Глава 11

По дороге на работу Владимир, решив удлинить маршрут, пошел не по улице Свердлова, а сделал солидный крюк: сначала со Звездинки по улице Горького вышел на площадь Свободы, а уже затем прямиком по улице Фигнер и через арку Дмитриевской башни вошел на территорию кремля.

В семь часов утра Владимир был уже в своем кабинете. Столь раннее его появление было вызвано рядом причин: во-первых, надо было позвонить, и это главное, в Москву Славянову и передать краткий комментарий по интересующим его сводкам, а во-вторых, хотелось узнать у Леснова о судьбе заместителя начальника охраны Кукушкина, пропавшего неожиданно с дежурства накануне.

Первым делом Филиппов отправился в кабинет Славянова и по договоренности с ним положил ему на стол первый экземпляр его планируемого выступления на предстоящем совещании руководителей колхозов и совхозов юго-востока области. Затем Владимир вернулся к себе, и, поудобнее устроившись за рабочим столом, подвинул под правую руку ежедневник и ручку, а с левой стороны стопкой сложил оперативные сводки, которые больше всего интересовали Славянова, и уверенно набрал номер московской гостиницы, в которой любил останавливаться шеф.

Дозвониться сразу не удалось, но с пятого захода связь все-таки получилась. Владимир поздоровался с Иваном Васильевичем и, сделав небольшой комментарий к сводке по надоям молока, поинтересовался, как прошло заседание в Совете Министров республики, когда шеф вернется домой, а под конец разговора, как он и ожидал, услышал вполне закономерный вопрос:

— Что с выступлением?

— Готово.

— Сколько страниц?

— Тридцать две.

— Это самое то. Не забудь положить мне на стол. Я заеду, как вернусь, и возьму домой поработать.

— Оно уже на столе! — уверенно сообщил Владимир и, услышав, что «это самое то», не удержался и все-таки спросил: — Иван Васильевич, вас разыскивал Миклушевский. Что вы решили?

— А мы с ним уже переговорили. Я в курсе. Все, Владимир, действуй! — И в трубке послышались частые гудки — шеф положил трубку.

Посмотрев на часы, Филиппов убедился, что до начала политзанятий в обкоме партии остается больше двух часов и, стараясь использовать это свободное время с пользой для себя, вынул из стола солидный блокнот с записями прошлых лекций профессора Виктора Зурина. Ему нравились выступления этого международника, хорошо известного на весь Союз по телепередачам на первом канале. В один из последних приездов в область он поделился секретами своей поездки по Америке, в частности рассказал о том, как они вне программы завернули в Техас и любопытства ради начали фотографировать приглянувшиеся им достопримечательности. Но тут неожиданно появились дюжие молодцы и отобрали у всех фотоаппараты, а самому Зурину за пререкания слегка всыпали, шутя сломав при этом пару ребер. Объяснив, что съемки здесь запрещены, они бесцеремонно выпроводили незваных гостей из штата, сопровождая их эскортом до самой его границы.

В той же лекции Зурин сообщил и некоторые пикантные подробности из жизни одного из братьев Кеннеди — Эдварда, который, переезжая на машине через мост небольшой реки, неожиданно оказался в воде: оказывается, настил моста был обильно намазан каким-то очень скользким веществом. И хотя Эдвард был в корсете, он все-таки сумел выбраться из кабины, а вот его любовница погибла. Скандала вокруг известной в стране фамилии избежать не удалось, но вскоре его все же замяли. Таких деликатных подробностей у Зурина в запасе было предостаточно, и это делало встречи с ним всегда очень интересными.

Аналогичные лекции проводились согласно плану учебы работников аппаратов горкома и обкома, горисполкома и облисполкома, и явка на них для коммунистов была обязательной. В том числе и для Филиппова, утвержденного партийным бюро облисполкома руководителем группы работников аппарата, которые самостоятельно изучали ленинское наследие. Владимир просматривал их конспекты, и, собирая иногда поодиночке, иногда всех вместе, делал детальную разборку проделанной ими работы и ставил оценку каждому.

