Калевипоэг

Солнце лес озолотило,

Плечи вечера одело.

Утомленно ткали тени

Для травы — ковер молчанья,

Для деревьев — платье мира.

Из плакучих рук березы,

Из густой листвы осины,

С золотистой шапки ели

Одиноко пела птица

О конце дневных стремлений,

В вечереющей прохладе,

Благодарность воссылая

Отчей мудрости высокой.

Богатырь Калевипоэг,

Сети сонные распутав,

Сбросив с плеч своих усталость,

Стал глаза тереть руками,

Расплетать он стал ресницы,

Вопрошать дремотный разум,

Рыться в памяти неясной,

Воскрешать пережитое,

Что виденьем омертвелым,

Смутным образом поблекшим

В глубине души мерцало.

Но следов своих последних

Он не видел, обернувшись.

В топи мглистого тумана,

В знойном облаке зыбучем

Притаился день вчерашний.

И не помнил витязь Калев.

То ли где в стране Суоми,

То ль на острове далеком

Было долгое веселье,

То ли в Тургии он дрался,

То ли в Турьямаа сражался.

Про убийство он не помнил,

И пролитьем мирной крови

Дух его не омрачился,

Горе не легло на плечи.

Калевитян сын любимый

В дальний путь — домой пустился,

Зашагал широким шагом.

Шел он, шел — и встретил гору,

Что была ему знакома.

День шагал и два шагал он

По долинам необъятным,

Через реки, через кручи.

Вот вступил он в лес дремучий,

Трое суток шел он лесом,

Вышел к берегу морскому.

Здесь, на привязи железной,

Под скалой, в надежной бухте,

Лодка Туслара стояла,

Заклинателя кораблик.

Славный муж Калевипоэг

Взял добычей боевою

Лодку Туслара в наследство,

Чтобы до дому добраться,

Не найдя свою родную.

Богатырь Калевипоэг

Отвязал ладью злодея,

Цепь железную распутал.

Он вскочил проворно в лодку,

Ухватил руками весла,

Стал грести неутомимо,

Поспешать к жилью родному.

Парус по ветру раскрыл он,

Полотно набухло ветром,

Ветер подгонял кораблик,

Волны лодочку толкали,

Легкий челн катили к Виру.

Воду резало кормило

Под его рукой могучей,

Чтобы прямо мчалась лодка,

Чтоб с дороги не свернула.

Витязь устали не знает:

Стан у мужа — из рябины,

Плечи у него — из яблонь,

Стебли рук его — из клена,

Локти у него — из вяза,

И смородинные пальцы,

Ногти — жимолость лесная,

Мощь железа — в крепком теле.

Ветром лодку подгоняло,

Волны быструю толкали,

Легкий челн катили к Виру.

Калев пел такую песню:

«Как пошел гулять я в море,

Петь спустился я на волны,

Взял серебряные весла,

Ручки весел золотые.

Что я встретил, проплывая?

Встретил три чирковых стаи,

Под волной ныряли чайки,

Сверху — лебеди скользили,

Посредине — плыли гуси.

Как пошел гулять я в море,

Петь спустился я на волны,

Взял серебряные весла,

Ручки весел — золотые.

Что я встретил, проплывая?

Три кораблика я встретил:

Плыли в первом молодицы,

Дальше — мудрые хозяйки,

В третьем — девушки-красотки.

Было девушек немало

Раскрасивых, пренарядных:

Очи их — черней смородин,

Серебро на пальцах блещет,

Рукавички — золотые,

А рубашки их — из шелка,

Рукава — узор туманный,

В золотых монистах шеи,

Груди — в пряжках драгоценных,

Головы горят, как солнце.

Те нарядные красотки

Стали льнуть ко мне лукаво,

Чаровать меня любовью.

Я в ответ им так промолвил:

— Полно, курочки, молчите!

Птицы бедные, не плачьте!

