Калевипоэг

Был бы песенник моложе,

Был бы он таким, как прежде, —

В полном радостном расцвете

Меж весной и жарким летом, —

Дня для песен не хватило б,

Не хватило б зимней ночи,

Распевал бы он неделю,

Две недели куковал бы,

Славя Калевовы игры,

Пляски девушек подземных, —

Пел бы так, чтоб гнулись рощи,

Чтоб, гудя, плясали скалы!

Но певец — петух рассвета,

Вечер дней своих встречая,

Нынче — лебедем осенним —

Взор печальный обращает

К золотому утру счастья —

К дням, когда в ковер веселья

Он вплетал цветы живые,

К дням, когда его любовно

Жизнь-подруга обнимала

И в ответ его томленьям

Сердце милой жарко билось,

К дням, когда всходили травы,

Высоко качель взлетала

И глаза черней смородин

Тайной нежностью сияли.

Разве молодость вернется

С той весной и той любовью?

Пусть же глянут песни-зори.

Солнца зернышки живые,

Вглубь очей моих душевных!

Пусть осветят род могучий,

Чтоб из сумерек он вышел,

Чтоб сверкнул из черной тучи!

Калевитян сын любимый

Хоть не плыл рекой веселья,

Хоть не вел он игр беспечных

На златых горах высоких, —

Но их пир всю ночь не молкнул,

Радости не прерывались.

За веселою игрою

Удалому не до скуки.

Нескончаемые игры

Гнали сон от глаз девичьих.

«Ах, когда б над ночью счастья

Солнце дольше не вставало!»

Нежноликие вздыхали,

О былой любви тоскуя,

Что шелковую основу

Счастья тайно не доткали.

В кухне старая сидела,

Билась там, как мышь в ловушке,

Не могла войти к сестрицам,

Омрачить девичий праздник…

А наутро с милым гостем

Погулять пошли сестрицы,

Дом показывали гостю —

Горницы и кладовые.

Щеки девушек алели

От забав минувшей ночи,

Пролетевшей в играх счастья.

За порог они ступили —

Под высокий свод из камня,

Шли по каменной дороге —

Шаг, и два, и пять, и десять.

Видят горницу большую,

Все в светлице из железа:

Двери, окна — из железа,

Потолок и пол — железный,

Над железной черной печью

Боров — тоже из железа.

У стены — железный полог,

Стол железный — посредине,

Рядом — стулья из железа

И железные скамейки,

Жерди — тоже из железа[132],

И лари с добром железным.

Старшая из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Эту горницу Рогатый

Батракам своим построил.

Здесь рабы его ютятся,

Здесь их мучают, несчастных,

День и ночь, без передышки. —

За порог они ступили,

Под высокий свод железный,

По железной шли дороге —

Шаг, и два, и пять, и десять.

Видят горницу другую,

Все в той горнице — из меди:

Бревна отлиты из красной,

Перекладины — из белой.

Окна — медные и двери,

Потолок и пол — из меди,

Над блестящей медной печью

Каменка из черной меди,

У простенка — медный полог,

Медный стол посередине.

Все — из меди: лавки, стулья,

Жерди длинные из меди,

И лари с добром из меди.

Старшая из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Эту горницу Рогатый

Для рабынь своих построил,

Здесь живут его батрачки,

Здесь их мучают, несчастных,

День и ночь, без передышки.

За порог они ступили,

Под высокий свод из меди,

Шли они дорогой медной —

Шаг, и два, и пять, и десять.

В третью горницу вступили.

Все из серебра в светлице:

Серебром лучатся стены,

Дверь — из серебра литого,

Пол серебряный сверкает,

Над серебряною печью

Серебром горящий купол,

Серебрится пышный полог,

Стол — серебряный в светлице.

Все — серебряное: стулья,

И серебряные жерди,

И серебряные лавки,

И лари с добром блестящим.

Средняя из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Здесь Рогатый обитает,

Здесь живет хозяин в будни,

Каждый день сюда приходит

С сердца сбрасывать заботы,

Исцелять усталость тела. —

За порог они ступили —

Под серебряные своды,

Шли серебряной дорогой —

Шаг, и два, и пять, и десять,

И вошли в покой четвертый.