К своему партийному поручению Филиппов относился серьезно и за старание был награжден грамотой обкома партии и несколько лет подряд премировался новинками художественной литературы.

Из раздумий о предстоящей лекции Владимира вывел дробный стук каблуков, по которому он безошибочно узнавал своего коллегу Липатова.

Выйдя из кабинета, Филиппов увидел не только Липатова, но и Леснова и, поздоровавшись с обоими, поинтересовался у заведующего общим отделом: не нашелся ли Кукушкин? Но «толстый» — так за глаза в аппарате председателя облисполкома называли Леснова, — лениво махнув рукой, сказал, что все глухо, а подробностями делиться сейчас неуместно: позади по лестнице поднимается Миклушевский, и если у Филиппова есть желание узнать подробности, то пусть следует вместе с ними в кабинет, хотя ничего нового здесь нет.

— Тогда в кабинете мне нечего делать. Сейчас возьму блокнот и отправлюсь на занятия, — сказал Филиппов и вернулся к себе.

Проверив наличие ручек в карманах, он открыл ящик стола, чтобы взять блокнот, но в это самое время зазвонил внутренний телефон. Уже стоя, чтобы долго не затягивать разговор, Владимир снял трубку и сразу узнал голос секретаря облисполкома Мелешина, который, как и всегда, в соответствующей его положению подчеркнуто корректной форме, с четкой дикцией и очень деловито пригласил Филиппова срочно зайти к нему.

«Значит, что-то серьезное случилось. Неспроста же ему приспичило увидеть меня?» — подумал Владимир и, положив блокнот на стол, отправился к секретарю.

Войдя в кабинет секретаря облисполкома, он поздоровался с Мелешиным за руку и, как всегда, неторопливо опустился в одно из кресел у столика, приставленного к главному — большому, с несколькими телефонами — столу, сказал:

— Слушаю, Анатолий Петрович.

— Нет, Владимир Алексеевич, послушать хочу я! — обращаясь по имени-отчеству, начал Мелешин. — Вот, бумага из Комитета СССР по делам изобретений и открытий пришла на имя председателя облисполкома.

— И что в ней интересного? — зная, что всяких бумаг на имя шефа идет великое множество, спросил Филиппов, хотя про себя отметил: «Мелешин назвал меня по имени-отчеству, а это значит, что пригласил и в самом деле неспроста. И Комитет по делам изобретений и открытий к тому же? Это, видимо, что-то из того, что относится к нам с Воробьевым».

— В письме интересно то, — повысил голос секретарь облисполкома, — что оно касается вашей персоны. — И Мелешин начал официальным тоном читать бумагу, а под конец многозначительно остановился и, посмотрев в упор на Владимира, строго наказал ему: — Теперь, дорогой, слушай особенно внимательно! «Обращаю Ваше внимание на то, что, отдав материалы заявки и назвав себя в них в качестве соавтора, помощник председателя областного исполнительного комитета, не принимавший творческого участия в создании изобретения, совершил противоправные действия».

— И что же мне грозит? — уже поняв, о чем идет речь и насколько опасной становится для него ситуация, спросил, с трудом сдерживая волнение, Филиппов.

— В наказание тебе грозит невеселая перспектива, — заметил Мелешин, — если дело, конечно, дойдет до суда, а они ссылаются на статью 141 УК РСФСР, в которой записано: «Выпуск под своим именем чужого научного, литературного, музыкального или художественного произведения или иное присвоение авторства на такое воспроизведение или распространение такого произведения, а равно принуждение к соавторству наказывается исправительными работами на срок до двух лет или штрафом до 300 рублей». Вот такая перспектива, Владимир Алексеевич. А теперь рассказывай, как все произошло.

Филиппов, встревоженный до глубины души услышанным, в то же время будучи исполнительным человеком, все еще не забыв, что ему надо быть на занятии, учет посещений которых секретарь партийной организации облисполкома вел неукоснительно, по инерции взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько у него есть на объяснение времени. И это не укрылось от Мелешина, который тоже должен был быть на лекции. И потому он не удержался от весьма укоризненного замечания:

— Не о том думаешь, Владимир Алексеевич.

