Калевипоэг

Дева — звездочка рассвета,

Око сумерек прозрачных,

Из густых ресниц небесных,

Из-под облачного века

Ты взгляни на песнопевца,

На его пути-дороги,

Где он с каннеле скитался!

Тихо, молча ты следила

Судьбы древних поколений,

Тихо, молча ты смотрела

В глубину дубравы Таары,

На могучие деревья

В пышнолиственном наряде,

Подле них — на речку Эма,

Что-весною льды взломала,

Шумно вызволила волны,

Широко помчала воды.

Верно, видела ты, дочка,

Дева, звездочка рассвета.

Как шагали трое братьев,

Поспешали кинуть жребий:

Кто из них, веленьем Таары,

Примет власть в родимом крае?

Верно, видела ты, дочка,

Как пахал могучий витязь,

Богатырь Калевипоэг,

Как вздымал он пашни Виру,

Подымал новины Ярва,

Как ровнял он гладь долины,

Как по островам шагал он,

Бороздил холмы крутые,

Плугом вспарывал болота?

То не борозды, — овраги

После пахоты остались,

Между бороздами — горы,

Пашня вся — в валах горбатых.

Дева, звездочка рассвета,

Ты уж, верно, любовалась

Той запашкой богатырской!

Если слов мне недостанет,

Если мне не хватит речи —

Серебристой тонкой пряжи,

Золотых крученых нитей, —

Путь мне звездочка укажет,

Поведет тропой разумной.

Коль и тех мне слов не хватит,

Я домой схожу за ними:

Там в мешках слова хранятся,

Ворохами на полатях,

На лежанке — в рукавичках,

В башмаках, подбитых медью, —

А когда и тех не хватит,

Соберу слова на пашне,

Я их в вереске добуду,

Разыщу средь сухостоя,

Я их выгребу из сена,

Из осоки прошлогодней,

Из былинок полевицы,

Из развеянной мякины,

Из соломенных подгребков.

Если складывать я стану

Быль про Калевова сына,

Нескончаемую песню,

Вся заслушается волость,

Смолкнут села золотые,

Господа в сторонке встанут,

Встрепенется люд дворовый, —

Каждый речь мою услышит,

Будет рад моим запевам!

Время лучшее наступит,

Праздник лучших поколений:

В этот день благословенный

Соловьем я буду щелкать,

Я поведаю все были,

Песни древние открою —

Те, что в Ляне мне звенели,

Те, что вывез я из Виру,

Те, что в Харью насбирал я,

Услыхал в дубраве Таары.

Так спою, что взвеет ветер,

Что зима весной запахнет,

Тучи песней подожгу я,

Растоплю снежинки в небе!

Так-то встарь певали в Виру,

В Ярва складывали песни.

Если складывать я стану

Быль про Калевова сына,

Песнь про Олева спою вам, —

Кто поднимет, сдвинет с места

Эти песенные клади,

Драгоценные повозки?

Много ли коней потребно,

Много ль нужно черногривых?

Лишь один конек и нужен —

Калева конек могучий,

Или Алева буланый, —

Повезет он в одиночку

Золотые эти клади,

Весь обоз мой драгоценный!

Только зорька заалела

В тихих сумерках рассветных,

Дети Калева, три брата,

Заспешили в путь-дорогу,

На веселую прогулку:

Поискать такого места,

Где сподручней кинуть жребий,

Испытать веленье счастья.

Дети Калева, три брата,

Шли да шли могучим шагом,

К югу весело шагали,

В темных дебрях отдыхали,

Утоляли голод хлебом,

Освежались пенной брагой.

А когда склонилось солнце

В нежный час зари вечерней,

Вырос домик при дороге,

Домик между лип широких.

Трое путников могучих

К дому быстро подступили.

Вышел из ворот хозяин,

У дверей хозяйка встала,

Так гостям они сказали:

— Заходите, люди, в гости,

Женихи, во двор широкий,

Сваты, в горницу входите!

Больно знатны наши сваты:

Все — из Калевова рода!

А невесты — им под пару:

Это — девушки из Хийу,

Честные отцовы дочки.

В кошельках у вас — червонцы,

Пряжки светлые — в карманах,

Серебро у вас в котомках,

Золото в плетеных торбах.

А у нас — лари без счета

И приданое готово. —

Старший брат в ответ промолвил:

— Мы пришли сюда не сватать, —

Мы идем другой дорогой,

Мы идем на ловлю счастья.

