Когда прошлое молчит

Глава 17. Вера. Пятьдесят семь

Темнота давила. Мозг словно пытался спрятать меня от происходящего, скрывая кадры и не давая осознать в полной мере того, что это все действительно происходит со мной. Но боль напоминала. Каждая клеточка тела ныла, кровоточа и указывая на реальность. Я забивалась в угол и пыталась считать секунды, чтобы хоть как-то понимать течение времени. Но каждый раз доходя до цифры «пятьдесят семь», я сбивалась. После пятидесяти семи заканчивались трещинки на стене возле дивана в моей квартирке. Как ни странно, эта цифра держала меня на плаву. Боль вытаскивала вниз, но как только сознание запускало отсчет — она отступала.

Я помнила свой страх. Тот ужас, все те моменты, которые сковывали холодом каждый сантиметр организма. Мне хотелось кричать и звать маму на помощь, но вот незадача! Я не могла ухватиться за имя. Имя матери и ее облик стерлось из сознания. Как и собственное. Хотелось кричать, но не получалась.

Дверь в очередной раз распахнулась, пропуская тусклый свет в мою тюрьму. Обшарпанные стены, тонкий матрас, пахнущий так, словно кто-то забыл на свету ромашковый чай на несколько месяцев в закрытой бутылке. Шаги приближаются, а чьи-то руки резко поднимают меня, встряхивая. Веревка на руках натягивается, впиваясь в кожу. Человеческое тело не должно же так выгибаться? Или должно? Если бы я это помнила, то, возможно, смогла бы оценить состояние организма. Но мысли путались, бегали внутри черепной коробки, появляясь так внезапно, что уследить за их потоком казалось нереальным.

— Ну что, милая, готова с нами сотрудничать?

Мужчина подносит меня к лицу, что я чувствую горячее дыхание на своей коже. Кисловатый запах, отголоски лука и алкоголя. Я морщусь и таращусь на него, не понимая, что именно он хочет.

— Я не знаю, о чем вы говорите, отпустите меня, я все сделаю, только не надо больше…

— Не притворяйся овечкой, ты сама с нами в сговоре, не думай, что мы так просто позволим тебе уйти из бизнеса!

Мужчина разжимает руки, и я резко падаю на пол. Колени ноют, маленькие камушки впиваются в меня, раня едва начинающие заживать ранки по новой. Больно и страшно. Я сжимаюсь в комок, машинально прикрывая грудную клетку, сгибаясь от страха.

— Вера, Вера… — Мужчина нависает надо мной, сжимая плечо. — А ты подумала о маме? Какого ей будет вернуться на улицу в ее состоянии? Или если она решит, что ты ее бросила? А если кто-то расскажет ей о том, кто ты на самом деле?..

— Я правда…

— Неправильный ответ.

Резкая боль ослепляет. Щека горит. Голова кружится, а из глаз сами по себе начинают течь слезы. Хочется забиться в угол и плакать навзрыд, но ком в горле и мужчина, склонившийся так близко, что я ощущаю тепло его кожи, не дает мне этого сделать.

А дальше — только ад.

Доносятся шаги, но более мягкие, скользящие. Чьи-то руки стягивают одежду, оставляя лишь белье, липкие взгляды скользят по телу.

Смех. Хохот.

Прикосновения там, где не должны находиться чужие руки.

Я могла лишь плакать. Плакать и считать до пятидесяти семи, находясь на грани между истерикой и полным спокойствием. Насколько это возможно, я старалась абстрагироваться, наблюдая за происходящим со стороны. Люди же смотрят порно и страшные фильмы? Ужастики? Попытки видеть ситуацию так помогали. Но реальность всегда выигрывала.

Меня били по щекам, спрашивая о том, готова ли я продолжать работу.

Выдыхали в лицо дым, заставляя закашливаться до жжения в горле. Я плакала и кричала.

А потом все прекратилось. Дверь захлопнулась, оставляя меня один на один с болью. Мозг снова переходил в оборонительную позицию, пряча воспоминания. Я откинулась на влажный от крови и спермы матрас и сжалась в маленький комочек, пытаясь согреть измученное тело. Пятьдесят семь.

Высокий мужчина садится на барный стул и поднимает руку, подзывая меня к себе:

— Ты тут недавно?

