Калевипоэг

Золотое время счастья

Расцвело в пределах эстов.

В мирных теплых колыбелях

Наши детушки качались,

Осененные любовью

И защитой материнской.

Минуло семь лет отрадных,

Протекло семь зим спокойных.

Городов строитель Олев

Ставил крепкие твердыни,

Окружал их стены рвами.

А над каменной могилой,

Где почиет старый Калев,

Он воздвиг прекрасный город[146],

Калеву — отцу народа,

Линде матери — во славу.

Скоро в городе и люди

Стали семьями селиться.

Словно коршуна почуяв,

Куры прячутся в курятник,

Так от взора лютой смерти,

От угрозы бранных бедствий

Уходил народ за стены.

Калевитян сын любимый,

Слыша жалобы народа,

Молвил: — Должен этот город

Называться — «Линданиса»

В память матери любимой!

Кто ж еще дитя накормит

Слаще груди материнской? —

Алев — Калевов помощник

Крепость добрую построил

В Харью, в том краю болотном,

Среди топей непролазных,

Средь лесов непроходимых.

Сулев-сын поставил город,

Укрепленный в Алутага, —

Третью мощную твердыню

И убежище от бедствий.

Но спокойствие народа,

Семилетье мирной жизни

Собралась война нарушить:

Грохоча, телега брани

Привезла на берег Виру

Сотни жаждущих добычи,

Тысячи убийц свирепых,

Истязателей без счета.

Ветры с моря принесли их,

Волны к берегам прибили.

Тут гонцы и скороходы

Полетели в Линданису,

К сыну Калеву с вестями:

«Приплыла война на веслах,

Тарахтит телега брани.

Воевать вставай, могучий,

Гнать врага, неодолимый».

В стремя встал Калевипоэг,

Сел в седелко боевое,

Поскакал на голос бури

По дороге, ведшей к Виру,

Чтоб тушить пожар свирепый,

Усмирять вражду и распрю.

Взял с собой мужей достойных,

Взял с собой оруженосцев:

Пятьдесят — из края Виру,

Шестьдесят — из Курессааре,

Семьдесят — из края финнов,

С островов иных — до сотни.

Конь под витязем могучий,

У коня в монетах сбруя,

Стремя — звонкое, златое,

Удила коня — стальные,

Шита золотом уздечка,

Талеры на опоясках,

Бисером горит подпруга.

Отличен мечом воитель,

Богатырь — стальной кольчугой,

Вождь — бронею золоченой.

Кто в ту пору видел мужа,

Поспешающего к бою,

Скачущего к полю брани,

Должен тот и впрямь признаться:

Виден богатырь далеко,

Витязь ценится высоко!

Конь серебряный под князем,

Золотой на быстром всадник!

Сильный пламя сдунет в море,

Пламенем дохнет на волны,

Пламенем снега растопит,

Избу — на крыле у ветра,

Дом — на радуге поставит,

Балки выкладет на тучах,

В облаках постель постелет,

Сам усядется на солнце,

В месяц теменем упрется,

На звезду наляжет боком,

Гикнет — ветер-конь примчится.

Из травы росянки витязь

Выточит коню копыта,

Ландыш — вместо глаз поставит,

А тростник для ушек срежет.

Повернет коня направо, —

Город там зашевелится.

Повернет коня налево, —

Вырастет курган высокий.

На дыбы коня поднимет, —

Вздымется гора до тучи,

Окруженная холмами.

Через финский мост он скачет,

С громом, по дороге Виру,

По гудящим плитам Харью.

В пене конь под ним горячий,

Как звезда, скакун сияет,

Витязь на коне — что солнце,

В светозарном одеянье:

Шапка золотом расшита,

Радугой на шапке ленты,

Пояс серебром окован,

Шпоры — золото литое.

Где пройдет он, — день светает,

Где проскачет, — высь блистает,

Топи ярко зеленеют,

Шелестя, цветут равнины,

Соловьи поют с черемух,

В дальнем ельнике — кукушки,

Черные дрозды — в малине,

Пеночки — в ольховой чаше.

