Изыди, Гоголь!

Глава 2. Пляски на могиле

-- Йо-хо-хо и бутылка...

Один из расхитителей могил, наплевав на предупреждения товарища, продолжает запевать. Почему бы и нет?

Работа грязная, скучная, так еще и на ночном кладбище. Настроение так и подбивает самому лечь в яму и присыпаться землей. Так что в том, чтобы немного развеселить себя и скоротать время за безобидной песенкой, конечно, нет ничего плохого.

Пока за грязным делом тебя не застанет посторонний.

-- Доброй ночи, судари.

Трио расхитителей, ругнувшись, замирают на месте. Головы вжимаются в плечи из страха, что за их спинами уже стоит с десяток жандармов и держат преступников на прицеле.

Один из банды стискивает зубы и косится на товарища:

-- Рябой, мать твою...

Тот виновато пожимает плечами.

Голос за спиной усмехается:

-- Расслабьте тестикулы, судари. Я всего лишь хотел задать вопрос...

Развернувшись, мужик с блестящим золотым зубом включает фонарь. Луч света выхватывает юношескую фигуру среднего роста, одетую в роскошный черный костюм-тройку, в каких обычно хоронят дворянских отпрысков.

Длинные темные волосы спускаются до подбородка. Прямой, пусть и излишне выдающийся нос и четко очерченные брови только подтверждают догадку о дворянском происхождении юноши. Его лицо гладко выбрито, и преступникам кажется, что они уже где-то его видели.

Зажмурившись от яркого света, незнакомец выплевывает что-то на непонятном языке. Он принимается обходить полутораметровую яму по кругу.

Молодой парень совсем не похож на представителя закона. Скорее, на дворянского мажора.

Трио расхитителей облегченно выдыхают, но не теряют бдительности.

Покинув область света фонаря, незнакомец останавливается на краю яму. Его глаза в ночной темноте кажутся двумя черными безднами. Кажется, если будешь смотреть в них слишком долго, то лишишься души.

Преступники смущенно отводят глаза. Незнакомец спрашивает:

-- Не подскажите, что это за мир?

Трио расхитителей недоуменно переглядываются. Две пары глаз устремляются на Тихоню. Наморщив лоб, будто вспоминая, он подает слабый голос:

-- Эм... Галактическая Нить Персея-Пегаса, комплекс сверхскоплений Рыб-Кита, Ланиакея, сверхскопление Девы, Местная группа галактик, галактика Млечный Путь, рукав Ориона, Солнечная система, планета Земля.

Подельники Тихони морщатся, словно только попытка осмыслить услышанное приносит им головную боль.

Незнакомец же благодарит и облегченно выдыхает:

-- Значит, я по адресу!

Задрав голову, он с нескрываемым наслаждением втягивает свежий ночной воздух.

Опомнившись, преступники обрушиваются на юношу:

-- Ты что ночью на кладбище забыл, сосунок? Проваливай отсюда!

-- И поторапливайся! А если вздумаешь сболтнуть кому, что видел нас, так мы тебя в бараний рог скрутим! Топай давай!

Незнакомец поднимает ладони в знак примирения:

-- Как раз собирался. Только боюсь, что вы зря трудитесь. В этой могиле уже нет ничего ценного.

Зуб фыркает:

-- Тебе-то откуда знать?

-- Я только что оттуда.

Незнакомец по-хозяйски опирается на надгробие и кивает на вырытую яму.

-- Че ты нам втираешь? -- хмурится Зуб.

-- Да мы тебя щас...

Тихоня останавливает подельников, которые уже собираются вылезти из могилы. Проигнорировав ругань в свой адрес, он молча кивает на фотопортрет на могильном камне.

Луч фонаря выхватывает знакомые длинные волосы, квадратный подбородок, нос, брови.

У всего трио расхитителей одновременно встает дыбом шерсть на загривке и поджимаются тестикулы.

Мужики поднимают глаза на незнакомца. Он будто старается повторить улыбку на фото, но выходит скорее зловещий оскал.

Преступники крестятся:

-- Нечистый...

Они бросают лопаты, враз выпрыгивают из могилы и вопят:

-- Помогите!

