Искра

Глава 7. Горячая плеть

Очнулась от резкой боли, кипятком ожёгшей чешуйчатую шкуру. Боль помогла сбросить оковы дурмана, я дернулась, боль вцепилась в шею, острые шипы вспороли стальную чешую до крови. Я находилась в камере на металлическом полу из толстых прутов, спелёнатая двумя стальными тросами, которые крепко держали меня. Содрогнувшись всем телом, я натянула тросы так сильно, что шипы ошейника вырвали куски моей плоти.

От бессильной злобы и запаха металла кровь вскипела, пламенем хлестнула по венам. Хлесткий удар сверху повторился, а потом удары посыпались с двух сторон. С яростным шипением хлысты разрывали шкуру, оставляя после себя кровавые полосы. Боль казалась запредельной, она привела меня в такое бешенство, что мой рев сотряс каменные стены Калитки. Сквозь пелену разглядела мучителей.

Напротив стояли два человека, полностью скрытые защитной одеждой, касками и забралами. Я хотела сжечь их огнем, но они направили на меня поток ядовитой пены, которая мгновенно проникла в горло, расширяясь и затвердевая в ней. Драконов здесь умели усмирять.

От разъедающей глотку пены, страшного жжения, я плевалась, хрипела, царапала когтями железные прутья под ногами, билась в судорогах.

Струя пламени, вырвавшаяся из моей пасти, не нанесла вреда палачам. Они отложили баллоны и подняли с пола гибкие металлические огненные плети. Пытка продолжилась. Двое в скафандрах принялись хлестать меня горячими хлыстами, боль усиливалась из-за электрических разрядов, проходящими сквозь них.

Огненные хлысты змеились в руках палачей, с меня словно сдирали шкуру, я горела в пламени, рычала, била хвостом, рвала горло ошейником. Мне хотелось сжечь себя до кучки пепла, только бы избавиться от невыносимой муки. Страх смерти исчез. Лава сжигала мои внутренности, последний хрип вырвался из моей глотки, и я рухнула на металлический пол. Из-под полуприкрытых век катились кровавые слезы. Боль поработила меня, лишая крупиц сознания. Тело уже не вздрагивало от жалящих плетей.

— Хватит, — сквозь кровавую пелену донесся голос, — мне она нужна живой. Давай следующего.

Лязгнула покатившаяся решетка, частокол прутьев отрезал меня от палачей, но мне было уже все равно.

В чернильной темноте, закручиваясь спиралью, я неслась вниз. Туда, где все быстро закончится. Какое знакомое падение во мраке безмолвия: манящее и беспощадное. Вдалеке раздался яростный рев, дыхание оборвалось. Чужие эмоции проникли в меня, крючками вцепившись в израненное тело, но я не могла противиться падению.

Всколыхнувшееся сознание пыталось собрать распадающиеся кусочки, кто-то извне пытался проникнуть в мой разум. Осознание чужой боли, вины, страха, заставило замереть на мгновение. В этом море отчаяния и боли — своей и чужой, я проиграла.

Пропасть, в которую я падала, не имела дна. Я перестала сопротивляться. Наперерез мне из черной пасти небытия горячей точкой бросилась тень, врезалась меня, ударила в самое сердце. Горячий зов пульсировал, звал, умолял. Родная душа была где-то рядом, я чувствовала. Кто-то более разумный шептал мне о синих горах, о голубом небе, о зеленых холмах, о прохладной воде озера. Я погрузилась в марево чужих образов, мне стало легче, боль отступила. Через несколько ударов сердца железные прутья клетки перестали существовать, освободившееся сознание вышло из тела.

В соседней клетке лежал серебристый маломерка, его кожистые веки были закрыты, он вздрагивал всем телом от ударов ненавистных палачей. Он смог укротить свою ярость, испытывая неимоверную боль, и при этом удержать меня от бездны.

Горыныч!

Словно вода Ледяного озера накрыла меня с головой, охладила мою кровь, погрузила в глубину и дала силу. Воздух передо мной сгустился, образовал тонкую прозрачную пленку. Невидимый щит растянулся над Горынычем, опустился на него и полностью укрыл дракона. Жалящие молнии рассекали воздух и впивались в тело Горыныча, но я знала, мой щит впитывает удары огненных плетей, поглощает их.

От неожиданной вспышки холода меня мгновенно вернуло в тело драконицы. Затуманенный мир еще плавал перед глазами, но звуки и краски вернулись, я пришла в себя, ясно осознав — мы с Горынычем в тюрьме для драконов — Калитке, Эрвин и Мечислав ничего не знают, я не успела им ничего сказать. Нам никто не поможет. В голове, освободившейся от боли возникла четкая мысль — бежать. И в этот момент, не открывая глаз, я разглядела двоих. Напротив клетки стоял коренастый мужчина с хищным лицом и Ильза Раструб.

От бешенства в венах вспыхнула огненная лава, мышцы загудели от напряжения, но я остановила конвульсии, задыхаясь от ярости. Неужели я позволю своему зверю победить себя?

Душегубы с кровожадным интересом рассматривали мою иссеченную в лохмотья шкуру. Ильза чуть не приплясывала от радости.