— Согласен, — признался Филиппов. — Сегодня для меня главное — это письмо. Понимаю, вопрос непростой и может стоить мне дорого.

— Вот именно, поэтому не будем терять времени, — предупредил строго Мелешин. — Расскажи-ка мне всю историю подробно, с самого начала. Я слушаю.

Владимир, имея и в прошлом дружеские, уважительные отношения с Мелешиным еще в бытность того председателем Лувернинского райисполкома, доверял ему во всем и теперь. Поэтому без утайки, не скрывая никаких фактов и подробностей, рассказал ему историю с изобретением и изобретателем.

— Я сделал все, что просил Воробьев. Вначале отредактировал и отпечатал всю документацию. Договорился со строительным институтом, чтобы в их лаборатории на вакуумной установке дали возможность изобретателю провести необходимые опыты. Далее подобрал хозяйство, организовал отправку туда турбореактивного двигателя, отработавшего свой моторесурс в авиации. К этому времени в известном тебе колхозе «Идея Ильича», у Чагина, началось, вернее, уже полным ходом шло строительство нового сенохранилища. Чагин, сам знаешь, человек дела, хоть и себе на уме, но тут сразу понял, что в случае удачи вознесется на еще бо́льшую высоту в масштабе не только области, но и Союза. Поэтому без всякого давления идею принял и поддержал, а сейчас преспокойно завершает строительство нового здания. Если опыты подтвердят возможность приготовления сена в вакуумной установке, он готов использовать для этой цели и турбореактивный двигатель. Для загрузки комплекса травянистой массой у него предусмотрен электротельфер. В случае неудачи им будут доставлять не травянистую массу в агрегат, а тюки сена, изготовленные обычным методом, в основное здание на хранение.

Когда все это я организовал, — продолжал Филиппов, — Воробьев, уже в который раз, настойчиво предложил мне стать соавтором. Надо сказать, что свое первое предложение об этом он сделал сразу после того, как я договорился со строительным институтом проводить у них в лаборатории опыты. А когда турбореактивный двигатель, кстати, по принципу оказания шефской помощи переправили в хозяйство Чагина, Воробьев наконец-то уговорил меня. И если честно, я согласился только потому, что понимал, как немало пришлось взять на себя в продвижении идеи изобретателя. Вот я и подумал: вдруг и в самом деле получится? И тогда шеф, можно не сомневаться, простит мне не санкционированное им отклонение от моих прямых обязанностей. К сожалению, отсутствие результата опытов тормозит всю работу по созданию комплекса, агрегата, называй его как угодно. Сейчас все дело в самом Воробьеве. Может, опыты подтвердят его идею? А он с некоторых пор не подает никаких сигналов, как в воду канул. Мне тоже было не до него. Сам знаешь, постоянно был занят различной писаниной: то с одной, то с другой «бригадой» готовил шефу выступления или доклады. Но все-таки недавно я позвонил изобретателю, его жена ответила, что муж находится в больнице. Теперь расскажу, как появилась жалоба в Москву.

Вскоре после того, как я согласился стать соавтором, Воробьев, выждав какое-то время, передал мне письмо на имя председателя с просьбой об установке телефона вне очереди. А почему бы нет? Перспективный рационализатор области, автор шести изобретений. Вот я и попробовал ему помочь. Рассказал шефу о человеке все, даже обмолвился о том, чем Воробьев занимается в настоящее время. Однако мои старания желаемого результата не принесли: Иван Васильевич находился тогда явно не в настроении и, не сделав никакой резолюции на письме, сказал мне, чтобы я передал его Лурину или Юшанину. Пусть-де они сами решают. Когда Воробьев узнал об этом, то в неудаче обвинил меня: будто это я не захотел ему помочь и его расчет на меня оказался ошибочным. И он, хлопнув дверью, убежал. Теперь мне понятно: письмо в комитет — это его рук дело. Вот, собственно, и вся история.

