Пришёл мрачноватый Федька и молча(!) вывалил передо мной на стол средства экстренного пресечения надвигающегося ОРВИ. Из чего я сделала вывод, что он опять повздорил с отцом. Федино прекрасное расположение духа разнести на молекулы за считанные минуты умел только один человек на Земле. Впрочем, человеком он как раз не был. Нет, сына Константин Владимирович любил. Он не любил, когда его ожидания не оправдывались. А соответствовать чьим-то ожиданиям не любил Федя. На этой почве в семье Закревских чаще всего и случались конфликты.
Спрашивать у него что-либо даже на отвлечëнные темы страшно, а уж тем более что у них там произошло… Я поглядела на кучу банок-склянок, пару вязаных шерстяных носков и обречëнно вздохнула. И как это всё использовать без аннотации? Что ж, подожду, пока сам заговорит.
Для себя Фёдор приволок попкорн и диски со «Звёздными войнами». Я также молча вывалила Федин корм в самую большую салатную миску и протянула ему пульт.
— Садись, — буркнул он, расчищая от диванных подушек место рядом с собой.
— Федь, мне так хреново… — не выдержала я. — Можно ты сразу скажешь, чего ты такой злой, и мы будем дружно лицезреть твоего Дарт Вейдера и жевать попкорн, а?
— Ничё я не злой! — рыкнул Федя и принялся свирепо хрустеть кукурузой.
— Окей, не злой, — подняла вверх руки я, — пойду носки на конечности натягивать. Их ведь натягивать надо?
— Натягивай.
— Этот Лёня, чтоб его! — наконец прорвало друга. — Представляешь, намекнул, что моя дружба с тобой имеет много плюсов.
— М-мм, да?
— Да.
— Ну и что за плюсы?
— Например, твои амулеты.
— Никакой интриги, даже скучно как-то. А конкретно что? Неужели «синий бархат» хочет приобрести?
— Ты удивишься, но нет.
— Уже. Удивилась.
— Нет, формально он хотел, конечно, «бархат». Но за так. И чтобы это устроил я. По дружбе.
— А ты что? — перестала жевать попкорн я. Такой повышенный и к тому же халявный интерес Леонида к моему наследству неприятно удивлял и раздражал. Нет, лёгкое потребительское внимание было бы понятно и уместно. Но за так… Это просто наглость. Бездарь, да ещё и непроходимо тупа, как сибирский валенок — такое, судя по всему, он имеет обо мне представление.
— А что я? Уточнил, как соотносится его «просьба» с заветами рода и просто с понятиями об обычной порядочности.
— И…
— И он хм… интеллигентно послал меня. Ну а я — его. Но отнюдь не интеллигентно. Так что всё. «Вот, Константин Владимирович, спасибо вам за такого замечательного сына. Ваше воспитание не имеет аналогов в мире». Отцу донесет. Без вопросов. Со своими комментариями и ремарками.
Леонид Серебров негласно являлся правой рукой главы рода Дреговичей — Михаила Гончарова — и метил на его место в обозримом будущем, поскольку его непосредственный начальник начал сдавать в последнее время в силу своего преклонного возраста и не раз собирался уйти на покой, но почему-то всё не уходил. Леонид нервничал, к тому же все вокруг шептались, что Гончаров преемником предпочтëт своему заму Константина Закревского — Федькиного отца. Никаких объективных причин считать это правдой не было, но Федька таки угодил под молох беспощадных Леонидских репрессий.
— Так преподнеси отцу свою версию событий. Аккуратненько так.
— Ага, этот урод только того и ждёт, что я побегу жаловаться папочке на ублюдочного «дядю Лëню», — скривился Федька. — Такого подарка я ему не сделаю.
— Думаю, твой отец прекрасно осведомлён об ублюдочности дяди Лëни.
— Естественно. Но реакция моя на провокации должна быть какой? Правильно, эмоции следует держать в узде. Если я не способен сохранять самообладание, какая мне на хрен сила?
— М-да… Уверен, что это была провокация?..
— Фиг его знает… Мало ли что взбредëт в его плешивую голову.
После того как Фёдор высказался, и мы от души посоревновались в остроумии на тему плешивости головы Леонида и сомнительности её содержимого, друг несколько подобрел и благодушно передал все бабушкины наставления, инструкцию по эксплуатации горчицы и носков (оказалось, их нужно использовать вместе) и жутко термоядерной, но необычайно действенной микстуры.
— Ну вот, пользуйся. Только микстуру без меня не пей.
— Почему? Будешь меня реанимировать, когда я потеряю сознание от омерзения?