Вся светлица — золотая:

Бревна — золотом лучатся,

Двери, окна — золотые,

Пол — из золотого теса,

Печь — из слитка золотого,

Купол — золотом сверкает,

Золотится пышный полог,

Стол — из золота в светлице,

Рядом — стулья золотые.

Все — из золота: скамейки,

И высокие полати,

И богатая посуда,

И лари с добром червонным.

Средняя из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Здесь Рогатый обитает,

Здесь по праздникам живет он.

Это — горница веселья,

Здесь — забавы золотые,

Здесь — счастливейшее время

Он по праздникам проводит.

Эту горницу вчера я

Целый день мела и мыла,

Золото я протирала,

Чтоб огнем оно пылало. —

За порог они ступили,

За ворота золотые —

Под высокий свод горящий —

Золотой пошли дорогой —

Шаг, и два, и пять, и десять.

Видят пятую светлицу,

Чудо-горенку из шелка.

Вся была она из шелка,

На шнурах она висела,

На пяти столбах сокрытых.

Стены вытканы из шелка,

Двери, окна — шелк блестящий,

Потолок и пол — из шелка.

Все — из шелка: на кроватях

Горы шелковых подушек,

Шелковые покрывала,

На скамьях — чехлы из шелка,

Всюду — шелковые платья,

Пестротканные одежды,

Всюду — шелковые ткани

С шелковых шнуров свисали,

Волны шелковых полотнищ

В сундуках неисчислимых.

Младшая из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Это горница нарядов,

Обиталище красавиц

Здесь привольно им рядиться

В праздничные одеянья,

Синим шелком покрываться,

Облекаться в полосатый,

Пеленаться в шелк заморский

С нежнорадужным отливом,

Здесь справляют молодые

Праздник шелка, день девичий.

За порог они ступили,

Под высокий свод из шелка,

Шли по шелковой дороге —

Шаг, и два, и пять, и десять,

Видят горницу шестую,

Вся из бархата светлица.

На шнурах она висела,

На пяти столбах сокрытых

Двери, окна — мягкий бархат,

Бархатные — пол и стены,

Бархатом углы обиты

Всюду бархат на кроватях

Горы бархатных подушек,

Бархатные покрывала,

На широких половицах

Бархатных ковров без счета,

Всюду бархатные ткани

С бархатных шнуров свисают,

Груды бархатных полотнищ

В сундуках неисчислимых,

И полным-полны укладки

Пестрым бархатом заморским.

Младшая из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Это — горница нарядов,

Обиталище красавиц.

Здесь привольно им рядиться,

В синий бархат одеваться,

Облекаться в бархат алый.

Здесь справляют молодые

Бархатный девичий праздник.

За порог они ступили

Из-под бархатного свода,

Шли по бархатной дороге —

Шаг, и два, и пять, и десять.

Видят горницу седьмую,

Из парчи была светлица:

На шнурах она висела,

На пяти столбах сокрытых.

Стены — из парчи блестящей,

Все — парчовое скамейки,

Половицы, окна, двери,

Из парчи цветной — постели,

Из серебряной — подушки,

Стулья, стол — парчой обиты,

Не сочтешь парчовых платьев,

Серебро парчи свисает

Со шнуров златопарчовых,

Груды блещущих полотнищ

В сундуках неисчислимых:

Тут — и вышивки, и ленты,

И парчовые веночки, —

Не опишешь всех сокровищ!

Младшая из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Это — горница нарядов,

Обиталище красавиц.

Здесь привольно им рядиться,

Одеваться в блеск парчовый,

Здесь справляют молодые

День забав, парчовый праздник. —

За порог они ступили —

За парчовые ворота,

Под высокий свод парчовый.

Шли парчовою дорогой —

Шаг, и два, и пять, и десять.

Видят — двор, всем дивам диво:

Ни земли на нем, ни дерна,

Весь он вымощен деньгами,

Всюду талеры сверкают.

Во дворе том семь амбаров —

Семь амбаров чудодейных.

Первый — вырублен из камня,

Из камней железно-черных;

Сбит второй из плит широких —

Из камней молочно-белых,

Третий — из яиц куриных

Возведен непостижимо;

Дивно выстроен четвертый —

Из больших яиц гусиных;

Пятый выстроен из гальки —

Из камней, точенных морем;

На шестой — яиц орлиных

Не жалел строитель мудрый;

А седьмой — чудесно сложен

Из яиц крылатой Сиуру[133].

