История Небесного дара

Глава 17 ПОЕЗДКА В ДЕРЕВНЮ

Похороны прошли спокойно, потому что обе стороны решили обойтись без эксцессов. Сначала господин Ню упорно не желал добавлять денег, а родственники хотели поднять шум и не позволить Небесному дару участвовать в похоронах. Все сверкали глазами и готовы были съесть друг друга, но постепенно поняли, что бить ближнего по голове небезопасно — можно и самому получить, а головы у всех не железные. Тогда встал вопрос, как красиво выйти из конфликта, ибо если сделать все красиво, то можно и остановиться вовремя. Короче говоря, утром в день похорон обе стороны наконец договорились о цене и с дружным плачем вынесли гроб из дома. Громовержица так шумно убивалась о покойной невестке, что даже у зевак исторгла слезы, а сама между тем ощупывала стоюаневую банкноту, лежащую в кармане. Белоносая тоже истошно вопила, оросив слезами весь платок. Гроб несли на шестах сорок восемь человек под красными балдахинами с изображением серебряных драконов. За ними шли музыканты, включая двух барабанщиков, тринадцать буддийских монахов в полном облачении и с посохами, четыре пары мальчиков и девочек, несших золотые и серебряные горы из бумаги, зеленые паланкины, фигурки коней, снежно-белые траурные надписи и прочее. Жертвенные деньги усыпали всю улицу, а иногда поднимались в воздух вместе с жаром от сжигаемых бумажных предметов. Но самым впечатляющим был почтительный сын — Небесный дар, за которым следовали четыре маленьких громовержца. Тигренок поддерживал его за плечи, и под взглядом сотен глаз он даже забыл, кто умер, а только помнил о своей роли. Он шел медленно, склонив голову, плача и благодаря за соболезнования, — очень серьезный, потому что это была игра. Он слышал, как прохожие говорили: «Поглядите на этого почтительного сына, совсем как взрослый!» — и его лицо становилось еще тверже. Только когда гроб опустили в землю и все начали расходиться, он вдруг очнулся: «Мамы больше нет!» — и заплакал по-настоящему. Он сидел на могиле, смотрел вокруг, и все казалось ему пустым, холодным, ненужным.

Когда вернулись с кладбища, уже стемнело. Небесный дар чувствовал себя совершенно разбитым, но тишина в доме обдала его, словно ледяной водой. Его глаза, уши, нос искали знакомые образы, звуки, запахи и не находили. Все вещи в комнатах были прежними, но атмосфера изменилась. Никто не звал его ужинать, никто не кричал на него. Он вспоминал достоинства мамы: даже ее недостатки превратились в достоинства. Сдерживая слезы, он сел, полный решимости вести себя как взрослый, и думал, что маме в могиле еще холоднее, чем ему в этой комнате. Казалось, он понял кое-что.

Отец, не сияв одежды, измазанной желтой глиной, лег на кровать и так заснул. Небесный дар понимал маму, но не понимал отца, который за эти дни сильно изменился. В его короткой выцветшей бородке появилось немало седых волос, на лице прибавилось морщин, даже во сне он вздыхал. И это его добрейший папа? Небесному дару стало немного страшно. Он пошел к Тигренку и спросил:

— Что мне делать?

— Прежде всего поесть, а потом спать.

— Где же мне спать? — снова растерянно спросил мальчик.

Все для него утратило определенность. Когда мама была жива, он ненавидел ее правила, а теперь искал их и не мог найти, точно собака, потерявшая своего хозяина.

— В комнате отца! — ответил Тигренок, как бы взявший на себя функции госпожи Ню.

Постепенно отзвуки похорон стихли. Господин Ню заплатил по всем счетам и, казалось, остался без дела. Он часто бывал с сыном, разговаривал с ним и находил в этом некоторое утешение. Небесный дар тоже немало извлекал из этих бесед, потому что отец рассказывал ему о торговле. По словам отца получалось, что он всю жизнь занимался одним — делал деньги. В любой обстановке — только деньги. Когда мальчик отправился с отцом в лавку, приказчики встретили его очень почтительно, величая молодым господином. Все там получали деньги, отдавали их, считали, торопили с уплатой долгов — словом, буквально стояли на деньгах. Печатку, которую подарила ему мама, он привязал к пуговице нательной рубашки, но не видел в этой печатке большого смысла, как и в самой чиновничьей службе. Деньги — вот единственный кумир. Они помогают отцу быть добрым (покупать все, что захочет Небесный дар) и в то же время суровым (усмирять всяких громовержиц). У Тигренка и Цзи нет денег, поэтому они и страдают.

