Калевипоэг

Уж предутренний румянец,

Молодой зари предвестник,

Озарил ланиты неба;

Уж сияющие звезды

У границ зари померкли;

Уж петух пропел над морем,

Дню ворота отпирая;

Уж кудахчут куры Тавры

На вратах страны рассвета, —

Сын же Калева могучий,

Проносясь в пучине водной,

Мчась по гривам волн широких,

Выгребал к финляндским скалам.

Витязь мощною рукою

Рассекал морские волны.

Колыбель кипучей зыби

Сильного пловца катила,

Удалого мужа мчала,

По хребтам неутомимым,

По волнам несла на север,

К берегам скалистым финнов.

Вот заря лучом багряным

Озарила ширь морскую,

Гребни волн воспламенила.

Засинел вдали скалистый,

Неприютный финский берег,

Все утесистей, все круче

Подымаясь из-за моря.

Витязь мощною рукою

Рассекал морские волны.

Колыбель кипучей зыби

Сильного пловца катила,

Удалого мужа мчала

По хребтам неутомимым,

По волнам к прибрежным скалам.

Только день лучом широким

Поборол туман рассвета

И, здороваясь, рассыпал

В море блестки золотые,

Что на волнах утром блещут,

Как нарядные подвески

И как шелковые ленты,

Деву моря украшают, —

Выгреб отпрыск богатырский,

Ухватился муж могучий

За скалистый финский берег.

Сел он, тяжко изнуренный,

На уступ гранитной глыбы,

Чтоб в пучине утомленным

Отдых дать могучим членам.

Сел он на уступ утеса,

Чтобы сил набраться новых

У прохладного прибоя,

У ласкающего ветра.

На скалу он опустился,

Чтобы тело отдохнуло

В утренней росе прохладной,

Под живым дыханьем моря.

Финский знахарь ветра, Туслар,

Выволок свой челн на отмель.

Лодочку свою к утесу

Приковал железной цепью,

Чтоб ее игрой прибоя,

Чтоб ее волной высокой,

Чтоб ее волной свирепой

Море в щепы не разбило.

Птицы певчие проснулись.

День приветствуя, запели.

Жаворонок топчет звонко

Ветра легкую дорожку.

В ельнике поет кукушка,

Соловей — в ольховой чаще,

В дубняке — звенят синицы.

В ликованье всех пернатых

Песнь хвалебная звенела

Прославленьем делу Таары.

Но на берегу широком,

На опушке темной леса

Ни зверей не видел витязь,

Ни следа людей, ни дыма

В отдаленье не заметил.

Гребни гор, лесные дебри

В дымке утренней дремали.

Витязь даль окинул взором,

Оглядел он все прибрежье,

Нет ли где какого следа,

Нет ли следа иль приметы,

Что бывал здесь финский Туслар.

Но нигде он не увидел

Ни следа его, ни знака.

Тишина рассвета мглою

Землю кутала и море

И людей своим широким

Покрывалом укрывала.

Богатырь Калевипоэг

Отдых членам дал усталым,

Окунул в дремоту веки

На единый час, не боле.

В это время солнце утра,

Ветра теплого дыханье

Высушили платье мужа,

Хоть глубокий сон, короткий,

Не успел еще сложиться

В золотое сновиденье.

Калевов сынок любимый,

Той порой, как меж утесов

На спине ты спал беспечно,

Твой певец смотрел в раздумье

На твои пути-дороги

Вдоль глухих прибрежий финнов.

Подымалось солнце мирно,

Спящего на скалах грея.

Той порой шальные ветры,

Бури, северные вьюги

Буйно с полночи летели,

Солнце утра затмевая.

Эйке налетел с угрозой,

Тяжко загремел над морем,

Молнией сверкая в тучах.

Лязг брони, оружья скрежет

Быстрым ветром доносило.

Пала кровь росой на травы,

Стон раздался в темной чаще, —

Обнажил свой меч разбойник.

Ты же спи, усталый витязь!