Делясь с Мелешиным подробностями своих отношений с председателем облисполкома по поводу злополучного письма Воробьева, Филиппов преследовал одну цель: Славянов, услышав из его уст про письмо изобретателя, от которого практически отмахнулся, сделает правильный вывод. Ведь черкни он тогда нужную изобретателю резолюцию, на которую тот имел полное право, и не появилась бы эта бумага из Комитета по делам изобретений. Вспомнив и поразмыслив обо всем этом, Славянов уже не будет рубить с плеча. Это утешительное предположение несколько успокоило Владимира, и он с надеждой посмотрел на секретаря облисполкома, который мог серьезно уменьшить силу разноса, уже вполне отчетливо видневшегося на жизненном горизонте Филиппова.

— А откуда он появился, этот Воробьев? — спросил Мелешин, слегка прищурившись.

— Знакомый собкор одной из газет подсунул своего брата, как по злобе.

— Теперь и мне все стало ясно, — сделал свое заключение Мелешин. — За исключением одного: а как же ты ему звонил, если у него не было домашнего телефона? — И он пристально посмотрел на Филиппова.

— Так я все-таки договорился с Юшаниным, — пояснил Владимир. — И он установил ему телефон. Письмо сейчас у него. А Воробьев в то время находился в Москве. Как и зачем он туда ездил, не знаю.

— Хорошо, что вопрос по установке телефона решался с твоим участием, — сказал Мелешин и предложил: — Узнай, может, изобретатель вышел из больницы? Если нет — навести и переговори с ним. Мой тебе совет: срочно напиши в комитет письмо о своем отказе от авторства. А мы с ответом особо торопиться не будем. Теперь я в курсе всей истории и сам доложу о ней председателю, когда он вернется из Москвы.

— Анатолий Петрович, а может, будет целесообразнее доложить шефу после выступления на совещании? — спросил с тайной надеждой Филиппов. — День-два, думаю, роли не сыграют?

— Он где выступает?

— В юго-восточной зоне.

— Ты готовил выступление?

— Да, вместе с «бригадой» старался.

— Я тебя понял. Предложение дельное. Согласен. Доложу после совещания. Однако ты все-таки постарайся поскорее разыскать Воробьева, — напомнил Мелешин. — Но первым делом готовь письмо в комитет. Потом мне покажешь его. Никому бы я не пожелал оказаться сейчас на твоем месте. Думаю, за самовольство крепко схлопочешь. Все. Не теряй времени и держи меня в курсе.

— Обязательно! — заверил Филиппов и, выйдя от секретаря облисполкома в коридор, почувствовал, что страшно взмок, даже рубашка прилипла к телу.

Владимир, ослабив галстук, расстегнул две верхние пуговицы рубашки, а в своем кабинете первым делом открыл форточку и только после этого, сев в кресло, посмотрел на часы. Идти в обком на занятия, чтобы увидеть там Смуркова, конечно же, уже поздно. Свободных мест даже в заднем ряду у двери может не оказаться, а проходить через весь зал на передние кресла и мозолить всем глаза своим опозданием тоже было ни к чему. Да и не это сейчас главное. Надо, не откладывая, спасать себя. Дело с письмом из комитета сразу приняло публичный и нежелательно серьезный характер. Тут так просто уже не отвертишься: придется отвечать. Вопрос лишь в том, какое наказание выберет председатель облисполкома.

Волнуясь, Владимир вынул из стола «Папку для сена» и там, в копиях документов, которые отсылали в комитет для регистрации изобретения, нашел домашний адрес и номер телефона Воробьева; переписал их в свой ежедневник, продолжая с ужасом думать о том, как он крепко вляпался с этим авторством — по самые уши. Мелешин тут прав — не позавидуешь. Возможны всякие варианты последствий, не исключается даже и такой, что придется расстаться с насиженным и удобным креслом! Но, безусловно, последнее слово за шефом: как он решит — так и будет. А пока надо сделать то, что в своих силах, — встретиться с Воробьевым. А если он не захочет? Надо постараться сделать так, чтобы захотел!

Наметив схему предстоящего разговора с ним, Филиппов потянулся к трубке городского телефона, но его опередили — зазвонил черный аппарат, номер которого знали лишь самые близкие и доверенные люди.

