Книн пал в Белграде. Почему погибла Сербская Краина

Использование и унижение «Ничейного народа»

Безответственная политика властей СРЮ в отношении РСК и ее народа. Отказ в оказании помощи и перекладывание ответственности на РСК и САК

Нападение на РСК власти в СРЮ и Сербии встретили буднично. Они были заранее застрахованы от «втягивания» в войну: Армия Югославии не будет помогать Сербской армии Краины в сражениях за РСК, а НАТО, в свою очередь, не будет бомбить аэродромы, мосты и другие военные объекты в СРЮ. Соглашение достигнуто и подтверждено Слободаном Милошевичем и американским послом в Хорватии Питером Гелбрайтом[194]. Сербам в РСК дали понять, что они должны воевать с Хорватией в одиночку, а вместо обещанной ранее помощи посоветовали продержаться «от пяти до семи дней», пока Совет Безопасности не заставит Хорватию остановить наступление! Когда началась агрессия, официальные власти запретили организацию в Белграде демонстраций в поддержку сербов Краины.

Эвакуация населения была воспринята с поразительной злобой и яростью, власти отказывались понимать, почему не выполняются требования Милошевича. Впервые в РСК проигнорировали его волю. Этого сербам из Краины простить не могли! Президент СРЮ не предпринял ни одного шага, хотя бы символически показавшего обеспокоенность Сербии гибелью и страданиями целого народа. Он запустил механизм (пропаганды. — Прим. перев.), утверждавшей, что сербы из РСК сами виноваты, бросив свои дома, не хотели сами воевать, а надеялись, что за них это сделают другие… Для убедительности обвинений СМИ сообщили о том, что Сербия снабдила сербов в Краине и их армию всем необходимым для войны и что этого хватило бы на три месяца ведения войны, но эвакуация населения и САК помешали Армии Югославии вмешаться (будто бы она собиралась это сделать!).

Что только правители не делают для сохранения лица и власти: объявляют беспримерной жертвой жителей Сербии прием бежавших соплеменников, заслугу в размещении и питании беженцев Социалистическая партия и действующая власть приписали себе, будто хотели показать — вы этого не заслужили потому, что не хотели воевать и потому, что самовольно оставили РСК, а мы здесь, в Сербии, делаем все для вашего спасения. И пока армия Туджмана убивала и грабла тех, кто остался в своих домах, подтверждая этим насколько логично и оправдано было стремление беззащитного народа найти себе единственное убежище, официальная власть объявила себя спасительницей. Но народ приехал не лично в гости к Слободану Милошевичу, чья политика обманула сербов Краины и вынудила их бежать из своих домов. Они знали, что правители им не рады, но двинулись в Сербию к своим соплеменникам, уверенные, что лишь они им помогут и дадут больше, чем в их силах. Эта вера была единственной надеждой беженцев.

Сербы-беженцы стали разменной монетой в межпартийной борьбе в Сербии. Официальная власть приписывала себе организацию сограждан для помощи изгнанным соплеменникам, оппозиционные партии использовали беженцев для обвинения правящей партии и власти. Но ими, в основном, двигала не искренняя забота о беженцах, а возможность повлиять на избирателей. Намеренно или случайно, но Драган Томич[195] председатель Скупщины Сербии, в феврале 1997 года выражая взгляд официальной власти и Социалистической партии на демонстрации в Белграде против фальсификаций на выборах, заявил, что массовость демонстраций объясняется участием в них и беженцев из РСК, а сами они носят фашистский характер. Даже оправдываясь перед белградцами, возмущенными такими словами, он повторил в новостях телеканала РТС, не забыв упомянуть о вине беженцев в потере Краины и РС: «Мое заявление имело действие, потому что демонстрации на время стали более мирными, пока опять не появились группы, чинящие беспорядки после собраний оппозиции. Воинствующее ядро этих групп — беженцы из Боснии и Хорватии, недовольные потерей своего родины. Обвиняют в этом других, хотя сами покинули свой родной край». Томичу было важно публично принизить значение выступлений народа Сербии и оппозиции против фальсификации выборов, т. е., если бы не беженцы, то протестовали бы единицы недовольных, которые везде есть, да и упорство демонстрантов он объяснял существованием «воинствующего ядра», состоящего из них же. Для него это никчемные люди, ведь они самовольно оставили свои родные края. И это произнес человек, который участвовал в манипулировании сербами в РСК.

