Когда-то я просила о чуде, представляла себя и Эрвина обнявшимися, осыпала нас золотой пыльцой цветка, с замиранием ждала ответа, которого при таких усилиях не могло не быть. Оказалось, что я совсем не гений медитации, потому что чуда не случилось, а держаться в радостной фазе сотворённого мира было глупо. Я загнала себя в рабство, когда решила, что знаю как должно и не должно быть, в тот момент собственноручно отрезала себя от божественных путей.
Спустя время, интуитивно я дала свободу своим желаниям, позволила жизни вести себя. Подсознательное знание, что вся картина того, как мы с Эрвином счастливы, ещё не могла проявиться физически, но полностью присутствовала на уровнях более высоких измерений. Она облегчила мне путь к Источнику. Позволение шаг за шагом вело меня к нему.
Драконы Гром, Лара, Дюк и Яго встретили нас оглушительным рёвом. У Верга хватило ума, не убивать их, а только усыпить. Вся растерянная мгновенной сменой обстановки группа бывших пленников стояла в леваде Овечечки и озиралась, стараясь осознать произошедшее.
Я разомкнула руки, которые ни в какую не хотели размыкаться, словно отдельно от меня зажили своей жизнью. Эрвин медленно повернулся ко мне, чуть не утопив в море чувств, которое плескалось в глазах.
— Нам надо к Ледяному озеру.
— Сима…
— Меня зовут Соня. Я тогда пошутила.
Тону в его бездонной глубине глаз, зависаю, словно рыба на крючке. Эрвин делает невидимый шаг навстречу, но Добромир обрывает наш зрительный контакт — разговор двух душ.
— Соня, полетишь со мной?
Он так уверен, что я выберу его — единственного, кто смог пробиться сквозь завесу забвения. Но наперекор всем рациональным доводам я хочу быть с Эрвином. У меня сейчас нет сил быть вежливой и благодарной, маскировать своё истинное желание. Случись взгляд Добромира, полный ожидания и надежды, в первый миг нашего знакомства в лагере перед гонкой, я бы лишилась чувств от потрясения. Человек, спустившийся из пантеона Богов на землю, обласканный фортуной, женским обожанием и золотым тельцом, счастливейший из смертных, приготовился услышать «нет». Набираю воздуха в грудь, и…
— Соня дала согласие лететь со мной, — говорит Вышнев. Его уверенностью можно пилить ржавые трубы.
— Да, — выдох облегчения.
Невозмутимость Добромира даёт трещину, на его лице досада, разочарование и отчаяние. Его болезненная реакция не сбивает мои настройки. Когда-то давно моя душа выбрала Эрвина, ей безразличны игры разума и здравый смысл.
После побега из здания Меры все двигаются, как в замедленной съёмке. Кандалов нет, а словно они ещё есть. В полном молчании наша группа рассаживается на драконов. Маленькая заминка происходит, когда Мечислав просит Асю уступить ему Яго, он хочет лететь вместе с Авивией. Асанна отдает своего дракона без возражения и садится к Ларри. Только Добромир в одиночестве поднимает Грома и самый первый взмывает в небо.
Путь к озеру проходит как в тумане. Я бы могла лететь так вечно, прижавшись к Эрвину и уткнувшись носом в его затылок. Наполнив сердце молекулами любимого запаха, кладу голову к Эрвину на плечо. Я слышу стук его сердца, замираю от счастья, потому что наши сердца бьются в унисон. Золотые блики солнца проникают сквозь закрытые веки. Мне не открыть глаз, слишком слепящее солнце, слишком всеобъемлющее счастье, слишком великое блаженство.
Ветер прохладными струями ласкает пылающее лицо. Я прижимаюсь сильней к спине Эрвина, его одобряющий взгляд через плечо даёт мне полный допуск. Нежность пропечатывает каждую клеточку моего тела, проникает в ДНК, закручивается спиралью и шепчет «люблю».
Я указываю, куда приземлиться. Это наше с Эрвином место, хотя он не помнит этого. Не помнит, как делал перину из хвойных веток, укрывал меня широкими листьями, согревал в объятиях. Воспоминания сладкой волной дурманят, мы осторожно плавно снижаемся. Когда вся компания оказывается на берегу, я сбрасываю башмаки и направляюсь к воде.
