Изыди, Гоголь!

Глава 3. Бал лицемеров

Гости на званном вечере в поместье Гоголей разделяются на две группы.

Мужчины и юноши в костюмах от Тигрофа и фраках от Зайцева, прилизанные, выпячивают грудь и тянут макушку, чтобы выиграть лишние пару сантиметров роста. Поголовно вторые, третьи и так далее наследники своих родов. Редко когда первые и почти никогда -- патриархи.

Они собираются в круг, чтобы видеть лица друг друга и мельчайшие признаки лжи на них. Музыка скрипки льется мимо мужчин, они потягивают бургундский креман и говорят:

-- Отвратительно. Гоголи могли бы обратиться к моему роду. У нас связи с поставщиками из самой Шампани.

-- Я не увидел на столе морепродуктов. Экономят? У моего рода рыболовецкие компании в Черном море. Мы могли бы дать им скидку, скажем, в два процента!

Дворянский круг, на миг заглушая музыкантов, взрывается смехом. Кто-то замечает:

-- Прием готовили Романовы, а не Гоголи.

-- Неудивительно, -- хмыкают в ответ.

Презрительные взгляды падают на картины. Иванов, Айвазовский, Венецианов и другие, они украшают пространства между высокими стрельчатыми окнами. Все -- копии, оригиналы же, личные подарки великих авторов, давно распроданы в уплату долгов.

Вторая группа, женщины и девушки с дизайнерскими прическами. На них платья от Юдашкина, Рогова, кто победнее одет в Шанель, Гуччи.

Спутницы мужчин сбиваются в стайки у шведского стола. Музыка рояля льется мимо дам, они почти не пьют шампанского и шепчутся:

-- Это, что, плесень на потолке? Мерзость!

-- Куда только смотрит прислуга?

-- Слуги Гоголей разбежались, платить-то род не может. Все, кого вы видите, пригнали Романовы.

-- Тогда понятно, почему они не успели привести особняк в надлежащий вид.

-- Скорее, не захотели. Романовы показывают, какую услугу они делают Гоголям, принимая эту мелкую потаскушку Анну в свой род.

-- И как Романовы опустились до этого? Они же когда-то занимали престол!

Кто-то из мужчин спрашивает:

-- Как там поживает книжное издательство Гоголей?

-- Скорее, доживает, -- отвечают ему. -- Я жду, когда оно окончательно обонкротится, чтобы выкупить помещение под склад.

Взрыв смеха вновь заглушает музыкантов.

-- А кто был на похоронах у Гоголя-младшего? Я слышал, там произошла какая-то чертовщина.

Дворяне тотчас стихают.

-- Это было у старшего, -- поправляет пожилой мужчина. -- Он застрелился из артефактного оружия, так что на похоронах гроб был закрытым. Когда почести были отданы, а речи произнесены, гроб стали спускать в яму. Тогда раздался грохот, казалось, на все кладбище. Слуги спустились проверить, и оказалось, что Гоголь-старший лежит на животе.

-- Перевернулся в собственном гробу? -- усмехается кто-то.

Мужчина, бывший на похоронах, пожимает плечами:

-- Я не видел, но это наверняка слуги уронили гроб, из-за чего труп и перевернулся. Иначе откуда взяться тому грохоту? Не Гоголь же с того света постучался…

У шведского стола одна из мечтательных молодых девушек вздыхает:

-- Жаль все-таки молодого Гоголя. Сначала похоронил отца, а потом и сам…

-- Сам, да не сам, -- с загадочным видом перебивает другая дворянка. -- Что такого произошло на допросе у жандармов, что у молодого парня случился инсульт?

-- Это наверняка как-то связано с той темной историей про отряд чистильщиков, погибший в разломе, -- добавляет еще одна. -- Гоголь был единственым выжившим…

-- А, по-моему, там был еще кто-то…

Пожилая дама с лисьим воротником фыркает:

-- Оставьте расследование жандармам, это их работа в конце концов! В любом случае, что старший, что младший Гоголи не заслуживают ничьей жалости. Отец -- безумный затворник, писака, вогнавший род в долги и сбежавший от ответственности в могилу, а его сын -- разгильдяй и тунеядец, который до самой смерти прятался за спинами мачехи и сводной сестры.