Отношение официальной власти Сербии к РСК не согласуется с намерением защитить сербов в Хорватии. Слободан Милошевич с 1991 года учитывал только интересы Сербии и Черногории, а сербов за Дриной использовал лишь для улучшения позиций этих республик после распада Югославии. Изначально защищать сербов в Хорватии и Боснии и Герцеговине должна была ЮНА. Ожидали, что она исполнит эту задачу без подавления восстаний в Хорватии и Словении, иного способа не было, а если он и был, то не зависел от ЮНА. Поэтому сербскую армию создавать не стали, что оставило сербов за пределами собственно Сербии без защиты.

Официальная власть Сербии призвала сербов за Дриной к оружию, а увидев, что это бесперспективно, махнула рукой и на эту политику, и на них, переложив задачу на Организацию Объединенных Наций в лице ее миротворцев. Но международное сообщество поставило перед ними прямо противоположную задачу: разоружить «мятежных» сербов и помочь решению сербского вопроса в границах довоенной Хорватии. По плану миротворческой операции сербы РСК не могли иметь свою армию, но после нападения хорватской армии на Милевацкое плато (июнь 1992 года) истинные цели вскрылись, и поэтому в РСК решили создать свою армию. Теперь официальная власть СРЮ рассчитывала на то, что РСК со своей армией усилит позицию Сербии в переговорах по урегулированию отношений с Хорватией. Руководители государства и видные деятели Социалистической партии Сербии под различными предлогами заявляли, что защищают сербов в РСК от насильственной интеграции в Хорватию, а на переговорах с международным сообществом тайно подписали обязательства о невмешательстве СРЮ в решение сербского вопроса в Хорватии. Еще во второй половине 1992 года Слободан Милошевич согласился признать Хорватию в ее довоенных границах. Это определило отношение Сербии к сербам в Хорватии. Публичную политику Социалистической партии Сербии определяла борьба за голоса. Чтобы совместить два этих несовместимых фактора — поддержку как избирателей, так и международного сообщества официальная власть предприняла ряд судьбоносных шагов.

Слободан Милошевич и Социалистическая партия установили полный контроль над политической жизнью в РСК. Важнее всего было продвижение на пост президента РСК Милана Мартича и оттеснение Милана Бабича, но не возглавлявшейся им Сербской демократической партии. На протяжении всего существования РСК эта партия была в оппозиции к Слободану Милошевичу и к его двуличной политике. Председателем правительства в РСК Милошевич поставил своего человека, Борисава Микелича. Тандем Мартич — Микелич хорошо действовал вплоть до введения Милошевичем санкций против Республики Сербской, известных как блокада на Дрине, которая привела к тому, что Мартич дистанцировался от линии Слободана Милошевича. Произошла «перегруппировка» сил на политической сцене РСК, возросло влияние Милана Бабича, определявшего дальнейший ход событий через Скупщину РСК. Бабич публично осуждал любые переговоры с Хорватией, но при этом ничего не делал для лишения Борисава Микелича статуса «переговорщика». А Мартич все больше поддерживал политику Радована Караджича, тем самым выступая против Слободана Милошевича. А вот Борисав Микелич полностью реализовал политику Слободана Милошевича, в РСК его и воспринимали как исполнителя линии президента Сербии.

Как уже говорилось, официальные власти убеждали народ Сербии, что делают все необходимое для сохранения РСК, чтобы воспрепятствовать Хорватии военным путем решить сербский вопрос на своей территории. Однако на практике все было иначе, но Сербия о «невмешательстве» в дела сербов в Краине молчала вплоть до начала 1995 года. Заявление тогдашнего президента СРЮ Зорана Лилича, что Сербия и Черногория не будут воевать за Республику Сербскую Краину, было неожиданным для жителей и неосведомленных людей, включая и лиц из военного и политического руководства. Это заявление стало поддержкой Борисаву Микеличу, работавшему вместе с Белградом над реализацией плана мирной реинтеграции РСК в состав Республики Хорватии.