В женихи мы не годимся:

Мы и сруба не рубили,

Уголков не шнуровали,

Нет и досок для кровати, —

Некуда ввести хозяйку! —

Так сказал отец-хозяин:

— Обижать вас — нет охоты,

Все ж обманщики вы, парни!

Женихов признать не трудно!

Для чего вы нарядились

В шелкотканные рубахи

С пестрой вышивкой парчовой?

Как нашли сюда дорогу?

Разве знак был на заборе

Иль отметинка на дерне,

Что тетерок здесь взрастили,

Пестрых курочек вскормили,

Уточек в гнезде пригрели?

Наши дочки дорогие

В скрытых горницах таились,

Ткали нити золотые,

Шелк серебряный вязали, —

Пальцы — в золотых колечках,

Талеры у них на шеях,

Груди — в пряжках драгоценных.

Вы по золоту томитесь,

Вы вздыхаете о пряжках! —

Средний брат в ответ промолвил:

— Слушай, мудрый наш хозяин!

Слушай, добрая хозяйка!

Вы бы выпустили дочек

Подышать зарей вечерней,

Порезвиться на муравке,

Покачаться на качелях,

Поаукаться друг с другом!

Нам приданого не надо,

Ваше золото не тронем! —

Дочек вывели на волю,

Молодых — из горниц тайных.

Ярко их венки сверкали,

Пояса переливались,

Ленты пестрые без счета

С платьев шелковых спадали,

Золотые ожерелья

Колыхались и звенели,

Серебро нагрудных пряжек,

Колыхаясь, задевали.

Дочки в пляске закружились,

Вот вперед они метнулись, —

Ленты, взвившись, колыхнулись,

К пяткам хлынули ручьями.

Вот назад они метнулись, —

Ленты к пальцам ног взлетели.

Мать промолвила с порога:

— Дочки дома не ленились,

Много курочки трудились.

Сколько шелка дорогого,

Сколько полотна наткали,

Наготовили холстины,

Сколько вывели узоров,

Шелковых чулок связали!

Допоздна они не спали,

Не дремали за работой.

Наших дочек мы растили

В жены Калевовым детям! —

Младший брат промолвил слово,

Так сказал он, поразмыслив:

— Слушай, добрая хозяйка!

Слушай, добрый наш хозяин!

Наши будущие жены

Еще ходят в малолетках.

Мы пришли сюда не сватать,

Мы гнезда еще не свили, —

Мы идем искать удачи!

Вы, сестрички, не грустите!

Вы не плачьте, золотые!

Ведь от слез поблекнут щеки,

Ваши платья и накидки

В лунном свете потускнеют,

Выцветут венки под солнцем,

Под зарей погаснут бусы,

Талеры от звезд померкнут,

Прежде чем приедут сваты.

Мы идем путями счастья

В тишине прекрасной ночи,

Под златым сияньем лунным,

Под Медведицей прохладной!

Путь во тьме нам озаряет

Свет от пряжек наших милых. —

Дети Калева, три брата,

Шли да шли широким шагом,

К югу весело шагали,

День шагали, два шагали,

А на третий огляделись:

Видят — озеро синеет[87]

В чаше берегов высоких.

Было озеро красиво,

Много птиц в волнах ныряло, —

Лебеди — посередине,

Возле берега — утята,

Утки — у плотов широких,

А поверх запруды — гуси.

В даль закатную глядела

Древняя дубрава Таары[88],

Вскинув искристую зелень

Над высоким гребнем горным.

Благодатную долину

Омывала неустанно

Мать-река, родная Эма,

Солнцем блещущие воды

В чащу синюю вливая:

Материнский сок молочный

Пейпси-озеро впивало.

Старший брат, боец могучий,

Поразмыслив, молвил слово:

— Здесь мы будем состязаться,

Здесь метать мы будем жребий, —

Пусть глядят из древней рощи

Мудрые зеницы Таары,

Из реки — святые тени.

Здесь мы, братья, кинем жребий.

Пусть решит, кому быть князем,

Править вотчиной отцовой,

Защищать народ любимый, —

А кому уйти отсюда

В чужедальние приволья,

Строить дом в краю безвестном! —

Братья выбрали три камня:

Кто сильней метнет свой камень,

Дальше всех его забросит?

К озеру они спустились,

Встали у воды все трое,

На песчаном побережье.

Так размыслили три брата:

«Нужно камень перебросить

Через ширь озерной чаши.