Молодые дворянки переглядываются, но ничего не отвечают.

В кругу мужчин кто-то говорит:

-- Иван в молодости хотя бы зачищал разломы. Приносил пользу империи! А что Григорий? Маменькин сынок, слабак, худший на курсе в Академии!

Тот, чей род занимается рыбным промыслом на Черном море, презрительно хмыкает:

-- Как по мне, так мужчины в роду Гоголей приносили пользу империи только раз в жизни -- когда умирали!

Покосившись на смеющихся мужчин, одна из дворянок говорит остальным:

-- Эта потаскушка Анна хорошо усвоила науку свой мамаши. Сперва сели на шею Гоголю-старшему, теперь Романову-младшему. Не удивлюсь, если он закроет долги Гоголей, и тогда поместье останется у Маргариты.

Другая возражает:

-- У Александра Николаевича крутой нрав, он не даст этим ведьмам околдовать своего сына. Кстати, его почему-то не видно весь вечер…

-- Говорят, приболел, передвигается с трудом. Николай Александрович вроде бы даже организовал все без его помощи.

Кто-то восхищенно вздыхает:

-- Настоящий мужчина… ой, а вот и он!

По залу пролетает звон хрусталя. Первыми смолкают музыканты, за ними и гости.

Молодой человек убирает бокал на поднос официанта и встает перед собравшимися. Мягкие черты лица, высокий лоб и прямые брови выдают в нем наследника рода Романовых. Золотисто-голубой парадный мундир студента Императорской Академии подчеркивает высокий рост и княжескую стать.

-- Дамы и господа, -- говорит он поставленым голосом, -- благодарю за то, что посетили наш праздник. Надеюсь, вы хорошо проводите время.

Романова поддерживают одобрительными словами и редкими кивками. Хотя за весь вечер, несмотря на старания музыкантов, никто так и не станцевал на празднике.

Княжич скользит взглядом по пресным лицам гостей и находит свою невесту. Она стоит в стороне от основной массы, компанию ей составляет плечистый голубоглазый блондин с ямочкой на подбородке. На юноше тот же студенческий мундир, что и на Романове.

Анна шепчется с юношей, то и дело смеется над его словами. Она будто не заметила возвращение Романова. Кажется, невеста и вправду не скучала без жениха.

Игру желваков на лице княжича замечает каждый гость. Романов выдыхает и спокойно продолжает:

-- Пусть это и праздник, но было бы неправильно не упомянуть трагедию, постигшую Российскую империю и напрямую связанную с этим вечером.

Мужчины фыркают, дамы ловят каждое слово княжича.

-- Гоголи внесли огромный вклад в русскую культуру, и то, что их род оказался пресечен -- это, без сомнений, большая потеря для нашей великой империи и для каждого из нас в частности, -- улыбается Романов. -- Одна из причин, по которой мы собрались здесь сегодня -- это отдать дань уважения последнему патриарху Гоголей.

Дворяне переглядываются. Княжич нетерпеливо протягивает руку в сторону:

-- Анна, будь добра, отлипни от своего друга на минутку.

Десятки пар глаз обращаются в одну точку. Блондин с ямочкой на подбородке смущенно отворачивается. Анна изображает для гостей улыбку, залпом допивает бокал шампанского, бросает что-то напоследок другу и проходит к жениху.

Пышная черная грива кучерявым водопадом струится по спине и качается в такт широкой уверенной походке. Шпильки отбивают четкий ритм, в смелом разрезе темного платья мелькает длинная соблазнительная ножка.

Карие глаза смотрят уверенно, носик чуть задран, полные губы привлекают взгляд каждого мужчины. Загорелая кожа контрастирует с другими, бледными, дворянками и придает образу девушки дикую сексуальность.

У Анны Гоголь нет большого таланта к магии, но сногшибательной красоты хватает, чтобы быть желанным трофеем для каждого мужчины и объектом черной зависти для их жен и дочерей.

