Плаванье Калевипоэга. Девушка-островитянка. Песнь о море.
Ты кукуй, кукуй, кукушка,
Птица леса золотая,
Из серебряного клюва
Языком прощелкай медным
Ты пропой нам, приоткрой нам,
Прокукуй нам, растолкуй нам
Наши древние сказанья,
Выпряди преданий нитку,
Былей нитку золотую.
Петь не будешь, сам спою я,
Буду дикой уткой крякать,
Как озерный лебедь плакать,
Семикратно повторяя
Наши старые сказанья.
Самых древних лет преданье
Вышло из тюленьей глотки,
А второе — от прибоя,
Третье же — от скал прибрежных,
Вслед за третьим — от русалок,
Пятое — от их царицы,
От круженья лун — шестое,
А от старца островного
И от островной старухи,
От печали их — седьмое.
Стены скал прислушивались,
Гребни волн выведывали,
Очи звезд высматривали,
Как сын Калева отважный
Матушку свою родную,
Сгинувшую дочь тетерки,
Без узды и недоуздка,
Без коня искать пустился.
Сильный муж задумался бы,
Женщина заплакала бы,
Если б сына Калевова,
Зыбь одолевающего,
Посредине волн широких,
На кипящем лоне бури,
Одного во мраке ночи,
Увидали плавающим
Без челна в морской пучине.
В час, когда с утесистого
Берега ни всплеска весел,
Ни следа не видно было,
Юный витязь прянул с кручи,
Со скалы в морские волны,
В лоно бурного теченья,
На постель пучины пенной.
Спереди он греб руками,
Сзади управлял ногами,
Парусил он волосами,
К финским скалам выгребал он.
К Турьи[71] берегам он правил.
Выгребал на север витязь,
Чтобы мать спасти родную,
Из сетей тетерку вырвать,
Линду вызволить из плена.
Злого знахаря хотел он
Захватить в его берлоге,
Злого вора отдубасить,
Когти у него повырвать,
Чтоб ни девушек, ни женщин
Похищать не смел он больше.
С неба Звездная Телега[72],
Что зовут «Медведем шведским»,
И сынок Звезды Полярной —
Ясных глаз своих сверканьем
Путь указывали в море,
В водяной пустыне стежку,
Тропку по волнам широким
К берегам скалистым финнов.
Нет корчмы в морских просторах,
Ни поселка, ни сторожки,
Ни шатра, где было б можно
Отдохнуть на перепутье,
Заблудясь, спросить дорогу.
Богатырь рукой могучей
Рассекал морские волны.
В люльке бурных волн качаясь,
На хребте валов кипящих
Удалой пловец катился
К берегам скалистым финнов,
К краю моря полуночи.
Богатырь Калевипоэг,
Вдовьей скорби утешитель,
Ты не ведал утомленья,
Истощенья сил великих,
Дивной мощи угасанья,
По неведомым дорогам
В долгих поисках скитаясь,
Вслед за матерью пропавшей,
За потерянной тетеркой.
Опускались, поднимались
Звезды на небе полночном,
Лишь костер Звезды Полярной
Да Медведица Большая
На одном кружились месте.
Сильная рука героя
Рассекала волны моря.
В люльке бурных вод качаясь,
На хребте валов кипящих
Удалой пловец катился
К северу, к скалистым кручам,
К краю моря полуночи.
Богатырь Калевипоэг,
В бурных волнах выгребая,
В поисках следов родимой,
Месть готовил злому вору.
В сердце зов любви сыновней,
Жажды мести голос гневный
Силу витязю давали,
Утомленье отгоняли.
Сито Звездное[73] вставало,
Протянув лучи к рассвету.
Полночь в мире наступала,
Хоть о том небес глашатай,
Хода суток соглядатай,
Знака голосом не подал,
Чтобы витязь время ведал.
Не споет петух над морем,
Курочка не прокудахчет,
А у рыбы — песня в горле,
Рыбья речь застряла в путах.
Над широкими волнами
Кочка в море зачернела,
Выросла в скалистый остров,
Поднялась надежной сушей.