Рожь была в одном амбаре,

Во втором — ячмень отборный,

Был овсом наполнен третий

И пшеницею четвертый,

Солод был в амбаре пятом,

Овощи в шестом амбаре,

А в седьмом — свиное сало,

Впрок для жаренья и варки.

Позади стояли хлевы,

Тучного скота жилища.

Из костей сложили хлевы,

Из костей их сколотили.

Калев-сын не глянул даже

На амбары и на хлевы.

Захотел узнать он правду,

Стал пытать он у красавиц:

Кто могучий тот Рогатый,

Чей он сын, откуда родом?

Старшая из трех сестричек

Так поведала-сказала:

— Кем он порожден волшебно.

Вскормлен матерью какою,

В чьих объятьях он взлелеян.

Кем за пазухой он ношен,

Чьим дыханьем согревался, —

Ничего про то не знаем.

То ли он рожден медведем,

То ли выкормлен волчицей,

С ним играла ли кобыла,

Иль коза его качала, —

Это все лежит под спудом,

Тайны пологом укрыто.

Правит вотчиной Рогатый.

Широки его владенья,

Нет числа его походам,

Быстрым ветровым наездам.

Но от века глаз живого

Не видал его тропинок,

Видим мы, когда уйдет он,

Видим мы, когда вернется,

Но путей его не знаем.

Под землей — его владенья,

В полой глубине подземной.

Семь миров в земных провалах,

Семь краев непостижимых:

То — края теней бесплотных,

Там, во впадинах бездонных,

Села призраков гнездятся,

Там Рогатый управляет

Вымершими племенами,

Как велел великий Таара

На заре живого мира.

Грозно властвует Рогатый

Над подземными краями.

В ноябре на «праздник духов»[134]

Отпускает он бесплотных

Навестить дома родные —

Там обняться со своими,

С дорогими повидаться.

Ввечеру, под «праздник духов»,

Вылетают роем тени;

Вырвавшись из бездн подземных,

Вихрем облачным несутся

На поля свои родные,

Нынче ставшие чужими,

Где они тропами горя

Иль дорогами веселья

Средь живых свой путь свершали

Но в положенное время,

Лишь наступит час урочный,

Надлежит гостям бесплотным

Возвращаться в царство теней,

В край, где призраки гнездятся. —

Средняя из трех сестричек

Так поведала-сказала;

— Замыкает их Рогатый

В тайных горницах подземных.

Там рабов своих злосчастных,

Там батрачек подневольных

Заставляет он работать,

Барщину справлять бессменно,

Спину гнуть в избе железной,

В медной горнице трудиться.

Слабых бьет железной палкой,

Бьет усталых медной палкой.

А в серебряных покоях

Сам Рогатый обитает,

Там ему — приют и отдых,

Ложе — для спины усталой.

День-другой он там проводит

Вместе со своей старухой,

Воротясь из долгих странствий,

Утомившись от похода.

Там, в серебряной парильне,

Холит муженька старуха,

Парит, веником стегает.

Ну, а в праздничное время.

В дни богатых, долгих пиршеств

Замыкается Рогатый

Со своей родней, с друзьями

В золотой избе подземной, —

Там неистовствует пиво,

Буйный хмель рычит и воет.

С ним свояк пирует Тюхи,

Тетка — злая сука ада,

Бабка — белая кобыла.

Нынче вечером вернется

Наш хозяин из наезда.

Ненадолго он уходит

На урочища земные,

Где пылает солнце в полдень,

Ночью светит тихий месяц,

Кажут звезды путь-дорогу.

На земле дела исполнив,

Воротившись в мир подземный,

В тайный край теней бесплотных.

Здесь неделями живет он,

Здесь пирует месяцами. —

Младшая из трех сестричек

Так поведала-сказала:

— Если б ты, могучий витязь,

На глаза ему попался,

Стал бы ты добычей смерти.

Кто вошел сюда однажды,

За порог поставил ногу,

Тот погибели достался:

Нет ему возврата к солнцу,

Нет пути к луне и звездам.

Мы, злосчастные сиротки.

Три красавицы-сестрицы,

В нежном возрасте девичьем

В рабство адское попали.