— Нет, просто хочу посмотреть на твоё лицо, когда ты её выпьешь. И поржать, — загоготал Федька, дотянулся до миски с попкорном, немедля набил им рот и откинулся с блаженным стоном на спинку дивана, дрыгая ногой в пароксизме довольства.
Засранец.
— Федька, — замерла я.
— Что? — мгновенно прекратил ржач он и поднял голову.
— Тихо, тссс… ты слышишь? — Что? — напрягся Федька, напряг оба своих уха и даже перестал жевать.
— Нет-нет, чувствуешь?..
— Да что чувствовать-то?
— Чувствуешь ли ты, Федя, — начала я шёпотом, сделала еще одну таинственную паузу и продолжила с придыханием, — томление в чреслах?..
— Я тебе щас как дам по чреслам! — тут же взревел Федька и размахнулся подушкой, когда я уже, хохоча, скрылась в ванной. — Выйди только, получишь… — услышала я обещание.
В последнее время стëбом в отношении Фединых чресел пренебрегал только ленивый. Друг не так давно на спор прочёл любовно-эротический дамский роман. После краткого, но ëмкого, резюме: «что после этого томления в чреслах ему к этой книжонке даже притрагиваться противно», началась феерия. Причём, каждый раз на вопрос, испытывает ли Фёдор томление или хотя бы огонь в чреслах, он реагировал так бурно, что по выражению его лица сразу было видно: испытывает. Но не томление и даже не в чреслах. Поэтому феерия продолжалась.
— А спать ты у меня собрался? — поинтересовалась я, выходя из ванной. Федя окончательно разобрался в своих ощущениях и безмятежно хрустел попкорном.
— Само собой. Велено проконтролировать, — он внимательно оглядел мой весёленький ансамбль пижамы и носков сорок второго размера и, мастерски замаскировав тихий хрюк кашлем, продолжил приём пищи.
— И ржать надо мной, — вздохнула я.
— Не, по поводу ржать распоряжений не было, — изо всех сил сдерживая улыбку, доложил Фёдор.
Микстура, как и было заявлено, оказалась премерзкая: густая, буро-зелëного цвета, а запах… От одного только аромата, я уверена, дохли тараканы и вяли фиалки в вазонах. Даже не хочу знать из чего она сделана. Так же, как и анализировать нюансы букета.
Но отступать поздно: носки надеты, фланелевая пижамка с рюшами в собачку — тоже… Я резко выдохнула, как алкаш перед стопкой, зажала пальцами нос и опрокинула целебную дрянь в себя. Она (дрянь) медленно стекала по горлу, приятно разливаясь теплом по внутренностям. Горчица грела пятки, фланелька мягко щекотала кожу, глаза слипались… «М-да… Федькина бабушка просто волшебница… ха-ха…» — погружаясь в негу и улыбаясь собственному остроумию, блаженно думала я. Все, спать, спать, спать… Чтобы не мешал Федькин телевизионный выбор, мои уши заткнулись 30 STM.
Разбудил меня настырный трезвон в дверь. Я мысленно взвыла и нахлобучила подушку на голову: пусть Федька открывает. Кто из нас, в конце концов, больной?
Звонивший в дверь не унимался. Я со стоном сползла с кровати и, еле выпутавшись из одеяла, потопала открывать. Федьки нигде не было.
На пороге стоял сумасшедше прекрасный Джаред Лето. Прямо как в клипе «A Beautiful Lie»: с длинной на пол-лица чëлкой, в тяжелых ботинках, пальто и длинном шарфе. Я тряхнула головой, протëрла глаза, что только спросоня не пригрезиться… Но видение мало того, что не исчезло, а ещё и широко улыбнулось.
— Ю а велкам, — только и смогла вымолвить я. — То есть… кам ин.
Больше всего хотелось спросить «Вам кого?», но то ли с перепугу, то ли от радости я не могла сообразить, как сказать это по-английски, и только по-идиотски улыбалась и продолжала стоять в дверях.
— Привет, — улыбнулся гость и уточнил, — так могу я войти?
— Да, да, входи… те, — совсем оторопела я и на подогнувшихся коленях отступила во мрак коридора. — Ааа… ээ…
— Не знала, что я хорошо знаю русский? — угадал Джаред. — Пусть это останется нашей тайной, — подмигнул мне он, прошёл в комнату и, повернувшись ко мне лицом, лучезарно улыбнулся.
— Может, чаю? — смутившись, сама не знаю отчего, предложила я. Хотя нет, знаю. Это же Джаред. В моей квартире! — У меня варенье есть. Малиновое.
— Не откажусь, — все так же улыбаясь, кивнул он.
— Вкусно, — призналась нежданно-негаданно нагрянувшая в нашу дыру знаменитость, когда я угомонилась с приготовлением чая и всего прочего и тоже уселась за стол напротив гостя. — Сама варила?