Удалец на сушу правил,
Выгребал пловец на остров.
Сильная рука детины
Рассекала волны моря.
В люльке бурных волн качаясь,
На хребте валов кипящих
Удалой пловец катился
К северу, к скалистым кручам,
К берегам, из волн встающим.
Калев-сын, пловец могучий,
Отдохнуть хотел на скалах,
Дух перевести в дороге,
Головой прилечь на отмель.
Сильная рука героя
Рассекала волны моря.
В люльке бурных волн качаясь.
По хребтам валов кипящих
Все быстрей пловец стремился
К кручам близящейся суши.
Калева сынок любимый
Потянулся в утомленье,
Скованные стужей моря
Все суставы порасправил.
Прислонясь к горе скалистой,
На замшелом гладком камне,
На скамье прилег гранитной,
Ноги в море свесив с кручи,
Волю дав волнам прибоя
Поиграть его ступнями,
Пеной обдавать колени.
Хоть на час сомкнуть хотел он
Тяжелеющие веки,
Хоть на полчаса забыться,
Задремать на четверть часа.
Но пред тем, как сна владыка
Дрему сладкую навеял,
Дымкой взор его окутал,
Память песней убаюкал,
Мужа сильного осилил, —
В темноте глубокой ночи
Из-за пазухи безмолвья,
Из великих недр покоя
Переливы звонкой песни
Донеслись, ушей коснулись,
Сладкой песни лад красивый,
Молодой девичий голос,
Будто посвист соловьиный,
Будто в ельнике зеленом,
Будто в заросли ольховой
Золотое кукованье.
Богатырь Калевипоэг
Слух напряг навстречу песне:
Не кукушка ли чеканит
В чаще песню золотую?
Серебро у птицы в клюве,
Горло птицы звонче меди,
В языке у ней монеты.
Песня девичья звенела,
Жаловалась золотая:
«Далеко мой милый спутник,
За морями мой любимый,
Далеко, а все ж мне виден!
Между нами, мой любимый,
Море бурное, глухое,
Пять больших озер глубоких,
Шесть лесных дремучих дебрей,
Семь болот непроходимых,
Дальше — восемь кряжей горных,
Дальше — девять рек широких,
Десять родников студеных,
Да других препятствий — двадцать.
Мне нельзя уйти отсюда,
Он прийти сюда не может.
Голос милого и в месяц
До меня не донесется.
Год прожду и не дождусь я
Жарких милого объятий,
Счастья на груди у друга!..
Далеко мой милый спутник,
Мой любимый за морями,
На него хоть раз бы глянуть!
Между мною и любимым
Льются реки, встали горы.
Ветер, мчи ему привет мой,
Донеси любовь на крыльях.
Тучи, грусть к нему умчите,
Волны — жизнь мою несите,
Вы, дождей весенних капли,
Станьте добрыми гонцами!
Если есть на свете счастье,
Пусть любимый счастлив будет.
Столько шлю ему приветов,
Сколько дум в душе таится.
Столько шлю ему приветов,
Сколько на сердце желаний.
Столько шлю ему приветов,
Сколько ольх в ольховой чаще,
Сколько листьев на березе,
Игол — в ельнике зеленом.
Столько шлю ему приветов,
Сколько волн на синем море,
Сколько звезд на ясном небе!»
Богатырь Калевипоэг
Жилы шейные напружил,
Вслушиваясь, вглядываясь,
Не видать ли той кукушки,
Пташки той звонкоголосой,
Среброгорлой той певуньи,
Глаз ее смородиновый
Не блеснет ли из тумана…
Тень свирепая морская
Остров каменный[74] накрыла,
Только малый огонечек
Одиноко в отдаленье
Вспыхивал под сенью дуба.
Перед тем огнем сидела
Златоклювая певунья,
Девушка, а не кукушка.
Кудри шею ей обвили,
В складках тонкая рубашка
Грудь высокую накрыла.
Не она ль так сладко пела,
Полевой звенела пташкой,
О своей печали тайной,
О тоске сказала в песне?..