— Соня, не ходи туда. — Эрвин догоняет меня, заглядывая в лицо, — озеро опасно.
Я задерживаюсь у кромки воды, улыбаюсь ему, прямо в одежде шагаю в воду и небольшим кивком зову за собой. Оракул полностью излечил меня, я не хромаю, рука не болит. Несколько неторопливых шагов в глубину. Вода по колено, потом по пояс, но я не останавливаюсь, продвигаюсь вперёд.
Жители Верховии бояться Ледяного озера. К нему не ходят из интереса или любопытства, даже окрестности вокруг озера вызывают панический ужас у верховенцев.
Не сосчитать сколько раз Ледяное озеро звало меня к себе, приманивало, пыталось поделиться секретом. Однажды ночью ему удалось смести заслоны ума, и я как лунатик побрела в глубину. В тот раз Эрвин остановил меня. Если бы он не помешал, проснулся так не вовремя, возможно, уже тогда я узнала тайну этого места. Каждый раз, когда я попадала сюда, озеро пыталось помочь.
Вода по грудь. Сзади плеск. Кто-то вошёл в воду, торопится вслед за мной. Не оглядываясь, иду вперёд и ныряю. Плыву под водой в потоке любви, подчиняюсь ему, становлюсь им, открываюсь ему. Мне не нужно дышать, я ныряю глубже. Свет заполняет каждую клеточку моего тела. Дышит любовью что-то более глубокое, чем мой разум.
Мне не надо зарабатывать любовь, нет необходимости ничего достигать, быть кем-то или чем-то, чтобы получить безусловную, вечно текущую, непрекращающуюся любовь. Я создана быть достойной любви, которая всегда непрерывно текла во мне. Я всегда буду любима, как и все.
Озеро удаляет привычные фильтры ума, я растворяюсь, отдаюсь его энергии. Оно живёт внутри меня, дышит, любит меня лишь за то, что я есть. В этом пространстве восприимчивости я вижу легкодоступные решения, чудеса и руководства. Океан возможностей даётся мне легко и без усилий.
Выныриваю недалеко от Эрвина с блаженным выражением лица, улыбаюсь ему, он с трудом выдает ответную улыбку посиневшими губами.
— Вот и всё, — подплываю, — ты молодец.
— Бедовая, — шепчет, — Соня.
— Поплыли к берегу.
Выбираемся на камни в мокрой, прилипшей к телу одежде, я отдираю холодную кофту от горячего тела, от меня идёт пар, словно я только из огненной бани. На меня взирают все, кроме Добромира. Чего-то ждут.
— Это… Источник? — первым приходит в себя Мечислав.
Я вижу, они жаждут чуда.
— Нет. Вода в озере — всего лишь носитель информации, она помогает узнать, кто является Источником.
Изумление во взглядах, жестах, вдохах. Легенды верховенцев гласят, что Источник поможет избавиться от боли подъёма. И всё же они сами должны осознать истину.
От уголков моих глаз разбегаются лучики света, когда я наблюдаю, как Добромир решительно снимает рубаху, скидывает сапоги и шагает в воду, как с благоговением Мечислав за руку с Авивией, постеснявшись раздеться, идут следом, как Идепиусы отходят в сторонку, раздеваются до исподнего и мужественно направляются к кромке воды.
— С головой? — кричит Ларри, пробуя воду ногой.
— Как нравится.
Мой потрёпанный рюкзак с одеждой остался в здании Меры. Я быстро скидываю мокрые тряпки, выжимаю и натягиваю на себя. Эрвин поворачивается ко мне спиной, снимает мокрую рубаху и развешивает её на ближайший куст. Я не могу оторвать взгляд от его обнажённого торса. Без рубахи, скрывающей литые мышцы, широкие плечи и узкую талию, он ещё прекрасней. Вышневу можно с успехом рекламировать джинсы на обложке журнала.
— Ты давно знакома с Добромиром? — прерывает мои мысли Эрвин.
Он сводит брови, неуклюже пряча чувства. Удивительно, он ревнует, хотя в его голове ещё не проложена дорожка в прошлое, она заросла сорняками. Если бы можно взять невидимый лобзик и выпилить в голове ту самую нужную извилину.