Тот, чей камень ляжет дальше, —

Позади воды, на суше, —

Тот и князем назовется.

Так, по отчему завету,

Судьбы братние решатся:

Двум из нас — пути открыты

В дальний мир, в чужие земли.

Третьему — остаться дома,

Быть хранителем отчизны».

Старший брат, боец могучий,

Молвил слово:

— Кинем жребий!

Долг мой, братья золотые,

Камень свой метать вначале;

Нашей матушкой любимой

Первым вынесен я к солнцу

Из раскрывшихся соцветий,

Из черемухи весенней.

Раньше вас окреп я силой,

Прежде вас на этом свете

Сладких ягод я отведал.

Званье старшего, быть может

Ваша ловкость завоюет, —

Я тогда не стану спорить,

Тайно злобствовать не буду.

Проторить тропу я должен,

Проложить другим дорогу.

Первым кину я свой камень, —

Он для вас, идущих следом,

Станет метой путеводной!

Тот, кто вздумает охаять

Все, содеянное раньше, —

Пусть он дом себе построит,

Пусть из бревен срубит стены,

Возведет крутую кровлю

И конек вверху поставит —

Там, где только ветры дули,

Бури торили тропинки, —

Он тогда уразумеет,

Что небрежными речами

Легче труд чужой охаять,

Чем работать с прилежаньем! —

Так промолвив, взял он камень

И занес его высоко,

Изловчился, развернулся,

Валунок в полет пустил он.

Камень взмыл на крыльях ветра,

Словно ветер, взвился к небу.

Оку видевших казалось:

Улетает камень-птица

К тем закраинам небесным,

Где лежит граница мира,

Где высокий купол неба

Прикреплен к земле широкой.

Вдруг ослаб в полете камень,

Рухнул с выси поднебесной,

Словно вихрь, упал он с неба,

С высоты упал отвесно,

Ухнул вглубь волны озерной,

Возле берега другого.

Воды гулко зашумели,

Волны бурно расплеснулись.

Камень лег на дне озерном,

На струистом тихом ложе

На глазах у всех глядевших.

Средний брат, боец могучий,

Так сказал, промолвил слово:

— Проложил мне брат дорогу,

Проторил он мне тропинку,

Впереди возвел хоромы,

Там срубил-сложил он стены,

Крепко сбил углы строенья,

Высоко стропила поднял.

Так и быть — по той тропинке

Вслед за ним я зашагаю! —

Так сказав, он поднял камень

Богатырскою рукою,

Валунок в полет пустил он.

Камень взмыл на крыльях ветра,

Раскрутился он со свистом,

С шумом вырвался на волю,

Словно ветер, взмыл он к небу.

Несся, тучи задевая,

Мчался, солнце затмевая, —

Выше-выше, дальше-дальше.

А как стал он книзу падать,

С высоты к земле понесся,

Рухнул он о край водицы,

Меж волной и твердой сушей,

Виден стал наполовину:

Половина — под водою,

Над водой видна другая.

Братья старшие метнули,

Очередь — за третьим братом.

Калевитян сын любимый,

Хоть и был моложе братьев,

Хоть бедней он был годами —

Всех богаче был он мощью,

Был сильнее старших братьев,

Он и в бедрах-то покрепче,

На ногах-то он потверже

И в плечах-то он пошире!

У него — всех цепче руки,

У него — всех крепче ногти,

У него глаза — всех зорче,

Всех разумней — разуменье.

Младший брат Калевипоэг

Так сказал, промолвил слово:

— Матушка моя родная!

Твой ягненочек последний,

В смертных муках я родился,

В смертных муках, в злых страданьях,

Горький сын печали вдовьей.

Матушка моя родная!

Ты ночей недосыпала,

По утрам не завтракала,

В ясный полдень не снедала…

На столбе перед кроватью

Вечно теплилась лучина.

Ты спала, не раздеваясь,

Конь всегда стоял в упряжке.

Сколько торено тропинок

Да изъезжено дорожек —

К тайным знахарям премудрым,

К славным лекарям окрестным!

По тропам ходил буланый,

По бесчисленным дорогам.

Мать искусников искала,

Чтоб ребенка исцелили,

Чтоб скорей окрепнул слабый,

По ночам не плакал хилый.

Отдала овцу колдунье,

Отдала козу вещунье,

Ведуну дала теленка,

Наговорщику — другого,

Талер — знахарю седому,

Талер — лекарю другому.

