Искра

Глава 24. Безрассудство

Лачуга ведьмы качалась передо мной, земля уходила из-под ног, я хваталась за траву, боясь упасть, хотя, ниже падать некуда.

— Мара!

Я кричала как бешенная, стараясь заглушить панику от того, что мне не подвластно.

— Мара!

Меня скрутило от боли. Я укусила ладонь, лишь бы остаться в сознании. Когда это прекратится?

— Мара!

Внезапно боль отпустила. На пороге лачуги стояла ведьма, держа в руках куклу — мою копия. Космическая скорость — единственное спасение от бабкиной иглы, которую она занесла над бедной куклой.

На мой остаточный скулёж бабка не обратила внимание.

— Лея пропала, — сказала ведьма, и я замолкла. Девочка — солнышко, знающая пути исчезла?

— Вот, — из обмякшей ладони Мары выкатилась руна Зарха. — Оракул.

— Что это? — в груди начал закручиваться маленький смерч.

Ведьма поглядела выцветшими глазами на небо.

— Оракул, — прошептала она, словно боялась, что кто-то её услышит, — священный камень кругляшей. Люди добрались до него. Через Лею.

Болезненные колокольчики стучали в висках, в горле пустыня Сахара. Высотомер должен быть восстановлен, люди Ильзы сделают всё возможное, чтобы добыть большой антракс.

— Лея знает, где он?

— Она видящая пути, может найти. И ты можешь. В тебе сила цветка, используй её.

Ведьма, острием палки ударила в утрамбованную почву, вырвав из неё комки сухой земли. Моя душа в этот момент словно распалась на фрагменты. Зуб на зуб не попадал от нервной тряски, колени подкосились, тело стало ватным.

— Как выглядит Оракул?

Мара несколько секунд буравила меня слезящимися глазами.

— Его ни с чем не спутаешь.

Из смелой отчаянной девушки я превратилась в перепуганного ребенка. Теперь мне навечно быть заложницей кругляшей. В памяти мгновенно всплыла картинка из Мглы и голос ведьмы. Не уберегла, не смогла.

Перед глазами моя рыженькая спасительница и её маленькие пальчики, терзающие зажим на ошейнике. Бедная моя, смелая Лея. Оракул меня не интересует. Бездушный камень не имеет ни одного шанса против девочки. Решение требовалось сейчас, сию минуту.

Ни одной подсказки, молчание ведьмы более чем красноречиво. Сердце рвалось из грудины, в животе закручивались тошнотворные вихри. У меня не было иного варианта, кроме самого безумного. Если чуть промедлю, растекусь лужей от страха.

Я боялась до спазма в горле, до остановки сердца, до безмолвного отчаянного крика.

Я умирала от страха!

Ни одно древо не дорастет до рая, если корни не достигнут ада. Душе нужно безрассудство, а не мудрость.

Внутри меня было место, которое не поддавалось контролю, не слушало рациональных доводов, жило мимо разума. Оно толкнуло меня в бездну.

Не зная, где она и кто с ней рядом, я упала к Лее.

— Вира, вира по малу!

Этот голос я узнала бы с завязанными глазами, он просочился бы сквозь любые щели, любые заслоны, тщательно заделанные мной от проникновения.

Ильза!

С подножия площадки около пещеры в воздух поднимали черный антракс. Мой антракс — Оракул?!

Четыре дракона, погоняемые верхотурами, тянули тяжёлую ношу. Внимание Ильзы было сосредоточено на подъёме, слишком ответственный момент. Меня не заметили. Сердце громыхало в ушах, я молниеносно переместилась за густой куст за спиной девочки.

Лея сидела в металлической сети, закованная в ошейник, от которого тянулась цепь к ногам и рукам. Бедная девочка напоминала пленённого зверёныша. От её затравленного вида во мне поднялась лютая ненависть, словно меня погрузили в кипяток.

— Лея, — безмолвно, на одних инстинктах позвала девочку, припав к земле.

Её заплаканное лицо медленно повернулось ко мне, я прижала палец к губам. В суматохе подъема Оракула на девчонку не обращали внимания, у меня была небольшая фора.

Ничего не бойся

Густой куст — ненадёжное убежище, грохот сердца такой, что, кажется, его слышит вся долина. Дракон Ильзы зарычал, почуяв меня, но Ильза слишком занята. Оракул повис в воздухе под брюхами у четырёх драконов. Еще три верхотура охраняли камень в воздухе.

Мозг контролировал всю ситуацию, каждая миллисекунда имела значение. Чёрный Мор раздул ноздри, вытянул шею в мою сторону. Ильза повернулась к Лее, на её лице холодное презрение вперемешку с самодовольством. Она праздновала триумф, но я хотела доставить Раструб другие эмоции.