В Виру девушки глядели,

В Ярва щурили глазенки,

В Ляне плакали глядевши,

В Харью милые вздыхали:

— Кабы он да к нам надолго,

Кабы он у нас да пожил,

Кабы он да нам достался, —

Мы бы лето все не ели,

Год бы прожили без пищи,

Зиму — без крупы ячменной.

Мы б его кормили мясом,

Угощали бы яичком,

Хлеб намазывали маслом,

Спать бы клали на подушках,

Шелк ему бы подстилали,

Бархатом бы укрывали… —

Богатырь Калевипоэг

По дороге ехал бранной,

Оставлял следы на травах,

На камнях — печать копыта.

Если б травы понимали,

Камни говорить умели,

Скалы словом бы владели,

И слагали песнь, и пели,

То десятки мест приметных,

Тысячи бы очевидцев

Нам поведали сказанья,

Донесли до нас известья:

Как скакал Калевипоэг,

Пролетал дорогой брани.

На полях широких Виру

Уйма недругов стояла,

Шайка злыдней кровожадных,

Густо, как воронья стая,

Как громадный муравейник,

Летним солнышком пригретый.

Часть ушла другой дорогой

Сеять смерть и запустенье,

Жечь посады и деревни,

Убивать мужчин сильнейших,

Семьи их терзать и мучить

Да добро народа грабить.

Сулев ринулся на битву.

Алев-сын на вражью силу

С одного ударил края,

Олев-сын — с другого края,

Богатырь Калевипоэг, —

На коне в седле сидел он, —

Врезался в средину боя,

Прорубился в гущу битвы.

Вскачь пустив коня лихого,

Сбоку с гиком налетая,

Рушась громом на сильнейших,

Он сумел меча игрою

Супостатов позабавить,

Взмахами каленой стали,

Как тростник, валил их наземь.

Так, летая полем боя,

Головы врагов рубил он,

Рвал, как вихрь осенний листья

С ольх, с березок пожелтевших.

Поломал костей немало,

Ног — не сотню, а побольше,

Шейных позвонков — обозы,

Тысячи крестцов разбитых,

Плеч и ребер — за сто тысяч.

Мертвые покрыли поле,

Трупы полегли холмами.

Кое-где вздымались горы

Мертвых, легших друг на друга,

Сотен сто пришельцев наглых

Прахом пали в Ассамалле[147].

Калевов скакун бесценный

Плыл в крови горячей боя,

В трупах увязал по брюхо,

Где отрубленные руки

Грудой стыли, как валежник,

Пальцы мертвые торчали,

Как былинки вдоль тропинки,

Как на сжатом поле стебли.

Вовсе ни один из пришлых

В том бою не уцелел бы,

Ни один не убежал бы,

Если бы узда несчастья

Сына Калева внезапно

В сторону не повернула.

Той порой, как полем боя

На коне своем летал он,

Убегавших настигая,

Приводя в смятенье трусов,

В место скрытное ползущих,

Конь его, с холма на кручу

Перескакивая, мчался,

Вдаль копыта простирая,

И упал меж гор высоких

В потаенную трясину,

И увяз в бездонной топи

Дорогой скакун каурый.

Распорол он о коряги

Брюхо гладкое в болоте,

В тине завязил копыта!..

Калев-сын неутомимый

В горе, по коню вздыхая,

Тягостно в сердцах промолвил:

— Заклинаю, заклинаю!

Если ты попал в болото,

Стань болотом, сгинь в трясине,

Тиной сделайся вонючей,

Гнилью сделайся болотной,

Обиталищем лягушек,

Лакомством для змей и гадов! —

Богатырь Калевипоэг

Без коня не мог бегущих

Догонять, добить остатки.

И тогда он кликнул братьев

Со стези кровавой боя:

— Эй, ко мне сходитесь, други!