Пела поздно, пела рано:

«Баю-баю, мой сыночек,

Подрастай, мой пастушочек,

Возмужай, могучий пахарь,

Сильным воином окрепни!»

Был сынок любовью вскормлен,

Был он ласками взлелеян.

Много весен миновало,

Много раз косили сено —

С той поры, как я качался

Возле выгона отцова,

Веселился на качелях —

На цветке черемуховом,

На березовом листочке,

На листе ольхи широком,

На ореховой скорлупке.

Облетел и цвет черемух,

И березы обнажились,

И ольшаник обезлиствел,

И оборваны орехи, —

Я же вырос, возмужал я,

Назвался Калевипоэг. —

Так промолвив, взял он камень,

Валунок в полет пустил он.

Взмыл-взметнулся камень-птица,

Раскрутился он со свистом,

С шумом вырвался на волю.

Зоркий глаз его направил,

Сильная рука метнула.

Хоть и несся он, как ветер —

Выше-выше, дальше-дальше, —

Только туч не разметал он,

Только дня не затмевал он,

Высоты не колыхал он, —

Вдаль катился он с шипеньем,

Через озеро летел он,

Миновал он дальний берег,

Долго воздух рассекал он,

В землю врезался с размаху.

Старший брат промолвил слово:

— Напрямик шагнемте, братья,

Через синюю водицу!

Камни жребия поищем,

Поглядим — куда упали? —

Дети Калева, три брата,

Не пошли тропой окольной:

Напрямик они шагнули

Через озеро большое.

В середине доходила

Им до пояса водица.

Камень старшего из братьев

Тихо спал на дне озерном,

Под покровом волн струистых:

Ни рукой не дотянуться,

Ни глазами не увидеть!

Камень среднего из братьев

Возле берега улегся,

Виден был наполовину:

Половина — под водою.

Камень младшего из братьев —

Знак последний состязанья —

Он один лежал на суше,

Он покоился на травке,

От других намного дальше,

Волю неба означая:

Быть ему в отчизне князем

И защитником народа.

Старший брат промолвил слово:

— Ныне, божеским веленьем,

На песке явились знаки,

На траве легли отметки,

Наших судеб начертанья.

Ныне — ведомо и зримо:

Кто, по отчему завету,

Наречется нашим князем!

Зачерпнем воды озерной,

Брата младшего омоем, —

Пусть он телом закалится,

Пусть он духом просветлеет!

Обрядим его достойно,

Гладко волосы расчешем,

В золотой кафтан оденем,

В сребротканную рубаху,

В красно-медную кольчугу.

Нынче — лоб его высокий

Золотой украсим шапкой,

Грудь стальным щитом укроем, —

Будет брат могучий воин,

Будет славный победитель.

Каждый шаг его отныне

Станет шелком шелестящим,

Звонким золотом старинным,

Серебром, поющим нежно,

Медью гулкой и суровой.

Каждый шаг его отныне

Будет цвесть на радость миру! —

Так свершили трое братьев,

Что отец их, старый Калев,

Завещал на смертном ложе:

Князем стал из братьев младший —

Охранителем отчизны.

Братья старшие запели,

Зазвенели голосами:

— Мы вдвоем уйдем отсюда,

Зашагаем в путь-дорогу.

Мы пойдем искать удачи

В тех краях необозримых,

Где поет кукушка счастья,

Птица радости смеется! —

Младший брат запел ответно:

— Там, где солнышко сверкает,

Где сияет ясный месяц,

Кажут звезды путь-дорогу,

Там, где ели золотые,

Где раскидистые ольхи,

Серебристые березы,

Древняя дубрава Таары, —

Там поет кукушка счастья,

Птица радости смеется.

Где поет кукушка счастья, —

Там обтесывайте срубы!

Где веселая смеется, —

Там хоромы возводите,

На постели шелк стелите!

Где вздыхает птица горя, —

Там убежище сиротам,

Для вдовиц изба печали! —

Братья старшие сказали:

— Будь ты счастлив, братец младший,

Князь наш, избранный судьбою!

Будь ты счастлив, край любимый,

Наше гнездышко родное,

Где мужали мы на воле,

Как дубы, вздымались к небу!

Нынче ропщут наши нивы,

Горько плачут рощи Ляне,

Где резвились мы птенцами.

Мы же слез не проливаем, —

Нет, скорей заплачут птицы! —

Кровь у нас из глаз струится,

Наши щеки побледнели,

На бровях печаль нависла,

Скорбь окутала ресницы.