— Как дела, Владимир Алексеевич? — поздоровавшись, бодрым голосом спросил Буравков. — Мы вечерком в сауну собрались. Не желаешь присоединиться?

— Спасибо за приглашение, но не смогу: неотложные дела появились. Давай, Саша, до следующего раза. Пока!

Владимир положил трубку, пододвинул к себе ежедневник и еще раз оценил схему намеченного им разговора с Воробьевым. Как поведет себя изобретатель? Вдруг, зная результаты опытов, он не захочет не только встречаться, но и говорить? Хотя вряд ли это так. Если бы опыты были положительными, Воробьев, скрепя сердце, попытался бы вновь установить контакт с помощником председателя облисполкома на сугубо деловой основе. А если итоги опытов неудачны, вот тогда изобретателю плевать на всех! Патент на изобретение у него есть. Начнет поиск других открытий в своем изобретательском творчестве.

Решив, что обстановка сложилась именно такая, Владимир не стал звонить Воробьеву, а, взяв листок бумаги, принялся готовить черновые варианты письма в комитет. Наконец, отработав и отредактировав нужный текст, он решил вдобавок к письму приложить объяснительную записку с развернутым изложением сути дела. Переписав все начисто, Филиппов задумался: стоит ли перепечатывать на машинке? Может, так и отослать все в рукописном исполнении? Можно обсудить это с Мелешиным уже в понедельник. Хотя, срывая, с одной стороны, покров тайны с происходящего с помощником председателя облисполкома ЧП, документ, отпечатанный на фирменном бланке машинисткой, выглядит в то же время более убедительно и в определенной степени показывает твердую позицию облисполкома. И тут новая мысль осенила Филиппова: а вдруг опыты, которые проводит в институте Воробьев, все-таки дали положительные результаты? Тогда идея изобретателя могла бы получить свое воплощение сначала в хозяйстве Чагина, а дальше все будет зависеть от Славянова: если он признает реальность идеи готовить сено при любой погоде, то поручит ее реализацию областному управлению сельского хозяйства. Все это может произойти, не исключено, уже и без Филиппова. Но, с другой стороны, и ему есть возможность уцелеть и остаться в своем кресле: ведь, как говорится, победителей не судят. Возможно, в этом случае шефово осуждение особо строгим не будет, ведь для общего дела человек старался, но втык за самовольство можно все-таки получить серьезный. Если же рассматривать другой вариант, когда результат опытов отрицательный, хорошего ждать вообще не приходится. И дело одним втыком не ограничится. Может быть и «вытолк», да такой, что кресло Филиппова освободят для кого-то другого, а ему придется подыскивать себе новое место. Владимир уже немало размышлял об этом. Варианты трудоустройства у него имелись. Он помнил их и понимал, что, как говорится, была бы шея, а хомут найдется. Однако, если честно, не всякий «хомут» теперь мог быть по душе. Хотя работа с председателем облисполкома — писать бесконечные доклады, выступления и заключения — надо прямо признать, дело далеко не из легких, даже теперь, когда он проработал годы рядом с Бедовым — корифеем идеологии, Гуниным — грамотным экономистом, самим Славяновым — опытным дипломатом и деловым руководителем. Теперь Филиппов был профессионалом в своем деле и, по меткому выражению одного из членов «бригады», «пером номер один». Подготовка любых материалов шефу стала для него своеобразным искусством: он тоже, как и его шеф, научился подбирать в свою «бригаду» знающих и нужных людей, умел видеть главное в массе подробностей и деталей, быть организованным и пунктуальным. Годы летят незаметно, а вроде совсем недавно Филиппов устраивался в аппарат председателя облисполкома…

* * *

Открыв свой второй диплом выпускника высшей партийной школы — первый Владимир получил после окончания университета, — Филиппов, машинально пробежав взглядом по оценкам, полученным за годы очного обучения и на государственных экзаменах, напряженно задумался о том, куда устраиваться на работу. Определенные планы у него, члена Союза журналистов СССР, конечно же, были: попробовать корреспондентом в областную газету или на телевидение, где он прошел неплохую практику. Однако конкретных разговоров с руководством этих организаций о его трудоустройстве еще не велось. На это были веские причины: на шестое июля ему была назначена встреча с председателем облисполкома Славяновым, на которой пойдет разговор о его возможной работе. Прием у одного из первых лиц области Филиппову устроил бывший помощник Славянова Александр Александрович Силянин. Он знал Владимира еще с тех пор, когда возглавлял областное телевидение и намеревался взять его к себе на должность заведующего промышленным отделом. С этой целью Филиппову поручили даже подготовить и провести несколько передач в студии и непосредственно на объектах промышленности и стройках города и области.