С поля брани воротитесь!

Отдохнем-ка от работы,

Исцелим десниц усталость! —

Тучи воронов слетались,

Волки из лесу сбежались,

Запах падали почуя,

Долю взять себе с победы,

Дань себе у смерти вырвать.

А поодаль мужи боя

Бранною своей добычей

Меж собой делиться стали.

Золото отдали князю,

Серебро — бойцам отважным,

Деньги медные — слабейшим,

Пеннинги — парням обозным,

Деньги мелкие — мальчишкам.

Калевитян сын любимый

Выпустил на крыльях слово,

Как ему поведал ворон,

Птица вещая сказала:

— Вы берите, други, братья,

Будущих боев науку

Из сегодняшнего боя,

Из кровавой этой битвы.

Будьте тверды, словно скалы,

Словно стены из железа!

Будьте в битве, словно башни,

Выкованные из стали!

Стойте, словно лес дубовый,

Как утесы над прибоем!

Неусыпно щит свободы

На руке своей держите,

Чтоб, когда придет убийца

Убивать и хищник — грабить,

Боя вам не устрашиться,

Испытаний не бояться!

Пусть отчизна, как невеста,

Расцветает для грядущих,

Для свободных поколений!

Во главе пусть станет мудрый,

Храбрый — старшим над другими.

Пусть в одной разумной воле

Вся сольется наша сила,

Иначе — при разноумье —

Прахом ветры нас развеют! —

Распустил он ополченье,

Войско витязей отборных,

Повелел им весть победы

Разнести с собой повсюду —

По селеньям и деревням.

А потом Калевипоэг

С побратимами своими

Зашагал пешком полями,

Через мшистые болота…

В алых отблесках заката

Верные друзья достигли

Шумно-сумрачного бора,

Где никто до них не ездил,

Не ходил никто в чащобу.

Калевитян сын могучий

Шел, валил в лесу деревья,

Спутникам топтал тропинку.

Где прошли четыре друга

Сквозь угрюмый бор дремучий,

Просека легла широко,

На века легла дорога.

Долго шли они и видят:

Темный дым встает над лесом.

То ль над кровом лесниковым.

То ль над угольною ямой

Валит, к небу подымаясь.

Подошли поближе братья,

Видят: искры блещут в дыме,

И невидимое пламя

Золотит густые ели,

Рдеет заревом на соснах.

Братья сильные поспешно

Прямо к дыму зашагали,

На неведомое пламя,

И увидели в ущелье

Длиннохвостого[148] берлогу,

Серого лесную нору.

Кто сидел перед берлогой,

Сторожил у входа в нору,

Чертово стерег жилище?

Баба старая, в морщинах,

Домовничала в берлоге,

Под котлом огонь держала,

С варева снимала пену,

Пробовала поварешкой —

Какова на вкус похлебка.

Алев-сын, разумный витязь,

Стал выпытывать у бабы,

Спрашивать у поварихи:

— Что ты стряпаешь, бабуся?

Что ты варишь, золотая?

Что в котле твоем взбухает? —

Баба старая сказала,

Ласково ему пропела:

— Постную варю похлебку

Животам голодным, тощим.

Для моих сыночков милых

Кочаны капусты парю,

Снедь готовлю им на ужин. —

Сулев-сын сказал старухе:

— Ты подбавь на нашу долю!

Для гостей подсыпь немного,

Чтоб и нам была похлебка!

В дальний край мы уходили,

Совершали труд тяжелый,

И желудки наши пусты,

Мучит нас жестокий голод.

Отдохни пойди, бабуся,

Под кустом вздремни, родная,

Мы за варевом присмотрим,

Не поспим поочередно,

Под котлом огонь раздуем,

Хвороста в огонь навалим —

Смоляных еловых веток,

Чтобы жарче было пламя.