Над тобой, как солнце утра,

Реют крылья песнопевца,

Подымаясь выше, выше,

Осеняя нашу землю,

Уходя в иные страны.

Старец острова печальный,

Матерь острова — голубка —

Дочь в волнах не отыскали,

Не слыхали воркованья

Горлинки своей пропавшей.

И пошли домой, бедняги,

Поиски свои оставив,

Поглядеть на дуб средь луга,

Ель на выгоне проведать.

Взяли, выкопали с луга

Крепкий дуб в ветвях широких

Дуб во двор к себе втащили,

К тем качелям деревянным,

Где их доченька качалась,

Утешалась в час вечерний.

Дуб они там посадили

В память дочери любимой,

В память курочки пропавшей:

«Ты расти, дубок, повыше,

Осени наш двор ветвями,

Сучья разбросай по тучам!»

Выкопали ель златую,

Темную, в ветвях широких,

И во двор к себе втащили,

К тем качелям деревянным,

Где их доченька качалась,

Утешалась в час вечерний.

Посадили близ качелей

Ель — красавицу густую —

В память дочери любимой,

В память курочки пропавшей:

«Ты расти и крепни, елка!

Стань высокой, стань широкой,

Дотянись до звезд верхушкой,

Ветви разбросай по тучам!»

А как был дубок посажен,

Корни ели в землю врыты

Возле дочкиных качелей, —

Столб один им — дуб могучий,

Столб другой им — ель густая, —

Воротился старец в избу,

Мать же — в тайную каморку,

Посмотреть яйцо орлицы,

Что она в железном шлеме

Без наседки положила.

Холоден был шлем железный,

Холодно яйцо во шлеме,

И орленок без наседки

Из яйца не проклевался.

Мать яйцо на солнцепеке

Согреваться положила,

Ночью мать сама наседкой

На яйце орла сидела.

Старец вышел дуб проведать,

Мать — густую ель проверить.

Подросли и дуб и елка.

На сто сажен дуб поднялся,

Елочка — на десять сажен.

Вновь домой они вернулись.

Старец в тайную каморку

Поглядеть пошел на рыбу,

Что в серебряной лохани

Там плескалась, подрастала.

Скорбно старый молвил рыбе:

— И у нас была отрада —

Наша ягодка лесная.

Свет зари вечерней нашей,

Наша утренняя зорька,

Наше солнце золотое!

Яблочко упало в море,

Ягодка в волнах пропала.

Яблочко я звал из моря,

Ягодку на дне искал я,

По пояс зашел я в море,

По плечи в икру густую.

Что колен моих коснулось?

Плавником коснулась рыба.

Что ж из этой рыбы станет? —

Рыба старцу отвечала

Из серебряной лохани:

— Отпустите рыбу в море,

Поиграть в волнах пустите!

Там отец и мать остались,

Там мои остались братья,

Там сестер осталось много —

Девушек златочешуйных! —

Старец вынес рыбу к морю,

Отпустил в морские волны,

Сам вернулся дуб проведать,

Ель красивую проверить.

Смотрит: дуб дорос до неба,

Ель крестом ушла за тучи, —

Небосвод раскалывают,

Облака раскидывают.

И орленок проклевался,

Сильный вылупился птенчик.

Мать домой взяла орленка,

Заперла его в каморке,

Вырвался он из каморки,

Взвился, улетел далеко.

Старец дуб пошел проведать:

Выше хочет дуб подняться,

Разбросать ветвями тучи,

Расколоть, как чашку, небо.

И пошел отец за мудрым,

Уговор вести с могучим, —

Кто срубил бы дуб высокий,

Толстый дуб в широких сучьях.

Мать пошла на луг широкий,

Чтоб сложить в зароды сено

Да в стожок сметать огребки.

Грабли у нее златые,

Грабельки на палке медной,

Зубья их — серебряные,

Золотом окованные.

Вала два она сметала,

Загребать взялася третий.

Что нашла она под сеном?

А нашла орла ручного, —

То был сын ее крылатый,

Птенчик, бабой выращенный,

Птенчик, солнцем высиженный.