Подхватил нас ливень горя,

Нищеты суровый ветер,

Принесли нас издалека —

Через тысячу урочищ,

Из широкого земного,

Из пленительного мира

В эти призрачные села,

В этот край бессменной муки.

Прежде, княжеские дочки,

У околицы родимой

Мы цвели — нежней купавы.

Нынче, бедные батрачки,

Безответные рабыни,

Гнемся под железной палкой

У хозяина — в неволе,

У жены — на побегушках.

Все работы отправляем,

Что старуха налагает.

Пусть валится снег каленый,

Град железный сыплет с неба,

Ливень спицами сверкает, —

Собирайся в путь, рабыня,

Сирота, беги послушно

Исполнять приказ господский, —

Куличок, вставай с рассветом,

До ночи кружись, касатка!

Нам дарован волей Таары

Праздник молодости вечной,

Век весенний и счастливый.

Наш румянец не угаснет,

До поры покамест случай

Не раскроет наш стручочек,

Наши зернышки для жизни. —

Старшая из трех красавиц

Так поведала-сказала:

— Для чего нам наша юность,

Праздник молодости вечной,

На щеках весенних алость,

Сладость ягодки душистой —

Нераскрывшийся стручочек,

Если нас никто не кликнет,

Не согреет нас любовью?

Кто бы курочек засватал,

Пташек выкупил из плена?

Кто б избавил быстроногих

От неволи, от печали?

Нас и ветер не приветит,

Не обнимет нежный воздух

Нас, покинутых сироток! —

Калевитян сын любимый

Так ответил, так промолвил:

— Вы, красавицы-сестрички,

Льноголовые подружки,

Не грустите, не печальтесь,

Не тоскуйте, золотые!

Сердце вянет от печали,

А от слез поблекнут щеки.

Вызволю я вас из плена,

Из силков я выну птичек,

Курочек пущу на волю.

Я спасу вас, золотые,

От Рогатого избавлю,

От докучливой старухи,

От злосчастной рабской доли!

Вынесу я вас на землю —

Под сверкающее солнце,

Под прекрасный тихий месяц,

Под смеющиеся звезды!

Не печальтесь, молодые,

Льноголовые, не плачьте!

Богатырь Калевипоэг

Силой наделен довольно!

Пусть-ка вышлет мне навстречу

Всех приспешников Рогатый, —

Я с проклятыми расправлюсь,

Усмирю его старуху,

Пташек вызволю из плена! —

Старшая из трех сестричек

Так поведала-сказала:

— Калевитян сын любимый,

Победителей потомок,

Отпрыск ветви богатырской!

Если вызволить нас хочешь,

Вывесть курочек из плена,

Из силков забрать тетерок,

Из тенет спасти синичек, —

Ты возьми волшебный прутик.

Шапку вещую надень ты,

А не то — и сам погибнешь,

Да и нам ты не поможешь!

Здесь твоя бессильна сила,

Здесь конец мужской отваге,

Светлой мощи человечьей.

У Рогатого есть войско,

Есть невидимые слуги,

Без числа подручных тайных,

Злых помощников без счета:

Слуги Тусларова ветра,

Слуги вод и знахарь соли…

Слуги трав заговоренных,

Тех, кто связывает волю,

Тех, что разум усыпляют,

Гасят силу человека! —

Славный муж Калевипоэг

Над сестричками смеялся,

Он вышучивал красавиц.

Молвил он слова такие,

Песню выпустил на волю:

— Вы, красавицы-сестрички,

Льноголовые подружки!

Если б видеть вам случилось

Молодецкий бой с врагами,

Праздник доблести, отваги,

Испытание сильнейших, —

Вот тогда бы вы и знали,

Что свершить способен витязь

С недругом на поле брани.

Мне Рогатый ваш не страшен!

Сотня слуг мне — не помеха!

Что мне тысяча подручных!

Этой дланью богатырской

Одолел я злого Тюхи, —

Нынче справлюсь и с Рогатым! —

Средняя из трех сестричек

Молвила слова такие:

— Удалой Калевипоэг,

Славный отпрыск богатырский!

Если ты, мольбам не внемля,

Наставления отвергнув,

Безрассудно устремишься

На погибельное дело, —

Пусть вины на нас не будет,

Пусть не нас зовут к ответу

За пролитье братской крови,

За губительство-злодейство!