Руководство Сербии считало, что краинские сербы силой оружия не смогут сохранить свое государство даже в том случае, если она вмешается в войну на стороне РСК. Оно также понимало, что худшим исходом для сербов в Краине будет решение, навязанное Хорватией силовым путем, и не желало этого. Потому оно полагало, что не следует поддерживать РСК в военном строительстве, чтобы не вселять в нее стремление самостоятельно, военным путем защищать свое право на существование. Случись так, власти СРЮ и Сербии получили бы большие проблемы. С другой стороны, невмешательство в войну РСК с Хорватией не одобрило бы общество в Сербии и Черногории, что также стало бы угрозой для властей. Чтобы избежать такого риска, решено было поддержать мирную реинтеграцию РСК в Хорватию. Для реализации этого плана таким образом, чтобы не потерять поддержку своих граждан, использовались два ключевых момента: манипулирование бежавшими от призыва жителями Хорватии и РСК и создание в общественном мнении неприятия вероятности вступления Армии Югославии в войну для защиты РСК.

Из Хорватии и РСК бежало много военнообязанных (около 28 000). Большинство из них относились к возрастной группе 18–40-летних, были наиболее физически годными и наиболее обученными. Государственное и военное руководство требовали направлять их в РСК. Сделать это можно было лишь силой, с привлечением военных структур и МВД. Власти полагали, что массовое возвращение уклонистов в РСК усилит САК, а значит — и позиции противников интеграции РСК в Хорватию. А это было не в интересах официальной власти, и поэтому она саботировала организацию возврата военнообязанных. Конечно, они могли вернуться в РСК, записавшись в добровольцы, но их сбор был поручен второстепенным структурам, а Армии Югославии и МВД было запрещено участвовать в этой работе. Министерство обороны РСК и Главный штаб САК должны были сами заняться (на территории Сербии и Черногории) привлечением в армию добровольцев из числа своих бежавших военнообязанных. В то же время официальная власть давала военнообязанными из Хорватии и РСК статус беженцев, что юридически препятствовало принудительной их отправке в РСК, а присутствие использовала для создания негативного отношения к возможному участию Армии Югославии в обороне РСК. Бежавшие военнообязанные получали работу, что воспринималось отрицательно в условиях, когда тысячи их ровесников, граждан СРЮ, потеряли рабочие места. Беженцам-уклонистам была дана возможность заниматься мелким бизнесом, что служило еще одним доводом в пользу того, что не следует посылать граждан СРЮ воевать в РСК, пока ее жители спекулируют в Сербии и Черногории. Кое-где разжигали недовольство, назначая беженцам из РСК более высокие зарплаты, чем гражданам СРЮ на таких же должностях.

С приближением нападения Хорватии на РСК все сложнее было оправдывать пребывание в Сербии уклонистов. Генерал Мркшич, вступая в должность главы Главного штаба САК, заявил, что все военнообязанные будут принудительно отправлены на родину. Органам МВД было приказано провести мобилизацию «добровольцев». Делалось это крайне грубо. Полиция врывалась в квартиры и помещения в поисках беженцев. «Охотились» на них по рынкам, на улицах, в кафе… На каждом шагу проверяли документы, выявленных уклонистов задерживали и принудительно отправляли в РСК, в их числе часто оказывались и больные, несовершеннолетние, освобожденные от воинской повинности, инвалиды, отправили даже одного безногого (с деревянным протезом) инвалида боев 1991 года. При этом введенная жесткая система контроля крайне затрудняла возвращение в СРЮ тех, кто был отправлен ошибочно. Стоит ли говорить о боевом духе и боеспособности этих «пойманных» воинов?

Негативное отношение жителей в Сербии и Черногории к задействованию частей АЮ в РСК формировалось сознательно, внешнему миру и Хорватии демонстрировали, что Сербия не заинтересована в том, чтобы отправлять назад бежавших военнообязанных. Этим «укреплялось доверие» к соглашениям, тайно заключенным официальной властью с Туджманом и международным сообществом. Своим гражданам постоянно рассказывали о недостойном поведении уклонистов из РСК, пользовавшихся гостеприимством Сербии и защитой, при этом даже не пытаясь принять какой-либо правовой акт для возвращения в РСК военнообязанных, хотя это было вполне возможно сделать. Отсутствие правовой базы позволило Сербии регистрировать уклонистов как беженцев, что распространяло на них действие международных конвенций о беженцах. После падения РСК сербским судам пришлось выносить решения по искам некоторых «добровольцев», поданных против властей Сербии, руководствуясь именно этими правовыми нормами. Так, беженец из Беловара Стево Болич и еще восемь человек выиграли дело, государство Сербия вынуждено было выплатить истцам по 120 тысяч динаров как возмещение ущерба за их принудительную мобилизацию МВД Сербии в середине 1995 и отправку в САК.