— Волосы бы просушить.
В дорожном мешке есть зажигалка, в лесу ветви и трава. Эрвин разжигает костёр в кругу, где до сих пор сохранились обгоревшие головёшки. Костерок добавляет теплу моему телу, расслабляет лицевые мышцы, и я неожиданно выдаю то, с чем мучаюсь со времен Мглы.
— У тебя есть девушка?
— Э… нет.
— Ты танцевал на балу с Асанной.
— А с кем ещё там было танцевать? Я там почти никого не знал.
— Хорошо повеселились?
— Я бы не сказал.
Мы на расстоянии мысли и сердцебиения смотрим друг на друга. Я окутываю Эрвина полем любви и вижу маленькую родинку на его радужке. Ничего не потеряно, всё впереди.
— Ты мне сразу понравился.
В глазах Эрвина замешательство. Я осязаю движение его мысли, которая натолкнулась на преграду и бьётся об неё.
— И гораздо раньше, чем ты думаешь. — Гипнотизирую Вышнева взглядом, и он смущен, польщён и не знает, как себя вести, словно я безбожно флиртую.
— Я думал, ты с Добромиром.
Думал он! А кто увёл меня из-под носа чемпиона.
Из воды выходят Мечислав с Авивией, Ларри и Асанна. Мокрые и замёрзшие спешат к костру. Добромир выходит позже всех, вода бежит с него ручьями, но он словно не замечает, одевается и направляется к Грому. Пьяные движения, красные глаза, взгляд в сторону. Даже в кандалах около Высотомера чемпион не выглядел таким надломленным. Ему плохо, больно, но я ничем не могу помочь. Чем отрезать по кусочку, лучше рвать по живому и сразу.
— Ты куда? — кричит Асанна, и отчаяние в её голосе пугает меня.
— В Овечечку, — на лице Добромира безумное выражение, он не в состоянии сдерживать эмоции, его голос дребезжит и срывается, — подготовлюсь к вашему возвращению.
Ася вскакивает и стремительно идёт, а потом бежит к своему дракону. Яго приходит в возбуждение, поднимается на лапы, чувствует настроение наездницы.
— Я за ним.
— Сестра, подожди!
Какой ураган чувств! Разморозились мои товарищи, несколько часов назад, словно зомби, стоящие около Высотомера в кандалах.
Вслед за Яго в небо поднимается Ларри. Сил Идепиуса недостаточно, чтобы ускорить своего тихохода, хотя он пришпоривает дракона. Несколько минут, и они скрываются из вида.
Мы сидим, слушая треск костра и замолкающие птичьи крики. Мечислав с Авивией перекидываются взглядами, как игроки в покер. Если ждут объяснений, то их нет.
— Соня, что озеро должно было сделать? — спрашивает Мечислав. Ему молча делегировали выступить от имени всех, — я чувствую себя невеждой.
— У озера есть ключи к универсальному хранилищу мудрости, которая поможет восстановить своё наделённое властью Я.
— Не совсем понятно. Ключи, хранилище. Ты дверница?
— Стала некоторое время назад.
— Тебя этому кто-то научил?
— Жизнь.
Во взгляде Эрвина благоговение, восторг и уважение, но этого мало. Во мне бушует ураган чувств и безграничной нежности, я как лава огня под струями водопада. Искры костра каждую секунду меняют узор, я смотрю сквозь него в пронзительные голубые глаза, мои губы разжимаются и мысль превращается в слова.
— Мечислав, тебе с Авивией надо лететь за ними.
Фраза действует на Княжича, словно горячая плеть.
— Эрвин, можно взять Лару?
— Что же это, — тетя Ви молитвенно складывает руки, — из-за чего Добромир так расстроился?
— Лучше быть рядом с ним.
Мечислав помогает Авивии сесть в седло, потом по крылу взбирается сам. Последний дракон уходит в небо, я провожаю его взглядом.
От привычной щемящей картины, я словно проваливаюсь в прошлое.
На этом месте Горыныч приземлился первый раз, выбрал его сам, страшно хотел пить. Он смешно пил воду из озера, вытянув губы, а я, хоть и боялась, кто ж знал, что здесь за вода, присоединилась к нему. Здесь он умирал от ядовитого болта, а я как могла, лечила его.