— Нет, что ты, я не умею. Это всё Федькина бабушка, — махнула рукой я. — Но мы с Фёдором собирали. Знаешь, сколько у них на даче малины с том году было, ужас!..
Мне о многом хотелось его расспросить: когда выйдет новый альбом, планирует ли он турне по России, как в прошлый раз, хотелось получить автограф, в конце концов! Но наше чаепитие неожиданно прервал звонок в дверь.
Фокус глазка предъявил грузную фигуру Олимпиады Андреевны. Она с интервалом в десять секунд давила кнопку звонка, а другой рукой нежно прижимала к груди трехлитровую банку с вишневым компотом. Была ли эта банка просто предлогом или адресовалась подарком посетившей меня звезде мирового масштаба, выяснять абсолютно не улыбалось.
— Это Олимпиада, принесла нелёгкая, — с досадой констатировала я.
— Неприятный визитёр? Хочешь, сбежим?
— Куда? В окно? Высоко прыгать.
— Нет, у меня есть предложение получше.
Джаред встал из-за стола, неторопливо прошёлся по квартире и задумчиво остановился ровно напротив самой невзрачной двери в квартире.
— Что убежим в кладовку? Там, кстати, не заперто, — весело, но несколько нервно, предложила я, оценив его выбор.
Олимпиада за дверью и не думала сдаваться.
— Хочешь в кладовку? Желание дамы — закон, — он отвесил мне шуточный лёгкий поклон, но с абсолютно серьёзным выражением лица, и шагнул в сторону хлипкой двери. Повернул ручку, а когда дверь распахнулась, с меня слетело всё скептическое веселье, потому что вдруг послышалось щебетание птиц, шелест листьев, и тёплый летний ветерок донес до меня запахи хвои, разнотравья и нагретой солнцем земли. И откуда это всё в нашей кладовке?
Я потрясённо шагнула за Джаредом, который вовсе не удивился такой метаморфозе, а уже стоял на лесной тропинке и протягивал мне руку, приглашая следовать его примеру. Я недоверчиво огляделась — это был натурально лес! Чирикали птички, в кустах похрюкивал кабанчик. Свой шок скрывать было бессмысленно, да я и не скрывала.
— Это что, лес?.. — ничего вразумительного так и не пришло мне в голову.
— Да, — просто ответил Джаред.
— А Олимпиада… она хм… — махнула я рукой в сторону двери, но он меня понял.
— Нет, кроме нас никто не сможет таким способом попасть в это место. Мы с тобой особенные, — лукаво улыбнулся мне он.
— Понятно, — хмыкнула я, однако понятного было мало.
— Прогуляемся? — предложил Джаред мне свой локоть.
— Почему бы и нет? — легко согласилась я, взяла его под руку, и мы прогулочным шагом двинулись по лесной тропинке.
— А кто это мы? И чем мы особенные? — спросила я.
— Потомки древних, конечно, — буднично ответил Джаред. — Некоторые считают, что драконов.
У меня вырвался нервный смешок. И я оглянулась на дверь, ведущую в мою кладовку.
— Извини. Ты, может быть, и потомок, конечно, но я, увы, — нет.
Он пожал плечами.
— Ты сама можешь открыть любую дверь, которая будет вести абсолютно в любое место, куда пожелаешь.
— Да? — скептически хмыкнула я.
— Драконья кровь даёт много больший потенциал, чем прочая. Попробуешь — узнаем.
— И как это сделать?
— Пожелать, естественно. Ну, ты же в курсе основ, надеюсь: желание, воля, действие, — повернулся ко мне он. Я закатила глаза, а Джаред усмехнулся. — Ах, да. На первых порах тебе понадобится ключ. Держи, — он достал из кармана небольшой, чуть меньше ладони, ключик и протянул его мне.
— Точно ключ? Не волшебная палочка, нет? Скучно даже как-то, — усмехнулась я, принимая подарок.
Это был обычный латунный, местами облезлый, ключ, которыми обычно закрывают простецкие замки шкафов. Не знаю почему, но я продолжала его рассматривать. И вдруг «изображение» будто поплыло, как в старом ламповом телевизоре. Я удивленно моргнула, и с изумлением обнаружила на навершии ключа маленького серебряного дракончика. Он эффектно выгнул спину, махнул маленькими крылышками, разинул пасть, смачно щёлкнул зубами, обвил хвостиком стержень ключа и застыл. Сам ключ тоже неуловимо преобразился не только появлением хранителя, но и сам стал крупнее, увесистее и посеребрел, а бородки приняли замысловатую изящную форму. «Ни фига себе!» — не преминула подивиться таким метаморфозам я.