Небесному дару захотелось, когда он вырастет, стать человеком, делающим деньги. Он купил себе копилку и начал бросать туда часть монет, получаемых у отца. Иногда он встряхивал копилку, прислушивался к звону монет и чувствовал, что они его собственные. Он спрашивал у Тигренка стоимость разных вещей, а потом подсчитывал, может ли он их купить. Оказывается, ему по карману даже большой воздушный змей с музыкой! Обычным ребятам он был недоступен.

Небесный дар ощущал свое положение, возможности и очень гордился. Он спросил у отца: сколько стоит их дом? Отец ответил, что больше трех тысяч юаней, потому что он хоть и невелик, но крепок. Три с лишним тысячи! Это было уже за пределами воображения Небесного дара. За семь мао можно купить прекрасный воздушный змей, а тут три тысячи юаней! Выходит, отец вовсе не беспечный, а очень могущественный человек. Нужно учиться у отца.

— Па, как ты думаешь, сколько я буду зарабатывать, когда вырасту? Тысячу юаней в месяц!

— Умница, — радостно отвечал отец. — Умница!

— А сколько ты зарабатываешь?

— Я? По-разному. В торговле бывает то прибыль, то убыток.

— А разве не лучше торговать только с прибылью, без убытка?

— Конечно, лучше! — кивал отец, наслаждаясь мудростью сына.

— А как получать эту прибыль?

— Для этого нужно глаз иметь! — загадочно отвечал отец, хотя его собственные глаза были не так уж красивы. — Когда товару не хватает, его нужно попридержать, а когда слишком много — поскорее сбыть с рук. У торговца должны быть быстрые руки и крепкое сердце. Он должен перебрасывать товары с места на место, а если он будет торговать самыми обычными товарами да по рыночной цене, он никогда не разбогатеет!

Небесный дар сделал вид, что понял, хотя на самом деле понял далеко не все. Побежав на задний двор, он обратился к бывшей кормилице:

— Тетушка Цзи, чего у нас больше: риса или муки?

— А тебе зачем?

— То, чего мало, нужно попридержать, а чего много — сбыть с рук! — ответил Небесный дар, гордясь не только тем, что узнал кое-что новое, но и тем, что может поучить Цзи.

— Иди-ка ты отсюда подальше!

— Смотри, пожалуюсь на тебя!

— Иди, иди! — заворчала Цзи, зная, что он никуда не уйдет. После смерти матери Небесный дар в еде и питье целиком зависел от нее. — Послушай лучше: хочешь съездить со мной в деревню?

С тех пор как Цзи из кормилицы превратилась в служанку, она ежегодно ездила в деревню на три-четыре дня. Сейчас как раз настало это время, но она боялась, что в ее отсутствие некому будет присмотреть за мальчиком, поэтому и предложила взять его с собой.

Небесный дар, конечно, хотел: он никогда не видел деревни.

— Погоди, я скажу об этом папе, пусть он даст немного денег, и мы купим твоим родственникам сластей! — сказал он, невольно подражая своей матери.

Отец согласился и еще добавил кое-что из одежды жены. Лучшую ее одежду уже разворовали громовержица и другие дамы, отцу эта одежда была не нужна, но воров он не любил, поэтому все оставшееся сгоряча отдал Цзи:

— Кому хочу, тому и дарю. А воровать у себя не позволю! Смерть жены явно укрепила его характер.

Зима была в самом разгаре, наступил декабрь. На Небесного дара надели уйму одежды, рукавицы, на шею повязали шарф, и он в своих ватных брюках стоял, смешно растопырив ноги. Вышли еще до восхода солнца. Погода была неплохая: хоть и теплая, но, к счастью, неветреная. Глаза Цзи сияли от радости. Она несла узел с одеждой и предвкушала скорую встречу с домом, а Небесный дар нес узелок со сластями, купленными отцом. Когда вышли за городские ворота, Цзи наняла двух осликов. У Небесного дара затрепетало сердце: он еще никогда не ездил верхом. Цзи, как бывалый человек, спокойно села и поехала, покачиваясь взад-вперед и даже не ставя ноги в стремена. А Небесного дара в седло посадил погонщик.

Осел медленно двинулся, но толстые ватные брюки не позволяли мальчику обхватить бока животного ногами. Он съезжал по спине осла то вперед, то назад, то вообще оказывался лежащим поперек. Весь раскрасневшись и вцепившись в мягкое войлочное седло, он видел перед собой только ослиные уши, а осел, чувствуя, что на нем сидит профан, то поднимал голову, принюхиваясь к каким-то запахам, то поворачивался назад, чтобы поглядеть на собственный хвост, то раскачивался, то останавливался как вкопанный, то взбрыкивал задом. Неизвестно, как его зад, но зад Небесного дара очень быстро одеревенел. Цзи посоветовала ему следовать движениям осла, мальчик попытался сделать это, но у него ничего не получилось. Погонщик и Цзи тоже потеряли терпение, а осел радовался.

