Избранное

ДЬЯВОЛЬСКАЯ УДАЧА

— Все дело в удаче.

— Да нет же, не в удаче.

— В удаче, жена.

— Да нет же, нет, муженек!

— Что же, стало быть, по-твоему, я не работаю?

— Работаешь, да на себя одного, а нас-то восемь едоков, а с Плэвицей все девять будет.

И Плэвица замычала, а четверо малышей закричали:

— Я есть хочу!

— И я хочу!

— И я!

— И я!

Крестьянин высыпал кукурузную муку в квашню.

— Вытряхни-ка полотенце!

— Да вытряхнул!

— Ну вот, сначала была полная квашня, потом половина, а сегодня хоть дно лижи! Нас восемь едоков, да еще Плэвица — девятая!

А Плэвица где-то за избой жевала сухой кукурузный стебель; она жалобно замычала, будто поняла, что речь идет о ней. Дети заплакали:

— Я есть хочу!

— И я!

— И я!

Крестьянин пристально посмотрел на них, почесал затылок и, засунув полотенце за пазуху, ушел, приговаривая:

— Нет, все дело в удаче, а вот мне удачи-то и нет!

А жена крикнула ему с порога:

— Да нет же, муженек. Коль работаешь — вот тебе и удача, а не станешь трудиться — и удачи не жди.

И пошел крестьянин искать работу и все думал: «Она вот толкует, что на свете и нет вовсе никакой такой удачи. Да как же так? Если б не было ее, то и все на свете было бы по-другому. Уж я ли не пахал, не копал, не мотыжил, не полол, как все люди? И что же? Все зря: весь урожай градом побило. Остались у меня только руки; работаю я, да ни у кого веры ко мне нет; обсчитывают меня, обмеривают, обманывают, муки в квашне все меньше, а дети только и знай, что еды просят».

Отправился крестьянин к арендатору.

— Нет работы, мужик.

Постучался он в дверь к попу.

— Нет работы, мужик.

Пришел он к кулаку.

— У меня хватает батраков, мужичок.

Наконец, остановился крестьянин около корчмы.

— За водку, так и быть, вспаши, — сказал ему корчмарь.

— Нет, давай за кукурузную муку.

— Нет, за кукурузную муку не пойдет.

Возвращаясь домой, крестьянин услышал издали голоса детей:

— Мама, я не наелся!

— И я!

— И я!

И даже Плэвица не наелась. Она жалобно мычала и топтала копытами сухую, без единой травинки, землю.

Жена с порога:

— Ничего не принес?

— Ничего.

— А квашня пустая…

— Нет мне удачи, жена.

— Разума у тебя нет, вот что, муженек.

Крестьянин рукавом рубахи отер со лба пот. Посмотрели муж и жена друг на друга, покачали головами и разошлись. Крестьянин отправился за избу, лег, подложив руку под голову, и закрыл глаза. Но как тут заснуть? Под ним — земля, холодная и твердая, над ним — кромешная тьма; в избе — с плачем укладываются спать дети, а во дворе шумно сопит голодная Плэвица; мучают неудачника думы: «А как же завтра? Если опять я не раздобуду муки? Что же тогда делать? Бог-то наверху, на небесах, небось его не встречает на пороге жена и не говорит ему: «Муженек, нас восемь едоков, а если считать и Плэвицу, то девять!» Бог все видит, но если мне и завтра не повезет, если я и завтра не найду работу, то выпью водки для храбрости и пойду на базар… Ну и что с того?.. А! Будь что будет!.. только бы не слышать, как дети говорят: «Мама, я есть хочу!» Пойду на базар и украду, что под руку попадется…»

Крестьянин вздрогнул. Ему послышалось, будто чей-то голос сказал:

— Ну что же делать, если нет тебе удачи.

— Это ты, жена?

— Да… я думала, что ты спишь.

— Ты слышала что-нибудь?

— Да что я могла слышать?

— Ничего.

И жена вошла в избу, а крестьянин закрыл глаза, повторяя:

— Будь что будет! Только бы не слышать больше: «Мама, я есть хочу!»

И тут ему почудилось, будто чей-то голос сказал:

— Ну что же поделаешь, коли нет тебе удачи!