Ильза взобралась на спину дракона, дала команду на взлёт. Сетка с Леей, привязанная за толстый короткий канат повисла под брюхом Мора, взмывшего в небо. Они удалялись от скалы, летели замыкающими. Прощальный взгляд Леи впился мне в сердце, но я выжидала. Пусть внимание тюремщиков переместится куда-нибудь в сторону от Леи.

Несколько секунд. Прыжок. Моё тело повисло на сетке. Мор дёрнулся, почувствовав дополнительную тяжесть. И в этот миг алая драконица сомкнула челюсти на его лапах. Сумасшедший рёв огласил долину, а в моих когтях очутился ценный груз, который упустил чёрный гигант. Вцепившись когтистыми лапами в сетку с пленницей, я дала дёру.

Пространство вокруг меня звенело от напряжения, в крыльях ветер, за спиной смерть, под брюхом в металлической сетке ребёнок. У меня очень уязвимая позиция. Скорость — единственное спасение. Крики за спиной придали ускорения. Верхотуров четверо вместе с предводительницей. С живым грузом в когтях я не могла драться, но и они не выпустят болты, если им нужна живая девчонка. Мимо меня вжикнули короткие арбалетные снаряды.

— Не стрелять! — истошный визг Ильзы.

Короткий взгляд назад, зрение драконицы круче любого армейского бинокля. Есть большая приятность во встрече. Ильза узнала меня! В её глазах обещание зажарить, обуглить и растереть меня в пыль. У меня ответочка — глава Меры болтается тряпичной куклой в моей пасти.

В драконьей ипостаси я мыслила настолько кровожадно, по-людоедски, что сама собой восхитилась. Ильза вызывала у меня такие жгучие чувства, что человеческий разум капитулировал, передав бразды правления звериному.

Верхотуры хотели взять меня в котёл, но я — алая дикарка проворнее. Ужас, наверное, переполнял маленькое сердечко Леи, болтавшейся у меня в лапах. Если бы не было сетки, затянутой хитрым узлом, я бы спланировала на землю и оставила Лею там, но девочке, закованной в кандалы, самостоятельно не выбраться из ловушки.

В моих жилах расплавленный свинец, я не боялась загонщиков, следила за ними, оглядываясь назад. Воображение рисовало, как я рву их зубами, когтями, бью крыльями, вцепляюсь в холку, ощущаю вкус крови. Мой рёв взорвал тишину долины. Верхотуры поняли, кому предназначен мой вызов. Пусть бояться, пусть дрожат ещё до того, как догонят меня, и мы сойдёмся в схватке.

Хорошо бы нырнуть в тоннель, глубокую полость или грот. Расстояние между загонщиками и мной сократилось. Свист арбалетных болтов подействовал как переключатель с человеческого разума на звериный инстинкт, сорвал все стоп — краны. В голове погасли мысли, нужно только смотреть, слушать, ощущать каждой частицей тела.

Я едва не уронила добычу. Уворачиваться от болтов становилось всё труднее. Спасаться с грузом под брюхом невозможно для драконицы. Едва не выпустив Лею, почувствовала, что теряю контроль, уступаю зверю. Нельзя отдавать власть драконице, надо вырваться за предел животных инстинктов, пробить сферу сознания.

Я держалась, скрипя двумя рядами острых зубов. Держалась за мысль о Лее, которую тащила в лапах.

Внимание рассеивалось, земля мелькала цветным калейдоскопом, в груди качал мощный насос, крылья работали без остановки. Концентрация на скорости и древний инстинкт самосохранения ослабили мою бдительность, и я полностью подчинилась воле дикарки.

Когти разжались, сетка с Леей полетела вниз.

Ужас взорвал сознание.

Лея-а!

В новой реальности мой собственный панический страх перекрыл все остальные чувства, я сорвалась в пике.

Две линии пересеклись в точке над верхушками деревьев, я клацнула зубами, схватила сетку, укрыла крыльями и обрушилась на землю. Шкура и кости драконицы крепче человеческих, толстые ветки соревновались со мной в выносливости, некоторые умудрились устоять против вторжения, других победило моё закалённое в боях тело.

Моргнувшее сознание погрузило в безмолвную серую муть.

Сколько прошло времени?

Контроль над телом возвратился. Тишина взорвалась звуками извне. Множество криков над головой, рёв драконов, визгливый голос Ильзы. Готовилась новая атака.

Мгновение, и я — человек. Вцепившись в сетку ослабевшими руками, я тряслась от боли, стараясь не потерять сознание, войти в точку сборки. Всхлипывала, прижималась лицом к металлической ловушке, ковыряла пальцами жесткий скрученный металл. Маленькие нежные пальчики прикасались сквозь ячейки к моим щекам, гладили меня. Не стонать, приказала себе, не пугать ребёнка.