Они мчатся в темноту и вопят:

-- Нежить! Вурдалаки! Убивают!

Еще долгое время над кладбищем разлетается зловещий смех, которому вторит испуганное эхо:

-- Изыди!

***

Меня раздирает от смеха и, чтобы не упасть, приходится опереться на надгробие. Но вскоре до меня доходит одна неприятная вещь.

Я подрываюсь и кричу в темноту:

-- Эй, а обратно мне что ли закапывать?!

Однако пугливой моли и след простыл. Да и вопросы находятся поважнее.

Например, что делать с... этим?

Я обращаюсь к печати под сердцем и призываю гримуар. В руку ложится тонкий черный кирпичик из железа и пластика, который зовется "смартфон".

Впервые встречаюсь с тем, что гримуар меняет свою форму. Хотя с книгой заклинаний Божественного ранга и с Землей я тоже встречаюсь впервые.

Я говорю:

-- Лилит, характеристики.

И гримуар отвечает монотонным девичьим голосом:

-- Имя устройства: Гримуар Тьмы. Ранг: Божественный. Объем хранилища: неограничен. Операционная система: "Темень", версия Один-Ноль. Ассистент: "Лилит", версия Два-Ноль. Администратор: Морена. Пользователь: Аластор Кроули. Магический уровень пользователя: Первый.

С чего бы начать?

Пожалуй, с того, что мне чертовски повезло случайно включить эту штуку. А дальше надписи на экране сами предложили обратиться к голосовой помощнице.

Я описал Лилит сложившуюся ситуацию, и она тут же предложила из нее выход: заклинание Теневая поступь. Так что если бы не эта всезнайка, я бы еще вороны знают сколько тух в гробу прежде, чем меня откопали бы искатели легкой наживы.

С помощью заклинания перемещения я выбрался из гроба, миновав толщу земли, и буквально выплыл из тени. Оно прокладывает путь сквозь Мир Теней, что весьма любопытно, и, кажется, именно его Мара использовала в моей тюрьме. Но к этой стерве я еще вернусь.

Встав напротив надгробия, я вглядываюсь, по идее, в свой портрет. В лунном свете почти ничего не видно. Кроме, разве что, носа.

Зато легко читаются надписи.

Г. И. Гоголь

Грифон Израфил? Гемлок Иштар?

У моего нового тела имеются некоторые знания об окружающем мире, даже о латинском языке, но память о личности прошлого владельца стерта начисто. Я даже не могу вспомнить его имя.

Возникают закономерные вопросы: кем стерта и зачем?

С другой стороны, кого волнуют дрязги смертной моли?

По-настоящему меня заботят сейчас только три вещи.

Первое. Подлой богине, невзирая на договор, все-таки удалось поиметь бедного Кроули. В свое оправдание скажу, что после почти целого века, проведенного в качестве удобрения для растений, соображал я туго.

Далее. Я жив, пока цел мой гримуар Ворона. А раз он теперь в лапах одной стервозной особы, то и моя жизнь всецело в ее власти. Кого бы такое не напрягло?

И последнее. Мой План, из-за которого я истребил целую расу, позволил Ковену и Ордену запечатать себя, а потом еще век ждал, когда одна нерасторопная богиня соизволит навестить меня.

Так вот, этот План... Кажется, он провалился. И кто в этом виноват? Правильно...

-- Морена просила напомнить, чтобы пользователь проверил карманы, -- сообщает вдруг Лилит.

Я улыбаюсь, стиснув зубы:

-- Как мило с ее стороны...

В кармане пиджака, как и обещала Мара, обнаруживается вещь, которая якобы должна помочь в поисках ее младшей, тринадцатой, дочери.

Я верчу предмет со всех сторон, даже нюхаю. На первый взгляд, ничего необычного. Это даже немного разочаровывает.

Хуже всего, что я понятия не имею, как эта штуковина должна помочь в моем деле. Так что я решаю спросить на этот счет мнение самой Мары.

Предмет отправляется в карман пиджака. Я беру гримуар и говорю:

-- Лилит, ты можешь связаться с Марой?

