Книн пал в Белграде. Почему погибла Сербская Краина

Книнско-Вуковарские качели

Книн как столица РСК. Коррупция, уклонизм от фронта, высокомерие как причины неприязни к «столице», нежелания ей помогать

Символом борьбы и страданий сербского народа в Хорватии стали два города — Книн и Вуковар. Из Книна призвали к сопротивлению хорватской этнической чистке, Вуковар показал, что народ может бороться, а ошибки политиков — все загубить. Разрушением Вуковара ЮНА опозорила сербский народ перед всем миром. Власти, стоявшей за ЮНА, не требовался нетронутый Вуковар, так как в неразрушенном городе остались бы и хорваты, а в разрушенном Вуковаре не было места ни им, ни тем, кто его рушил. Вуковар как трагический город остался свидетельством «ума» своих разрушителей. Но вину за это возложили лишь на сербов, к тому же в основном на тех, кто веками жил в Хорватии. Но ведь они, даже если бы хотели, не смогли бы его разрушить до такой степени. Разорители Вуковара сейчас в стороне и ведут себя так, будто не имеют никакого отношения к руинам города и к могилам сербов и хорватов.

Книн — древний сербский город[192]. Его история до 1990 года связана с сербами на землях Краины, все в нем было сербским. Голос сербов из Книна разносился по всей Австро-Венгерской империи, а до того — и в Латинской империи по обе стороны Адриатики. Книн тогда был центром, своего рода столицей всех сербов к западу от Дрины.

Когда начался распад Югославии, «поднялся» и Книн. Он требовал сохранить югославское государство, а когда стало очевидно, что это невозможно, призвал к самоорганизации сербов в Хорватии, чтобы предотвратить повторение геноцида 1941–1945 годов. С того момента Книн стал важным центром для всех сербов в Хорватии, и не только в ней. Началось партийное строительство, создание автономий в местах компактного проживания сербов. Бурные события сделали Книн столицей и без формального провозглашения, его жители стали инициаторами всех проектов дальнейшего строительства и развития сербского государства на землях Краины.

Политика Книна распространялась и на другие области Краины, вначале в САО Краине, а позже — в Республике Сербской Краине и никогда наоборот. Его руководство не особо советовалось с жителями других областей по принимаемым решениям. А в самом Книне сталкивались различные взаимоисключающие политические проекты, включая и концепции строительства сербской армии. Вариант превращения Территориальной обороны в сербскую армию, навязанный Книну Белградом, реализовался в других областях Краины без учета позиции Книна, который продвигал идею четнической армии как армии САО Краины (т. е. РСК), требуя от других городов Краины негласно согласиться с ней в расчете на то, что вариант с Территориальной обороной «провалится сам собой».

Главный город РСК, где базировались все государственные учреждения, как будто не понимал, что несет ответственность за происходящее в Краине, а особенно в самом Книне и Северной Далмации. А его правительство и военное командование обоснованно критиковали как столичное. По всей Краине расходилась информация об ошибках Книна и действиях, осложнявших положение сербов в Хорватии, так как многие необходимые решения правительства и Главного штаба САК запаздывали или не принимались вовсе. Игнорирование предложений и требований других областей Краины было частой практикой. Росло отчуждение Книна от других городов Краины, вызывало неприязнь к нему и к тем, кто в нем жил и работал: от него ожидали намного больше, чем он давал. На критику в столице отвечали высокомерным молчанием.

Поражение на Милевацком плато в июне 1992 года усилило крайне негативное отношение к Книну как к столице. Объективно Территориальная оборона (ТО) Книна оказалась неготовой отразить хорватский удар. Защищавшая Милевацкое плато 1-я бригада ТО состояла из книнян. Город ничего не сделал для оснащения и подготовки своей бригады для борьбы с хорватской армией. Поражение и огромные потери в личном составе и технике не заставили книнские власти принять меры по исправлению ситуации и осознать собственную ответственность. Скупщина общины Книн попыталась переложить всю вину на Главный штаб ТО РСК. Депутаты потребовали смещения генерала Милана Торбицы, хотя это и не входило в их компетенцию.

На всем протяжении существования САО Краины и РСК, Книн не особо волновали удары хорватской армии по другим областям РСК, он смотрел на это как нейтральный наблюдатель, готовый лишь на критику и осуждение. В ходе нападения на Равне Котаре в 1993 году, Бенковац запросил помощь от Книна. Столица не стала объявлять мобилизацию и не направила на так называемый бенковацкий фронт ни одного солдата. Это вызвало злобу и гнев по отношению к Книну.