Мать взяла домой орленка,

Заперла его в каморке.

Что же под крылом орлиным,

Под крылом могучим было?

Человек там был, мужчина,

Мужичок в две пяди ростом.

Что у мужичка подмышкой?

Острый топорок подмышкой…

Богатырь Калевипоэг

На один хотел часочек

Погрузить в дремоту веки,

Отдохнуть хотел немного,

Сном коротким позабыться.

Но тяжелая усталость

Силу мужа победила,

Крепко память оковала.

Целый день он спал на скалах,

Спал всю ночь он до рассвета

И начало дня другого.

Ясным утром дня другого,

Поднялось едва на сажень

Солнце над земною грудью,

Над туманной зыбью моря, —

Ото сна тогда очнулся

Калев-сын, могучий витязь.

Отдыхать не мог здесь больше,

Сна желанного продолжить.

Шагом тяжким, утомленным

Вновь могучий устремился,

С каждым часом все быстрее,

В глубину чужого края,

По тропиночкам прибрежным,

По холмам матерой суши,

По горам спеша скалистым.

По утесам шел, по кручам,

По извилистым оврагам,

По болотам и долинам,

По тенистым, шумным рощам,

По лесным дремучим дебрям

Шел все дальше в землю финнов.

Богатырь Калевипоэг

Поминутно озирался:

Нет ли где следа родимой

На песке, в траве росистой,

Стонов матери не слышно ль?

Вот уж солнце золотое

До черты дошло полдневной,

Полпути прошло дневного.

Солнце в плечи ударяет,

От жары спина дымится.

Мощным шагом, все быстрее

Богатырь вперед стремится

По горам крутым, скалистым,

По лесным дремучим дебрям

В глубину чужого края.

Солнце в плечи ударяет,

От жары спина дымится.

Финский знахарь ветра, Туслар,

Взору витязя невидим,

Нет нигде ни следа Линды —

Ни на скалах, ни на травах.

Удалой Калевипоэг,

Ты гадал и так и этак —

Как разбойничью тропинку,

Как следы своей родимой

Отыскать в безлюдных дебрях,

Как спасти свою родную,

Поскорей из плена вырвать.

Мощным шагом устремился

Калевитян сын любимый

По извилистым оврагам,

По болотистым низинам,

В глубину чужого края.

Солнце в печи ударяет,

От жары спина дымится.

Богатырь Калевипоэг

На утесистые горы

Подымается все выше, —

Может быть, с хребта крутого

Он разбойника увидит.

Он с подоблачной вершины

Кругозор обвел очами.

И в тумане, за горою,

За обрывистым оврагом,

За цветущею долиной,

За густой зеленой рощей

Туслара владенья видит,

Логово лихого вора,

Где свои терзал он жертвы.

Богатырь Калевипоэг

Ринулся с горы в долину,

Пастбищем прошел зеленым,

У ворот остановился.

Оглядел он грозным взором

Двор, густой травой заросший,

Там и риги и амбары,

А вокруг — забор высокий.

На траве перед избою,

Силы новой набираясь,

Спал усталый знахарь ветра.

Там, за выгоном, к забору

Примыкал лесок дубовый.

Калев отошел в дубраву,

Выбрал дуб с комлем могучим,

Вырвал из земли с корнями,

Чтоб служил ему дубинкой.

От ветвей он ствол очистил,

Обломал на дубе сучья,

Острые шипы оставил.

Дуб в руках его мгновенно

Стал комлистой булавою,

Шишковатой колотушкой.

За вершину дуб схватил он,

Сделал дуб своим оружьем,

Чтобы вора отдубасить,

Похитителя родимой.

Удалой Калевипоэг

Луг стремительно минует,

Приближается к воротам;

Под его железным шагом

На лугах трава трепещет,

Вся гудит, дрожит долина,

Горы и холмы трясутся.

Финский знахарь ветра, Туслар

Ото сна тогда очнулся,

Отряхнул он путы дремы.