Лишь одно еще скажу я,

Об одном еще молю я, —

Дальше быть тому, что будет!

Если хочешь без вреда ты

Выйти вновь на свет из ада,

Я молю: спеши, мой Калев!

Уходи скорей отсюда,

Выйди на иные тропы!

Коль придет сюда Рогатый,

Вмиг закроется пещера

И завалятся ворота, —

Нет тогда тебе спасенья!

Неминуема погибель!

Шапку дивную надень ты,

Попроси у этой шапки

Вынесть наземь нас с тобою,

Прежде, чем веселье минет,

Прежде, чем погаснет счастье! —

Калевитян сын любимый

Усмехнулся, потешаясь

Над девической боязнью,

Над тетеркиным испугом.

Думал: «Пусть силен Рогатый,

Все ж сильнейший одолеет!

Опрокину я ворота,

А не то — скалу подрою,

Пробурю себе я выход,

Выберусь ползком отсюда!»

Опечалились сестрички,

Что спасти не могут брата,

Пособить ему не в силах.

Отошли они в сторонку,

Поразмыслили-смекнули:

«Коль не лаской, не советом.

Другу хитростью поможем!»

У кровати, в полой тумбе,

Зелья тайные хранились,

Заготовил их Рогатый

Для защиты от несчастий,

Одинаковых две склянки:

В каждой зелье цвета пива,

Обе зельем одноцветным

Налиты до половины.

Но могуществом и родом

Были зелья те различны —

Так, как день различен с ночью:

Зелье первое — воловье —

Для наращиванья силы;

Зелье голода — второе —

Для растрачиванья силы.

Справа скляница стояла —

Порождающая силу;

Слева скляница стояла —

Убивающая силу.

Старшая из трех красавиц

Подошла к кроватной тумбе,

К тайным склянкам прикоснулась,

Переставила сосуды:

Силу влево отодвинув,

Слабость выдвинула вправо:

Злую мощь хлебнет Рогатый,

А проглотит злую немощь!

Прут взяла сестра другая,

Вещий прут — мостов строитель.

Вдруг, едва успели сестры

Дело тайное закончить,

Глухо грянул дальний топот,

Своды грохотом наполнил.

В страхе старшая метнулась,

Сникла средняя в испуге,

Младшенькая побелела,

Молвила слова такие:

— Богатырь Калевипоэг!

Лев запутался в тенетах,

Защемлен медведь в колоде,

Паренек попал в ловушку!

Приближается Рогатый,

Он подкатывает к дому.

Вот уж он летит к пещере,

У жерла шаги топочут,

Громом сотрясая своды.

Вот захлопнулись ворота —

Нет путей тебе отсюда.

Положись теперь на силу,

Мощь железную испробуй! —

Словно лошади без счета

Вскачь неслись мостом гранитным.

Словно мельничной дорогой

Пролетал обоз железный,

Словно Кыуэ тяжкий топот

Ударялся в грудь земную, —

Так вверху шагал Рогатый,

Сотрясая свод пещеры.

Богатырь Калевипоэг

У стены стоял, как вкопан.

Он стоял, как дуб под бурей,

Как скала средь волн прибоя,

Как гора под градом камня,

Словно башня против ветра.

Вот шаги гудят за дверью,

Подступают гулким громом,

Вот кулак тяжелый грянул,

Сбив железные засовы,

Вот под яростным ударом

Дверь шатнулась и упала:

За порог ступил хозяин.

Шаг шагнул — и стал на месте.

Оком в Калева уставясь:

Что за ястреб у тетерок?

Что за волк в овечьей стае?

Молча девушки дрожали,

Побелели все от страха.

Калевитян сын отважный,

С чудо-шапкою подмышкой,

У стены стоял тихонько,

Сам он ростом был с сестричек.

Петушок под стать тетеркам.

Насмехаться стал Рогатый,

Так промолвил он, злословя:

— Как забрел ты в клетку, братик?

Как в силок попался, птенчик?

Кто тебя, мой паренечек,

Заманил медовым словом?

Здесь мертвела смелость смелых.

Угасала сила сильных,

Часто голова шальная

Здесь слетала с дерзкой шеи.

Не надейся на спасенье, —

Нет пути тебе под солнце! —

Калевитян сын могучий

Слово мудрое промолвил:

— Ветер не горазд в работе,

Буря — воин неразумный.