Владимир с улыбкой вспомнил, как однажды вел прямую передачу с завода «Дизель революции», где начали выпускать новый агрегат, предназначенный для работы на севере. Готовя ее, он предварительно встретился несколько раз с начальником цеха Куропаткиным и был уже в курсе всех заводских дел, хорошо знал обстановку, которая сложилась в коллективе. И вот настал тот день, когда началась прямая трансляция из цеха, где готовили эти дизели. Поначалу, пока стояли в главном пролете и беседовали с начальником цеха о работе коллектива, его лучших людях, все шло нормально: показали одного, другого передовика. Потом подошло время двигаться к последней разработке цеха, и тут, после фразы: «А сейчас Анатолий Иванович Куропаткин даст нам краткую характеристику нового дизеля», — Владимир, следуя за начальником цеха по пролету, вдруг почувствовал, что его руку с микрофоном словно кто-то дернул и вперед он идти не может — его не пускает шнур микрофона, зацепившийся за что-то у одного из станков.

В кадре появился сначала Куропаткин, а потом — сплошная темнота: осветители находились уже у нового дизеля. И хотя в цехе было жарковато, Владимира в тот момент прошиб холодный пот. Мысль сработала мгновенно: если он вернется освобождать зацепившийся шнур, то в кадре его не будет долгое время! Закрыв микрофон рукой, он изо всех сил закричал ассистентке: «Куда ж ты пропала, недотепа?» Она тут же спохватилась, и, увидев натянутый шнур, поняла, в чем дело, и освободила его.

Владимир мигом нагнал начальника цеха, который в одиночестве уже стоял возле громадной машины, и, облегченно вздохнув, уверенно продолжил свою работу.

Передача была спасена и закончилась на мажорной ноте. На экране крупным планом было дано изображение того, как первый дизель, предназначенный для работы на севере, готовят к отправке.

Потом, чтобы показать себя и уровень своих связей и возможностей, Владимир пришел к заведующему промышленно-транспортным отделом обкома партии Кучаеву, с которым у него сложились дружеские отношения со времен их совместной работы на «Красном вулкане», и предложил ему:

— Николай Васильевич, областное телевидение выделяет целый час для «круглого стола», если в его работе примете участие вы как председатель технико-экономического совета области. Я, — разъяснял Филиппов, — напишу подробный сценарий, а вы расскажете о целях и задачах этого совета. Составим вопросы и ответы. Пригласим еще несколько руководителей солидных предприятий, например «Нефтеоргсинтеза», еще кого-то на ваше усмотрение.

Кучаев охотно согласился и назвал еще несколько известных своими делами заводов; он даже оказывал Владимиру всяческую помощь в организации передачи. Над сценарием ее Филиппов работал не одну неделю. Зато потом передачу хвалили многие знакомые, а в целом «круглый стол» получился не только деловым, но и «зубастым».