Настройка в голове прошла без усилий быстро, дрогнув лишь в одном месте, когда в образ дракона вклинилась картина его смерти. Я мгновенно стёрла её. Всё прожито «там», этого больше нет.
Горыныч!
Квантовое поле молчало. Возможно, мой крылатый друг слишком занят, не слышит. Я хочу дотянуться, увидеть, удостовериться, что с ним всё в порядке. Мысленный образ стал ярче.
Горыныч, это Соня.
Ощущение легкости, расширения, свободы растворило все препятствия. Иллюзорные границы исчезли. От меня расходились позывные любви, искали в пространстве того, кого я хотела увидеть.
Горыныч, я соскучилась. Отзовись.
Я смотрела на искры костра, моё сознание раскрылось как огромный цветок, такой же, как цветок кругляшей, только во много раз могущественнее и больше. Я слилась с ним, превратилась в нежные алые лепестки, в золотую пыльцу, которой осыпала, благословляла мироздание.
Горыныч! Мелкая сволочь!
Пространство дрогнуло.
Рд-а-а-а! Рд-а-а!
Рык в голове прозвучал настолько явственно, что я подпрыгнула на месте.
Люблю тебя!
Прошло около часа, как улетели драконы со своими всадниками. Эрвин натаскал веток, раскочегарил костерок посильнее. Он накинул на себя не до конца высохшую рубашку, стесняясь своего голого торса, всё время молча поглядывая на меня. От его взгляда мне становилось теплей, чем от костра. Когда он отворачивался, мои глаза жадно следовали за ним, боясь оторваться и на секунду.
Когда наши взгляды встречались, мои натянутые до боли нити ослабляли натяжение. Я помнила упругость его волос, скользящих сквозь мои пальцы, мягкость и нежность твоих губ, заботливые руки, обнимавшие меня, слегка шершавые ладони. Если бы знал, какой ты притягательный, близкий, родной, необходимый мне сейчас, ты бы не слонялся по берегу в поисках дровишек, а занял своё законное место в центре моего мира, моего сердца и моей души.
— Переживаешь за Добромира?
— Что? — голос Эрвина выбросил из сладких грёз. — Нет.
— А зачем послала Мечислава с мамой за ним?
— Догадайся с трёх раз.
Губы Эрвина разъзжаются в улыбке. Мне весело и грустно одновременно, я не знаю, что сказать, поэтому улыбаюсь в ответ и, не удержавшись, глубоко протяжно вздыхаю. Наши души сближаются, прокладывая дорожку на запутанных путях Вселенной, и улыбка Эрвина угасает.
— Ты спросила, как я повеселился на празднике? Никак. Тот танец с Асанной… я еле вытерпел до конца. Если честно, последнее время мне не по себе, живу, как в тумане, ничего не хочется, даже летаю через силу, потому что надо, из-за команды. Чувство такое, что потерял что-то, но что, не понимаю. У тебя так бывает?
Эрвин говорит, а у меня сердце с ритма сбивается.
— То, что найти не могу? Бывает.
— У тебя глаза грустные, улыбаешься, а внутри, словно печаль застыла. Я прав, в душе ты… плачешь?
Мне трудно дышать, спазм сдавил горло, стараюсь сдержать слёзы, поэтому дышу поверхностно и часто, жду, когда приступ пройдёт, и я смогу говорить.
— Однажды происходят события, которые сбивают тебя с ног, как ураган, и даже не меняют жизнь, а ломают её полностью и бесповоротно. И в той точке невозврата ты оказываешься один, абсолютно один. И никто в целом мире не может помочь тебе. Ты стоишь в пустоте и отчаянии, потеряв все ориентиры. Нет плана, нет дороги, нет понимания, что делать и зачем вообще жить. Есть только маленькая искорка — надежда. Она даёт силы идти, просто идти, двигаться в неизвестном направлении.
— Ты смогла выйти из точки невозврата?
— Да. Сейчас я здесь, в этом прекрасном месте. И мне хорошо… рядом с тобой.