Он наступит, вечер счастья,

Солнце ярче засияет,

И созреет ваша радость.

И взрастут для вас супруги,

Женихи для вас найдутся,

Всем свои соткутся доли,

Каждой счастье улыбнется.

Знайте, — вам не сужен Калев:

Ни одной не станет мужем!..»

Ветром лодку подгоняло,

Волны быструю толкали,

Легкий челн катили к Виру.

Воду резало кормило,

Под его рукой могучей,

Чтобы прямо мчалась лодка,

Чтоб с дороги не свернула.

Ветры крепкие морские

Легкий челн стремили к Виру,

Двигали ладью к полудню.

Ветры крепкие морские

Из головушки прогнали

Злого хмеля наважденье, —

Все ж не вспомнил он, сын Калев,

Ни пирушки той кровавой,

Ни злосчастной ссоры в кузне, —

Хоть былое подтверждали

Крови страшные приметы:

На мече следы краснели,

Пятна рдели на кафтане.

Ветром лодку подгоняло,

Волны быструю толкали,

Легкий челн катили к Виру.

Вот уж ночь в своих объятьях

Ширь морскую погасила,

Сито звездное вставало,

Протянув лучи к рассвету.

Всплыло вдруг одно виденье,

Поднялось над гладью водной.

Богатырь Калевипоэг

Берег острова увидел —

Тот, где он, беды не чая,

С девой островной сдружился,

Обнимал ее любовно.

И любовь ее, и песни,

И последний стон девичий,

Что упал в ночные волны,

Захлебнулся в темном море, —

Все припомнил славный витязь…

Горько в нем смешались мысли,

Грудь тревогой омрачилась.

Калевитян сын любимый

Норовил проплыть тихонько,

Миновать неслышно берег,

Чтоб отца не опечалить,

Мать-старуху не встревожить:

О цветке они скорбели,

Дочь оплакивали оба.

Что там слышится на море?

Кто поет в волнах широких?

Это — девушкина песня,

Это — голос юной девы,

Бедной курочки квохтанье.

Что в волнах морских белеет?

Кто встает с постели водной?

Богатырь замедлил греблю,

На борту сложил он весла,

Стал прислушиваться к песне.

Видит: тень девичья встала

Из глубин морских бездонных.

Как чирок, она стенала,

Пела птицей водяною:

«В волны девушка нырнула,

Куковать пустилась в море:

Там дитя развеселится,

Позабудет злое дело,

Горе черное потушит.

Брат плывет в морском разбеге,

Над широкими волнами, —

Спит сестра в постели тайной,

В тайной горнице подводной.

Что там блещет под волнами?

Что скользит поверх теченья?

Меч сверкает под волнами,

Кровь скользит поверх теченья,

Кровь окрашивает волны,

Щеки девушки румянит.

Ох ты, братец кровожадный,

Ты зачем в любви ошибся?

Для чего, исполнен злобы,

Кровь невинную ты пролил?

Для чего меня, голубку,

Для чего отцову дочку

Так жестоко ты обидел?

Я пошла качаться в море,

Песни петь в волнах широких:

Там дитя развеселится,

Позабудет злое дело,

Горе черное потушит.

Что блестело под волнами?

Кровь плыла поверх теченья,

Плыл там брат по глади водной,

На бедре был меч-убийца,

Кровь по лезвию стекала,

Кровь окрашивала волны,

Щеки девушки румяня,

Мертвый цветик оживляя.

Спит сестра в постели тайной

Под зыбучим покрывалом,

В колыбели волн холодных.

Ох ты, братец кровожадный,

Ты зачем в любви ошибся?

Для чего, исполнен злобы, Кровь

невинную ты пролил?

Для чего меня, голубку,

Для чего отцову дочку

Так жестоко ты обидел,

Мой покой навек нарушил?

Ты зачем меня заставил

Задремать в постели смерти?

