся, выскользнул из кровати, подхватил одежду и бесшумно покинул комнату. У меня созрел план, приготовить угощение для моей путешественницы. Она, несомненно, проснется голодной, я преподнесу ей королевский ужин, а потом задам тысячу вопросов о том, где она так долго была, и что с ней случилось.

Насчет королевского, это я, конечно, поторопился. Из нехитрых продуктов, имевшихся в запасе, я смогу приготовить только что-нибудь обыкновенное. Спустившись на второй этаж в зал, где была оборудована кухня, я разжег огонь — живое тепло и повесил над огнём медный чайник.

Немного подумав, плюнул на готовку, вдруг Соня проснется быстрей, чем я накашеварю, поэтому нарезал хлеб, ветчину, сыр и сложил на блюдо. В закипевший чайник бросил ароматных трав и сушеной ягоды. Рванув с подносом и чайником, у самой двери остановился. Соня же любит хлеб с маслом! Я кинулся обратно к столу. Масло лежало в камере охлаждения, достав его, намазав три ломтя толстым слоем, второпях положил хлеб обратно на поднос, но один кусок, красиво перекувыркнувшись, упал на пол. Эх!

— Извини, что разлучил вас, но один страстный поцелуй вам позволил, — хмыкнул я и соскреб остатки масла с пола.

Поднявшись на два этажа, осторожно открыл дверь и вошел в комнату. Один взгляд, и я чуть не уронил поднос. Соня исчезла. Оставалась надежда, что она в купальне, но оттуда не доносилось ни звука. Зачем я ушел? Надо было держать ее за руку, за ногу, привязать веревкой к себе. Я хотел уберечь ее от всего мира, заслонить от любых невзгод и злых людей. Быть рядом, оберегать, лелеять, растворяться в ее глазах, ощущать ее дыхание, чувствовать тепло тела и вкус ее нежных губ. Даже рядом с ней я грезил о ней. Полчаса назад я проснулся рядом с Соней, боясь пошевелиться и разбудить ее, чувствуя трепет каждого ее вздоха, а сейчас стоял раздавленный и несчастный, готовый завыть, как одинокий волк в каменной пустоши.

Я не знал, что влюбиться можно так быстро и просто, но потом платить за это непомерную цену. Соня исчезла в один краткий миг, как упавшая с неба звезда.

Тонкие пальцы закрыли мне глаза, и я вцепился в поднос, ощутив дрожь облегчения, пронзившего всё тело. В последнюю минуту приговоренному к смерти объявили помилование.

Соня

— Что? — я удивленно смотрела на обернувшегося ко мне Эрвина, не понимая, почему поднос трясется в его руках. — Тебе помочь?

Эрвин упрямо затряс головой.

— Завтрак, — выдавил он с трудом, — я думал, ты…

Его отчаяние вперемешку с облегчением сказало больше, чем слова.

— Не исчезла, — я ласково прикоснулась рукой к его щеке, — мне надо было одеться, а вся одежда в моей комнате, — Эрвин поцеловал мою ладонь, его губы были теплыми и мягкими.

— У меня много рубашек, и бутерброд упал, — сказал он, — только не уходи…

В наступившей тишине мы смотрели друг на друга не в силах оторваться, словно не могли насмотреться, желая взглядом проникнуть в глубину души и прорасти в ней. Наши глаза сказали больше, чем слова и прикосновения, они открыли наши сердца и связали наши души.

Слова не нужны.

Звездная песня сердец невидимой мелодией окутала нас, очаровывала, пленяла и утверждала свою магию — признание.

Я моргнула и посмотрела на кулон на шее Эрвина. Сохранил, не потерял. Когда я его сняла? Сколько дней прошло? В шкуре драконицы один день похож на другой, легко заблудиться во времени. Я сняла родовой кулон, когда улетела из Башни Ветров. Тогда еще начиналась гроза. Потом тюрьма. Её из памяти не вытравишь, врезалась, что вмятина в камень, да только память драконицы не человеческая, у нее другая мера.

При мысли о Калитке руки сжались в кулаки и огонь хлестнул по жилам. Нет. Не хочу об этом. Надо сказать главное, пока не растворилось, не ушло, не забылось.

— Эрвин, я переместилась сюда как дверница. Не знаю, как это получилось. Все произошло само собой, — я выдохнула. — Утром, укладываясь спать, я просто думала о тебе, вспоминала твой голос, твои глаза, хотела быть рядом с тобой.

— Я тоже, — хрипло ответил Эрвин, — звал тебя, смотрел на солнечный камень.

Поднос, что до сих пор разделял нас, пошатнулся в руках Эрвина.

— Чай остывает.

Почти не помню, как съела поздний завтрак, выпила кисленький чай, как очутилась на коленях Эрвина, прижалась к нему, и рассказала о том, что случилось со мной и Горынычем.

— Верг приказал нас бить плетьми. Охранники нас… чуть не убили.

Эрвин крепко прижал меня к себе.

— Я чувствовал твою боль и…постарался забрать её.

— Эрвин! — слёзы благодарности выступили у меня на глазах. Я вспомнила этот миг. Тогда мне показалось, что меня спас Горыныч.

— Ты превратила кулон в артефакт, и он помог мне. Я увидел тебя в Калитке. Мечислав поехал в Энобус, чтобы вытащить вас.

— А мы сбежали.

— Но почему ты так долго не возвращалась?

Эрвин бережно вытер пальцами мои мокрые щеки, а мне стало стыдно.

— Не… знала, как добраться до Башни.

Я утаила не только факт своей амнезии в драконьей ипостаси. Про пещеру, антракс и черного дикаря, пожелавшего со мной дружить организмами, тоже не рассказала.

Мы не заметили, как наступила ночь, но свет не включили. Он бы помешал нам обнимать, целовать, касаться друг друга.

— Соня, я знаю имя алой драконицы.

— У неё есть имя?

— Её зовут Искра. Когда мне открылось имя, по энергетическому следу я нашёл тебя…

Глубокой ночью мы уснули, чтобы увидеть чудесные сны. Мы были детьми в глазах Мироздания. Любимыми детьми, которым оно даровало право самим распоряжаться своей судьбой.

Загрузка...