— Это ты, жена?

Никто не ответил. Кругом — пустынная тьма.

«Ведь не дьявол же это?!»

И, засыпая, крестьянин бормотал:

— Будь что будет!..

Едва лишь начало рассветать, как его разбудили громкие голоса детей:

— Мама, отец принес муки? Я есть хочу!

— А я-то еще и не уходил! — спохватился крестьянин, вскакивая на ноги.

И он ушел, не оглядываясь. Только отойдя подальше, он обернулся, и тут ему показалось, что изба идет за ним следом и дверь раскрыта настежь, как широко разинутый рот. «Боже мой, неужто изба идет за мной?» — подумал крестьянин и пустился бежать со всех ног и так все бежал пока не очутился около дома арендатора.

— Сегодня у меня нет для тебя работы, вот, может быть, завтра…

Крестьянин бросился к попу.

— Сегодня у меня нет для тебя работы, вот, может быть, послезавтра…

— Все завтра да послезавтра, — вздохнул крестьянин, — а сегодня чем я уйму своих восьмерых едоков, а если считать и Плэвицу, то ведь их девять! Ну, теперь быстрей к корчмарю, потом на базар, а там — будь что будет, но с пустыми руками домой я не вернусь.

В корчме крестьянин заложил Плэвицу, тут же одним духом выпил магарыч — пять стопок водки — и стрелой помчался на базар.

Придя туда, он посмотрел направо, посмотрел налево, на фасоль, хлеб, рыбу, всякие колбасы, но ничего стащить ему не удалось. Все зорко следили за своим товаром. А купцы, видя, что крестьянин топчется на месте, спрашивали его, посмеиваясь:

— Что прикажешь, голодранец?

Потолкался крестьянин на базаре весь день и ушел.

«Даже в воровстве мне не везет!» — подумал он.

Проходя мимо базарной будки, он увидел мертвецки пьяного человека, который волочил за собой кошель.

Оглянувшись по сторонам, крестьянин схватил кошель, оборвал шнурок, завернул кошель в полотенце, сунул за пазуху и пустился бежать. Очутившись в широком пустынном поле, он захотел посмотреть, что за счастье ему привалило. Развязал крестьянин полотенце, и оттуда вдруг выпрыгнул маленький чертенок с торчащими изо рта и из ноздрей огненными язычками. Испуганный крестьянин бросил кошель и пустился бежать, крестясь и отплевываясь. Но не успел он сделать и несколько шагов, как полотенце у него за пазухой начало раздуваться. Крестьянин быстро вытащил полотенце, развернул его и оторопел, увидев в нем кошель, который он только что бросил.

Он открыл кошель, и оттуда снова выскочил чертенок, во рту у него синим пламенем дрожал язычок. Крестьянин покрепче завязал кошель, положил его на землю и, изловчившись, так прихлопнул его пяткой, что кошель лопнул, как бычий пузырь; из-под постола вырвалось пламя и погасло; в воздухе запахло серой.

Крестьянин облегченно вздохнул:

«Недаром говорится: не кради, а то черту в лапы попадешь!»

Не сделал он и десяти шагов, как полотенце опять раздулось. Тут уж крестьянина бросило в пот. Вытащив полотенце, он ощупал его. Чертов кошель опять был там. Крестьянин кинул все: и кошель и полотенце — и пустился наутек.

Едва он подошел к дому, как дети выскочили ему навстречу.

— Отец, я есть хочу!

— И я!

— И я!

Крестьянин посмотрел за пазуху и побледнел… полотенца не было, но кошель лежал на месте. Он начал креститься, а жена спросила его:

— Что ты крестишься, муженек? Почему смотришь за пазуху? Что ты принес детям?

— Жена, — сказал крестьянин, — затопи-ка печку, да так, чтобы она накалилась докрасна, — я хочу зажарить поросенка и испечь четыре ковриги.

— Теперь уже тебе не спастись, сатана! — прибавил он тихо.

Пламя гудело в печи. Мужик все время крестился, а дети весело прыгали вокруг стола, глотая слюнки и повторяя наперебой:

— Четыре ковриги и поросенок!