Баба старая смекнула,

Хитрая, им отвечала:

— Коль исполню вашу просьбу,

Совершу желанье ваше,

Пусть вины на мне не будет,

Пусть попреков не услышу:

Будет виноват просивший,

Пострадает пожелавший.

Слушайте меня, старуху,

Детки, гости золотые.

Будьте зорки: если ночью

Невзначай, идя дорогой,

Завернет к вам гость нежданный,

Вами ужинать не званный,

Ложку варева отведать,

Из котла поесть похлебки, —

Вы тогда смотрите в оба,

Чтоб захожий гость-ворюга

Не сожрал похлебки вашей,

Чтоб котел не осушил он,

Дно котла не облизал бы,

Иначе, мои сыночки,

Голодать вам всем придется! —

Братья дюжие старухе

Все втроем пообещали

У котла поочередно

До утра не спать на страже.

Калевитян сын любимый

Младших братьев похитрее,

Не связал старухе слова,

Обещания не склеил.

Баба старая, старуха,

Уползла, легла в ольховник,

В теплых листьях задремала.

Калевитян сын могучий

У костра прилег на землю

Выспаться, избыть усталость,

Обогреть бока и спину.

Сулев-сын, отважный воин,

На траву прилег бок о бок

Отдохнуть, избыть усталость.

Олев — городов строитель,

Созидатель стен и башен,

Наземь лег бок о бок с ними

Отдых дать усталым членам.

Алев-сын, могучий витязь,

У котла сидел на страже

Бодро, век не опуская,

Раздувая костерище,

Поправляя головешки,

Дров подбрасывая в пламя.

Час ли, два прошло, не боле,

Трое братьев крепко спали,

Третий сна виток свивая.

Баба старая, старуха,

За моток бралась четвертый,

К прежней пряже в добавленье.

Алев-сын, отважный витязь,

Бодрствовал у костерища,

В сумрак ночи вглядываясь,

Хворосту подкладывая,

Раздувая пламенище.

Вот из темной чащи бора,

Краешком лесной поляны,

Вышел робкими шагами

Мальчик — телке по колено[149].

Роста малого — в три пяди.

На груди его бубенчик,

А на лбу — кривые рожки,

Под щекой — бородка козья.

Мальчик малого росточка

Подошел к огню поближе

И сказал с мольбою робкой,

Просьбу жалобно проблеял:

— Ты позволь, любимый братец,

Мне попробовать похлебки,

Варево твое отведать! —

Алев-сын со смехом громким

Весело ему ответил:

— Дал бы я тебе отведать

Ложки три моей похлебки,

Да боюсь — утонешь, хилый,

Ты, как муха, в поварешке! —

Мальчик малого росточка

Просьбу повторил с мольбою:

— Мне не надо поварешки!

Я хоть с краю похлебаю,

Съем немножко, птичью долю! —

И на край котла вскочил он,

Принялся глотать похлебку.

Тут расти он начал, шельма,

Разбухать пошел, пройдоха!

Мигом вырос выше елей,

Раздобрел, разбух до тучи,

Вытянулся на сто сажен

И еще на десять пядей —

И пропал из глаз, растаял,

Как туман под солнцем утра,

Разлетелся синим дымом.

Алев-сын, разумный витязь.

Заглянул в котел поспешно.

Видит: пуст котел глубокий,

Насухо до дна облизан.

Алев-сын не растерялся,

Вновь котел водой наполнил,

Навалил в него капусты,

Разложил огонь пожарче,

Сам себе, смеясь, промолвил:

— Подшучу-ка я над ними.

Милых братцев позабавлю!.. —

Олева от сна взбудил он

Охранять котел с похлебкой,

Сам залег под куст ольховый

Подремать, избыть усталость.

Времени прошло немного.

Трое трижды вкруг пускали

Веретена сновидений.

Баба старая в кустищах

Уж пряла моток четвертый,

К прежней пряже в добавленье.

Олев — городов строитель

Бодро у огня уселся,

В сумрак ночи вглядываясь,

Раздувая пламенище,

Хворосту подбрасывая,

Варево помешивая.