Двоекратный долг кровавый

Твой покой навек нарушит.

Брат плывет по глади водной,

Спит сестра в постели смерти

Под зыбучим покрывалом,

В колыбели волн холодных.

Тяжело придется брату:

Долг великий он уплатит,

Кровь невинную смывая,

Искупляя беззаконье,

Угашая злое дело.

Что нечаянно свершил он,

Что в беспамятстве содеял, —

Грозным долгом обернулось.

Ох ты, братец мой злосчастный,

Весь свой век — в долгу отныне.

Вышла на берег сестрица,

Поиграть спустилась к морю,

Петь пошла в волнах широких,

Чтоб печаль свою развеять.

Там я — курочка — пропала,

Там погибла ваша птичка,

Там я — девушка — сломилась,

Там увял цветок весенний.

Ты, родимая, не сетуй,

Ты не плачь, отец любимый, —

Домик мой — в зыбучей глуби,

В море — тайная светлица,

Горница — в икре и тине,

Гнездышко — в морском тумане,

Ложе — в сумрачной прохладе,

Колыбель — в волнах глубоких.

Калевы меня качают,

Сулевы мне напевают.

Ох ты, братец мой злосчастный,

Весь свой век — в долгу отныне.

Ох, скиталец мой прибрежный,

Скоро ль ты в постельку ляжешь,

Чтоб уснуть в объятьях мира,

Отдохнуть от долгой муки?»

Песня девушки погибшей,

Слезы милого виденья,

Жалобы с морского лона,

Из глубин холодных речи

Душу витязя смутили,

Омрачили сердце мужа.

Те печальные напевы

Породили в нем томленье,

Жалость горькую взрастили,

Возвратили все былое.

Словно образ сновиденья,

Встал пред ним кузнец, убитый,

Образ тот заря спугнула:

Он качнулся — и растаял.

Витязь не вернет былого,

Сделанного не поправит.

Богатырь за весла взялся,

Стал грести неутомимо,

Поспешать к жилью родному.

Ветром лодку подгоняло,

Волны быструю толкали,

Легкий челн катили к Виру.

Воду резало кормило

Под его рукой могучей,

Чтобы прямо мчалась лодка,

Чтоб с дороги не свернула.

И запел Калевипоэг:

«Где ольховники томленья?

Где осинники скорбящих?

Где вы, ельники печали?

Где березники невзгоды?

Где томлюсь — растет ольховник,

Где скорблю — растет осинник,

Где печалюсь я — там ельник,

Где горюю — там березник.

Матушка моя родная,

Ты, что жизнь мою взрастила,

На руках меня качала,

Тихой песней усыпляла!

Умерла ты одиноко,

Ты невидимо увяла!

Кто закрыл родные очи?

Кто сомкнул, смежил ей веки?

Василек закрыл ей очи,

Лебеда смежила веки.

Матушка моя родная!

Василек — в колючках тайных,

Лебеда — с шершавым стеблем.

Матушка моя родная!

Ах, как ты меня растила,

Как растила, как ласкала,

Вскидывала, поднимала,

Вновь сажала, забавляла

И дыханьем согревала,

На руках своих качала!

Думала — опорой буду,

Верила — растет помощник,

Целый век жила надеждой:

Милый сын смежит мне веки,

Сын глаза мои закроет!..»

Ветром лодку подгоняло,

Волны быструю толкали,

Легкий челн катили к Виру,

Над землей заря всходила,

Тихо утро занималось, —

Тут завидел славный витязь

Бухту берега родного.

Калевитян сын любимый

Тихо к берегу причалил,

Он к плоту береговому

Привязал цепями лодку,

Сам скорей пустился к дому

Братьев повидать-проведать:

Не нашлась ли их родная

На тропах кремнистых Виру?

Богатырь Калевипоэг

Поднялся на гребень Иру,

Где по воле Таары в камень

Дочь тетерки обратилась.