— Ну же. Попытайся, — голосом искусителя молвил Джаред.
— Что же, мне нужно найти подходящую дверь? — я покосилась на вход в мою кладовку, которая осталась позади.
— Ключом ты можешь открыть любую дверь.
— Да? А если там замка нет?
— А ты его пожелай. Я тебе больше скажу: ты даже дверь можешь пожелать. Это, конечно, сложнее. Здесь ты вообще всё что угодно можешь пожелать.
Так это сон. Дошло наконец.
— Во сне мне удаются многие фокусы.
— Фокусы, — усмехнулся он, — это мелочь. При должном посыле и концентрации потока возможности возрастают кратно. Ну, со временем научишься, — подмигнул мне он.
И я зажмурилась и пожелала: «Хочу, чтобы появилась подходящая дверь», почему-то вспомнив мультик «Корпорация монстров» и дверь Бу в цветочек. На эффект я особо не рассчитывала.
А когда открыла глаза, даже вздрогнула: именно эта мультяшная розовая дверь стояла передо мной во всей красе прямо посредине дороги. Джаред улыбался и с интересом исследователя осмотрел сначала дверь, постучал в неё, а потом с одобрением перевёл взгляд на меня.
— Для первого раза — просто шикарно, — похвалил он. — Или и трансформации для тебя не в новинку? — лукаво прищурился он.
Я неопределённо повела плечами.
— Ладно, пойдём, познакомлю тебя кое с кем, — с этими словами он открыл мою дверь.
За дверью вечерело. Вроде бы тот же лес, но с каждым шагом окружающая нас атмосфера тёплого летнего денька неуловимо менялась, становясь всё мрачнее.
Сумерки стремительно сгущались, и солнце нереально быстро опустилось за горизонт, а власть над небом захватила ночная холодная царица. Но было ещё что-то, придающее самой природе безжизненность.
В какой-то момент до меня дошло, чего не хватает. Стояла неестественная для леса тишина: смолкло пение птиц, ни ветерка, ничего. Только шелест потревоженной палой листвы под ногами. Ощущение неправильности усиливалось с каждой проведённой в этом месте минутой. Будто с уходом света всё вокруг выцвело, утратило краски: пожухлая трава, болезненно-жёлтые цветочки. Будто разом и досрочно в этом несчастном лесу наступила поздняя промозглая осень.
И только луна единственным ярким пятном серебрилась во мраке, высвечивая кривые стволы деревьев, которые отбрасывали на землю причудливые тени. Облака на небе не двигались. Совсем.
— Странно здесь как-то и… жутко, — поёжилась я.
— Не бойся, — ободрил меня Джаред, — вид здесь не очень, конечно, влияние Нави больше чувствуется.
Класс. Объяснил, называется.
Скоро на блëклой опушке серого леса показалась изба. Чёрная от древности и покрытая местами мхом. Когда я разглядела, что у неё из-под нижнего венца сруба виднеются закостенелые птичьи лапы, спокойствие и невозмутимость мои некоторым образом пошатнулись.
— Ты меня с Бабой Ягой знакомить ведёшь?! — в ужасе подпрыгнула я. — Для чего?
— Как для чего? Чтобы съесть тебя, конечно, — безмятежно улыбнулся Джаред.
— В к-каком смысле съесть? То есть как — съесть?.. — оторопела я.
— Как-как… обыкновенно. Сварить и съесть, — усмехнулся он, глядя на моё вытянувшееся лицо. — Как курицу варят. Да шучу я! Пошли, — расхохотался он.
Чёрт с пятаком галантно шаркнул ножкой, красиво взмахнул хвостом и, зафиксировав его лёгком изгибе, поцеловал мне ручку.
— Позвольте выразить своё восхищение, прекрасная госпожа. Вы чарующе обворожительны…
Несмотря на то, что чёрт был вдвое меньше меня ростом, манерность его выглядела весьма органично. Даже пассы хвостом. На фоне избушки на курьих ногах, по-деловому беседующей в Джаредом Лето её хозяйки и отчитавшего нас за появление не по записи черепа, насаженного на дрын у калитки, воспитанные черти с пятаками выглядели верхом обыденности и благолепия.
— Афанасий, прошу, не нужно церемоний.
Чёрт кивнул и, выразительно тараща глаза, увлёк меня за калитку — череп сверкнул огнём в провалах глазниц, крутанулся на дрыне вокруг своей оси, но от воспитательных восклицаний воздержался. На лужайке с пожухлыми одуванчиками Афанасий наконец остановился. Теперь, когда нас официально представили друг другу и оставили вместе, как детишек на взрослой вечеринке, чёрт, воровато косясь в сторону «взрослых» наклонился к самому моему уху.