До сих пор не понятно, почему в других городах и их окрестностях люди погибали, а в Книне текла совсем мирная жизнь, проводились соревнования и разные торжества. Когда во второй половине 1994 года и в 1995 году возникла угроза Книну со стороны Динарских гор и с направления Ливно — Грахово, то на его защиту перебрасывались части из других мест. Это вызвало недовольство властей многих общин, а также большинства бойцов. Уклонение книнян от помощи другим аукнулось нежеланием защищать сам Книн. Неприязнь к столице достигла пика в июле 1995 года. Падение Грахово и наступление хорватской армии от Грахово через Дерале к Стрмице вынудили Главный штаб срочно перебрасывать войска с других направлений на оборону Книна, в том числе и роту из бенковацкой бригады. Солдаты спрашивали — где книняне, почему они не защищают свой город? Не получив ответа, рота оставила позицию и потребовала возвращения под Бенковац. Ни приказы, ни уговоры не заставили солдат изменить свое решение.

Конечно, были перехлесты в критике и осуждении Книна. Но много было и оправданных упреков. Когда призывников из Краины отправляли на военную подготовку в Армию Югославии, то среди них почти не было юношей из Книна. На это бурно и гневно реагировали солдаты из других мест. Говорили о контрабанде и криминале, об освобождении книнян от воинского призыва и о снятии с военного учета за пачку марок. Отъезду военнообязанных в Сербию и за границу меньше всего препятствовали в Книне. Из общего числа бежавших из РСК военнообязанных, 35 % приходится на Книн.

Считалось, что большинство краинских призывников находились в СРЮ. Это было заблуждением. В СРЮ пребывали свыше 40 % всех военнообязанных из Книна, в то время как из общего числа военнообязанных, покинувших РСК — 37 %. В Республике Сербской — около 5 %. Остальные рассеялись по всему свету. Характерно и время оттока военнообязанными с территории Краины. Что касается всей территории РСК, то до 17 августа 1990 года Краину оставили 47 % уклонистов, до 22 января 1993 года — еще 40 %, а до конца 1994 года — еще 13 %. Затем выезд военнообязанных из РСК заметно снизился. Среди покинувших РСК до 17 августа 1990 года доля книнян достигала 54 %. В промежутке с 17 августа 1990 года по 22 января 1993 года, 35 % всех бежавших — из Книна. С 22 января 1993 года по конец 1994 года — еще 11 % уклонистов составили книняне. Для сравнения: 98 % всех уклонистов Кордуна уехали из РСК до 22 января 1993 года. До конца 1994 года уехали еще 2 %, а затем выезд практически прекратился.

Недовольство Книном вызывали и планы создания четнической армии, игнорирование опыта НОАЮ, отказ от помощи прославленных и опытных краинских генералов ЮНА, участников партизанского движения 1941–1945 годов. Их «убедили» не вмешиваться в действия Книна, они стали практически персонами нон-грата в РСК. В других областях республики такую политику Книна не одобряли: в Србе 6 августа 1995 года, при проходе колонны беженцев из Книна, местные жители издевались над ними: «Книняне, куда же вы? Чего не остались в своем Книне, вас бы защитил воевода Момчило Джуич?»[193].

Бесспорно, что в период с 1990 до 1995 года Книн не справился с ролью столицы, да и не пытался. Власти города Книна постоянно сотрясали конфликты, вместе с правительством РСК они саботировали оборонные мероприятия, не обращали внимания на нужды САК, покровительствовали контрабанде и уголовщине. Коррупция позволяла части бизнесменов занять привилегированное положение.

Все это отражалось на обороне. Книняне просто не хотели «заморачиваться» армией. Они любыми способами старались избежать воинской повинности: брали больничные, добивались освобождения от военной службы, переводись в состав Гражданской обороны. Поэтому в боевых частях было так мало книнян. С военной точки зрения, оборона Книна означала оборону города и подступов к нему, т. е. должна была быть частью операций по обороне Северной Далмации и — шире — всей Лики, но условия для такой операции созданы не были, а эвакуация населения сделала оборону Книна невозможной. Совершенно безосновательно было ожидать, что на защиту Книна в августе 1995 года сербы встанут так же, как хорваты, защищавшие Вуковар в ноябре 1991 года. За последними стояла вся Хорватия, поддержанная Западом, а за сербов, даже если бы они защищали Книн, не встал бы никто. Книн мог рассчитывать только на свои силы.

Конечно, Книн можно было удержать обороной района Грахово, Динары и врлицкого направления, оборона на непосредственных подступах к городу шансов на успех не имела. Разработанной и подготовленной системы обороны города не было, в 1994 году и первой половине 1995 года в САК не было выделено на это сил. Подразумевалось, что оборона Книна — задача части сил 75-й моторизованной бригады с дрнишского направления и 1-й легкой бригады с врлицкого направления.