Вот из темной чащи бора,

Краешком лесной поляны,

Вышел робкими шагами

Мальчик — телке по колено,

Роста малого — в три пяди.

У мальца — кривые рожки,

Под щекою — бороденка,

А на шее — колокольчик.

Мальчик малого росточка

Подошел к огню поближе

И сказал с мольбою робкой,

Просьбу жалобно проблеял:

— Ты позволь, любимый братец,

Мне попробовать похлебки,

Варево твое отведать! —

Олев-сын со смехом громким

Гостю весело ответил:

— Дал бы я тебе отведать

Два хлебка моей похлебки,

Да боюсь, что ты утонешь,

Словно мошка, в поварешке! —

Мальчик малого росточка

Просьбу повторил с мольбою:

— Мне не надо поварешки!

С краешку я похлебаю,

Отхлебну цыплячью долю! —

И на край котла он прыгнул,

Принялся глотать похлебку.

Тут расти он начал, шельма,

Разбухать пошел, пройдоха!

Мигом вырос выше елей,

Раздобрел, разбух до тучи,

Вытянулся на сто сажен

И еще на десять пядей. —

И пропал из глаз, растаял,

Как туман под солнцем утра,

Разлетелся синим дымом.

Олев-сын, строитель мудрый,

Заглянул в котел проворно.

Видит: пуст котел просторный,

Вылизан до дна глубокий.

Олев-сын не растерялся,

Вновь котел водой наполнил.

Навалил в котел капусты,

Про себя, смеясь, подумал:

«Подшучу-ка над друзьями,

Милых братцев позабавлю!»

Сулева от сна взбудил он,

Посадил стеречь похлебку,

Сам прилег под куст ольховый

Подремать, избыть усталость.

Времени прошло немного.

Трое в три витка свивали

Нитку сладких сновидений.

Баба старая в кустищах

Все пряла моток четвертый,

К прежней пряже в добавленье.

Сулев-сын в ночи глубокой

Не дремал один на страже,

Зорко в сумрак вглядываясь,

Раздувая пламенище,

Хворосту подбрасывая,

Варево помешивая.

Вновь из темной чащи бора,

Из-за той лесной поляны,

Вышел робкими шагами

Мальчик — телке по колено,

Роста малого — в три пяди,

Криворогий, тонконогий,

С тощей козьей бороденкой,

С колокольчиком на шее.

Мальчик малого росточка

Подбежал к огню вприпрыжку

И сказал с мольбою робкой,

Просьбу жалобно проблеял:

— Разреши, любимый братец,

Мне попробовать похлебки,

Варево твое отведать! —

Сулев-сын со смехом громким

Гостю весело ответил:

— Если бы не захлебнулся

Ты, детина, в поварешке,

Не пропал в волнах похлебки,

Дал бы я тебе отведать

Из котла два-три глоточка! —

Мальчик малого росточка

Просьбу повторил с мольбою:

— Если дашь ты позволенье,

Я хоть с краю похлебаю,

Хоть без ложки — долю кошки! —

Тут на край котла он вспрыгнул,

Принялся лакать похлебку.

И расти он начал, шельма,

Разбухать пошел, пройдоха!

Мигом вырос выше елей,

Вздулся, взбух до темной тучи.

Вытянулся на сто сажен

Да еще на десять пядей —

И пропал из глаз, растаял

Легкой летнею росою,

Сгинул утренним туманом.

Сулев-сын, отважный витязь,

Заглянул в котел и ахнул:

Был котел, как высушенный,

Как дресвою вычищенный.

Сулев-сын не растерялся,

Навалил в котел капусты,

Залил доверху водою.

Думал: «Подшучу над ними,

Милых братцев позабавлю!»

Калева тут растолкал он,

Чтобы Калев сел на страже.

Сам залез под куст ольховый

Подремать, избыть усталость.