У костра она сидела
В темном поле на дозоре.
Стерегла она холстины,
По траве разостланные,
Чтоб под солнцем выбелились,
В свежих росах выпарились,
Ею же на веретена
Нитками накрученные,
Ею же на ткацком стане
В полотно сколоченные.
Хоть холстину ткали руки,
Хоть челнок пускали пальцы,
Хоть и ноги неустанно
Нажимали лапы стана,
Но уста слагали песню,
Золотую нитку пряли.
Калев-сын, любезный витязь,
Песней девушке ответил,
Песней отвечал на песню,
На печальную — шутливой.
Перекатом соловьиным
Он слова в полет отправил:
«Что грустишь ты о далеком,
Об отсутствующем плачешь,
Сирою вдовой тоскуешь?
Что ты, тоненькая станом,
Близкого, перед собою
Жениха не замечаешь?
Здесь я, рядом я с тобою!
Близко я, смотри, как близко!
Близко дорогой супруг твой,
Близко — милого объятья!
Между нами нет преграды,
Между нами нет помехи,
Между нами нет ни моря,
Ни озер глубоководных,
Ни сухих степей бесплодных,
Ни болот, ни вязких топей,
Нет ни выгонов зеленых,
Нет ни бурных рек широких,
Нет ни родников холодных.
Близко он, всмотрись, как близко,
Близко твой жених желанный.
Ждут тебя его объятья,
Здесь, на щедром лоне счастья!
Близко он, глазами виден,
Лучший он жених в округе,
Он в деревне знатный парень.
Сын семьи, известной всюду.
Он на плавниках широких
Пролетал по бурным волнам,
По морской пучине мчался
Девам острова на счастье,
Дочкам острова на радость!»
Девушка-островитянка
Услыхала кукованье —
Удальца напев обманный.
Захотелось ей украдкой
Посмотреть на песнопевца,
Поглядеть тайком на парня,
Напевающего песню,
Начала она, бедняжка,
Подходить к нему все ближе.
Шаг ступила, два ступила,
И еще шагов десяток,
И еще, пожалуй, двадцать,
И еще, быть может, сотню,
И еще сверх ста без счета.
На певца взглянуть хотела,
Не пришел ли финский родич?
Кружку винную из Виру
Не принес ли сват в подарок?
Девушка-островитянка,
Станом тонкая тростинка,
Ты беги скорей, покамест
Не попала в сети взгляда,
Не запуталась в тенетах,
Так, что с места ног не сдвинешь,
Курочка, бежать не сможешь!
Девушка-островитянка
На прибрежных гладких скалах
Молодого увидала
Мужа силы богатырской.
Подошла к нему поближе,
Задержалась, заболталась,
Шуткой перебрасываясь,
Песнями обмениваясь.
А когда любви тенета,
Сети дружбы мимолетной
Сердце спутали, связали,
Ум затмили, с толку сбили, —
Девушка-островитянка
С детской глупостью уселась
Ненароком возле мужа
На прибрежном гладком камне,
На гранитном мшистом ложе.
Что случилось, приключилось
С девушкой-островитянкой,
С бедной тоненькой тростинкой,
Что вдруг криком закричала,
Застонала слезным стоном,
Жалобно зовя на помощь?
Иль у ней в объятьях мужа,
В богатырской той охапке,
В бедрах жилочки порвались,
Кости в теле захрустели?
***
Крик ее отец услышал,
Голос дочки мать узнала.
Сна ярмо они стряхнули,
Путы дремы размотали.
Им сначала показалось,
Что дурное сновиденье
Их встревожило обманно,
Но опять к ним долетели,
Как свирели плач тревожный,
Дочки жалобные крики.
Старец острова мгновенно
Сон забыл, вскочил с постели,
В руки ухватил дубину,
Выбежал в ночную темень,
Чтоб разведать, что случилось.
Уж не парень ли, разбойник,
Не залетный ли грабитель
Взял у дочки злым обманом.