Небесному дару стало стыдно: он всегда хвастался перед Цзи, что умеет то, умеет другое, а сам с обыкновенным осликом не может справиться! И есть очень хотелось. Вообще-то он был не так уж голоден, перед выходом из дома съел целых два яйца, но сейчас из-за тряски, холода, запаха ослиной мочи ему чудилось, будто его желудок прилип к позвоночнику и стал бездонным, а все тело — прозрачным.

К счастью, на дороге показался лоток, на котором продавались жареные лепешки и хворост. Мигом скатившись с осла, Небесный дар ухватил лепешку и тут только понял, что они уже находятся в деревне: по дороге он не видел ничего, кроме ослиных ушей. А, так это и есть деревня! Ему не очень понравился се вид: ни лавок, ни повозок — одна серо-желтая земля да несколько сухих деревьев вдали. И куда ни взглянешь — все то же самое: земля, деревья, слабый солнечный свет. Случайные прохожие либо несут бамбуковое коромысло с поклажей, либо тащат на спине корзину с навозом. Он вспомнил о городе: какие там вкусные жареные лепешки, не то что здесь! Ему уже расхотелось есть, и он отдал надкусанную лепешку погонщику.

К полудню они наконец прибыли на Шестнадцатую Версту. Это была маленькая деревушка, одиноко стоявшая в поле. Рядом с ней проходила дорога на село Хуанов. У въезда в деревушку стояла лавчонка, на обшарпанной каменной стене которой красовалась реклама: «Какие сигареты ты куришь? Конечно, «Ворота добродетели»![24]» Вообще камня здесь было очень много, в том числе и на дороге, где он смешивался с землей и конским навозом. Возле дороги высилось нечто вроде речной дамбы, тоже из камней, среди которых виднелись остатки фуража, обломки жерновов и прочее. Из-под ворот вылезали собаки; рядом с ними иногда стояли дети, засунувшие палец в рот и глядевшие на проезжих. Дома здесь редко были крашеными, крыши плоские, стены по большей части из камней — ни одной веселой краски, если не считать четырех красных иероглифов с пожеланием счастья на воротах одного дома. И тишина, лишь изредка прерываемая петушиными криками. У некоторых ворот грелись на солнышке старики с длинными курительными трубками и опять же не произносили ни звука. Все было разрушенным, бедным, беззвучным, бесцветным, словно ждало какого-то ветра, который снесет деревню единым порывом. Бедными казались даже полосатые, наполовину облысевшие деревья, с которых ослы вечно сдирали кору. Вода в придорожной канаве замерзла и превратилась в черный лед с торчащими из него обломками кирпичей.

Дом Цзи стоял справа от канавы под одиноким старым ясенем, вокруг которого копошились несколько кур и утка. Ослы устремились к канаве, а навстречу им — любопытные дети. Взрослые сразу узнали Цзи, начали радостно окликать ее, но смотрели в основном на Небесного дара.

Он слез с осла, взял из рук погонщика узелок со сластями и тоже стал смотреть на деревенских. Все чувствовали себя довольно глупо, точно незнакомые собаки, случайно встретившиеся на дороге.

Из дома вышел свекор Цзи — старик семидесяти с лишним лет, несколько сгорбленный, глуховатый, но с целыми зубами и очень живыми глазами. Глазами он все время зыркал по сторонам, боясь, что кто-нибудь заговорит с ним, а он не услышит. Его короткая синяя куртка на вате была не застегнута, а только подпоясана, обнажая морщинистую медно-красную грудь.

— Отец! — громко крикнула Цзи.

— Ай, ай! — Старик засмеялся надтреснутым смехом, и на его глазах выступили слезы, явно предназначенные не для плача. — Приехала наконец! Вот хорошо.

— Это Небесный дар! — прокричала Цзи.

— Ай, молодой господин приехал! Хорошо. Какой большой вырос! Входите, входите.

Небесный дар сразу почувствовал симпатию к этому старику, протянул ему узелок со сластями, но не мог сообразить, что сказать.

— Это он тебе сласти привез, отец! — пояснила Цзи.

— Ай, хорошо, спасибо! — С глаз старика скатилась слезинка. — Ай, молодой господин даже позаботился обо мне. Это хорошо. Заходите!

На шум вышел и муж Цзи — высокий рябой молчаливый человек сорока с лишним лет. За ним появились трое детей: все всклокоченные, в ветхих коротких курточках и ватных штанишках.

Едва Небесный дар вошел во двор, как перед ним показалась большая куча навоза, а рядом с ней женщина, которая выглядела старше Цзи, хотя была младшей невесткой.