Думает: гроза находит,

Кыуэ[76] там грохочет в небе,

Пикне катится по тучам

На железной таратайке.

Сонные глаза открыл он.

Широко распялил веки,

Видит витязя в воротах,

Двор колеблющего шагом,

Раскачавшего деревья.

Ото сна едва очнувшись,

Не додумался спросонок

Туслар тягу дать скорее,

Спрятаться в тайник глубокий,

Скрыться в темную пещеру.

И на крыльях ветра поздно

Было знахарю умчаться.

Богатырь Калевипоэг

К Туслару во двор вступает,

Грозно смотрит он на вора,

Машет в воздухе дубиной.

Финский знахарь ветра, Туслар,

Лютою бедой застигнут —

Перьев пригоршню пускает

Из-за пазухи на ветер.

Сильно дует он на перья,

Чтобы по ветру плясали,

В легком воздухе кружились!

Вслед бросает заклинанья,

Оживляет словом силы

Он кружащиеся перья.

Колдовским, могучим словом,

Словом, черта порожденьем,

Превращает перья в войско.

Порожденные из перьев,

Широко на крыльях ветра,

Словно град, летя из тучи,

Мчатся воины верхами,

Сотнями враги несутся,

Тысячами налетают

Злому Туслару на помощь.

Войско чертово, из ветра

Вызванное силой слова,

Вора-знахаря опора,

Густо падает на выгон,

Заполняет двор широкий,

Сыну Калева на плечи

Лезет темной, грозной тучей,

Комарьем в болотной дымке,

Мошкарой в заре вечерней.

Злобных ос гудящим роем.

Чаще ливня грозового,

Гуще яростной метели

Налетело войско ветра,

Чтобы Калевов потомка,

Дорогого сына Таары

Задушить, изжалить насмерть

Калева сынок любимый

Изготовился на битву, —

Быстрый ум соображает,

Острый глаз пространство мерит.

Бьет могучая ручища.

У него в руках дубина,

Дуб зажат в ладонях дюжих.

Налетающих он хлещет,

Напирающих колотит,

Ветровых вояк он чешет,

Как горох, гостей молотит,

Поддает пришельцам жару,

Обивает их, как шишки,

Дубом потчует, как розгой,

Приговаривая, лупит,

Дуб пускает с прибауткой:

— Не боюсь я злобной стаи,

Роя чертовых подручных,

Войск, из воздуха рожденных,

Сотворенных заклинаньем,

Бесов, по ветру летящих,

Ратей старого злодея!

Не боюсь меня знатнейших,

Не боюсь меня сильнейших,

Часть во мне отцовской мощи,

Малость силы материнской,

Часть большая силы рода,

Да и собственная сила! —

Где нечаянно заденет

Калев-сын своей дубиной,

Падают там конь и всадник.

Где наотмашь хватит дубом —

Груда мертвых тел ложится.

А куда комлем дубовым

Со всего плеча он треснет —

Там лежат десятки трупов.

А когда свою дубину

Он на круг летать запустит, —

Жизнь там больше не проснется

Дуб летит, как вихрь бушуя,

Палица кружит со свистом,

Нечисть чертову сметает,

Войско Тусларово губит,

Истребляет, обезумев.

Наземь валятся вояки

Гуще пыли придорожной,

Гуще хлопьев снегопада,

Гуще листьев листопада.

Те же, что остались живы,

Поскорее дали тягу,

Дали жару быстрым пяткам!

Времени спустя немного,

После маленькой забавы,

Распря пот с чела отерла,

Завершился бой жестокий.

Груды мертвых двор покрыли,

Из-под них травы не видно.

Хрип мученья, стон предсмертный

Затихают, умолкают.

Вспененный ручей кровавый

Тек по пояс человеку,

Подымался до подмышек.

Мчался со двора на выгон,

С выгона в овраг свергался,

Кровь потоками катилась,

Кровь озерами вставала…

Мало кто от смерти спасся,

Улетел на крыльях вихря.