По плану работы редакции промышленного отдела областного телевидения Филиппов выезжал на стройку, в цеха других предприятий города, и возможно, что телевидение привлекло бы его. Но неожиданно последовал сделанный тихим голосом грозный окрик заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации обкома партии Слезкина, который, увидев одну из передач с участием Филиппова, изрек сакраментальную фразу: «Он где работает? У нас или на телевидении?» И Владимиру, в ту пору литсотруднику редакции журнала «Политическая агитация», пришлось выбирать, где и с кем оставаться. Он отказался от работы на телевидении. В ту пору Силянин был в курсе событий и, безусловно, не мог спорить с обкомом, зато теперь, спустя несколько лет, он, выдержав в должности помощника председателя облисполкома целых тринадцать месяцев, мог по своему усмотрению оказать непосредственное влияние на трудоустройство Владимира Филиппова и предложил его кандидатуру на свое место. Сам Силянин, получив предложение обкома партии вернуться в журналистику, дал согласие на работу заместителем редактора областной газеты, а в перспективе, которая была вполне реальной, стать ее редактором. Когда вопрос перехода Силянина был согласован во всех инстанциях, Славянов попросил его подобрать себе достойную замену. Председатель облисполкома сразу же высказал и главные требования к будущему своему помощнику: «Родом из деревни. Теперь живет в городе. Кроме вуза имеет высшее партийное образование. Член партии». И тут Силянину напомнили о Владимире Филиппове, которого он когда-то намеревался взять к себе на телевидение заведующим промышленным отделом и, если бы не вмешательство замзавотделом пропаганды и агитации, так бы и поступил. И вот теперь уже сам Силянин имел данные ему председателем облисполкома полномочия подобрать и рекомендовать достойного человека на свое место. И он пригласил зайти к себе Филиппова.

Когда Владимир пришел и они спокойно и в деталях обсудили все особенности работы помощника председателя облисполкома, Силянин напутствовал Владимира такими словами:

— Ты запомни главное: если Иван Васильевич спросит тебя: «Справишься?» — отвечай твердо и уверенно: «Справлюсь!» Тогда, можешь не сомневаться, будешь на моем месте.

Наконец наступил день встречи с председателем облисполкома. Зайдя сначала в кабинет Силянина, Филиппов затем вместе с ним прошел в приемную и остался в ней ожидать, когда его позовут непосредственно к самому Славянову. Визуально он знал Ивана Васильевича с той поры, когда еще работал в редакции журнала «Политическая агитация». Ходить приходилось по одной территории кремля, и при случайных встречах с председателем облисполкома Владимир всегда здоровался с ним, а вот беседовать за одним столом им пока не доводилось. До судьбоносного разговора со Славяновым оставались считанные минуты, но и они показались Филиппову очень долгими. Было шестое июля одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Интересно, сколько минут продлится беседа? Быстрей бы все прояснилось, хотя в душе Владимир готов был ожидать сколько угодно, лишь бы не без толку. На случай, если все решится положительно, был всего один большой вопрос: когда выходить на работу? Сразу вроде бы не желательно — у него оставался еще целый месяц отпуска. Но, подумав, он решил все-таки не рисковать и даже не заикаться об отпуске. Иначе, пока догуливаешь, может случиться всякое. Да и отпуском этот месяц назвать нельзя: в составе бригады из четырех выпускников ВПШ, решивших пополнить семейный бюджет, Владимир укладывал шпалы на трамвайных путях в районе Сухого Дола.

Наконец дверь председательского кабинета открылась, и Силянин энергично помахал ему рукой.

Владимир тотчас вошел и, поздоровавшись, сел по приглашению председателя напротив Силянина за маленький столик, примыкавший к большому, председательскому.

Славянов, надев очки, внимательно посмотрел на него и, вероятно, внешним видом Владимира остался доволен. Потом он не спеша пододвинул к себе листок бумаги с лежавшей на нем ручкой и также неторопливо начал разговор.

— Мне Александр Александрович многое рассказал о вас, но не все. И я хочу кое-что уточнить. Где вы родились?

— В сельской местности.

— А конкретно?

— Село Кряква Гугинского района.

— Жена где работает?

— В аптеке. Заведующей отделом.

— Справитесь? — резко сменил тематику вопросов председатель и пристально посмотрел в глаза Филиппову.

— Справлюсь! — по-военному четко, как и учил Силянин, ответил ему Владимир и не отвел взгляда.

— Где живете?

— Около университета.

— Дети есть?

— Дочь. Учится в школе.

— Уверены, что справитесь? — почему-то переспросил Славянов.

— Да, Иван Васильевич, уверен. Я справлюсь!

— Когда думаете выходить на работу?