— Четыре ковриги и поросенок!

Увидев, что печь раскалилась докрасна, крестьянин попросил лопату и разогнал всех. Положив кошель на лопату, он осторожно сунул его поглубже в печь, перевернул лопату и вытащил ее обратно. Взяв глиняную заслонку, он прикрыл ею отверстие печи и, отойдя в сторону, стал дожидаться, что же будет дальше.

Прошло немного времени, и вдруг раздался грохот, словно из ружья выпалили. И тотчас с верхушки печи, жужжа, взлетел кирпич, а из отверстия вырвался синий язычок пламени, мелькнул и исчез.

— Поросенок лопнул! — закричал кто-то из детей.

— А может, коврига! — сказал другой малыш.

Запах теплого хлеба наполнил двор. Жена сказала крестьянину:

— Печь слишком уж раскалилась, надо бы немного приоткрыть заслонку.

— Приоткрой, — сказал крестьянин, отирая пот и дрожа от страха.

Жена заглянула в печь и удивленно сказала:

— Посмотри-ка, что-то уж больно быстро!

— Да что мне смотреть, жена?

— Как что? Поросенок зажарился, а ковриги спеклись.

— Спеклись?

— Да что это с тобой такое, спрашиваешь, как дитя перепуганное!

— Ничего!..

Схватившись за грудь, крестьянин нащупал за пазухой кошель. Холодная дрожь охватила его с ног до головы. Но, заметив, что один из малышей уселся на корточки и с жадностью вдыхает теплый запах, идущий из лечи, он посмотрел на жену и сказал:

— Будь что будет, жена! Поросенок и ковриги готовы?

— Как это — будь что будет? Сам небось видишь, что они готовы!

И, сунув лопату в печь, она вынула поросенка, а потом и четыре ковриги.

— Дай-ка мне полотенце, я подыму противень.

— Я потерял полотенце, жена.

— Как это потерял?

— Ну как: свое всегда пропадает, а что чертом дадено — остается.

— Это еще что такое?

Дети наелись до отвала и заснули, растянувшись на спине. Двое спали на завалинке, а пятеро в избе.

Крестьянин пошел за избу, лег, положив руку под голову, и уснул. Во сне он видел отары овец, стада коров, табуны лошадей… И все это принадлежало ему одному. И снилось ему, что он говорит жене: «Вот видишь, все же есть на свете удача!» А жена отвечала ему: «Это дьявольская удача».

Луна белела на небе, как кружок, вырезанный из бумаги. С востока лился поток света. Крестьянин в испуге проснулся: у него было такое чувство, что все это добром не кончится.

«Посмотрю-ка еще раз в кошель, — подумал он, — схвачу чертенка покрепче да стисну ему глотку, чтоб он лопнул».

Мужик вытащил кошель и заглянул в него. И что же он увидел? Вместо чертенка в кошеле были золотые монеты, сверкавшие, как раскаленные уголья. Измученный крестьянин в испуге бросил одну пригоршню монет на восток, а другую на запад, приговаривая:

— Убирайтесь к черту, чертовы деньги!

И не успел он договорить, как увидел, что с востока движутся к нему отары белых овец, а с запада — отары черных; они текли в туманной дали, напоминая бесконечные реки, покрытые барашками волн. Блеяние овец разбудило людей. Отары окружили дом, опоясали всю деревню, и все же им не хватало места. Длинноволосый пастух в огромной, как ведро, шапке, подошел к крестьянину и сказал:

— Здравствуй, хозяин, это все твое — все, что ты видишь!

— Мое? Не может быть. Я нищий.

— Твое, — ответил пастух, — потому что наш хозяин, умирая, сказал нам: «Отправляйтесь в путь с востока и с запада, и подарите овец хозяину того дома, где белые отары встретятся с черными…

Позабыв все от радости, крестьянин бросился к жене:

— Эй, жена, все что ты видишь, это наше!

— Ох, да это проделки дьявола! — ответила жена.

— Чьи проделки?