— Добро пожаловать, недавно начала здесь работать, — улыбаюсь я, нервничая. — Вам принести меню?

— Двойной виски с кусочком льда, — снисходительно указывая на бутылку, он внимательно смотрит на меня. — И как тебе, нравится?

— Да, хорошее место, отличная команда, доброжелательные гости…

Я кладу на стойку подстаканник и отмеряю в джиггер порцию виски. Мужчина насмешливо наблюдает за мной, оставляя щедрые чаевые. Весь вечер, мой первый вечер работы без бармена, только я и гости, он следит за каждым движением, фиксируя и отпуская похабные шутки. Первый «соло» выход на смену оказывается удачным. Я почти не напутала с рецептурой фирменных напитков заведения и умудрилась залить пивной пеной лишь один заказ. Редко улыбаясь на комментарии гостя, я нервничаю. Одно дело работать под надзором учителя, а когда за тобой следит гость — совсем другое. Страшно и неуютно.

Смена заканчивалась, а копилка для чаевых заполнилась. Мужчина все пил виски, поглядывая на меня:

— А ты молодец, хорошо справляешься.

— Спасибо, — я слегка покраснела.

— Не хочешь прогуляться после работы? — Он показательно закатил рукав, показывая блестящие часы. — Время еще детское, а тебе явно нужно проветриться.

— Нет, спасибо, у меня еще дела…

— Ну, как знаешь… Если что — вот моя визитка, если захочешь проветриться, покататься на машине или просто хорошо провести время, пиши, я вниманием не обижу.

Я ошарашенно смотрела на пачку купюр и черную с золотыми вставками карточку, которую он небрежно кинул на барную стойку. «Евгений Анатольевич. Знаю, как сделать вас богатыми». Так меня еще снять не пытались, оскорбленно подумала я, убирая пустой стакан в раковину. Чаевые отправились в переполненную копилочку, а я вернулась к уборке бара. Радость от удачной смены немного омрачилась своеобразным предложением от странного гостя, и я спрятала карточку в карман, пытаясь выбросить из головы. Оля, с собранными волосами в высокий конский хвост, подбежала ко мне, восторженно пища:

— Вот ты видела, как он на тебя смотрел! Тебя пораньше отпустить, он на улице ждет?

— О чем ты? — Я недоуменно смотрела на молоденькую официантку.

— Про этого симпатичного богача, который выложил тебе половину месячной зарплаты за красивые глаза, — она с завистью оглядела меня. — Идешь на свиданку?

— Нет, конечно, больно надо…

— Как так? Тебе в ручки он сам просится, почему нет? Да тут половина официантов бы за такое предложение все волосы выдрали бы, а ты носом крутишь!

— Ну не мое это, у меня парень есть, отношения стабильные…

— И ты две недели бокалы мыла, пока руки трескаться не начали! А этот мужчина щедрый, он у нас часто бывает, обычно с гостями заигрывает, а тут на тебя посмотрел! Хватай и бери, пока есть возможность, а то так и будешь до конца своих дней ждать, когда любовь всей твоей жизни разбогатеет и осчастливит тебя!

Оля цокнула язычком и направилась на кухню, что-то тихо бурча под нос. Я озадаченно посмотрела на переполненную деньгами коробочку и потрясла головой. Маме на лечение я и так соберу, даже думать о таком не хотелось…

Пересчитывая заработанные деньги, я понимала, что не хватит. Руки сами тянулись к заднему карману, где лежала визитка мужчины, но я одергивала себя. На взнос хватит, а я как-нибудь протяну. Не впервой. Справлюсь.

Яркий свет ударил в глаза, ослепляя до боли. Я проснулась от скрипа двери и громкого смеха. Темный силуэт приближался ко мне, говоря что-то. Дезориентированная от остатков такого реального сна, я попыталась принять вертикальное положение, но тело отказывалось выполнять приказы. Первая мысль, возникшая в голове, была проста донельзя.

Что я здесь делаю?

Вторая же, требовала некой конкретики.

Почему так больно?

И последняя мысль, набатом билась в голове, скрипя и мигая огромными неоновыми буквами.

Что им от меня нужно?