Тише, тише, славный витязь!

Подожди, постой, сыночек!

Слышишь ли ты странный голос,

Что донесся издалека,

Что звенит в закатном ветре?

Будто голос человечий,

Внятно песенку слагая,

Задрожал в закатном ветре.

Славный муж Калевипоэг,

Ухо повернул на голос,

Где звучал тот сладкий голос,

Внятно песенку слагая.

Для того, кто чутко слушал,

Пела дева водяная,

Дочка ветра молодая:

«Из гнезда ушел орленок,

Улетел мой кривоклювый,

Опечаленный мой лебедь,

Петушок мой безутешный.

Он пустился, мой орленок,

Тихим берегом скитаться

В поисках следов родимой.

Тот орленок крепкокрылый,

Когти у него — стальные.

Был он всем на загляденье,

Гордо вылетел из дому.

Как из туч струятся слезы,

Как ложится снег в долине,

Как бобы свой цвет роняют,

Увядает костяника,

Осыпает гроздь рябина,

Цвет с черемухи спадает, —

Так благим веленьем Таары

Мать из дому улетела,

Курочка — в луга иные,

К берегам иным — тетерка!

Вдовьи дни влеклись в печали,

Дни тех мук неодолимых

Обрели счастливый вечер.

Кривоклювый мой орленок,

С чем же ты домой вернулся?

Был ты всем на загляденье,

Гордо вылетел из дому.

Для чего же хищным когтем

Кровь безвинную ты пролил,

Растерзал покой девичий?

И двойной тот долг кровавый

С той поры гнетет орленка,

Бременем лежит тяжелым.

Грудью мать его кормила,

Да умом не наделила!

Берегись же, мой крылатый,

Берегись меча стального:

Жаждет кровь ответной крови!

Большего сказать не может

Превратившаяся в камень.»

Так звенел в закатном ветре

Отзвук речи материнской.

Калевитян сын любимый

Разгадал — услышал в песне,

Что родимая навеки

Замерла на ложе праха,

Разгадал — услышал в песне,

Что и сам в отчизне финнов

Зло двукратное свершил он:

В первый раз — беды не чая,

Во второй — по неразумью.

Богатырь Калевипоэг

Зашагал к родному дому,

Прибыл ко двору отцову,

В ворота ступил на выгон.

Тут разлаялись собаки,

Братья вышли за калитку,

Вышли глянуть на чужого.

Брата младшего увидев,

Не погибшего, живого,

Подошли они поближе.

Все глазам своим не веря,

Братья старшие дивились:

Где достал он меч могучий,

Позолоченные шпоры?..

Как бы нам теперь послушать,

Что поведают три брата?

На закате дня другого

Собрались они все трое,

Разгорелась их беседа.

Каждый брат спешил поведать,

Как родимую искал он.

Старший брат промолвил слово,

Песню выпустил на волю:

«Вслед за матерью пошел я,

Вслед за курочкой пропавшей.

Исходил я все дороги,

Исходил земель немало:

Шел семь верст землей пустынной,

Десять верст по землям куршей,

Полверсты тропинок польских

Да пять верст тропинок русских,

Сотню верст земли немецкой,

Тысячу — земли туринской.

С кем я встретился в дороге?

Чудо! — с оловянной девой.

Вся — из олова литая!

Тело, рот, глаза и руки,

Даже платье и рубашка —

Все из олова у девы.

Я спросил у оловянной:

— Не видала ль на дорогах

Ты следов тетерки нашей? —

Олово не услыхало,

Не сумело дать ответа.

Камню олово подобно:

Рта раскрыть оно не может.

Вновь пустился я в дорогу,

Зашагал широким шагом,

Исходил я все тропинки,

Исходил земель немало,

Десять верст земли пустынной,

Восемь гор островершинных.

С кем в пути я повстречался?

Повстречался с медной девой,

Отлитой из чистой меди!