Отнял матери богатство —
Выбеленную холстину?..
А когда старик увидел
Мужа сильного у моря,
Выпала из рук дубина,
Слово грозное застряло
В пересохших связках горла,
От испуга побледнел он.
Молодая дочь понуро
На краю скалы стояла,
Робких глаз не поднимая,
Опустив лицо, скрывая
Жарко вспыхнувшие щеки,
Не сказав отцу ни слова.
Калев-сын, могучий витязь,
В выбоине скал сидел он,
В мшистой каменной охапке.
Старца он спросил без страха:
— Тут вчера не пролетал ли
Финский знахарь ветра, Туслар,
Возвращаяся из Виру,
К дому паруся родному, —
Мимо острова не плыл ли? —
Старец острова ответил:
— Много дней прошло, любезный,
Много месяцев уплыло
С той поры, когда я видел
Парус Туслара над морем.
Ты скажи мне, храбрый витязь,
Где стоит твой дом отцовский,
Где гнездо твое родное?
Ты каким великим мужем
Порожден на белом свете?
Чьей обильно щедрой грудью
Вскормлен сын такой могучий,
Как ствола богов отросток,
Мощных тааравитян отпрыск?
Я по пламенному взгляду,
По румянцу щек прекрасных,
По повадке богатырской
Угадал твою породу. —
Калев-сын, разумный, понял,
Богатырь хитро ответил:
— У крутых прибрежий Виру,
У скалистых кряжей Харью,
У песчаных мелей Ляне
Много стежек проторенных,
Много езженных тропинок,
Многих ног следы остались;
Но средь них одна дорога
По земле знакомой вьется,
След ступни хранит любовно,
Что меня к двору отцову,
К загородке материнской,
К нашим выгонам широким,
К воротам высоким дома
Приведет скорее прочих.
Там-то я на свет родился,
От комля большого дуба
Боковым стволом поднялся,
Как побег от корневища.
Там моя качалась люлька,
Там — гнездо мое на скалах,
Там — на мураве зеленой —
Память детских игр осталась.
Я рожден на белом свете
Праотцем мужей могучих.
Вскормлен я обильной грудью
Матушки моей любимой,
Выросшей в ольховой Ляне
Из яйца лесной тетерки.
Видишь ты богов отросток,
Тааравитян мощный отпрыск.
Может, Калев, муж великий,
Заронил зерно такое,
Посадил такой отросток.
Может быть, птенец последний,
Запоздалый, проклевался
Из яйца тетерки Линды.
Девушка-островитянка
Робко слушала чужого,
Как покойник, побледнела,
Обмерла она, когда он
Калева отцом, а Линду
Матерью назвал своею.
Слабенькая, тоненькая,
Насмерть перепуганная,
К берегу она метнулась, —
На крутом краю обрыва
Ненароком оступилась,
Там, родная, поскользнулась,
Головою вниз упала —
В море, в волны вспененные,
В глубину, на дно морское.
Погребла волна голубку,
Деточку вода покрыла.
Шумная волна ночная
Лапушку похоронила.
Поднял крик отец несчастный,
Громко начал звать на помощь.
Прянул богатырь в пучину,
Под покровом пены скрылся,
Чтоб похищенную морем
Вынести со дна морского,
Из объятий бездны вырвать.
Но глубин тяжелых полог
На прохладном темном ложе
Утаил, укрыл голубку,
На землю вернуться не дал.
Богатырь Калевипоэг
Вынырнул из волн широких,
Молвил ждущему на скалах,
Крикнул старцу островному:
— Ты прощай, отец печальный!
В море дочь твоя попала,
Мать моя — во вражьи сети!
Бедные с тобой мы братья,
Одинаково несчастны! —
Молвив так, пустился дальше
Калевитян сын бесценный.
Плавником гребя могучим, От
скалы он отдалился.
И в раскате волн широких,
В качке зыби, в свисте бури,
Из очей отца-бедняги
Скрылся сын тетерки Линды.
Калев сильною рукою
Рассекал пучину моря.