— Выспалась, милая? — Мужчина говорил тихо и властно, присаживаясь рядом со мной. — Ты уж прости за такой плохой прием, не мог тебя встретить как полагается в моем, с позволения сказать, логове… Как настроение? Готова сотрудничать?

— Я правда не понимаю, что я здесь делаю, — я ощутила, как слезы снова хлынули слезы, но даже не стала их вытирать. — Отпустите, прошу, я сделаю все, что угодно…

— Сильно в этом сомневаюсь, особенно после этой бумажки, — он достал что-то из кармана и потряс ею. — Ранняя деменция? Провалы в памяти? Серьезно?

— Не знаю, не помню…

— Это нам только на руку, девочка моя, — он почти ласково потрепал меня по плечу. — Меньше знаешь, крепче спишь, правда?

Я сжалась в комок, стараясь казаться меньше, исчезнуть и раствориться под его тяжелым взглядом. Уткнувшись лбов в колени и запустив пальцы в спутанные кудри, я поняла, что начинаю задыхаться от внезапно подкравшейся паники.

— Ну что, девочка! — Мужчина приобнял мне, массируя плечи. — Ты отслужила нам хорошую службу, помогла стольким девчонкам найти свое место в жизни, вот и настала твоя очередь, да?

— Просто отпустите меня, прошу!

— Нет, дорогая, мы теперь переносим тебя к типу неустойчивых, опасных, — он поправил прядь моих волос, — можно было бы тебя просто убить, но тогда мы бы не смогли отплатить тебе в полной мере за всю ту помощь, которую ты оказала нашей империи. А я бы не хотел показаться неблагодарным, да, дорогая?

Я попыталась отстраниться от него, но сил не хватало. Голова разрывалась на части от боли, вернувшейся столь внезапно, словно тысячи клинков пронзили меня изнутри, закручиваясь в шипованный узел, раздирая нервы. Я с силой сжала пальцы за спиной, разминая запястья, которые начинали кровоточить от усилий освободиться. Веревки пережимали кожу. Отвращение. Горький металлический привкус во рту. Я судорожно втянула затхлый воздух, но запах только усугубил ситуацию, заставляя желудок взбунтоваться.

— В твоих интересах начать повиноваться, дорогая Вера, — мужчина криво усмехнулся. — Подумай хорошенько, хочешь ли ты провести время здесь, в собственных нечистотах и грязи, умирая от жажды и голода или просто напросто стать еще одной девушкой в моей коллекции, но не просто девушкой, а той, кто помог создать целую империю!

— Я…

— Не нужно торопиться с ответом, — влажная рука накрыла мои губы. — Подумай хорошо, потом изменить решение не получиться, имей ввиду. Я не меняю решения просто так!

Мое тело оцепенело, а ребра словно сжались вокруг легких, заключая их в невидимые тиски. Еще одна игла ворвалась в сознание, пронзая изнутри. Красная точка на секунду замерла и заполнила все ярким, ослепляющим светом. А потом темнота вернулась на свое место, избавляя меня от давящего присутствия мучителя…

— Вера, поймите, вашей матери нужен постоянный уход, присутствие рядом сиделки с медицинским образованием, если что-то пойдет не так, вы сами не сможете помочь! — Врач качал головой и сжимал в руках толстую папку с анализами. — Мы можем порекомендовать вам государственный хоспис, но вы сами знаете, как там обстоят дела…

— Что еще я могу сделать для нее?

Я сжимала тонкую руку, покрытую морщинами. Мама не приходила в себя уже долгое время. Сердечко билось, надрывно и с перебоями, заставляя меня дергаться каждый раз, стоило аппарату издать писк, как я просыпалась от беспокойного сна. Маленькое кресло в одиночной палате противно скрипело, а мама на открывала глаза на секунду и проваливалась обратно в мир сновидений. Доктора разводили руками, не давая точных диагнозов, образно отмеряя срок ее жизни. Но мама держалась.

В краткие моменты бодрствования, она непонимающе смотрела на меня, но не узнавая. Я была для нее кем угодно, но не дочерью. Соседкой, тетушкой, двоюродной сестрой. Смерть отца сильно ударила по ее психике. Я винила себя в том, что оставила ее одну в доме, полном воспоминаний, где горе придавило ее, прибив воспоминаниями о прошлых, счастливых днях. Но мне нужно было учиться, потом работать. Редкие визиты в родительский дом не давали мне в полной мере понять, что она действительно провалилась в те времена, когда все было так просто.