И удачливый крестьянин вспомнил о кошеле и подумал: «Как бы мне избавиться от него, а отары овец себе оставить?» Он посмотрел за пазуху. Кошель был там, плотно набитый золотыми монетами, которые он разбросал по сторонам. Но страх страхом, а человек остается человеком. Вот и думал крестьянин.

«А что, если я вытащу из кошеля деньги, а уж потом от него избавлюсь?» И он взял пригоршню монет и бросил часть на север, а часть — на юг. И с севера тотчас показались стада коров, а с юга табуны лошадей.

Когда крестьянин проснулся, у него не было даже горсти кукурузной муки, а теперь, когда он собрался укладываться спать, он стал самым богатым человеком на свете.

— Видно, это и есть удача: то крадешь, то черту душу продаешь… — сказал счастливец, обливаясь холодным потом.

— Входи в избу, муженек, — я тебе постелила мягкую перину и положила большую подушку под голову.

— Не хочу, жена.

— Да что ты, под вечер прохладно, ночью подмораживает, а к утру иней выпадет. Входи в избу, муженек.

— Ничего, овцы согреют меня своим дыханием, а бубенчики их разбудят меня раньше, чем седой иней покроет отары.

— Ну, тогда, муженек, я лягу спать на дворе, рядом с тобой, — весело сказала жена, хватая его за рукав рубахи.

— Нет, жена…

— Ну, муженек, у нас всего-то семеро едоков. Право же… надо, чтобы был чет… ведь господь все сотворил парами…

Но муж противился.

Опечалилась женщина и, входя в избу, сказала:

— Все равно нипочем не успокоюсь, пока не будет четного числа… четырнадцать куда лучше, чем семь!

А крестьянин, которому привалило такое необыкновенное счастье, пошел за избу, лег на землю, подложил руку под голову, закрыл глаза и задумался над тем, как бы ему избавиться от того, кто поселился у него за пазухой. Раздумывая, он шептал:

— Я вырою яму, глубокую, глубокую…

А из темноты ему послышался чей-то голос:

— Глубокую… глубокую!..

— Это ты, жена? — испуганно спросил крестьянин. В стаде двигались коровы, позвякивая колокольчиками.

«Это колокольчики на шее у коров звенят», — подумал крестьянин и закрыл глаза.

— А как вырою яму, глубокую, глубокую, так и брошу его на дно, на самое дно и засыплю землей.

Из темноты послышался голос:

— Засыплю землей, засыплю землей.

— Это ты, жена? — закричал крестьянин, вскакивая.

Никто ему не ответил. «Бе-е-е-е-е!» — доносилось из черной отары.

«Это овцы», — подумал крестьянин.

И взял счастливец заступ, мотыгу и лопату и пошел за скотный двор.

Долго выбирал он место и, наконец, начал рыть яму. И так рыл он всю ночь и все выбрасывал землю лопатой. Вот яма уже до колен ему, потом до пояса, до плеч. Когда на другой день, утром, за ним пришла жена, яма уже закрыла его с головой. Пот лил с него ручьями, но он не переставал работать, и влажная земля разламывалась под лопатой на большие глянцевитые куски.

— Что ты делаешь, муженек? — удивленно спросила его жена.

— Яму дьяволу рою, — ответил он, не поднимая глаз.

— Да ты ж всю ночь не спал…

— Верно… всю ночь не спал…

— И теперь не пойдешь спать?

— Не хочу я…

— Хоть поешь чего-нибудь.

— Не хочу я есть.

— Может быть, выпьешь стаканчик вина?

— Не хочу я пить.

— Ну ладно, а только что же ты здесь делаешь-то?

— Яму дьяволу рою, — сердито ответил крестьянин и так яростно вонзил заступ в землю, что он вошел в нее по рукоятку.

Жена ушла, крестясь на ходу: «Упаси, господь, от слишком уж большой удачи!» А крестьянин постепенно все глубже и глубже уходил в землю.

Вечером жена подошла к краю ямы и закричала:

— Эй, муженек, тебе ничего не надобно?!

— Там, где ты стоишь, воткни в землю кол, обвяжи его веревкой, а веревку брось в яму. До зари зажарь барана и приготовь ведро вина — я съем всего барана и одним махом выпью все вино!