В люльке бурных волн качаясь,
На хребте валов кипящих
Удалой пловец катился
К северу, к скалистым кручам,
К краю моря полуночи.
На призывный крик, на голос
Старца острова, бедняги,
Прибежала мать-старуха
О беде узнать-проведать.
— Матушка моя, голубка!
Ты зачем, родная, встала
Из своей постели теплой,
Из-под пологов ковровых?
Вести черные, лихие,
Как мороз жестокий, зимний,
Как буран ночной свирепый,
Сердце ужасом наполнят,
Заморозят кровь живую!
Под водой — постель дитяти,
В бездне — зыбка золотая,
Колыбель — в молоке рыбьей,
Горница голубки — в море!
Волны нянькой ей не будут,
Зыбки шест не покачают,
Не споют ей колыбельной,
Доченьку не позабавят,
Одеялом не укроют.
Матушка моя, зачем ты
Средь холодной темной ночи
Из постели теплой встала
Вести страшные услышать?
Дочь твоя, что ты, родная,
В неге, в холе вынянчила,
Щедрой грудью выкормила,
С береженьем выходила,
На руках укачивала,
Под крылом выращивала,
Наша дочка спит в пучине,
В водяной глухой постели!
Матушка моя! голубка!
Ты возьми, родная, грабли,
Грабли с длинным грабелищем,
С рукояткою из меди,
С зубьями из твердой стали, —
Чтобы грабли дна морского,
Дна глубокого достали!
— Ты неси, отец мой, сети —
Самый крепкий, новый невод,
Попытай, родной мой, счастья:
Не найдешь ли в море дочку,
Не поднимешь ли голубку
Неводом со дна морского! —
Стали дно грести морское,
Загребать покос пучины,
Разгребать морские норы,
В рученьках большие грабли,
Грабли — с длинной рукоятью,
Грабли — с длинными зубцами.
Рукоять — из желтой меди,
А зубцы — из синей стали,
Подграбелье — из железа.
Что же выросло из сметков?
Что поднялось из подгребков?
Стройный дуб из сметков вырос[75],
Ель златая — из подгребков.
Дуб перетащили к дому,
Золотую ель — на выгон.
Стали дно грести морское,
Проборонивать пучину,
Разгребать морские норы.
Грабли длинные — из меди,
А зубцы — из синей стали,
Подграбелье — из железа.
Что же в сметках им явилось?
Что в подгребках отыскалось?
В сметках тех — яйцо орлицы,
А в подгребках — шлем железный.
В шлем яичко положили,
Отнесли домой находку.
Стали дно грести морское.
Проборонивать пучину,
Разгребать морские норы.
Что же в сметках им явилось?
Что в подгребках отыскалось?
В сметках рыбу отыскали,
Чан серебряный — в подгребках.
Рыбу плавать в чан пустили,
Отнесли в глубокий погреб.
Стали дно грести морское,
Проборонивать пучину,
С луговин подводных травы,
Выгребать густую тину,
Щупать в ямах и пещерах,
Не отыщется ль голубка,
Дочка в море не найдется ль.
Уши бедные, услышьте,
Что поет в волнах глубоких.
Души скорбные, услышьте
Голосок со дна морского,
Что поет в волнах прибоя,
Над раскатом водным свищет!
Из волны, со дна морского,
Песня вылетела птицей,
Вышло на берег сказанье:
«Дочь пошла качаться в море,
Слушать песни волн широких.
На прибрежном голом камне
Сбросила она сапожки,
Возле ивы — ожерелья,
На мель — шелковые ленты,
На прибрежный гравий — кольца
Стала дочь качаться в море,
Слушать песни волн широких.
Что сквозь волны там блеснуло?
Что в пучине засверкало?
Меч златой блеснул в пучине,
Серебром копье сверкнуло,
Медный лук в молоке рыбьей.
За мечом пошла девица,
За копьем морским вдогонку
И за луком желтой меди.