Медноротой, медноглазой,

Медногубой, меднотелой.

С головы до ног — из меди,

Медная на ней одежда.

Я спросил у медной девы:

— Не видала ль ты тропинки,

Где тетерочка летела,

Наша курочка бежала? —

Медь меня не услыхала,

Не сумела дать ответа.

Камню медь во всем подобна,

Рта раскрыть она не может.

Вновь пустился я в дорогу.

Зашагал широким шагом,

Исходил я все тропинки,

Исходил земель немало:

Семь прошел долин пустынных,

Восемь гор островершинных,

Сто болот непроходимых.

Кто шагал, кто шел навстречу?

Шла серебряная дева.

Вся из серебра литая!

Серебро — глаза и губы,

Все серебряное тело,

Все серебряное платье,

Серебро — узор на платье.

У серебряной спросил я:

— Не видала ль ты тропинки,

Где тетерочка летела,

Наша курочка бежала? —

Серебро не услыхало,

Не сумело дать ответа,

Серебро подобно камню:

Рта раскрыть оно не может, —

Не услышал я ни звука.

Вновь пустился я в дорогу,

Зашагал широким шагом,

Исходил я все тропинки,

Исходил земель немало:

Семь прошел долин пустынных,

Восемь гор островершинных,

Сто болот непроходимых.

На пути кого я встретил?

Встретил деву золотую,

Золотую королевну.

Вся из золота литая!

Рот и брови — золотые,

Золотые — руки, тело

И рубашка — золотая,

Золотой узор на платье

И корона — золотая!

Тут у золотой спросил я:

— Не видала ль ты тропинки,

Где тетерочка летела,

Наша курочка бежала? —

Услыхала золотая,

Золотым пропела клювом:

— Ты иди лесной тропою,

Проберись в цветущий вереск,

Встретишь девушку из плоти,

С человечьими устами, —

Вновь пустился я в дорогу,

Зашагал широким шагом,

Шел, земли едва касаясь.

Исходил я все пустыни,

Семь болот непроходимых,

Восемь выгонов поемных,

Десять верст зеленых пашен,

Шел я просекой лесною,

Пробрался в цветущий вереск.

С кем в пути я повстречался?

Повстречался я с красоткой,

С нежной дочкой материнской:

Щеки пышные — румяны,

Жизнь в глазах ее сверкает.

Стал у девушки пытать я,

Речь повел с высокогрудой:

— Не видала ль ты тропинки,

Где тетерочка летела,

Наша курочка бежала? —

Поняла меня красотка,

Кротко девушка сказала:

— Здесь не видела я, братик,

Вашей курочки на тропках,

В вереске — следов тетерки.

Не унес ли птицу ястреб?

Злой орел не закогтил ли?

Заходи-ка ты к нам в гости

Сватать курочек домашних!

Здесь не счесть светловолосых.

Много здесь очей-смородин,

Без числа — голов кудрявых,

Семь красавиц пряжкогрудых,

Десять — в бусах золоченых,

Двадцать — блещущих, как солнце,

Сотня — в шелковых одеждах. —

Я ответил ей, промолвил:

— Не зови ты, молодая!

Я пришел сюда не сватать,

Путь мой — не тропа девичья:

Вслед за матерью спешу я,

Вслед за курочкой пропавшей!»

Средний брат промолвил слово,

Песню выпустил на волю:

«Вслед за матерью пошел я,

Вслед за курочкой пропавшей,

Исходил я все дороги,

Исходил земель немало:

Я. прошел через долину,

Миновал глухие топи,

Вышел к берегу речному,

Долго по лесу скитался.

Что за лесом я увидел?

Хату, малую избушку.

Подошел я к той избушке,

— Дед, здорово! Здравствуй, бабка!

Покажите мне дорогу! —

Дед молчал, молчала бабка,

Черный кот в углу мяукнул.

Вновь пустился я в дорогу,

Зашагал проворным шагом,

Стал отмахивать я версты.