Финский знахарь ветра, Туслар,

Знаний дьявольских владетель,

Войско словом породивший,

В западню беды попался,

Очутился в путах смерти.

Видя войска пораженье,

Гибель всей своей защиты,

Потерял надежду хищник.

Словом хитрым и медовым

Стал молить он о пощаде:

— Калева сынок любимый

Утешитель горя Линды!

Пощади меня, помилуй!

Мне вину прости, могучий!

Пусть раздор наш станет миром,

Нашу ненависть угасит,

Зло свершенное исправит!

Я пошел путем неверным,

Совершил я злое дело.

На разбой пошел впервые

Я тропою воровскою.

Я в гнездо орла забрался

Той порой, как все три сына

От гнезда вдали летали.

Воровски увел я Линду,

Утащил ее, как ястреб,

Курочку унес далеко,

Колдовством ее осыпал,

Словом чертовым опутал.

Я летел с добычей к морю,

Где ладья моя стояла.

По раскатам волн хотел я

На хребте широком моря

Унестись на финский берег.

Как достиг я взгорий Иру,

Загремел тут с неба Кыуэ,

Грозно предостерегая.

Древний Таара гневной вспышкой

Ослепил меня внезапно

И стрелою громовою

В ярости меня ударил,

Бросил наземь без сознанья.

И бесчувственной колодой,

У беспамятства в неволе,

Мертвецу во всем подобен,

Я на склоне гор валялся.

Тот, кто смерти шаг считает,

Глубину забвенья мерит,

Кто зарытым в землю время

Пробужденья назначает,

Только тот, быть может, знает,

Долго ль обморок мой длился.

Выбравшись из пут забвенья,

Поднялся я, огляделся,

Стал смотреть, куда пропала

Драгоценная добыча,

Не видать ли где тетерки,

Не видать ли следа Линды,

Легкой птицы, улетевшей

Из густой ловецкой сети?

Но, увы, никто не знает,

На крылах ли быстрых ветра,

На полах ли тонких платья,

С чьею тайною подмогой

Матушка твоя умчалась.

Иль, быть может, трав царица

Муравой ее укрыла?

След ее мне был невидим,

Путь ее мне был неведом.

Страх меня погнал внезапный

Прочь от гор на берег моря.

Я детей орла боялся,

Мать свою спасать летящих.

К морю в страхе удирая,

Дал я жару быстрым пяткам,

Пальцы ног разбил о камни.

Я в ладью вскочил с разбега,

Что ждала меня на взморье.

Ужас плыл в ладье со мною,

Страх держал в руках кормило

По раскату волн широких

Я стрелой летел от страха.

И едва рассвет забрезжил,

Берегов родных достиг я.

Богатырь Калевипоэг

Слушал Туслара угрюмо,

Чертовы его утайки,

В ярости — едва в пол-уха.

И тогда на снасти гнева

Распустил он парус речи;

— Слушай, похититель женщин,

Зря ты треплешь язычищем!

Горькую постель вдовицы,

Доже бедной сиротины

Ты решился опоганить!

И своею болтовнею

Улестить меня ты хочешь?

Не подумай, что так просто

Убежал ты от расплаты!

Счет твоих шагов закончен,

Жизни вымеряно время!

Ты отведай, вор, дубины,

Толстой палицы дубовой! —

Развернулся дуб комлистый,

Загудел в руке могучей.

Меж бровей ударил вора,

Промеж глаз его ударил

Калевитян сын любимый.

Финский знахарь ветра, Туслар,

Как мешок, песком набитый,

Рухнул, не вздохнул, не охнул,

Задремал в объятьях смерти.

Даже глазом не моргнул он,

Губ своих не разомкнул он.

Богатырь Калевипоэг

Поспешил — ворвался в избу,

Матери следы он ищет,

Вот облазил он все норы,

Все углы в жилье у вора,

В каморы глядел, в чуланы,

Из камор спускался в погреб,

Обыскал чердак высокий,

Выломал в избе простенки,

Вырвал все болты дверные,

Вышиб все перегородки,

Так что верст на десять с лишком

Грохот слышался в округе!