— Ты лучший сыскарь, Верг. Это она — алая дикарка, лучше убить её.

Вот, значит, какой Верг Хоржак — безопасник Тирольда, охотник за моей головой. Я его даже не заметила на празднике в честь меня. Видимо, хорошо маскировался за спинами гостей, распрашивая между делом про алую драконицу.

Лучась от похвалы, Хоржак довольно усмехнулся, как кот, объевшийся сметаны. Первая гадина Верховии хвалила наипервейшего изверга. Погасив напряжение в теле, я лежала безмолвной горой, каждым наэлектризованным нервом ощущая беспощадность этой чумной пары.

— Ошейник с серебром.

Серебро? Что это значит?

— Восхищена твоей предусмотрительностью, Верг. Хотя… вряд ли. С чего мне показалось, что эта тварь разумна? — Ильза с презрением глядела на меня, — тупое животное. А что с недомерком?

— Валяется рядом.

Двое врагов двинулись по коридору, удаляясь от моей клетки. Мой слух напряженно следовал за ними.

— Думаю, ты прав, девчонка должна пожаловать к нам. За жизнь этих драконов, она сделает всё, что мы прикажем, — продолжала упиваться ядом Ильза, — только не пойму, каким образом она связана с дикаркой.

— Может быть, девчонка просто умеет управлять драконами, даже дикими, ты не думала об этом?

Голос Верга слышался отчетливо. Ненавижу!

— А как девчонка это делает? Скоро узнаем. Она чувствует их эмоции, поэтому придёт.

Никто не придёт. Я уже здесь, твари.

— Я жажду увидеть эту мерзавку, она мне нужна живой, — сказала Ильза. — Можно бить драконов сильней?

— А если сдохнут раньше времени? Что ты скажешь девчонке?

Лающий смех Раструб был ему ответом.

— Если твари не доживут до утра, у меня будет праздник. Говорить можно, что угодно. Слова ничего не стоят. Пустой звук.

— Ты всегда так относишься к обещаниям?

— Хоржак, не нарывайся. К врагам я беспощадна.

Нам с Горынычем подписали смертный приговор. Осталось разрушить Калитку. Взорвать её, распылить частицы по Галактике, заровнять место и засадить травой, чтобы не осталось и следа.

— Начнем сейчас их резать? — вопросил Изверг.

— Посмотрим, кто кинется их спасать. Хочется одним махом накрыть всю шайку.

Где-то вдалеке бухнула тяжелая дверь, тут же на стенах погасли светильники. Тишина показалась мертвой, я поняла, что почти не дышала, пока слушала их разговор. Сверху из полупрозрачного купола лился вечерний свет. Ночь наступала в Верховии стремительно. Скоро станет совсем темно. Кормить смертников никто не будет, значит, стражники не появятся до утра, и до утра у нас есть время. Частокол прутьев клетки маячил перед глазами. Даже в человеческом теле я не пролезу между ними.

Надо жить в опасности, сказала ведьма. И я опять на краю пропасти. Но чем шире она, тем сильнее должна стать я.

Горыныч? Как ты сбежал отсюда?

Ожидание длилось несколько минут, а потом… передо мной как в калейдоскопе закрутились картинки. Охранник, ключ, открытая дверь. Стрела с бешено сверкающими желтыми глазами, бегущие стражники, арбалеты, огонь, крыша над головой, щепки, осколки пластика и падение прямо в темное бархатное небо, расшитое бриллиантовой россыпью.

Если я ничего не сделаю, нас завтра убьют, потом доберутся до Эрвина, Мечислава, Авивии. До всех, кто был рядом со мной.

Притихшая боль хлестнула кипятком по жилам. Ненавижу! Как же я ненавижу этих тварей. Каждой клеточкой своего тела — ненавижу! Намного больше, чем они меня. Стоп! Ненависть бесполезна. Так я ничего не добьюсь.

Но ведь Горыныч… смог. Как он это сделал?

Лес. Узкая тропинка. Мы с Горынычем идем вниз по склону. Я пою и танцую, оборачиваюсь. Горыныч повторяет мои движения. Золотистый поток кружится вокруг нас, подхватывает, я легче пёрышка, смеюсь, делаю колесо, Горыныч вслед за мной скручивает хвост.

Сознание сместилось — высокие каменные стены тюрьмы Калитки, решетка, за которой я — девушка и Горыныч. Не стоит представлять алую драконицу, мало кто знает меня в этом облике.

— Помогите!

Мое сознание расширялось за пределы тюрьмы, за пределы Энобуса — выше, дальше, я слилась со стихиями, с воздухом, с водой, с землей. Мой зов усиливался любовью к дракону, который, возможно, умирал недалеко от меня.

Вся мощь, на которую я была способна, вся энергия сердца невидимыми лучами струилась из меня с верой, что помощь придет, и мы спасемся. Не осталось ничего вокруг, только позывные души, посылающие сигнал в эфир. Обязательно найдется тот, чей ум чист и свободен для приема, чтобы уловить мой импульс. Вновь и вновь я обращалась к нему. Я разгоняла тьму, пробивалась сквозь неё светом, звала, ища отклик в другом сердце.