Экран загорается. Лилит отвечает:

-- Устанавливаю связь. Контакт: Морена, Администратор.

Раздаются странные гудки. Когда их количество переваливает за десяток, Лилит говорит:

-- Морена не отвечает или находится вне зоны действия связи.

Вызов сбрасывается.

Я понимающе киваю. Морена не отвечает.

Она заключает со мной сделку, силой забирает то, что принадлежит мне, обманывает с гримуаром и отправляет в незнакомый мир в немощное тело с Первым магическим уровнем.

А теперь Морена не отвечает. И, вороны побери, я даже знаю почему.

Эта стерва наверняка пытается прочесть мой гримуар Ворона! Но, к ее несчастью, на такой случай предусмотрена очень, очень омерзительная ловушка.

Жаль только, что я не увижу этого собственными глазами...

-- Совет пользователю: сделайте вдох, затем выдох и задержите дыхание. Нестабильное эмоциональное состояние грозит...

-- Да, да, да.

Я отмахиваюсь от непрошенных советов ассистента и развоплощаю гримуар Тьмы.

Кажется, та пугливая моль что-то говорила о стороже...

Не скрывая зловещей улыбки, я поправляю пиджак и направляюсь на выход из погоста. Тени выползают из-под надгробий и следуют за мной верными псами.

***

Где-то в измерении кромешной тьмы висит фолиант.

Полметра в длину, половина от этого в толщину. Переплет соткан будто из вороньих перьев.

Богиня восхищенно шепчет:

-- Такой большой и толстый...

Ее пальцы изучающе скользят по переплету и натыкаются на толстые цепи. Фолиант обвит ими, а на пересечении в центре висит массивный замок с мордой демона.

Это могущественное защитное заклинание и мешает заглянуть внутрь легендарного гримуара Ворона и постичь тайны величайшего чернокнижника.

У Богини Смерти и Тьмы это защитное заклинание вызывает лишь надменный смешок.

Мара наклоняется к замку на книге, собираясь произнести заклинание. Но морда демона тут же плюет ей в рот.

Богиня вскрикивает и отшатывается. Гримуар Ворона зависает в воздухе, а морда демона продолжает оплевывать свою жертву.

Взмахом руки Мара заставляет книгу заклинаний исчезнуть. Отплевываясь, богиня судорожно прочищает глаза и осматривает себя.

Бедра, голый живот, грудь, все покрывают желтоватые подтеки. Даже угольно-черные волосы слипаются от вонючей желтой слизи.

На языке оседает гадкий привкус серы, и божественное личико морщится.

-- Фу... Что за...

Внезапно Мару поражает догадка. Бездонные глаза расширяются от ужаса, ладонь машинально прикрывает черные губы, на которых еще остался след вонючей слизи.

-- Это же не может быть демоническая сп... спер...

Измерение Тьмы вдруг содрагается от божественного визга:

-- КРОУЛИ-И-И-И!

***

Вот ты сидишь, никого не трогаешь, наслаждаешься компанией любимого алкоголя -- подарком от твоих друзей, а потом к тебе стучатся в окно.

От ночного гостя несет мертвечиной, у его ног танцуют тени. Он улыбается и говорит, что на прошлых похоронах забыли кое-что важное, а именно его. Ну, как тут не помочь бедняге?

В Справочной службе Петрограда тебя связывают с его семьей. Они столбовые дворяне, так что за твоим гостем сразу посылают человека. Как гостеприимный хозяин, ты угощаешь его чаем, пусть и отвратительным, после чего с ногами забираешься на тумбочку.

От горла бутылки водки ты отвлекаешься только, чтобы подлить своему гостю стылого чая или отогнать фонарем тени, которые то и дело норовят цапнуть тебя за пятку.

С последним я мог бы помочь, но сторож погоста, невысокий мужичок в штанах с подтяжками, прекрасно справляется сам. Правда, поседел слегка, но ему даже к лицу.

Когда снаружи наконец-то раздается звук подкатившей железной телеги, так называемого "автомобиля", я благодарю сторожа за гостеприимство, отставляю чашку отвратительного чая и невольно расплываюсь в предвкушающей улыбке.