Я прошел через долину,

Миновал глухие топи,

Вышел к берегу речному,

Долго по лесу скитался,

Кто там вышел мне навстречу?

Шел из леса сероглазый.

Я спросил тогда у волка:

— Не видал ли где ты, братец,

Следа матери пропавшей? —

Не сумел ответить серый,

Слова не сказал волчонок,

Только глянул он с опаской,

Зубы острые оскалив.

Вновь пустился я в дорогу,

Стал отмахивать я версты,

Исходил я все тропинки,

Исходил земель немало:

Через нивы прошагал я,

Миновал глухие топи,

Вышел к берегу речному,

Долго по лесу скитался.

Кто там вышел мне навстречу?

Мне медведь навстречу вышел.

Тут спросил я у медведя:

— Не приметил ли ты, братец,

Следа матери пропавшей? —

Но медведь меня не понял,

Не сумел он мне ответить,

Только глухо прорычал он, —

Внятных слов я не расслышал.

Вновь пустился я в дорогу,

Зашагал широким шагом,

Исходил земель немало.

Прошагал через долину,

Проходил по вязким топям,

Вышел к берегу речному.

Много верст прошел я лесом,

Что в лесу мне повстречалось?

Ель высокая, густая,

А у ели на верхушке

Златоклювая кукушка.

И спросил я у кукушки:

— Не видала ль, золотая,

Ты в лесу следов родимой? —

Златоклювая кукушка

Мне в ответ прокуковала:

— Через лес пройди дремучий,

Повстречаешь луг цветущий,

А за ним — березник белый,

В нем — просторный двор богатый,

Там ты девушку увидишь.

А она, наверно, знает,

Знает, что тебе ответить. —

Вновь пустился я в дорогу,

Зашагал широким шагом,

Исходил я все тропинки,

Через лес прошел дремучий,

Через луг прошел цветущий,

Увидал березник белый.

Что в березнике я встретил?

Двор просторный, дом богатый.

Четырех красавиц встретил

С бусами на белых шеях.

Первая — рубашку шила,

Кружево плела другая,

Третья — поясок вязала,

А четвертая — за станом

Полотно сколачивала.

Солнцем горница сияла,

Стены убраны шелками,

Ветром выметено в доме.

Подошел я, поклонился:

— Остроглазые, здорово!

Вы не знаете ль тропинки,

Где тетерочка летела,

Наша курочка бежала? —

Та, что ладила рубашку,

Не промолвила ни слова.

Та, что кружево сплетала,

Только ласково взглянула.

Та, что поясок вязала,

Лишь приветно улыбнулась.

Та же, что стучала станом,

На слова не поскупилась,

Так промолвила со смехом:

— Нынче стадо я водила,

Я вчера искала ягод,

В лес позавчера ходила,

А на днях сгребала сено.

Не встречала я тетерки,

Вашей птицы не видала.

Знать, та птица улетела,

Уплыла от вас на крыльях.

Подожди: минует лето,

А когда наступит осень,

Ты возьми вина баклагу,

Положи в суму подарки,

Приходи ловить тетерку,

Сватать курочку другую! —

Я ответил, я промолвил:

— Знай, — невесты не ищу я,

Не хочу другой тетерки,

Я иду тропою горя —

Вслед за матерью пропавшей».

Третий брат Калевипоэг

Встал, поведал, как напрасно

Вслед за матерью бродил он.

Как на финской той дороге

Финский знахарь ветра, Туслар,

Мертвым лег на ложе праха.

Рассказал, как меч купил он,

Как отпраздновали сделку,

Но о пиршестве кровавом,

О нечаянном убийстве,

Но о гибели, о песне

Девушки-островитянки

И о вздохе-ветре Линды

Калев братьям не поведал.

Старший брат промолвил слово,

Песню выпустил на волю:

«Наш отец уснул в кургане

Под сыпучими песками,

Полог каменный над ложем…

Наша мать ушла навеки.