Треск такой стоял, что всюду

Люд окрест перепугался.

Шум и грохот раздавался,

Через лес летел и поле

До отвесных скал прибрежных,

А от скал — в просторы моря.

Птицы из лесу взлетают,

Звери в страхе убегают,

Стаи рыб на дно уходят,

Прячутся в морскую тину,

Даже девы-водяницы

Укрываются в пещеры.

На дворах далеких люди

Зашушукали тревожно:

— Что за шум? Уж не война ли

Прикатила в нашу землю

На железных колесницах?.. —

… Но ни следа не находит

Матери любимой Калев, —

Скрылась бедная тетерка,

Одинокую тропинку

Занавесила туманом.

Богатырь Калевипоэг

Плакал, горько сожалея

О своем порыве гневном,

Что хозяина убил он,

Обуянный жаждой мести,

Что не выпытал ни вести,

Ни словечка у злодея

О судьбе несчастной Линды.

Что поводья отдал гневу,

Словно лошади горячей,

Необъезженной и дикой.

Дай лишь вожжи в руки злобе, —

В темный лес умчится лошадь![77]

Калевитян сын любимый,

Разум потеряв, метался,

Курицею безголовой:

Со двора кидался в избу,

На чердак, в чулан и в погреб,

Пробегал и возвращался

По клетям и по амбарам,

По хлевам и по конюшням

До поры, когда ночная

Тьма туманною полою

Задремавший мир накрыла,

Поиски остановила.

Сел он, плача и горюя

О потерянных следочках

Матушки своей любимой,

О тетерке бедной, Линде,

Сгинувшей в лесу дремучем…

И ослаб он, укрощенный

Удилами утомленья,

И накрыл его крылами

Сон — скорбей успокоитель,

Мира нежный дарователь,

Прилетел печаль утешить,

Умирить души мученье.

Что ж во сне увидел витязь?

В молодой красе весенней,

Словно светлая невеста,

Бабонька цвела, смеялась,

Женушка — в застолье пира

Пташечкой лесной звенела,

Языком медовым пела.

Словно прежде, на качелях,

В лиственной прохладе Ляне,

Возле матушки приемной

Линда юная качалась.

И высоко и далеко

Те качели поднимались,

Забавляя дочь тетерки.

Пела Линда, как синица,

Как кукушка, куковала:

«Вы качайтесь, подымайтесь

Выше, легкие качели!

Чтоб видна была я всюду,

Далеко видна в округе, —

Чтоб видна была я солнцу,

Чтоб волнам морским смеялась,

Чтобы тучам улыбалась!

Чтоб венком моим девичьим

Облака залюбовались!

Пусть увидят земли Кунглы

Юбку, платье парчевое,

Пусть узоры видит Пикне,

Звезды — вышитый передник,

Чтоб пришел к нам в дом сын Солнца,

Месяц — свататься приехал,

Чтобы сын Звезды явился,

Калев-богатырь примчался!..»

И погас прекрасный образ

Сновиденья золотого…

Девушкою на качелях,

Утром молодости ранней,

В светлом палисаде Уку,

Вся в лучах любви и счастья,

Сыну матушка явилась

И растаяла бесследно.

Калевитян сын любимый

Рано поутру проснулся.

Стал ночного сновиденья

Смысл разгадывать неясный.

Час и два часа он думал, —

Наконец, вздохнув, промолвил:

— Матушка ушла навеки,

В лес тетерка улетела,

Курочка моя погибла,

Пташечка моя пропала,

Улетела на болото

За брусникой, журавикой.

Прилетел клювастый ворон,

Птица лютого разбоя —

Коршун заклевал тетерку,

Пух пустил летать на ветер!

Курочка моя пропала,

Пташечка моя погибла,

Словно ивушка речная,

Пожелтела, облетела!.. —

Богатырь Калевипоэг

Понял, что искать напрасно,

Понял он, что мать погибла,

Отошла на ложе смерти.