Пусть зима застелет землю,

Пусть весна теплом повеет,

Под горячим вздохом лета

Загремят, набухнут воды,

Разветвятся родниками,

Лепестки из почек брызнут,

Запоют в вершинах птицы!

Там, куда река прорвется,

На земле мы закрепимся.

Там, где чистый ключ пробьется, —

Мы обтешем наши срубы,

Стены прочные построим.

Там, где расцветет долина, —

Мы воздвигнем брачный терем.

Где весной засвищут птицы, —

Наши девушки таятся,

Стройные растут невесты.

Ты прощай, дубрава Таары,

Над рекой прекрасной Эма!

Вы прощайте, горы, долы,

Ручейки, леса родные!

Как от груди материнской

Отлучается младенец,

Отлучаться должно мужу

От всего, что сердцу мило!

Благ и светел мир безбрежный,

Высоко и ясно небо.

Нет для сильного напасти,

Для могучего угрозы! —

Двинулись в дорогу братья,

Два орла с гнездом простились,

Брата младшего покинув.

Он у озера остался,

Одинешенек сидел он,

О минувшем вспоминая,

Об утерянном тоскуя —

Об отцовом светлом доме,

О заботе материнской, —

Обо всем, что вдруг исчезло,

Упорхнуло, улетело,

Как роса при первом зное.

Сидя на скале горбатой,

Богатырь промолвил слово:

— Что ушло с лугов весенних,

Что цветами облетело

Под горячим вздохом лета, —

Станет семенем бесценным,

Летам будущим на благо.

Князем здесь меня избрали,

Коль правитель я отныне,

Должен я с гнездом расстаться,

Выйти на простор широкий,

Должен я на смелых крыльях

Проторить дорогу счастья,

Как орленку подобает! —

Серебро он бросил в воду[89],

Волнам дал богатый выкуп,

Духа водного задобрил, —

По прадедовским приметам,

По старинному наказу, —

Мудрой древности заветы

Племя новое забыло.

Богатырь Калевипоэг,

Испытав судьбы веленье,

Братьев отпустив из дома,

Принял в руки власть отцову.

Он за плуг старинный взялся,

Чтя работы полевые.

Меч он на бедро привесил,

Чтоб не ведал мирный пахарь

Злой военной непогоды,

Облаков вражды кровавой.

Верный меч — опора князю!

От врагов он защищает,

Он карает злую волю,

Погашает пламя распри,

Он крепит права общины,

Вечный мир провозглашает.

Калевитян сын любимый

Вскинул за плечи лукошко,

Верный меч к бедру привесил,

Привязал оглобли к плугу,

Ввел буланого в оглобли,

Впряг он пахотную лошадь,

Стал распахивать болото,

Бороздить сухую землю,

Целину взрезать глубоко,

Чтоб размалывались камни,

Глина — вскармливала семя,

Злая пыль — ростки питала.

Новину он плугом поднял,

Новь глухая стала пашней,

Выгоном и сенокосом.

Он посеял голубику

И морошку на болоте,

А о край болот — бруснику

И чернику — в темных дебрях.

Под леса пахал он землю,

Необъятные просторы

Он засеял деревами,

Чтоб дубы росли высоко,

Чтоб курчавился кустарник.

Он распахивал низины

Под поемы заливные,

Под широкие поляны —

Для забав, для игр веселых.

Он пахал — гудели долы,

Горы кланялись, качаясь.

Он пахал — всходили травы,

Побережья зеленели,

Розовела земляника,

Под кустом цвела брусника.

Он пахал — цветы смеялись,

Разноцветные головки

К солнцу весело вздымая.

Он пахал, чтоб стало пышным,

Чтоб обильным стало поле,

Влаги жаждущим всечасно,

Чтоб земля, по воле плуга,

Выровняясь под ветрами,

Напоилась летним ливнем,

Талым снегом напиталась.

Чтоб в глубокие разрезы,

Чтобы в борозды от плуга

Воды вешние стекались,

Чтобы калевитян племя

Год от году богатело,

Никогда б не оскудело.

Богатырь Калевипоэг

День пахал, и два пахал он,

Он пахал еще и третий,

И еще пахал без счета:

Он пахал в тумане утра,

Он пахал в вечерних росах,

Он пахал и в знойный полдень.

Солнце, пышущее жаром,

Спину Калеву палило.

Приустал могучий пахарь,

Притомился конь буланый.

Оводы коня терзали,

Пересох язык у мужа,

Губы запеклись от жажды.