Как домочадцы встретят ожившего родственничка? Наверняка слезами, поцелуями, может, даже в ноги мне упадут. Как-никак, любимый друг, брат и сын с того света вернулся!

Со стоном петель распахивается дверь сторожки. Внутрь влетает высокий поджарый пожилой мужчина. Темный костюм-двойка, усы с проседью и форменная фуражка.

Очевидно, извозчий.

Он бегло осматривает сторожку, хмурится при виде сторожа с бутылкой водки, сидящего на тумбочке, как птица на насесте, и поворачивается ко мне.

Его морщинистое лицо разглаживается.

-- Гриша? Это правда… ты?

Я надеюсь, что это риторический вопрос.

Когда я поднимаюсь с кресла, возничий делает робкий шаг навстречу, затем тут же отступает. Его взгляд падает на танцующие у моих ног тени, лицо тотчас смурнеет. Одна рука снимает фуражку, другая тянется в карман пиджака. Надеюсь, не за осиновым колом.

Меня такое не убьет, а вот больно будет.

Возничий говорит:

-- П-прошу прощения, Григорий Иваныч, за то, что я сейчас сделаю. Сами понимаете, из разломов каждый день чудища прут, мало ли какая нечисть в вас залезла...

Его дрожащая рука выуживает пузырек с прозрачной жидкостью. Я почему-то уверен, что там отнюдь не алкоголь...

-- По дороге я заскочил в церковь, она тут рядом, -- возничий прижимает фуражку к груди и откручивает крышку. -- Коли призрак вы, Григорий Иваныч, нежить али вурдалак какой, со святой водицей сразу то понятно станет. И тогда, слово даю, мы душу вашу как надо упокоим! Простите!

С последним криком возничий с размаха поливает меня из бутылки.

За многие века жизни, особенно такой веселой, как у чернокнижника, твое тело, хочешь или нет, но обрастает мускулами, становится гибким и быстрым. Мое, к тому же, было усиленно заклинаниями.

Мое старое тело. Новое же, обладая жалким Первым магическим уровнем, тратит на одно заклинание всю ману и вообще не так давно выбралось из могилы, где пролежало неподвижно вороны знают сколько.

И я не оправдываюсь. Просто не хочу, чтобы про величайшего колдуна и Чернокнижника Запредельного уровня пошли слухи, будто бы его одолела какая-то старая усатая моль.

Мое тело отшатывается, когда уже поздно, понимает это и замирает. Теплая жидкость струится по лбу, затекает в глаза, капает с подбородка на мокрую жилетку.

Извозчий со сторожом затаивают дыхание.

Я облизываю влажные губы и задаюсь вопросом: считаются ли в этом мире чернокнижники нечистью? В моем, вот, считались.

Закрыв лицо руками, я издаю истошный вопль.

***

Гости наверняка уже ждут его, но у молодого человека на балконе важный телефонный разговор.

Он опирается на каменные перила и вглядывается в увядший сад внизу.

-- Да, отец. Конечно, нет!

Молодой человек усмехается и понижает голос:

-- Гоголи ничего не подозревают. Анна без ума от меня, гости в восторге от вечера. Все идет, как мы и задумали!

Отец грубо обрывает его, и веселая улыбка слетает с молодого лица.

-- Прости, пап. Конечно, я помню, ради чего все это. Извини, меня зовут…

Завершив разговор, молодой человек оборачивается. Служанка, стоящая в дверях балкона, пропускает его и кланяется:

-- Николай Александрович, гости с нетерпением ждут вашей речи.

Молодой человек кивает. Конечно они ждут, эти шакалы. Не каждый день случается такой мезальянс.

Прежде, чем уйти, молодой человек спрашивает:

-- Как там моя невеста?

Служанка прячет взгляд.

-- Она… не скучает без вас.

Ах, не скучает? Пусть так. Скоро Гоголям точно будет не до веселья…

Стиснув зубы до хруста, молодой человек направляется обратно к гостям.

***

Возничий испуганно охает и бросается ко мне.

-- Господи, Гриша, прости!

Мой крик боли перетекает в смех, и я отнимаю руки от умытого лица. Оказывается, святая вода неплохо освежает.