— Не поймите меня неправильно, но здешние гиблые места не самое хорошее место для молодой неопытной особы…
— К чему ты ведёшь? Я, конечно, тоже не в восторге от здешних пейзажей, — обвела взглядом я увядшие цветочки и полу облетевшие кроны деревьев.
— Госпожа, вы не совсем осознаëте, с кем имеете дело, — взволнованным шёпотом поведал мне он.
— Да? И с кем же?
— Это ведь Лунник — господарь лунных драконов!
— Серьёзно? Господин — ты имеешь в виду? — уточнила я, всë ещё не решив, пугаться мне или нет. Джаред это особо не скрывает и даже намекнул на то, что во мне будто бы тоже хм… имеется драконья кровь.
— Ах, это не важно… — махнул лапкой Афанасий, всë также страшно нервничая. — Мне всë равно оставаться здесь немыслимо… Но я в западне и, если бы мог, даже не раздумывая, бежал прочь!
— Что же он хочет от меня?
— Полагаю, инициации вашей у Госпожи мёртвых.
— Звучит зловеще.
Поверила ли я Афанасию? Скорее нет, чем да. Впрочем, вскоре быстро убедилась в обратном.
— Уверен ли ты, что она к этому готова? Сам знаешь, покойники бывают очень навязчивы. И это, несомненно, дополнительное бремя.
— Уверен. Тянуть уже некуда. А покойники, ну что с ними… Справится.
Слушая все это, я медленно покрывалась холодным потом. С покойниками знаться мне вовсе не улыбалось. И с чего вдруг Джаред решает, что мне пора, а что нет? Странный какой-то. Но спрашивать я точно не буду. Похоже, пора сваливать.
— Боюсь, я буду вынужден настоять, — с нажимом, но все еще мягко, произнес он.
Я молча попятилась, холодея с каждым шагом все больше и больше.
Пожелала мимоходом дверь. Куда-нибудь. Обернулась и даже не удивилась. Дверь была. Метра два в высоту, резная, с тяжёлыми ручками-кольцами по полпуда каждая. Достойная готического собора, не меньше.
Взявшись за массивную ручку мегадвери и потянув ее на себя, я последний раз оглянулась на Джареда. Он не бросился меня догонять и теперь всё так же стоял возле дуба. И как будто даже улыбался. Как мне показалось, удовлетворённо. Я не стала анализировать, правда ли это или мне примерещилось, а если и правда, то чему он там обрадовался, а шагнула в дыру дверного проема. Вдруг кто-то вцепился мне в руку, я от неожиданности дëрнулась, резко высвободила конечность из захвата и оглянулась: это был Афанасий с бледным от ужаса пятаком. Он снова повис на рукаве, чтобы отчаянно ломануться за мной.
Через секунду дверь с грохотом захлопнулась, я вздрогнула, а моя пижама внезапно освободилась от волосатых рук Афанасия. Вокруг царила непроглядная тьма, земля ушла из-под ног, а я в страхе зажмурилась, нелепо болтаясь между небом и землёй. Принялась снова повторять про себя: «Хочу оказаться в месте, где нас никто не найдёт!»
Вдруг вся эта дрянь с невесомостью неожиданно кончилась. Что-то дëрнуло меня за ноги, мир вокруг качнулся, и я рухнула в пыльную кучу хлама. Тьма вокруг не рассеялась, но уже не ощущалась абсолютно непроглядной. Но я по-прежнему ничего не могла разглядеть. Да уж, в этой куче вообще сложно будет что-то найти. Теперь и меня.
Афанасия рядом не было. Я попыталась встать, попутно ощупывая пространство вокруг себя в поисках чего-то вертикального. Стены, например, с включателем. Под ногами тут и там мешался разнообразный хлам: какое-то тряпьë, тяжёлый объëмный предмет вроде сундука, щётка на длинной ручке, таз и другой не поддающийся опознанию скарб — в носу свербело от поднятой вверх пыли. Да что это за чулан со швабрами? И тут моя рука наткнулась на нечто шерстяное и тёплое. Оно вздрогнуло и зашевелилось. «Крыса», — как-то сразу определила я и от первобытного слепого ужаса зашлась в истошном визге. К моему ультразвуку тут же присоединился ещë один, вторя в унисон на октаву ниже, а через секунду распахнулась чуланная дверь, впуская — свет: на пороге стоял шотландец. Космато-бородатый, в килте, обнажавшем волосатые голени и колени, и с мечом в руках.
От удивления я моментально заткнулась. Меховое оно (после нашего чудного дуэта — определённо не крыса) — тоже. Шотландец недобро усмехнулся и шагнул в чулан.