— Руку, дай руку.

Маленькая Лея когда-то материализовала моё будущее, сейчас я хотела, чтобы у нашей истории было продолжение. Лея просунула руки и вцепилась в мои пальцы. Хотелось подбодрить ребенка, но все силы ушли на выстраивание образов, главный из которых — искры костра, взметнувшиеся вверх.

Крик и плачь ударили по ушам. Выпустив сетку из рук, я свалилась на землю. Собственная нагота не смутила, здесь только девочки: ведьма, Лея и я. Моё тело украшено сетью порезов, как после гладиаторского боя. Правая рука не работала, видимо, перелом, одна нога тоже адски болела. Мара широким коротким обоюдоострым клинком кромсала сетку, вытаскивая Лею.

Надрывный плачь девочки перешёл в истерические рыдания.

— Я не хотела. Всё из-за меня. Прости. Мара, прости! Я виновата!

Захлёбываясь слезами, она кричала ведьме, заставлявшей её выпить воды. Горестный плач превратился в бессвязное бормотание, и наконец, Лея затихла в руках ведьмы. Мара осторожно отвела скованную цепью девочку в лачугу, моя нервная система разжала тиски, пронзительная боль во всём теле предъявила права, и я отключилась.

Сквозь дымку дурмана услышала ругань ведьмы, плачь Леи. Что там происходит? Зачем она мучает её? Неужели так трудно снять ошейник! В лиловом тумане ведьма с кривыми ножницами, с пилой, с кусачками, с разломанным кольцом в руках. Мне всё это снится, или это правда?

Окончательно пришла в сознание, когда Мара принялась за меня: зафиксировала перелом на руке и ноге, привязывая к конечностям деревяшки, смазала порезы тёмной мазью, обложила горячими антраксами, напоила отваром, укрыла одеялом и оставила спать на поляне около костра. Затихающая боль и блаженный сон — моё спасение. Сознание «моргает» несколько раз, я постепенно погружаюсь в океан мутных грёз.

Ночью проснулась от звуков дождя. Ведьма соорудила надо мной небольшой навес, по нему весело топтались ножки маленьких гномиков — дождинок. Вода стекала с обвисшего края парусины тонкой струйкой и лилась на землю. Монотонные звуки дождя — чарующая колыбельная для измученного тела. Похоже, в питьё Мара накрошила своих «кактусов» и сон-травы. «Кактусы» имели свойства обезболивать, а сон-трава дурманила голову.

— Спи уже, дурында, — голос ведьмы пробился в сознание.

Сырое утро было такое же хмурое, как и ведьма, снующая мимо меня. Видимо, уже узнала, что Оракул утащили люди Ильзы, злиться, но удивительное дело, молчит, сдерживается. Перебравшись поближе к костру, я понемногу приходила в себя не столько физически, сколько душевно. Меня, как и Мару, разбирала злость, кусала за все болючие места в теле. И всё из-за Оракула.

Я чувствовала себя пифией, которую лишили принадлежащего ей по праву священного инструмента. За время, проведённое в пещере с антраксом, я, если честно, присвоила его, и теперь ощущала его изъятие из своего храма, как глубоко личную потерю. Где я теперь смогу впадать в транс, наполняться силой и получать неясные образы.

Про «неясные образы» я, конечно, сильно преувеличивала, но, возможно, при сохранении здравого рассудка и чёткого намерения я могла бы получить ответ на свой вопрос. А вопросов у меня была тьма, раньше я просто не знала, что их можно задавать.

Мозг безостановочно рисовал варианты возвращения Оракула. Главная проблема для меня была не в собственной безопасности, а в возможностях. Смогу ли я «транслюкировать» огромный камень? В голове круговорот противоречивых идей и мыслей.

Ближе к обеду ветер разогнал мрачные тучи, и солнце появилось в просвете облаков. Пришлось пить противное лекарство Мары, и раскладывать горячие камни на тело самостоятельно. Лечение камнями мой самый любимый вид терапии, эффект от него не сравниться с горьким настоем и щипучей мазью.

Из лачуги маленькими шажками вышла бледная Лея. Она подобралась к костру, осторожно присела на чурочку. Судя по её аккуратным движениям и тяжким срывающимся вздохам, нагоняй от ведьмы она получила знатный. Воспитательные методы Мары, противоречили моим жизненным принципам. Но кто спорит с Марой? Есть единственно правильный ответ, в здравом уме дураков не найдётся. Хотелось утешить ребенка, снедаемого чувством вины.