Час ли, два ли миновали,

В три мотка свивали трое

Нить отрадных сновидений,

Баба старая в кустищах

Уж четвертый довивала,

К прежней пряже в добавленье.

Богатырь Калевипоэг

Бодро у костра уселся,

Пламенище охраняя.

Наломал он толстых сосен,

Наломал дубов столетних,

Навалил в костер не хворост,

А стволы дубов и сосен.

Тут из темной чащи бора,

Краешком лесной поляны,

Вышел робкими шагами

Мальчик маленький — в три пяди,

Ростом телке по колено.

Под щекой его — бородка,

А на лбу — кривые рожки,

А на шее — колокольчик.

Мальчик малого росточка

Подбежал к огню вприпрыжку

И сказал с мольбою робкой,

Просьбу жалобно проблеял:

— Ты позволь, любимый братец,

Мне попробовать похлебки,

Варево твое отведать! —

Калевитян сын разумный

Весело ему ответил:

— Что же ты мне, мужичонка,

За еду в залог оставишь?

Чем меня, малыш, отдаришь,

Коль твою исполню просьбу,

Дам тебе поесть похлебки?

Если ты в залог мне выдашь

Колокольчик золоченый,

Угощу тебя на славу!

А не то проснутся братья,

Баба старая проснется, —

Всю съедят мою похлебку! —

Мальчик малого росточка

Голосом запел медовым:

— Дорогой мой братец дюжий!

Не бери у маленького

Колокольчик золоченый!

Как вечор гулять пошел я,

Матушка мне привязала,

От отца, от братьев тайно,

Золоченый колокольчик,

Чтоб, ребенок беззащитный,

Я в лесу не заблудился,

Чтоб по звону золотому

Я, малютка, отыскался! —

Калевитян сын любимый

Так ему хитро ответил:

— Ты пока мою похлебку

Будешь пробовать, малютка,

Все-таки отдай в залог мне

Колокольчик золоченый.

Сам потом тебе на шею

Я повешу колокольчик,

Как тебе твоя родная

На дорогу повязала. —

Мальчик малого росточка

Отвязал свой колокольчик,

Отдал Калевову сыну

Колокольчик драгоценный.

А как взял тот колокольчик,

Пальцы вытянул сын Калев

И легонько по лбу щелкнул

Колокольчиком малютку.

С громом, грохотом и треском,

Будто Кыуэ прокатился,

С грохотом пропал малютка,

С громом под землею сгинул.

И ни следа не осталось,

Лишь чуть видимо курился

Дым прозрачный над ущельем.

И от грохота все разом

Братья дюжие проснулись,

Разом на ноги вскочили,

И старуха пробудилась

Посмотреть на стрясшееся,

Разузнать случившееся.

А как встала, поглядела,

Вмиг загадку разгадала,

Чуть Рогатого злаченый

Колокольчик увидала,

Тот, что свойством обладает

Умножать чудесно силу,

Наделять великой мощью.

Баба старая, в морщинах,

Дребезжащим голосишкой

Хрипло песню затянула:

— Ведь и я была когда-то

Молода, плясать проворна,

Пятки вскидывать высоко.

Я на ста плясала свадьбах,

На несчетных вечеринках,

Сапожком притопывая,

Ножкою подпрыгивая.

У парней глаза горели

На румянец мой задорный,

На лукавую улыбку,

На шелка мои, на ленты.

Засылал мне Калев сватов,

Засылал мне сватов Сулев.

Я и с Калевом гуляла,

Я и с Сулевом плясала!

Если шею не сломала,

Рук себе не вывернула,

Ног себе не вывихнула,

То и нынче в этой пляске,

Курочка — я уцелею,

Не раскокаюсь — яичко! —

Так, вертясь и припевая,

Баба старая, в морщинах,

В пропасть прыгнула с обрыва,

Где дымок еще курился,

Где исчез мальчонка малый,

Где малыш Рогатый сгинул.