-- Видели бы вы свои физиономии! -- хохочу я.

Возничий замирает с открытым ртом, сторож крестится и прикладывается к бутылке.

Отсмеявшись, я начинаю отряхиваться от воды. Извозчий, опомнившись, достает платок и помогает.

-- Радуйся, -- говорю я ему, -- твой господин живее всех живых. Напомни-ка, как там тебя?

-- Остап, -- кивает мужчина. -- Запамятовал что ли, Гриш?

-- Я бы спросил, как дела с памятью у тебя, Остап, когда ты проснешься в гробу, тебя откопают расхитители могил, а человек, который должен был встретить тебя слезами радости, обольет тебя святой мочой.

Возничий, прижав фуражку к сердцу, кланяется:

-- Прости дурака, Гриш, ей богу, прости! Я же сам, вот этими вот руками, гроб с тобой внутри на могилу нес!

Посмотрев на свои руки, Остап вдруг шагает ко мне. На этот раз я успеваю среагировать и выставляю ладонь.

-- Предупреждаю: я с мужчинами не обнимаюсь.

Извозчий растерянно отшатывается. Затем его пробирает на хохот. Пригладив усы, он вздыхает:

-- Еще раз прости, Гриш. Никак не могу своим глазам поверить. Это правда ты?

Я прищуриваюсь:

-- А ты, кстати, напомни, кто я и чем владею.

Остап чешет макушку:

-- Дык, Григорий Иваныч Гоголь ты. Патриарх рода. Скончался на допросе у жандармов, похоронен неделю назад. Владел… владеешь родовым поместьем под Петроградом, издательством книжным, мной да Ласточкой моей.

-- Целый патриарх, значит, -- задумчиво киваю я.

В своем мире я аристократов терпеть не мог. Все потому, что безмозглые фанатики Ордена кормились именно с их рук. Аристократы вовсю пользовались этим и решали, на кого должна пасть святая кара. Чаще всего на меня.

Ревнивые муженьки никак не могли смириться, что их жены во сне шепчут имя Аластора Кроули.

Однако теперь, когда я сам стал голубых кровей, до меня вдруг снизошло откровение.

Я деловито киваю:

-- Знаешь, Остап, а ведь привилегии, деньи и власть по праву рождения -- это не так уж и несправедливо.

-- А то! -- хмыкает возничий. -- Ты, Гриш, как себя вообще чувствуешь? Тебе, может, в больничку нужно?

Я вздыхаю и тут же морщусь:

-- Мне нужно в горячую ванну. От меня несет, как от дохлой псины!

-- Понял! -- кивает Остап и спешит открыть передо мной дверь.

Однако замирает на полпути.

-- Гриш, ты, кажется, что-то говорил про расхитителей могил? -- возничий стискивает кулаки и шагает к сторожу.

-- Молю, не губите! -- вопит тот и падает ко мне в ноги. -- Клянусь, не знал, кого они раскапывать собираются! Знал бы -- костьми бы лег, но не дал!

Остапа это не убеждает. Он хватает сторожа за шкирку, но останавливаю я его только, когда он замахивается для удара.

Я говорю:

-- Будет тебе, Остапка, не видишь, человек раскаивается? Отпусти.

Помедлив, возничий повинуется. Сторож принимается благодарить меня и биться челом о пол.

Я приседаю рядом. Спрашиваю, и он называется Никифором.

-- Костьми, говоришь, ляжешь, Никифор?

Помедлив, сторож кивает. На мое лицо выползает зловещая улыбка, от которой Никифор бледнеет.

-- Так тому и быть, -- говорю я. -- Закопаешь мою могилу обратно и будешь сторожить, днем и ночью. Я оставил в ней одну вещь и не хотел бы, чтобы с ней что-нибудь случилось. А если все-таки случится, то ты останешься на погосте навечно в виде призрака сторожить уже свою могилу. Договор?

Покосившись на хмурого Остапа, сторож кивает:

-- Д-договор.

Печать гримуара на моей груди слегка нагревается. Никифор издает жуткий вопль и хватается за ладонь, на тыльной стороне проявляется клеймо должника.