Где нога ее ступала, —

Одному известно только,

Одному известно Тааре.

Унесло ли вдовье горе,

Скорбь ли долгая умчала

Нашу мать в обитель смерти?

Иль злокозненные сваты

Нашу курочку украли,

Завлекли в поля чужие?

Или гребни водяные

Увлекли ее в пучину?

Мы про то узнать не можем.

На родительские крылья,

На любовную защиту

Больше нет у нас надежды.

Крылья собственные будут

Нас, птенцов, носить по свету.

Так исполним же все трое

Мы отцово повеленье:

Выйдем, братья, жребий кинем —

Из троих кому быть князем!

Так отец на ложе смерти

Завещал родимой нашей».

Средний брат промолвил слово,

Песню выпустил на волю:

«Правду молвил старший братец!

Завещал решенье это

Нам отцовский светлый разум,

Да и строгий долг сыновний

Научает нас тому же.

Ведь уже и брат наш младший,

Наш птенец неоперенный,

Из гнезда взлетел на волю,

Перенесся через море!

Пусть же нас рассудит жребий,

Пусть решение подскажет».

Младший брат промолвил слово,

Песню выпустил на волю:

«Мы с отцом не повстречались.

Я — на свет, а он — в могилу.

Мать — сама ли заблудилась,

Иль похищена в неволю.

Как несли ее из двери, —

Радость в окна улетела.

Как несли ее дорогой, —

Радость по саду бежала,

Пролетала над болотом.

Где родную загубили,

В гроб тетерку уложили, —

Радость к берегу пристала,

В зимнем холоде поблекла.

Уложили мать в могилу,

И в груди любовь застыла.

Трое братьев нас на свете, —

Мы сиротами остались.

Так исполним же немедля

Мы отцово повеленье!

Так пойдем же кинем жребий,

Меру силы испытаем,

Опознаем цену счастья.

Кто из нас веленьем Таары

Примет власть над остальными?»

Каждый брат глубоко прятал

В сердце тайное волненье,

И счастливую надежду,

И боязнь утратить счастье.

В тот же вечер, как стемнело,

В долгих сумерках закатных

Младший брат ушел неслышно,

Зашагал широким шагом

Он к отцовскому кургану.

В руку взяв платок печали,

Сжав в руке платочек слезный,

Он нашел курган могильный.

Сел на край его, тоскуя.

Молвил Калев из могилы:

— Кто ступает по могиле,

Шевелит песок ногами,

Намогильный топчет гравий,

Сотрясает камень твердый?

Сын услышал, сын ответил:

— То сынок твой топчет гравий,

Сын ступает по могиле,

Это младший твой сыночек,

Кто не видан был тобою,

Шевелит песок ногами,

Сотрясает камень твердый.

Встань, мой батюшка родимый!

Приласкай меньшого сына,

Головы его коснись ты,

Поделись с ним тайной силой,

Ты скажи ему хоть слово! —

Услыхал отец, ответил:

— Не могу я, сын любимый,

Не могу я встать из гроба.

Позвонки мои сломились,

Тлен в костях моих коленных,

Мурава мой холм покрыла,

Мох одел могильный камень.

Васильки цветут в глазницах,

Таволга растет в подножье.

Ветер сына приголубит,

Встанет солнце — приласкает. —

Сын промолвил, опечалясь:

— Час единый любит ветер,

День единый любит солнце,

До могилы любит Таара,

Лишь отец — навеки любит! —

Молвил Калев из могилы,

Словом ласковым ответил:

— Не печалься, мой сыночек,

Ты не плачь, мой самый младший!

Тень отца следит из гроба

За сыновним тихим шагом.

Предначертаны богами,

Пробегают жизни наши,

Проплывают волны счастья.

Что нечаянно содеял, —

Искупить ты постарайся!