— Останется только один, — проникновенно объяснил он.
Я попятилась вглубь кладовки, ежесекундно натыкаясь на щедро наваленное повсюду барахло. Косматый сделал еще один, но значительный, шаг в мою сторону.
— Не надо… меч уберите… — забормотала я, споткнулась об очередной кусок хлама и с размаха уселась на пол.
Шотландец медленно, но верно, наступал. Я упëрлась спиной в стену и зажмурилась, отступать было больше некуда.
— Останется только… — снова загудел он, но резко замолчал с оборвавшим его монолог свистящим звуком, а затем что-то тяжело бухнулось об пол и… покатилось.
Я решилась открыть один глаз как раз в тот момент, когда теперь уже безголовый шотландец рухнул сначала на колени, а потом и повалился всем корпусом прямо к моим ногам. Его кровь толчками вытекала из рассеченных сосудов шеи. Позади всей этой чудовищной картины, в дверях, стоял рослый парень с окровавленным мечом в руках.
Ничего не оставалось, как снова заорать. Или брякнуться в обморок. Но я почему-то больше не могла издать ни звука, только зажимала рот рукой в попытке отползти как можно дальше от обезглавленного и лишаться чувств, к сожалению, тоже не торопилась. Зато оно, как и прежде взяв верхнюю ля, надрывалось всё в той же тональности в углу напротив.
Вдруг подул лëгкий ветерок, а прямо под потолком начали собираться тучи, засверкали молнии, пару раз громыхнуло, шотландский труп в комплекте с головой и лужей крови замерцали, как в ранних фильмах про виртуальную реальность, и исчезли. Ради разнообразия оно прекратило визг. В комнате пахло озоном.
— Да кто тут орёт как резанный? — в чулан шагнул убийца виртуального шотландца, грозно распинывая со своего пути тазы и швабры. — Что за чёрт… — это оказался молодой парень лет двадцати-двадцати пяти, он отбросил меч в сторону и раздражëнно пообещал: — Не стану я больше никого убивать. — И затем, вглядевшись в «крысиный» угол, изумлённо спросил у мехового: — Афанасий?
Оно тихо ахнуло.
— Макс?
Уже немного попривыкнув к свету, я перевела взгляд на оно и с удивлением действительно опознала в нём Афанасия.
— Афанасий! Это правда ты? — радостно бросилась я к нему.
— Госпожа Майя, слава богам! — не менее радостно взвыл чёрт.
Мы обнялись как родные. Затем Афанасий повернулся к парню:
— Макс… Раз ты здесь, то, полагаю, это Запределье… — полувопросительно и с такой обречëнностью в голосе произнёс он, что мне стало не по себе.
— О, да! — не стал утешать чёрта тот.
Убийца шотладцев поднял с пола и сунул в ножны меч, по-хозяйски продолжая расхламлять путь от тазов и прочих швабр, толкнул дубовую дверь и махнул нам с Афанасием рукой, приглашая следовать за ним.
Выглядел он странно. Во-первых, одежда его — самая обычная чёрная футболка с портретом Фредди Меркьюри и джинсы — резко контрастировала с искусно изготовленными ножнами и мечом, которые просто вопили о роскоши и явной недешëвой эксклюзивной работе мастера. Сомнений даже у меня, совершенно не разбирающейся в оружии девчонки, не было: и рукоять меча, и ножны, помимо украшения в виде очень тонкой резьбы, были обильно усыпаны отнюдь не стекляшками. Ну и завершали его шикарный эклектический образ (прямо вишенка на торте) потрепанные парчовые остроносые туфли в стиле старика Хоттабыча, богато расшитые бисером. Помимо диссонанса в наряде, что-то необъяснимо приковывало внимание к его лицу, неправильность какая-то, в общем, я пока сама не понимала что. Ну как бородавка на носу. Но бородавки не было.
— Ну, а вас за что сослали в это чудесное место? — криво усмехнулся он нам, когда мы выбрались из чулана и оказались в светлом просторном холле.
— Нас не сослали… — печально молвил Афанасий.
— Тогда как вы здесь оказались? Тут вам, знаешь ли, не здесь.
— Это всё госпожа Майя. Я только хотел сбежать и увязался за ней…
— Мощно. Значит, вот эта пигалица вас сюда перенесла? Но как? — парень резко повернулся и пристально посмотрел на меня. От неожиданности я даже отпрянула. И теперь поняла, что в его лице было не так: глаза — один карий, а другой голубой.
— Через дверь, — совладав с собой, ответила наконец я. — Я просто хотела, оказаться в месте, где меня никто не найдёт.