Подивились на старуху,

Посмеялись други-братья,

Четверо расхохотались.

У котла потом уселись,

За едою вспоминая,

Как мальчишечка тщедушный,

Как малютка тонконогий

Три котла сожрал похлебки.

Как потом взбухал, негодный,

Как вытягивался, шельма,

Вырастал до туч небесных.

И сказал Калевипоэг:

— До зари поспим покамест,

Отдохнем на свежей травке,

Подкрепимся сном спокойным.

Только спину порасправлю,

Разомну немного плечи, —

Новый путь я на рассвете

Изберу себе на счастье!

Ну, а вы своей дорогой

По домам пойдете, братья,

Милых женушек голубить,

Малых детушек лелеять. —

Побратимы растянулись,

У костра легли на отдых —

Новой силы набираться,

Отдых дать костям усталым.

И пришли другие гости,

Родичи пришли иные,

Вышли дочки бабки Муру[150]

На траве густой резвиться,

Танцевать в росе прохладной.

— Девы нежные, сестрицы!

Будем весело качаться

На травинках полевицы,

В колокольчиках лазурных

И на таволге росистой! —

Уж пропел петух вечерний,

Куры сумерек уснули

На дворе далеком Деда,

Под ветвями дуба Таары.

— Кто там, сестры, на поляне?

— Это спят четыре мужа!

Мы нарядим спящих братьев —

Молодцев, как день румяных,

В сребротканные кафтаны,

В шапки белого тумана.

Нежные, пойдем, сестрицы,

Вышьем братьям сон отрадный,

Выткем радостных видений

Образы перед зарею!

Грезы Калевова сына

Заплетем забав узором,

Письменами предсказаний!

Часть письмен сплетем правдивых,

Часть обманных в промежутке.

Пусть в дремоте он услышит

Кукованье золотое,

Звон серебряной кукушки.

Иль тоску поет кукушка?

Иль печали предвещает?

Пусть останутся печали

В темном ельнике зеленом,

А тоска — в ольховой чаще!

Дорогой Калевипоэг,

Как в дорогу соберешься,

Смертной двинешься тропою,

Бляхами коня увешай,

Талерами — верхового!

Золотой взнуздай уздою,

Да покрой парчой-попоной,

Серебром подкуй копыта,

Заплети в густую гриву

Красно-шелковые ленты,

Челку убери в мониста,

Пышный хвост — в пунцовый бархат!

Богатырский сын любимый!

Коль пойдешь путем небесным,

Не задень звезду копытом,

Не споткнись о ясный месяц,

Не закрой собою солнце,

Пусть на землю светит солнце,

Темной ночью светит месяц,

Путь указывают звезды!

Богатырский сын любимый!

Коль пойдешь дорогой ада,

Адских ты ворот не трогай,

Не сшибай тяжелых с петель!

Адских стен и адских сводов

Не ломай, стоять оставь их.

Пусть стоит твердыня ада,

Пусть врата его не рухнут.

Коль путем войны поедешь,

Двинешься дорогой крови,

Молодых не убивай ты,

Малых отроков не трогай,

Не губи отцов у деток,

Чтоб не плакали сироты,

Вдовы чтоб не убивались,

Матери не горевали. —

Пела птица в чаще елей,

В темных ольхах куковала

Меж осин лесная дева.

Вот уж курицы рассвета

Закудахтали над лесом.

И заканчивали праздник

Дочки старой бабки Муру.

С колокольчиков лазурных,

С листьев таволги вспорхнули.

Испугавшись солнца утра.

Уж и голос из-за леса

Мать сердито подавала:

— Девушки, домой спешите.

Тоненькие, за работу —

Вышивать шелка цветные,

Красные плести шнурочки! —

Встрепенулся петел утра,

Загорланил краснокрылый,

В воротах усадьбы Таары!

— Нежные, бежим, сестрицы!

Поспешим домой, родные!

Пролетел веселый праздник,

Радость наша миновала!