Солнце все сильней палило,

Беспощадными лучами

Все живое затопляя.

Выбился из сил буланый;

Богатырь коня стреножил,

Выпряг жеребца из плуга

И серебряной веревкой

По ногам его опутал.

Сам он на землю улегся —

Отдохнуть на солнцепеке,

Распрямить бока и спину,

И забылся сном глубоким!

В горб холма вдавилась шея,

Голова — рукой подперта,

Был кулак взамен подушки,

Бок покоился на дюне,

Ноги спущены в долину.

Долго спал Калевипоэг,

Богатырской ветви отпрыск,

Спал на травяной постели,

До поры, когда к закату

Солнце тихо не склонилось.

Опочившего глубоко

Припекла жара дневная,

Зной ему распарил кожу,

Пот со спящего катился,

По щекам сбегали струйки,

Капли светлые спадали.

Холм вбирал живую влагу

В потаенные глубины;

Там источники забили,

Родники заклокотали,

Утоляющие жажду,

Закаляющие тело.

Кто черпнет воды подземной,

Тот насытится мгновенно,

Навсегда окрепнет силой:

В рост пойдет младенец хилый,

Хворый хворь свою забудет,

Взор зажжется у слепого,

Тяжесть свалится с калеки,

Боль болящего отпустит,

Муки долгие угаснут.

Исцеляющею силой,

Тайной силой плодородья,

Напоен тот ключ волшебный.

Кто в полуденную пору

Зачерпнет студеной влаги, —

Вдруг почует он: струится

В теле свежесть молодая,

В сердце — радость утоленья.

Щеки девушек зажгутся

Алостью неугасимой:

Это Калевово пламя

Пышет до заката жизни.

Богатырь Калевипоэг

Сети дремные распутал.

Вдруг — в воротах пробужденья —

Дух его беду почуял:

В крепких путах конь могучий,

Добрый пахаря помощник,

В этот час прощался с жизнью.

Конь от оводов жужжащих,

От докуки комариной

Уходил все дальше-дальше —

В глушь кустарников прохладных,

На окраину лесную, —

Там хотел он освежиться,

Постоять в тени деревьев,

Полежать в траве высокой,

Отдохнуть, избыть усталость.

А в лесу водились волки,

Звери хищные гнездились.

Конский дух влетел им в ноздри,

Кровожадным песьим нюхом

О гнедом они прознали.

Волки стаями сбежались,

Рыси вылезли из дебрей,

Собралось лисиц без счета,

Чтоб полакомиться мясом,

Жира сладкого отведать.

Вышли звери из чащобы,

Конский дух привел их прямо

На окраину лесную.

Калевов гнедой могучий

По ногам был крепко связан,

Был серебряной веревкой

На беду свою опутан.

Гибель скорую почуяв,

Поскакал конек в долину, —

Путы быстрого сдержали,

Той серебряной веревкой

Легкий бег его связали.

Он зверей хватал зубами,

Убивал копытом насмерть,

Волчьи головы дробил он,

Рвал-топтал он острозубых,

Бил их задними ногами,

Пробивал себе дорогу.

Сотнями побил волков он

И десятками медведей,

Но напрасно: из чащобы

Звери двигались без счета,

Птичьих стай необозримей —

Грызть живьем, терзать до смерти

Истомленного гнедого.

Наконец, иссякли силы,

Жизнь могучая угасла

Под железными когтями,

В скрежете зубов кровавых.

Пал, израненный, на землю

Калевитян конь любимый

Злым зверям на растерзанье.

Страшные следы оставил

Пахарю гнедой погибший:

На семь верст следы тянулись —

Знак погибельного боя.

Где врагов своих топтал он, —

Там возвысились курганы.

Где упал гнедой на землю, —

Яма там видна доныне.

Где растерзан был могучий, —

Там кровавые потоки

Собрались на дне лощины,

Стали озером широким.

Где его лежала печень, —

Там остался холм высокий,

Где нутро его истлело, —

Там раскинулось болото,

Топь глубокая разверзлась.

Где его упали кости, —

Встали холмики крутые.

Где осыпались шерстинки, —

Камыши зашелестели.

Где легла густая грива, —

Там тростник густой разросся.

Где простерся хвост широкий,

Вырос, зашумел кустарник,

Закурчавился орешник.

Так явил он, погибая,

Породил он, умирая, —

Калевов конек могучий, —

Знаки памяти навечно

О живых минувших былях

Для грядущих поколений[90]!