— Ну что ж. Это сработало. Здесь тебя точно никто не найдет, — абсолютно серьëзно сообщил он и двинулся в сторону залы с исполинских размеров камином, уютно расставленными рядом креслами и шкурой медведя на полу.
— Здесь — это где? — решила уточнить я, следуя за парнем.
— Добро пожаловать в Никуда, — пригласил он и пафосно обвел рукой местное убранство.
— А ты — дай угадаю — Никто?
— Не, я — Макс, — радостно оскалился разноглазый. — На самом деле это Запределье — место, которого нет. Всё, что ты вокруг видишь, слышишь, чувствуешь, не существует, а только кем-то когда-то выдумано, описано, рассказано — свалка чьих-то фантазий. И мы, считай, что исчезли. Можно тут веками мариноваться и никто тебя не хватится.
Его слова заставили похолодеть — занесла же нелёгкая!
— А вот ты что за тварь такая?.. — задумчиво прищурился он и, ещё до того, как я успела возмутиться и даже открыла для этого рот, уточнил: — Откуда, ты говоришь, вы переместились?
— Я не тварь. Ты-то сам кем был до свалки?
Макс не ответил, настороженно замерев, поднял указательный палец вверх, чтобы мы замолчали. Сначала абсолютно тихо, но через пару секунд напряжённого вслушивания я начала различать звучащие по нарастающей аккорды знакомой мне мелодии.
— Это что, «Queen»? — повернулась я к парню.
— Да. Ну из «Горца» саунд. Но этот Дункан МакКлауд меня сам заколбасит. Стоило по сериальчку понастальгировать — и вот, повыносило лохматых. Бежим!
Больше объяснять он явно не собирался, потому как резко сорвался с места, схватил меня за руку и поволок за собой. Афанасий послушно зацокал позади.
— Куда мы?
— В библиотеку, — не оборачиваясь, бросил Макс.
А, ну сразу понятно всё стало.
Мы долго петляли бесконечными замковыми коридорами, которые мелькали так быстро, что я не успевала не то что оглядеться, а просто удивиться такому разнообразию. Широкие парадные анфилады, изящные галереи с витражными окнами сменяли темные застенки с узкими непролазными ходами и винтовые тесные лестницы с низкими потолками, ориентированными по высоте разве что на пигмеев.
Вскоре разноглазый соизволил сбросить скорость, и мне удалось кое-как отдышаться. Теперь разглядывать интерьеры стало куда как удобнее.
Эта часть замка, куда мы так резво эвакуировались, была явно нежилой. В замшелых каменных коридорах было жутко: мрачно, сыро, гулко; местами мерно капала вода, сквозило холодным заплесневелым ветерком, запахи стояли соответствующие. Через один горящие факелы на стенах и закопчённые потолки уюта не добавляли, но всё же представляли собой хоть какое-то освещение — окна здесь конструктивно не предусматривались. В самых тёмных закоулках, стоило только туда ступить, в стороны шарахались мохнатые тени, цокая когтями по каменному полу, в отдалении то и дело раздавался замогильный вой.
Через некоторое время стало совсем невыносимо. Кроме замогильных стенаний и других неприятных потусторонних звуков, из темноты теперь ещё доносились абсолютно узнаваемые шебуршание, возня и писк, то и дело под ногами кто-то юрко сновал туда-сюда, что заставляло меня содрогаться каждый раз и всë больше ускорять шаг и титаническими усилиями сдерживать себя от истерического визга. Крысы меня пугали даже больше, чем сверхъестественные местные ужасы, потому что были вполне реальны и омерзительно осязаемы.
Макса такие страсти нисколько не смущали: он как ни в чëм ни бывало бодро шагал вперёд и попутно давал рекомендации по технике безопасности. Здесь пригнуться, тут под ноги смотреть, в тёмные закоулки не вглядываться. После таких наставлений смелости не прибавлялось. Я ежесекундно озиралась, зябко ёжилась, вздрагивала при малейшем шорохе и вообще мечтала как можно скорее покинуть эти неприветливые помещения.
Силы мои были на исходе, о чем я только и мечтала сообщить нашему Ивану Сусанину и прекратить эти бега в лабиринте, и когда я уже решилась на признание, в глубокой нише, из которой тянуло ледяным смрадом, кто-то застонал и загремел цепями, а Макс наконец остановился.
— Все, оторвались, вроде, — уведомил он.
Я ничего не ответила, только одарила его красноречивым взглядом, пытаясь привести душевное равновесие или хотя бы дыхание в норму.
— А тут миленько, — саркастически протянула я после того, как отдышалась. — А это, — кивнула я в сторону вонючей ниши, — вероятно, библиотекарь?