Сторож поднимает круглые от ужаса глаза: до него дошло, на что он подписался. Договор заключен, и не выполнить его нельзя. Гримуар убьет нарушителя.

Благо, мне телесная смерть не страшна. Исполненные договоры увеличивают магическую силу, а когда их нарушение не грозит тебе настоящей смертью, ты перестаешь оглядываться на их количество. Это одна из причин, по которой я стал сильнейшим чернокнижником.

Правда, пока договор не исполнен, он, наоборот, забирает частичку твоей силы. Что на Первом магическом уровне весьма ощутимо.

Про договор с Марой я и вспоминать не хочу. Если бы не гримуар Ворона в ее когтистых лапах, я бы в сложившейся ситуации и пальцем о палец ради ее дочурок не ударил.

Похлопав своего нового должника по плечу, я подхожу к побледневшему Остапу. По моей просьбе он достает из кармана деньги и бросает Никифору.

-- Это чтобы костьми ложилось охотнее, -- поясняю я.

Сторож хлопает глазками, а затем, забыв о недавней боли, сметает деньги с пола и провожает нас поклонами:

-- Спасибо, Вашбродие! Мимо вашей могилки и мышь не пробежит, и червяк не проползет!

-- Кстати, посади вокруг нее терновник с крапивой, -- наказываю я. -- Так, на всякий случай.

-- Все сделаю, в лучшем виде сделаю, Вашбродие!

Покинув сторожку, мы с Остапом подходим к его "ласточке". На передней части, капоте, как подсказывает память тела, выгравировано "Москвич".

Я с интересом оглядываю черную четырехместную железную телегу с крытой крышей и стеклом. Выглядит необычно, даже стильно. За ней явно ухаживают, но след длани времени все равно заметен.

В своем мире я слышал, что механические самоходные повозки только начали разрабатывать. Я не вижу в них смысла, но для смертной моли, не владеющей заклинаниями перемещения, они, вероятно, и вправду могут сэкономить пару-тройку лет жизни.

Остап открывает для меня дверь, я забираюсь внутрь, и вскоре мы трогаемся. Ворота погоста остаются далеко позади.

Признаться, штанишки после святой воды поменять не мешало бы. Я ведь почти поверил, что это какой-то святой артефакт, какими фанатики Ордена с переменным успехом гоняли чернокнижников и меня в том числе.

Но, видимо, либо святые артефакты в этом мире не очень-то и святые, либо, что более вероятно, невосприимчивость к ним -- это еще одна особенность Божественного гримуара.

Остап что-то спрашивает, но мои мысли поглощает одна стервозная богиня, а в руке появляется ее гримуар.

Один из.

Я полагал, что ее сила заключена в одном Божественном гримуаре Смерти. Но их оказалось два. И получил я, разумеется, не тот, что мне нужен для моего Плана.

А, может, и тот.

Это еще одна проблема.

Не скажу, что я такой уж параноик. Но похоже на то, что свои воспоминания насчет некоего "плана" я для пущей сохранности догадался перенести в свой гримуар Ворона.

Загвоздка в том, что Мара отобрала его, и теперь я понятия не имею, зачем я истребил целую расу разумных, зачем позволил заключить себя в Древо Смерти, почему был уверен, что меня навестит сама Богиня Смерти и Тьмы и, главное, на кой мне сдался ее гримуар?

Поэтому я и считаю, что мой "план" провалился, каким бы он ни был.

Возможно, было бы чуть проще, если бы я еще знал главное Таинство собственной книги заклинаний -- особую пассивную способность.

В случае с гримуаром Ворона это отнюдь не бессмертие, как казалось всем колдунам и ведьмам Ковена. Немудрено, потому как Проклятых гримуаров в мире было всего два, включая мой, и Таинство того другого было как раз Бессмертие. Но свойство моего гримуара Ворона таково, что когда ты лишаешься его, то забываешь это самое Таинство.

Это не раз может выручить в случаях, когда твое тело подвергают пыткам. Ты просто разрываешь связь с гримуаром, и лишаешь врагов возможности выведать твои слабости. Но сейчас это обернулось против меня самого.