Согласно планам применения сил Главного штаба САК оборона Книна относилась к задачам 7-го корпуса, а также рассчитывали на размещение в районе столицы добровольческих сил. Последнее выглядело утопией даже на бумаге. По плану задействования войск 7-го корпуса Книн рассматривался как важный объект обороны в зоне корпуса, а также 75-й моторизованной и 1-й легкой бригад. Попытки выделить для защиты Книна отдельные силы и обеспечить их постоянную подготовку не удались по объективным причинам: таких сил просто не было.

Отношение к Книну нанесло вред и обороне всей территории РСК. Антагонизм между Книном и остальными областями республики разрушал единство обороны и власти. В народе и среди бойцов САК ходили разные негативные слухи о Книне и книнянах, особенно о политических лидерах. Книн считали привилегированной зоной, даже новобранцы говорили, что многие их книнские сверстники избегают воинского призыва, что этот город — центр контрабанды, с которой прямо связаны члены правительства, городские чиновники, партийные лидеры и военные руководители. К сожалению, Книн даже не пытался «защититься» от таких обвинений. Те, кто был обязан предвидеть их опасность — правительство, Главный штаб САК, командование 7-го корпуса, — молчали, будто речь шла не о столице РСК. Муниципальные власти и СДП Милана Бабича тоже ничего не предпринимали, ограничиваясь комментариями, что «слухи» и нападки на Книн необоснованны.

Многие упреки Книну все-таки были справедливы, но не все. Например, свыше 80 % личного состава 75-й и 1-й бригад составляли жители общины Книн. Но при этом значительное число (точных данных не имеется) военнообязанных из Книна не состояли на военном учете. Более того, в 1991 и 1992 годах было уничтожено большое количество личных дел призывников, «цена вопроса» измерялась тысячами марок. В Книне имелся университет, и все желавшие избежать военной обязанности записывались в студенты, многие из них вообще не учились, лишь покупали зачетки как средство уклонения от армии. Никто не пытался навести порядок и пресечь злоупотребления. Это один из крупных промахов министерства обороны РСК. Множество бизнесменов Книна для освобождения от несения службы открывали фиктивные фирмы. Врачи книнской больницы Св. Савы также занимались махинациями. С одной стороны, они лечили тысячи раненых из РСК и РС, а с другой — бесчисленное множество военнообязанных без какого-либо обоснования признали негодными или ограниченно годными к военной службе. Больничные давали направо и налево, разумеется — небесплатно. Немалое число военнообязанных проводили на больничных до 340 дней в году, при этом обрабатывали свою землю, занимались бизнесом, ездили в РС и СРЮ и т. д. Все указанное нельзя было скрыть от солдат и офицеров в войсках, а оно вызывало бурную реакцию, порождало невиданное недовольство и уничтожало последние остатки боевого духа. Прямая ответственность за это лежит на министерстве обороны, делавшем вид, что ничего не происходит.

Плоды многолетнего недовольства столицей проявились в конце июля 1995 года, когда потребовалось организовать оборону Книна. Для прикрытия направления Грахово — Дерала — Стрмица была создана боевая группа, в которую вошла рота Бенковацкой бригады (92-я моторизованная бригада). Бойцы этой роты отказались воевать, заявив, что «не хотят гибнуть за Книн». Они отплатили Книну той же монетой, припомнив, что книняне не помогли им в 1993 году, когда бригада в отчаянных боях с усташами потеряла 415 бойцов погибшими и 1220 ранеными. Минбороны и органы власти тогда ничего не предприняли.

Вуковар — после освобождения или взятия — все время существования РСК находился в тени Книна, антагонизм между этими двумя городами нарастал. Вуковар олицетворял весь восток РСК, поэтому рост недовольства там был еще опасней. Книн к Вуковару относился «централистически», постоянно что-то он него требуя: на оборону Северной Далмации и Лики, продовольствия и других материально-технических средств, прежде всего нефти. Заявки обосновывались «государственной необходимостью», ссылками на конституцию, законы, постановления правительства. Ненасытные аппетиты порождали сопротивление, нарастала обструкция. «Самостийность» в конце концов овладела и 11-м корпусом, часто отказывавшимся выполнять задачи, которые ставил Главный штаб САК в Книне.

Общего у Книна и Вуковара было лишь то, что оба города, в конце концов достались хорватам. И тот, и другой были сданы без боя. Разница состояла в том, что книняне покинули свой город и оставили его хорватам, а сербы Вуковара дождались хорватов в надежде на хоть какое-то «сосуществование» с ними.