— Иди ко мне, — позвала девочку, протянув руку.

Лея осторожно переставила чурочку, села ближе, вложила пухленькие пальчики в мою ладонь. Мы поглядели друг на друга. В наших соединённых взглядах отголоски вчерашней истории и ужаса, который пришлось пережить один на двоих. Мои глаза говорили, ты не виновата. Лея ответила робкой улыбкой.

— Не сердишься на меня? — шепнула она, и лицо загорелось костром веснушек. В её взгляде все оттенки раскаяния и растерянности, но там и… надежда.

Мне требовалось время, чтобы правильно сформулировать то, чего я, как и провинившийся ребёнок, страшилась коснуться.

— Сильно испугалась?

— Нет, только, когда ты уронила меня… нечаянно.

Теперь уже покраснела я. Трудно признаться, что уронила намеренно, не удержав своё сознание. Вот такая она — брешь в моей драконовской ипостаси. В экстремальной ситуации Искра стала спасать свою шкуру, хотя я всеми способами пыталась её контролировать.

Улыбка Леи вывела меня из транса, в этот момент она — самое сильное обезболивающее для моей души. Не всё потеряно, подбодрила себя, и на солнце бывают пятна.

— Как ты попала к Ильзе? — спросила шёпотом, чтобы Мара не услышала. Ведьма неподалёку собирала ветки для костра.

Лея вздохнула, виновато отвела взгляд.

— Помнишь сумочку, которую подарила твоя подруга? Я всё время играла с ней, складывала туда… свои сокровища. А потом… захотела посмотреть какие ещё красивые вещи есть у людей. — Лея опять протяжно вздохнула. — Я пошла туда, где были сумочки, там меня схватили, а потом отвезли к ней.

— Что она сделала?

— Потребовала показать, где находится самый большой антракс.

— Угрожала тебе?

— Она приказала казнить человека на моих глазах, если откажусь найти камень.

У меня ком в горле, я погладила девочку по волосам, у неё из глаз беззвучно выкатились слезинки.

— Ты когда-нибудь каталась на драконе?

— Нет. — Взгляд Леи прояснился, солнышко вспыхнуло на мокрых ресничках, она рукавом вытерла ручейки на щёчках.

— Как-нибудь я прокачу тебя, — заговорщицки улыбнулась маленькой кругляшке и подмигнула. Лея хихикнула, зажав рот ладошкой. Я прыснула в ответ, оглянулась на ведьму, подходящую к костру.

— Секрет, — прошептала Лее, она согласно кивнула в ответ.

Мара грозно посмотрела на нас, от этого ещё сильней нас разобрал смех. Мы никак не могли остановиться, стресс выходил приступом неконтролируемого хохота. Ведьма положила около меня палку с рогатиной на конце.

— Костыль тебе, — сказала ведьма и отвернулась. — Бестолковки, — пробубнила она, скрывая улыбку, а мы зашлись смехом. Кажется, это заразно.

К утру следующего дня я проснулась с колотящимся сердцем. Спросонья не смогла понять причину, безумно шаря глазами вокруг. Спустя несколько минут, как только остановила возбуждённую круговерть мыслей, поднялась и поковыляла к лачуге с самодельным костылём под мышкой.

— Мара! Мара!

Ведьма с недовольным видом появилась на пороге.

— Чего орёшь спозаранку как драконица перед случкой?

Как же бесит меня эта бабка!

— Мне нужно возвращаться.

Знание, что я должна быть в Овечечке, сейчас в каждой частице моей внутренней сути. И пусть тело не восстановилось, но душа кричала, требуя спешить.

— Найди другой способ для срочного вызова, — добавила, увидев недовольное лицо Мары, — не используй куклу, на мне и так живого места нет.

Ведьма скривилась в ответ.

— Лея, вынеси мазь, — закричала внутрь жилища.

Через минуту оттуда вышла Лея с жестяной банкой в руке, отдала банку мне. Мара недовольно посмотрела на меня.

— Камней больше не дам.

Ведьма права, я не сберегла её подарок. На прощание обняла Лею, поцеловала её в кругленькую щечку. Она вздохнула, мы обменялись взглядами — сигналами родственных душ. Нам не нужны слова, чтобы передать друг другу то, что чувствуем. Кругляши давно проникли в мою кровеносную систему, волшебный цветок во мне укоренился и дал всходы, и Лея — первая, кого моя душа приняла без условий и страха.

Я не любила перемещаться на глазах зрителей, почему-то для этого мне требовалось уединение. Я захромала к деревьям. Другая родная кровь звала меня, магнитом тянула к себе, шептала о двух половинках единого целого.

Я знала, сопротивление бесполезно.