Я в незнакомом мире, без привычной силы и знаний, понятия не имею, зачем я сюда рвался и что с этим теперь делать.

Из моей груди вырывается обреченный стон. В памяти всплывает гравировка на надгробии:

Semper in excremento, sole profundum qui variat

Прав был юный Гоголь в своих посмертных словах. И не в обиду ему будет сказано, но, вороны побери, неужели Богиня Смерти не могла найти более свежую тушку, которую не пришлось бы вытаскивать из могилы?!

Конечно, я все так же бессмертен, ведь гримуар Ворона цел, но как же банальное удобство?

И, конечно же, Мара не задумалась, как я буду искать ее тринадцать дрожайших дочурок, когда мой новый сосуд находится лишь на Первом магическом уровне. Из десяти возможных! И это не учитывая Запредельный уровень, который Ковен и Орден придумали специально для меня!

Из фантазий о расчленении одной рогатой черноглазой стервы меня вырывает визг шин и толчок в спину.

Я чуть не сворачиваю себе шею. В салоне кареты становится темно, как в гробу, откуда-то издалека доносится испуганный голос Остапа. Но вскоре находится проблема поважнее.

Тьма вокруг рычит, пищит, стонет, кричит. Хор голосов наперебой требует найти и освежевать Мару или хотя бы ближайшего ребенка. Ладони зажимают уши, но хор становится только громче.

Мое тело вспыхивает болезненным огнем, и я понимаю, что тени, мои верные псы, заживо сдирают с меня кожу!

Вдруг темноту разрезает вспыхнувший экран гримуара. Лилит безразличным тоном говорит:

-- Совет пользователю: сделайте вдох, затем выдох и задержите дыхание. Нестабильное эмоциональное состояние грозит потерей контроля над Живой Тьмой.

Я следую совету, и вскоре голоса стихают, темнота в салоне рассеивается, а тени отпускают меня.

Чуть не забыл: Таинство моего нового гримуара -- Живая Тьма. Еще одна своенравная стерва на мою голову.

Отдышавшись, я благодарю свою бестелесную помощницу и, подобрав гримуар с пола, развеиваю его. Выглядываю в окно: карета стоит поперек дороги. Повезло, что на ней мы были одни.

Слышу стук зубов и ловлю в зеркале заднего вида взгляд бледного, как призрак, Остапа.

-- Г-Гриш, а че это сейчас было?

Я указываю пальцем вниз и подмигиваю:

-- Скажем так, оттуда я вернулся не с пустыми руками.

Возничий понимающе кивает:

-- Это хорошо, что не с пустыми. Но… домой-то тебе можно?

-- А почему нет?

-- Действительно.

Остап разворачивает рычащую карету и мы продолжаем путь.

Извозчий то и дело косится на меня в зеркало заднего вида. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о мести, я спрашиваю:

-- Как там поживают Гоголята?

Остап крякает.

-- Гоголята? Да как обычно. Сестра твоя, Анна, вот, замуж собирается. Сегодня в поместье званный вечер в честь ее помолвки с князем Романовым. Ты не одобрял, кстати.

Я прищуриваюсь:

-- И как же род отреагировал на новость о том, что его патриарх жив?

-- Род, хех, -- невесело хмыкает возничий. -- Мачеха твоя да сестра сводная, вот и весь род.

-- Ну?

-- Ну, дык слуги все на приеме заняты были. Высший свет как услыхал, что князь помолвку устраивает, так слетелись все, как мухи на… кхм… В общем, трубку поднял я. Не знает еще никто, что ты жив, Гриш. А хочешь, я прямо сейчас позвоню, обрадую?

Значит, помимо юного Гоголя в роду были мачеха, сводная сестра да поместье. В котором всего через неделю после похорон патриарха празднуется помолвка с каким-то там Романовым, которую не одобрял почивший.

Я жестом останавливаю возничего, уже доставшего свой телефон.

-- Нет, Остапка. Не звони никому. Хочу устроить родственничкам сюрприз.

Остап кивает без задней мысли:

-- Дело говоришь. Вот потеха-то будет!

В зеркале заднего вида мелькает мой зловещий оскал.

-- Еще какая, Остапка, еще какая…