Вышел ей старик навстречу,
Старый воин — весь из меди,
В медной шапке и рубахе,
В медном поясе вкруг бедер,
В медных желтых рукавицах,
В медных сапогах и шпорах,
В медных бляхах на рубахе,
Письмена на них — из меди.
С медным телом, с медной шеей,
Медпозубый, медноглазый,
Медным голосом спросил он:
— Что, невеста, ищешь в море?
Что, малютка, ищешь в волнах,
Курочка — в икре и в тине? —
Дева старца услыхала,
Меднотелому сказала:
— Я пошла качаться в море,
Слушать песни волн широких.
Меч златой я увидала
И копье серебряное, И
тот лук из желтой меди.
Меч добыть я захотела,
И копье, и лук из меди! —
Медный человек ответил,
Медным голосом промолвил:
— Калевы мечом владеют,
Олевы копьем владеют,
Сулевы владеют луком.
В море их добро хранимо.
Медный муж — добра их сторож,
Золотых мечей и копий
Их серебряных хранитель,
Медных луков укрыватель.
Стань же медному женою,
Курочкой моей домашней,
Утренней моей отрадой
И забавою вечерней,
И за это — меч бесценный
И копье и лук из меди
Я отдам тебе в подарок,
Дорогим залогом брачным! —
Услыхала, отвечала,
Уточкою прокричала,
Лебедем в ответ пропела:
— Разве дочка земледельца,
Хлеборобов знатных дочка,
На земле сухой не сыщет
Жениха себе по нраву,
Из деревни хлебопашца
Земледельческого рода? —
Медный старец засмеялся,
За ногу ее задел он.
Поскользнувшися на камне,
Канула она глубоко
В потаенные могилы,
Где икра густая рыбья,
Как туман, висит в пещере.
Девушку взяла пучина,
Деточку укрыли волны
Глубоко — в икре и тине.
Поспешил отец на помощь,
Мать на поиски пустилась
По следам пропавшей дочки,
Курочки своей любимой,
Уточки своей домашней.
То ль не ястреб — злая птица,
Не ворона ли воровка,
Не залетный ли обманщик
Курочку унес с насеста,
Уточку с высокой гати,
Дочку из ее светлицы?
Башмачки нашли на камне,
Ожерелья — возле ивы,
Ленты — на песчаной мели,
Кольца — на прибрежной гальке,
На ветвях ветлы — мониста,
Только дочку не видали,
Курочку не отыскали.
Доченька их дорогая
На глаза не показалась.
Девушка на дне уснула,
Курочка в икре дремала,
В водяных спала хоромах.
Стали кликать дочь из моря,
Вызывать дитя на берег:
— Доченька, взойди на берег!
Воротись домой, родная!
Выходи, дитя, из моря! —
Услыхала дочь, сказала,
Прозвучал ответ из моря,
Из волны печальный голос:
— Не могу прийти, родимый!
Не могу спастись, родная!
Груз воды гнетет мне веки,
Тяжесть волн ресницы давит,
Моря глубь лежит на сердце.
Я пошла качаться в море,
Песню петь в волнах широких,
Быль поведать над зыбями.
На прибрежном ровном камне
Я оставила сапожки,
На ветвях ветлы — мониста,
На песке — цветные ленты,
Украшения — на иве.
Я пошла качаться в море,
Песню петь из волн широких,
Водяные пенить слезы.
Меч златой блеснул мне в море.
Серебро копья сверкнуло,
Медный лук отсвечивался.
Меч златой я взять хотела
И копье серебряное
Вместе с луком желтой меди.
Вышел мне навстречу старец,
Старый воин — весь из меди:
Медный лик под медной шапкой,
Медная на нем рубаха,
Руки — в медных рукавицах,
Ноги в медных сапожищах,
Шпоры длинные из меди.
Медный пояс на рубахе
В письменах, в узорах медных,
На щите — слова из меди.
С медной шеей, с медным телом,
Медногубый, медноглазый
Медным голосом спросил он:
— Что невеста ищет в море,
Маленькая, ищет в волнах,
Курочка — в икре багряной,
Уточка — в норе туманной? —
Я подумала, сказала,
Серой уточкой прокрякав,
Курочкою прокудахтав,
Птичкой золотой прощелкав:
— Я пошла качаться в море,
Песню петь в волнах широких,
Заливаться в пенных гребнях.