Я поднимаюсь. Эрвин делает шаг, и ещё шаг, и ещё по направлению ко мне, замирает так близко, что я вижу капельку пота, которая катится по его виску. Он нервничает, не решаясь сделать последний шаг и сократить дистанцию.
— Я хотел признаться, но не смог сразу, ты меня опередила. Это какая-то магия, но рядом с тобой мне легче, я вижу смысл, чувствую, что можно быть самим собой, ты поймёшь и не осудишь, — дыхание Эрвина сбивается с ритма. — Можно обнять тебя?
— Обними.
Эрвин бережно закутывает меня в свои руки, моя голова опускается на его плечо. Мы стоим долго, долго, пока тишина и спокойствие не заполняют наши сердца.
— Соня, твоё имя звучит как разговор листвы с ветром, — Эрвин касается моих прядей.
— А твоё, — напоминает мне капель с крыши. Эр-вин, Эр-вин, — пробую слово на вкус, перекатываю на языке, смакую его. — И… капельку мёда на губах.
— Это ты снилась мне ночами. И я… всё время шел к тебе, протягивал руки, беззвучно звал тебя, потому что не знал имени, а ты исчезала. Четыре месяца я жил как в дурмане, потому что не мог приблизиться к тебе.
С этими словами Эрвин наклоняется, медленно приближает своё лицо и дарит самый прекрасный поцелуй в моей жизни. Капля мёда тает у меня на языке, и я замираю, потому что в этот миг всё синхронизируется в идеальном равновесии, ощущение глобальной гармонии мира накрывает с головой, а на горизонте появляется маленькая точка, которую я вижу с закрытыми глазами.
Горыныч, мощно работая крыльями, летел прямиком к нам. Я разорвала объятия и заплакала. От счастья. Мой дракон, который выбрал меня своей истинной наездницей, чувствовал меня на уровне рефлексов, понимал, слышал и любил. Он научил меня безоговорочно доверять ему, потому что не мог ошибиться, когда нёс меня на спине, его всегда вела любовь и забота обо мне. Слёзы не позволяли четко видеть, размывали контур Горыныча, я не могла сдерживаться и зашмыгала носом, когда он приземлился рядом с нами.
Я протянула руку, захотелось почесать за ухом, провести ладонью по серебристой чешуе, которая блестела на солнце. Горыныч шагнул навстречу, наклонив голову, ожидая ласки.
— Стой!
Взволнованный голос Эрвина.
— Не подходи к нему. Ты не знаешь дракона.
У Горыныча долгий рокочущий рык при закрытой пасти. Для тех, кто не знал дракона, это могло означать, что он готовиться к нападению. Эрвин одним прыжком оказался передо мной, закрыв спиной от Горыныча.
— Назад! Пошёл вон! Уйди!
Дракон вытянул шею к Эрвину, скрипнул зубами и рявкнул во всю мощь глотки в лицо Вышневу.
— С-ц-о-на! С-ц-о-на!
Поднял рык до неимоверной высоты.
— Р-р-д-а! Р-р-д-а!
Воздушная струя из пасти дракона — мощный толчок Вселенной, сбивает Эрвина с ног, он валится прямо на меня и роняет, как кеглю. В первое мгновение мне кажется, что Вышнев потерял сознание, я заглядываю ему в лицо, он дышит прерывисто, словно перед смертью хватает воздух ртом, а глаза закрыты.
Горыныч замолкает, явно довольный результатом, вглядывается в наш эффект домино, и, склонив голову к парню, проводит шершавым языком от подбородка до лба. У меня приступ смеха, Эрвин открывает глаза, отталкивает наглую морду дракона, и смотрит на меня снизу вверх.
— Соня, — шепчет. — Я вспомнил.
Над нами грохочут крылья. Гром как смерч пролетает над нами.
— Да! — кричит Добромир. — Да!
Гром ракетой взмывает в небо. На нас падают с высоты Яго и Дюк. Идепиусы что-то орут, размахивая руками, проносятся мимо.
— Что с ними? — Эрвин смотрит, выпучив глаза, — что случилось?
— То же, что с тобой после спуска с Великой Вершины.
— Озеро освободило их от боли?
— Озеро лишь подтолкнуло к осознанию. Они сами освободили себя.