Слов шальные перепалки,

Препирательства пустые,

Диких челюстей рычанье —

Это войны слабосильных,

Старых баб, собачьей своры.

Болтовня нас не утешит,

Брань души не успокоит,

Ругань злобы не угасит.

Наш язык — лихой затравщик,

Слово — начинатель ссоры.

Лучше — выйдем-ка наружу,

Будем биться мы друг с другом,

Потягаемся мы силой.

Власть достанется победе:

Кто сильней, пусть тот и судит! —

Отвечал ему Рогатый:

— Будь по-твоему, пришелец!

Поединок мне по нраву. —

Он шагнул к кроватной тумбе.

Взял оттуда склянку силы, —

Про обман не знал он, — думал,

Что стоит на месте склянка,

Зелье опрокинул в глотку,

Все до капельки он выпил.

Калевитян сын любимый

С чудо-шапкой не расстался,

На груди ее он спрятал,

Про себя же сам подумал:

«Коль зажмет меня теснина,

Коль почую: гаснут силы, —

Нарастит их чудо-шапка.

Волшебством своим мгновенным

Прежний рост вернет мне снова!»

Приготовившись к сраженью.

Поднялись во двор широкий.

Крикнул девушке Рогатый:

— Ну-ка, старшая сестрица,

Сбегай в горницу живее!

Отомкни сундук железный,

Принеси нам цепь двойную:

Этой цепью победитель

Побежденного обкрутит. —

Вмиг исполнила сестрица,

Что хозяин приказал ей.

По двору бойцы шагали,

Отмеряли место боя,

Обозначили границы,

Вбили вехи у закраин,

Чтоб свершилось все, как должно

Без помехи и обмана.

Тут сошлись они, схватились,

Взяли за пояс друг друга.

Во врага вцепился каждый.

Кто кого на землю свалит?

Нет, подобного сраженья

Годы древние не помнят!

Глаз живущего от века

Не видал грознейшей битвы!

Словно бешеное море

В час, когда крылатый ветер

Волны вскидывает к небу,

Исступленно их качает,

Иль взбухает черной пылью,

С ревом сбрасывает крыши, —

Так земля волной вздымалась,

Пол качался в преисподней

Под могучими пятами,

Стены ада колыхнулись,

Балки с грохотом шатнулись,

Потолок перекосился,

Накренился свод подземный.

Неослабно длилась схватка

Меж могучими бойцами.

Не узнал бы и всеведец,

И вещун не предсказал бы,

Кто в той схватке одолеет,

Кто врага обкрутит цепью.

В миг короткой передышки

Калев-сын надел проворно

Чудодейственную шапку,

Исполнительницу воли:

Вырастать велел он телу,

В высоту тянуться грозно,

Набухать железной силой.

Стал расти Калевипоэг,

В высоту тянуться грозно,

Набухать железной силой:

Вырос он — огромней дуба,

Он поднялся — выше ели.

Тут Рогатого схватил он,

Сжал бока ему ногтями.

Он встряхнул его, рванувши,

Дернул вверх, приподнимая,

Вскинул, как пучок соломы.

С высоты многосаженной

Он Рогатого обрушил,

Вбил его стоймя он в землю,

Словно колышек сосновый.

Пятками увяз Рогатый,

Провалился по колени,

Погрузился он до бедер

В битый камень, в мелкий гравий, —

Так вошел глубоко в землю,

Что не мог и шелохнуться.

Калевитян сын отважный

Стал готовить цепь двойную,

Стал он ладить цепь неволи,

Чтоб та цепь, по уговору,

Побежденного сковала.

Но едва могучий Калев

Забряцал железной цепью, —

Стал Рогатый уменьшаться,

Убавляться стал он в росте.

Он склонился на две пяди,

На два локтя опустился,

Опускался он все ниже,

Неприметно растворился,

Словно сгинул он в болоте,

Словно канул в пыль земную.

И следов его не видно, —

Только лужица синеет

Да дымок над ней курится.

Калевитян сын отважный

Так промолвил, насмехаясь:

— Ну, кому б могло присниться

Диво-дивное такое?

Улизнул хозяин ада,

В норку спрятался, трусливый,

Как птенец — в густой ольховник,

Как скворец — в кустарник частый,

Как змееныш — в мох глубокий,

Чуть вспугнет их треск иль шорох.