Я сквозь волны увидала
Отсветы меча златого,
Блеск копья серебряного,
Лука медного блистанье.
Меч я выкупить хотела,
Взять копье серебряное,
Лук тот медный выторговать. —
Медный человек ответил,
Медным голосом промолвил:
— У меча владелец — Калев,
У копья владыка — Олев,
А хозяин лука — Сулев.
Это их сокровищница,
Втуне сберегаемая…
Медный муж — сберегатель,
Страж морской меча златого,
Светлого копья хранитель,
Лука медного защитник,
Старый сторож, медный сторож
Взять меня хотел женою,
Пташкой вырастить ручною.
Меч давал за обрученье,
А копье — залогом тайным,
Медный лук подарком брачным,
Лишь бы я к нему пошла бы,
Руку старцу подала бы.
Воспротивилась я смело,
Женихов своих соседских,
Добрых сватов деревенских.
Назло старцу, восхваляла.
Медный старец засмеялся.
Тут ногой я оступилась,
На песке я поскользнулась,
Пала в тайные могилы,
Как в туман, в икру густую,
В потаенную пещеру.
Волны дочку полонили,
Воды курочку укрыли.
Там я — нежная — ослабла,
Там я — курочка — пропала,
Пташечка в силок попала,
Замерла в сачке для раков.
Я пошла качаться в море,
Песни петь в волнах зыбучих,
Притчи темных вод поведать.
Меч златой ловить в пучинах.
Серебро-копье в глубинах,
Медный лук удить в стремнинах,
Там ногой я оступилась,
Пала в тайную могилу,
Как в туман, в икру густую,
В глубину морской пещеры.
Там я — курочка — пропала,
Там я — пташка — задремала,
Там я — нежная — ослабла,
Там — былиночка — увяла.
Ты не плачь, моя родная!
Не печалься, мой родимый!
У меня есть дом в пучине,
Горница — в морских глубинах!
Я пошла качаться в море,
Слушать песни волн широких.
Я в икру упала рыбью,
В потаенную могилу,
В глубину морской пещеры.
Там я — пташечка — пропала,
Там я — курочка — погибла,
Там я — нежная — ослабла,
Там — былиночка — увяла,
Там навеки задремала.
Ты не плачь, отец мой милый!
Не тоскуй, моя родная!
Под водой нашла я хату,
Тихий кров на дне глубоком,
Горенку в морской пещере.
Я пошла качаться в море,
Слушать песни волн широких.
Меч златой я взять хотела,
Завладеть копьем блестящим,
Луком кованным из меди.
Мужу медному, морскому
Женишку я отказала, —
Надо мной он посмеялся.
Я в икру упала рыбью,
В глубину морской пещеры.
Там я — курочка — погибла,
Там я — пташечка — пропала,
Там я — нежная — ослабла,
Там — былиночка — увяла,
Там я — девушка — заснула,
Глаз смородины закрыла.
Ты не плачь, отец мой милый!
Не тоскуй, моя родная!
Под водой нашла я хату,
Тихий кров — на дне глубоком,
Горенку — в морской пещере,
Гнездышко — в морском тумане.
Золотой я меч искала,
И копье с блестящим древком,
И тяжелый лук из меди.
Там я — пташечка — пропала,
Там я — бедная — ослабла,
Там, как цветик, я увяла,
Глаз смородины закрыла.
Там я — девушка — заснула,
Там — голубушка — застыла.
Не горюй, отец мой милый!
Не тоскуй, моя родная!
Я навек останусь в море.
Тайный дом мой — под волнами,
Горенка — в икре и тине,
Гнездышко — в морском тумане.
В холоде — моя кроватка,
На глубоком дне — постелька,
В глубине прохладной — зыбка.
Калевы меня качают,
Алевы меня колышут,
Сулевы мне напевают!»