Голос крестьянина звучал глухо, словно он сидел в глубоком колодце. Женщина воткнула в землю кол, обвязала его веревкой, ногой сбросила веревку в яму и отправилась позаботиться о вине и баране.

Стемнело. Не было слышно ни звука. Счастливец вылез из ямы бесшумно, как тень. Завыли собаки. Он стал на четвереньки и заглянул в яму. Она была глубокая, темная. Крестьянин вытащил веревку; потом, засунув руку за пазуху, вынул кошель, бросил его в яму и прислушался… звякнули деньги.

Тогда крестьянин начал засыпать яму землей. Из глубины раздался крик:

— Эй, потише, что ты делаешь со своим счастьем?!

Перепуганный мужик продолжал бросать в яму землю.

А из глубины опять послышался насмешливый голос:

— Хи-хи, смотри, как бы тебе самому не свалиться.

Крестьянин упал на спину, но поспешно поднялся и снова принялся засыпать яму, пока, наконец, все звуки не смолкли. И только на рассвете он засыпал яму и, приложив ухо к этой глубокой могиле, услышал, точно с того света, приглушенный плач и смех.

Тогда он весело бросился в избу:

— Я хочу есть, пить и спать!

Жена принесла ему барана и жбан вина.

— Ешь, пей и ложись спать, муженек, но знай, что семеро едоков — это все равно что ничего, я хочу, чтоб был чет, — четырнадцать ведь куда лучше, чем семь!

Крестьянин взял баранью ногу, поднес ее ко рту, но вдруг остановился и схватился за грудь. Кошель был за пазухой. Мужик так и оцепенел, держа в руке баранью ногу.

— Что с тобой, почему ты не ешь? — спросила жена, поторапливая его.

— Я не хочу есть!

— Ну, выпей вина!

— Я не хочу пить!

— Тогда приляг немного.

— Я не хочу спать!

— Уж верно, черт послал нам этакое счастье! — вздохнула женщина, крестясь.

— А ты откуда знаешь?! — завопил крестьянин, выведенный из терпения. — Он вскочил из-за стола и вихрем вылетел из избы.

Пробравшись сквозь отары овец, стада коров и табуны лошадей, он сказал себе, бросаясь к церкви: «В огне не горит, в яме не лежит; швырну-ка я его на алтарь, может быть хоть там он подохнет!» Но едва крестьянин взялся за ручку двери, как остановился дрожа. Ему почудилось, будто кто-то схватил его за волосы и тащит назад! Крестьянин оглянулся по сторонам — вокруг никого не было!

— Кто это мог меня остановить?! — закричал он. — Тот, кто в кошеле, или тот, кто в церкви?!

Крестьянин повернулся и бесцельно побрел куда глаза глядят. Его мучили голод и жажда, ему хотелось спать, но он все шел и шел, гонимый вперед тем счастьем, что было у него за пазухой.

Вдали от дома он встретил на дороге нищего.

— Старик, — сказал крестьянин, — глянь-ка сюда.

Старик поднял нависшие над глазами брови и пристально посмотрел на крестьянина. Счастливец вытащил из-за пазухе кошель и бросил одну золотую монету на восток, а другую на запад. Вмиг с востока пришла овца белая как снег, а с запада — черная как уголь.

— Старик, хочешь, я отдам тебе этот кошель?

— Как же не хотеть, милостивец, как же!

Старик взял кошель. Высыпав золотые монеты на ладонь, он бросил одну пригоршню на восток, а другую на запад. На востоке и на западе вспыхнули две молнии, извиваясь, как змеи, и тотчас пропали и белая овца и черная.

Испуганный нищий перекрестился и сказал, насупив брови:

— Скройся, сатана, да сокрушит тебя крест!

— Старик, — закричал удачливый крестьянин, — кошель у тебя?

— Нет, пропади он пропадом!

— Он у меня за пазухой, — простонал крестьянин и бросился бежать.

Он бежал так стремительно, что кожа на ступнях у него потрескалась. Наконец, увидел он перед собой студеную реку. Отчаявшись, он разбежался и бросился вниз головой в самую середину реки. Но вода вытолкнула его на поверхность, и он поплыл, как надутый пузырь.