— Ваша мама, она сейчас, как вам сказать, она подросток, — тихо сказал сельский доктор мне. — Вера, если вы сейчас не останетесь с ней, не окажете помощь, она может навредить себе…

Я тогда не придала значению, так как в мои визиты она всегда находилась в хорошей фазе. Не идеальной, но воодушевляющей. До того переломного момента. Я всегда буду помнить тот звонок в ночи, когда ее нашли на развалинах деревенской школы, изнуренной и потерянной. Сжимая в руках старый отцовский портфель, она виновато рассказывала селянами, что опоздала на урок из-за болезни матери, которую потеряла еще сорок лет назад.

Быстро собрав немногочисленные вещи, я в экстренном режиме перевезла маму к себе, в свою маленькую квартиру, где она проводила дни, сидя у телевизора, время от времени осознавая кто она и где. Но таких проблесков становилось все меньше и меньше. Она все чаще спала, забывая ходить в туалет, кушать и просто теряя осознание того, кто она. Я приходила с работы, уставшая и разбитая, меняла постельное белье, купала маму, смазывала кремом пролежни на теле и кормя ее с ложечки, улыбаясь и говоря ей о том, насколько сильно я ее люблю. А потом уходила на кухню, падала ничком на раскладушку и тихо плакала от безысходности.

Работа. Дом. Мама.

Работа. Больница. Мама.

Мама.

Я смогла прожить так около года. Пока не случилось то, чего я так боялась. Весной, когда снег только начал таять, мама пропала. Просто ушла. Я проснулась после ночной смены, зашла в ее комнату и не обнаружила ее на продавленном диване. Ее новая куртка висела на крючке двери, а домашние тапочки исчезли.

Поиски продолжались неделями. Я практически потеряла веру в ее возражение, как ночью меня разбудил звонок от незнакомого оперативника, Славы. Он нашел ее на теплотрассе, изнемогающую от холода. Позвонил мне, встретил в больнице. Поддерживал за плечо, когда я ревела у двери в реанимацию.

А потом начался ад. Она больше не могла двигаться, вставать и хоть как-то функционировать. За недели скитаний она потеряла в весе, итак тонкие ножки превратились в кости, обтянутые кожей. Она все чаще впадала в маразм, зовя мать и раня криками мое сердце. Она, по словам врачей, перенеслась в раннее детство, когда все было просто и легко. Завидя меня, она улыбалась и тянула ко мне руки, что-то бессвязно лепеча. Приняв непростое решение, а продала родительский дом за маленькие деньги и нашла клинику, где ей будет комфортно.

— Вы все правильно сделали, для нее так будет лучше, — твердили врачи. — Вы сможете приезжать в любое время, так часто, как получиться. По крайней мере, здесь ей не будет больно.

Я понимала, что доктор прав. Но внутри, в глубине души, мне было стыдно. Я чувствовала себя так, словно предала ее, отказалась от заботы о ней. Отреклась. Поэтому я вкалывала на работе, собирала деньги, стараясь оплатить все самое лучшее для нее, чтобы хоть как-то облегчить ее последние дни, принести в них радость. Но денег не хватало. Их всегда не хватало.

Пока мне не встретился Евгений Анатольевич…

Пятьдесят семь. Я распахнула глаза, чувствуя жжение. Не хватало воздуха, а из горла вырывались рыдания. Хотелось вытереть слезы, но руки оставались связанными. Я лежала ничком на тонком матрасе, дрожа от холода и до боли закусывала губы, ощущая металлический привкус во рту. Сил не оставалось.

— Мама, мамочка, — шептала я, заглушая рвущийся наружу крик.

Воспоминания кружились в голове, вытесняя жестокую реальность. Мне страшно. Мне больно. Мне стыдно. Пропавшие девушки, мама, счастливая призрачная Света, оскал Евгения, Слава, не готовый принять все это… Все смешалось, оставляя лишь догадки и давящее чувство вины.

Догадки о том, кто я на самом деле.

И перед тем, как темнота снова поглотила меня:

«А что, если я все это заслужила?»