Доберусь я, будет время,

До подземных нор глубоких,

Я Рогатого поймаю,

Обкручу железной цепью,

Уж ему свяжу я ноги,

Чтоб не мог он шелохнуться,

Чтоб не сдвинулся он с места.

Нынче все как есть исполню,

Что сестрицам обещал я:

Всех избавлю от неволи,

Всех я вынесу отсюда —

Прямо к солнышку навстречу,

Уведу на луг веселый, —

Пусть при месяце резвятся,

Пусть под звездами играют! —

Калевитян сын любимый

Снял с крюка сошник военный,

Меч он к поясу привесил,

Золотую взял добычу:

Бочку талеров старинных

Ссыпал он в мешки пустые,

Было тех мешков с десяток, —

Ношу на спину взвалил он,

Взял он на руки красавиц,

Трех тетерочек домашних.

Тут надел он чудо-шапку,

Говоря слова такие:

— Уноси нас, чудо-шапка,

Выноси к жерлу пещеры,

Где свалил я гору досок,

Кладь тесовую оставил! —

В тот же миг увидел Калев,

Что стоит он у пещеры,

Где котел кипел когда-то.

Но котла — как не бывало,

Поваров — следа не сыщешь;

Лишь в костре полупогасшем

Угольки еще краснели.

Богатырь Калевипоэг

Дунул в тлеющие угли, Огонек

раздул он в пламя,

Бросил в пламя чудо-шапку,

Чтоб в огне она исчезла,

Чтоб рассыпалась золою.

Три сестрицы зарыдали,

Сожалея, говорили:

— Почему ты, витязь Калев,

Чудо-шапку уничтожил?

В мире вновь такой не будет

И в аду второй не свяжут!

Сколько же напрасно сгибло

Пожеланий и стремлений!

Не помочь слезами горю! —

Калевитян сын любимый

Слово мудрое промолвил:

— Вы не сетуйте, сестрицы!

Вы не плачьте, золотые!

Отошла пора печали,

Время слез навек минуло.

В летних шелковых одеждах

Блещет мир необозримый,

Милого зовет кукушка,

Кличут ласточки друг друга,

Конь по всаднику томится,

Солнце, свет благословенный,

То смежает вам ресницы,

То в глазах у вас мелькает,

Роща искрится листвою,

Мурава — ковер блестящий.

Вы, красавицы-сестрицы,

Льноголовые вы птички!

Вы вплетите ленты в косы,

Приоденьтесь понарядней —

В синешелковые платья,

В златотканные набойки.

К женихам я вас отправлю,

Проведу по ста тропинкам,

Пусть вовсю глазеют парни

На цветистые одежды

Да на розовые щеки.

Женихов вы полоните

Златотканными шелками,

Сладко-алыми щеками,

Нежной выпуклостью грудей

В круглых пряжках драгоценных

Коль одну полюбит Сулев,

Алев выберет другую,

Третью — мой оруженосец, —

Быть в родстве вам, золотые,

С родом Калева могучим!

Отошла пора печали,

Время слез навек минуло,

Наступают годы счастья,

Дни пиров неомраченных! —

Молвив так, легко он вскинул

Кладь тесовую на плечи,

На нее мешки взвалил он —

Словно гору золотую,

Трех сестричек — трех красавиц —

Посадил поверх поклажи, —

Те кудахтали оттуда,

Словно курочки с насеста.

Взяли девушки в дорогу

Из своих подземных горниц

Вдоволь бархата и шелка,

Платьев праздничных без счета.

Младшая из трех сестричек

Утаила прут волшебный,

Чудо-прут — мостов строитель.

Калевитян сын могучий

Нес легко свою поклажу, —

Так отмахивал он версты,

Что с подошв летели искры.

Птички весело свистали,

Три тетерки распевали:

«В дальний путь летим, сестрички,

Счастье кличем-зазываем!

Лето близится, подружки,

Дни любви наступят скоро,

Красота нам улыбнется.

А когда настанет осень,

А когда луга завянут, —

Из незнаемого края,

Из далекого селенья,

Из неведомого дома

К нам придут-приедут сваты,

Нас, молоденьких, утешат,

Увезут нас, трех сестричек,

Увезут навстречу счастью!»