«Даже утонуть мне не суждено!» — подумал крестьянин.

Измученный, с окровавленными ногами, в ужасе от того необыкновенного счастья, которое привалило ему, он вернулся в свою деревню и направился прямо к корчме. Как только он вошел в корчму, все крестьяне сняли перед ним шапки, а женщины поклонились ему. Один старик сказал:

— Дай тебе бог здоровья и счастья!

— Здоровье-то ладно, а вот счастье… черт бы его побрал! — ответил крестьянин и попросил себе кувшин вина.

Он поднес ко рту кувшин и выпил его до дна, не обращая ни на кого внимания. Все почтительно смотрели на него как на самого богатого человека на свете. Крестьянин попросил еще один кувшин и залпом осушил его.

— Поднеси всем, пусть пьют сколько душе угодно!

— Дай бог тебе счастья! — сказала одна старушка.

— Черт бы побрал это счастье! — закричал крестьянин; глаза его налились кровью.

И мужик все пил и пил без передышки. Он уже едва держался на ногах. Сбросив шапку, скинув зипун, он вытащил из-за пазухи кошель, раскрыл его и положил на прилавок. Золотые монеты поблескивали, словно живые.

— Вот, — сказал он, хохоча, — давайте пропьем все деньги!..

Один из парней приблизился к кошелю.

— Ух, как они красиво подмигивают, словно девичьи глаза!

— Ну что ты! — пробормотала горбатая старуха, — деньги — это дьявольское око!

— А ты почем знаешь? — поспешно спросил удачливый крестьянин, выпуская из рук кувшин с вином. — Дайте-ка мне водки, по стакану водки мне и старухе, ведьме этой!

— А ты почем знаешь? — спросила старуха, и из ее черного рта выглянул острый зуб, как кошачий коготь.

Крестьянин все пил и пил, потом начал петь, вопить и плясать. Но вдруг он остановился и пристально посмотрел на людей, окружавших его плотным кольцом. Голова его горела.

— Эх, люди добрые, — сказал он, хватаясь рукой за пояс, — знаете, что я вам скажу? Упаси вас бог от счастья!

— Ну, что ты городишь, — ответили все в один голос.

— Эх, люди добрые, послушайте-ка, что я вам скажу! Я даже утонуть не могу, держусь на воде, как пузырь!

— Да что ты!

— Эх, люди добрые, послушайте-ка только, что я вам скажу! Если я даже захочу теперь себе горло перерезать, то и этого не сумею сделать — нож отскакивает!

— Да что ты!

— Вот поглядеть бы! — сказала горбатая старуха, широко осклабившись.

Крестьянин выхватил из-за пояса нож и всадил его себе в горло. Нож легко прошел насквозь. Кровь забила струей, и крестьянин, вытянувшись, упал тяжело, как чурбан.

Все остолбенели. Дверь корчмы сама отворилась и так же захлопнулась, хотя никто к ней и близко не подходил. Снаружи послышался ехидный смех, потом кто-то спросил:

— Где кошель?

Крестьяне побледнели и начали креститься, испуганно шепча:

— Кто это смеялся?

— Где кошель?

— Он был здесь, да вдруг пропал!

— А где старуха?

— Какая старуха?

— Да горбатая, у которой был всего-навсего один зуб во рту.

— Я видел ее, — сказал молодой парень, лязгая от страха зубами, — она исчезла в стене так быстро, будто ее водоворот подхватил!

Старик подошел к крестьянину и, вытащив у него из горла нож, сказал:

— Холоден как лед.

— Вот и избавился от своего счастья.

— А кому теперь достанется все его богатство?

— Другим.

— А разве вы не знаете, — сказал старик с длинной бородой, спускавшейся до пояса, — что если счастье добываешь для себя одного, то оно всегда достается другим. Это ведь дар дьявола…

Жена оплакивала своего мужа, но вскоре утешилась: у нее ведь остались отары овец, стада коров и табуны лошадей. И она не угомонилась до тех пор, пока не довела число семь до четырнадцати… чет все ж лучше… четырнадцать куда лучше, чем семь!..

Перевод М. П. Богословской.