Анна встает по левую руку от жениха. Романов проводит по ее фигуре жадным взглядом. Совсем скоро эти крутые бедра, эта спелая грудь, эти полные губы -- вся она без исключения будет принадлежать ему.

Позволив себе легкую улыбку, княжич берет нежную руку невесты в свою. На изящном пальчике искрится кольцо с бриллиантом. Романов говорит:

-- Мы рады исполнить последнее желание почившего патриарха Гоголей и объявить о нашей с Анной Святославной свадьбе. Она состоится через две недели, здесь, в поместье Гоголей, и все присутствующие приглашены на праздник!

Хлоп, хлоп, раздаются хлипкие аплодисменты, поздравления.

Хлоп, хлоп, Романов шепчет:

-- Поцелуй меня.

Розовые губы Анны кривятся.

Хлоп, хлоп, и лицо девушки расцветает в обворожительной улыбке:

-- Конечно, любимый.

Анна подается навстречу жениху.

Хлоп, хлоп, ее карие глаза округляются, и она отшатывается. Смуглые ладони, не давая вырваться крику, прикрывают рот.

Анна шепчет:

-- Николай Александрович, ваши… ваш рот…

-- Чт…

Романов едва шевелит губами и тут же заходится в болезненном мычании.

Гости замирают, вытягивают от любопытства шеи -- и тоже отшатываются. Дамы с охами, господа с матом.

Княжич вырывает у ближайшего слуги серебряный поднос и таращится в него изо всех сил. Дрожащие пальцы осторожно скользят по губам, плотно сшитым черными нитками.

Иллюзия? Морок?

Нет, это самые настоящие нитки из человеческих волос, и самая настоящая жгучая боль от мельчайшей попытки пошевелить губами.

Со всех сторон гремит пылающий яростью голос:

-- ЗАКАТАЙ ГУБУ, РОМАНОВ! ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ!

Дворяне вздрагивают и озираются. Когда княжич врезается в толпу, от него шарахаются, как от прокаженного. Он впивается в лица гостей, но видит лишь растерянность, непонимание, страх.

Ничего похожего на торжество гнева, которым горел голос. В любом случае, его владелец -- ничтожный дурак, если решил, что сможет таким жалким фокусом вывести Романова из строя.

Серые глаза княжича вспыхивают золотым светом, он спокойно выпрямляется и открывает рот. Простые, совсем не магические нити рвутся, кровь жидким металлом обжигает губы.

-- Покажись, если хватит мужества! -- ревет Романов.

Его глаза светятся магией, золотая подвеска на мундире, напитавшись маной владельца, готова отразить любой удар.

Зал сотрясается от гремящего хохота:

-- ХВАТИТ ЛИ МУЖЕСТВА ТЕБЕ, РОМАНОВ, ПОСМОТРЕТЬ НА МЕНЯ?

Княжича поражает догадка, и он невольно отступает вглубь зала. Он косится на свою невесту, к которой уже подлетели ее мать и голубоглазый дружок.

Они, как и все, испуганно озираются по сторонам. Притворяются?

-- К-кто… ты? -- спрашивает Романов пустоту.

И голос гремит:

-- Я ЛЮБИМЫЙ ДРУГ, БРАТ И СЫН!

Княжич прикрывает веки и судорожно выдыхает. Контроль над магией утекает сквозь пальцы, остается только защитный артефакт на мундире.

Голос гремит:

-- Я ХОЗЯИН!

Он гремит:

-- Я ПАТРИАРХ! Я…

Он шепчет:

-- МЕРТВЕЦ.

Какая-то барышня падает в обморок. Среди дворян начинается шевеление.

Волосы на загривке Романова встают дыбом. Он делает шаг к выходу из зала. Сквозь кровоточащие губы вырывается боязливый шепот:

-- Гоголь…

Хрустальные люстры моргают. Одна из дворянок наконец замечает, что паркет под ногами превратился в смоляное болото, а к ее лодыжке тянется теневая рука.

Леденящий душу визг пронзает зал.

И засуетилась моль, и заиграла музыка.