— А, свояченица приехала! Скорее заходите в дом! — промолвила она и откинула циновку из толстого тростника, служившую дверью. Соседи, тоже вошедшие во двор вместе с приехавшими, остановились у навозной кучи. Старик с улыбкой сказал:

— Заходите все, посидим! Заходите!

Но соседи не двинулись с места, как их ни звали.

В хижине оказалось три комнаты: две темных и одна светлая, но фактически тоже темная, так как хижина была очень низкой. Пол земляной, напротив входа — оклеенная бумагой ниша для поклонения Богу богатства. Цзи ввела Небесного дара в светлицу, где у одной стены стоял кан[25], а у другой — длинный дощатый стол. На столе лежала грубая лепешка, похожая то ли на крышку от котла, то ли на толстую подошву. Не найдя стула, Небесный дар был вынужден сесть на край кана. На стенах виднелись следы от раздавленных клонов и закопченная новогодняя картинка «Деревня злого тигра» с изображением его любимого Хуан Тяньба. Мальчик был немало растерян, когда заметил, что на мече героя блестит свежая клопиная кровь, — он не думал, что в мире есть такие дома.

Старик засуетился между каном и столом:

— Ай, надо дать молодому господину что-нибудь поесть. Сынок, для начала свари несколько куриных яиц.

Муж Цзи, по-прежнему ничего не говоря, отправился за яйцами. Дети, решив, что их дед сошел с ума, затеребили свою мать:

— Мама, мама! Почему дедушка велит сварить яйца?! Ведь они оставлены для продажи!

Мать отмахнулась от них. Дед ничего не расслышал, но кое-что понял и, не без основания считая, что дети хотят есть, забормотал:

— Ешьте лепешку, ешьте! Бедность есть бедность, хорошо еще, что лепешка есть. Дедушка никогда не оставит детей голодными.

Дети взяли по куску лепешки и снова уставились на Небесного дара. Цзи тоже села на кан.

— Отец, ты бы поел сластей, которые привез тебе молодой господин!

Старик заулыбался:

— Поем, обязательно поем! Молодой господин позаботился обо мне. С тех пор как твоя мать умерла, я даже кусочка сладкого не съел. Ну что за время! Ай!

Однако к сластям не притронулся. Вместо этого поискал глазами младшую невестку:

— Доченька, вскипяти воды!

Та, потрясенная видом синей полотняной куртки Цзи, отороченной фальшивой парчой, наконец очнулась и пошла исполнять приказ свекра. Старик нащупал под циновкой на каие пять медяков:

— Внученька, сбегай скорее в лавку и купи две пачки чая подешевле! Ай, разве прежде мы живали без чая?!

Он снова сел на край кана и замер.

— Отец, от деверя есть вести? — спросила Цзи.

Старик мотнул головой. Его младшего сына, плотника, забрали в армию носильщиком, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Жена этого сына держалась неплохо, но страдала падучей и не могла работать вне дома.

— А как урожай в этом году?

— Что? — Старик не расслышал, и Цзи повторила вопрос. — Эх, нашу тощую землицу снова затопило, даже хворостины с нее не собрали. На арендованной земле урожай получился хороший, но когда сдали аренду… Ай, и говорить неохота! Деньги, что ты присылаешь, для нас все равно что золото. Золото! Но сама-то ты все время вдали от дома, на что это похоже! А я уже поглупел от старости, придумать ничего не могу…

Цзи промолчала. Старик потеребил бородку и обратился к Небесному дару:

— Сейчас выпьешь чайку, съешь пару яиц… Эх, молодой господин, у нас ведь тут деревня, есть больше нечего!

Из тридцати му[26], которыми когда-то владела семья Цзи, у них осталось лишь несколько му болотистой, никому не нужной земли. Немного земли они арендовали, но урожай с нее почти ничего не стоил. Небесный дар слушал все это и не очень понимал. У них в доме отец постоянно говорил о деньгах, но о сотнях и тысячах, а здесь под циновкой всего пять медяков, яйца оставляют на продажу! Он пошарил в кармане, нащупал юань, долго не решался вынуть его, потом все-таки вытащил и взглянул на Цзи:

— Можно ему отдать?

Старик все заметил, блеснул глазами и повысил голос:

— Нет, молодой господин, спрячь его! Ты уже привез мне сластей, а эти деньги я принять не могу: мы — люди гордые. Ну что это такое? Спрячь, спрячь, я все равно не возьму! — Он обернулся к двери: — Ну где чай? Что там с вами стряслось?

Небесный дар еще больше изумился. Эти люди были бедными, но гордыми и очень симпатичными, они не дрожали при виде денег, как городские. Но почему они так бедны? Кто их довел до этого? И он снова взглянул на Хуан Тяньба, на мече которого застыла клопиная кровь.