Разноглазый заржал. Однако нам с опасливо озирающимся Афанасием было не до смеха.
— Нет, это Кентервильское привидение. Не бойтесь, оно неопасное, но занудное до жути. Поэтому не советую с ним вести беседы. А до библиотеки уже не далеко.
Через мгновение начался сущий бедлам: откуда не возьмись налетели рогатые твари с крыльями, приволокли с собой Эдриана Пола в образе Дункана Маклауда, который со зверским выражением лица рубил всё, что попадалось под руку, под ногами верещали крысы, под потолком бились летучие мыши. Макс задвинул нас с Афанасием за спину и с мечом в руках мужественно отбивался изо всех сил.
Я зажмурилась, стараясь ни о чём не думать, чтобы всякую дрянь больше не выносило из местных нездоровых недр воображения или первобытных страхов, подавленных высшим образованием… Как назло в голову лезла страшная муть.
В тени закоулка, в котором мы с Афанасием нашли своё убежище в процессе отступления, что-то лязгнуло, затем шипело… Я вжалась спиной в стену, присела и, холодея, пошарила рукой по полу в поисках хотя бы камня. На свет осторожно выступило странное существо — большое серебряное блюдо на волосатых паучьих лапах ростом с небольшой журнальный столик. По краям блюда кустисто торчали пучки чёрной щетины, из-под которых виднелись красивые золочёные ручки, а в центре я разглядела затейливый вензель в виде переплетенных букв «М» и «Р».
Блюдо было явно моё. Фамильное.
Я вскочила — не дожидаться же, когда блюдо пойдёт атаку! — фамильное, похоже, восприняло это командой к действию, метнулось в мою сторону и с разгону поддало мне с тылу под коленки, отскочило в бок и замурчало, вроде как, примирительно…
Тяжело дыша, в закоулок ввалился Макс, пихнул в бок бледного до синевы Афанасия:
— Идемте, ещё один зал — и мы в библиотеке, там безопасно.
Перебежками от колонны к колонне мы преодолевали огромный зал, тронный, видимо. Моё блюдо трусило позади, держа некоторую дистанцию: попытка поддать под колени Максу кончилась для фамильного пинком и полётом в противоположный угол.
— Это ещё что за…? — начал было Макс и покосился на меня, когда из тёмного алькова нам навстречу медленно вышла Белатрисса Лестрейндж собственной персоной.
Судя по ошалелой физиономии, «Гарри Поттера» он не смотрел. И не читал.
Не успела я и рта открыть с объяснениями, как Белатрисса, хищно оскалилась, взмахнула палочкой и принялась сходу бомбить нас «авадкедаврами». В доли секунды до этого я растолкала Макса и жалобно всхрюкнувшего Афанасия в разные стороны и заорала «Бежим!». Пригибаясь под обстрелом, мы хором кинулись за угол в укрытие.
— Это чокнутая волшебница из фильма, заклятья смертельные, — постаралась кратко изложить я.
— Ясно. Чем она там машет?
— Волшебной палочкой, — буркнула я.
— Чем? — фыркнул он и моментально перестал веселиться, когда мимо его лица пролетел очередной зелёный плазмоид.
— Так, ладно, как её нейтрализовать?
— По башке ей дай!
— Чем?!
— Чем-нибудь потяжелее!
Подбить волшебницу было нечем, к сожалению, и обезвредить её не удалось. Зато Белатрисса совсем разошлась — сыпала проклятьями направо и налево. А потом остановила тяжёлый взгляд на Афанасии. Она взмахнула палочкой, что-то неразборчиво гаркнула на латыни, и под её жуткий сатанинский хохот Афанасий вдруг посерел, весь скукожился и тяжело рухнул на четвереньки, обрастая пластинчатым панцирем. Через мгновение, к моему ужасу, на месте несчастного чёрта шевелила усиками гигантская отвратительнейшая мокрица.
Всю оставшуюся дорогу я, не смущаясь, ревела. От жалости к Афанасию — нет помочь мы ему не можем, взять с собой — тоже, если останемся, то и с нами могут случиться неприятные метаморфозы, — от злости на Беллатрису, на себя, Макса, от бессилия и усталости.
Воющая, рычащая и скрежещущая зубами толпа выдуманных, существующих и несуществующих монстров, бородатых викингов с топорами и вымерших динозавров росла, множилась и не желала отставать. Силы мои и здравый смысл иссякали на глазах. Слёзы высохли, а я сама стала сомневаться, что такое вообще может происходить. Со мной. Существую ли я, или тоже плод чьего-то воображения.
Надо отдать Максу должное: он не отчаивался, не сомневался и с прежним задором и темпом продолжал тащить меня за собой.