— Завтра! — уже не раздумывая, ответил Филиппов, готовый от последнего вопроса подпрыгнуть от радости: ведь он принят на такую работу!

— Хорошо. Выходите завтра. А сегодня примите дела у Александра Александровича. Ознакомьтесь с кабинетом, с распорядком, который у нас установлен. Всего доброго! До завтра! — Славянов подал руку, и Филиппов с радостью пожал ее.

Оказавшись через несколько минут снова в кабинете Силянина, теперь уже в своем, ключ от которого ему передал бывший помощник, Владимир поинтересовался у него:

— Александр Александрович, а что за распорядок здесь? Что в нем особенного?

— Ты должен быть на работе не в девять утра, как все, а без десяти восемь. И с ежедневником и ручкой в руках встречать шефа. Обычно это происходит около стеклянных дверей. Потом вместе с Лесновым, заведующим общим отделом, и Липатовым, вторым помощником председателя, вы идете в кабинет шефа, где Иван Васильевич обсуждает с вами новости, предстоящие события и поочередно дает поручения каждому. Заведи себе правило: любое его задание надо записывать и выполнять в срок. Запомнил? — спросил Силянин.

— Конечно. А когда рабочий день заканчивается?

— В обычные дни — в семь вечера. Если будешь работать с «бригадой» по подготовке доклада, выступления или вступительного слова — в восемь, иногда часов в девять-десять.

— Понял.

— Привыкнешь! — успокоил Владимира Силянин.

Он показал, в каких шкафах хранятся какие сводки, где находятся копии старых докладов и выступлений, справочники и бумага. Потом сводил Филиппова в машбюро, в приемную шефа, где познакомил с его коллегой Липатовым и секретаршей председателя — Валерией Ласкиной. Когда они снова вернулись в кабинет, Силянин назвал номер своего нового телефона в редакции и пригласил заходить к нему и звонить в любое время, если потребуется консультация или помощь.

Так начиналась новая страница трудовой биографии Филиппова. И вот теперь развитие ее, а такое исключать нельзя, может пойти совершенно в другом русле и в другом месте.

Пробежав глазами еще раз сочиненное им заявление и объяснительную записку, Владимир решил их переписать, кое-что добавив и исправив. Закончив неблагодарную работу, долго сидел потом в глубоком раздумье, вспоминал первые дни и годы своей работы у Славянова.


Сближение с новым окружением особо трудным ему не показалось, хотя и не обошлось без мелких интрижек. Но все они казались Филиппову пустяками по сравнению с теми трудностями, которые приходилось преодолевать при исполнении своих прямых обязанностей. Еще не пройдя полного цикла школы выживания, он очень скоро остался один — Липатов ушел в отпуск. И, заменяя его, Владимиру надо было с утра записать и срочно выполнить личное поручение шефа: купить 0,5 килограмма сливочного масла, вилок капусты, 1 килограмм мяса с косточкой, батон копченой колбасы, десяток яиц, расплатиться с буфетчицей, упаковать все в коробку и, отправив на квартиру Славянова, представить ему отчет и счет. И только после этого можно было браться за почту председателя, письма граждан, официальные бумаги из Москвы, министерств и ведомств, а также из райгорисполкомов, областных отделов и управлений, чтобы составить на каждый из этих документов необходимую по сути вопроса резолюцию. Подготовленная таким образом почта должна лежать на столе шефа после обеда. Дело это для Владимира было совершенно новое, и ему, чтобы справиться с ним, пришлось испытать немалые трудности. А тут, как назло, получил еще одно задание — написать за подписью председателя статью об изменении и преобразовании социального облика села в журнал «Земля и люди».

Намаявшись с разборкой почты, Владимир почти в отчаянии глядел на малоубывающую пачку нерассмотренных бумаг, когда в кабинет к нему зашел помощник секретаря облисполкома Виктор Беляк. Поздоровавшись с Филипповым, он по одному его виду понял, чем так озабочен коллега, и тут же помог ему не только разобраться с почтой, но и пообещал на первых порах помогать ему и дальше. По статье же посоветовал подойти к заведующему отделом архитектуры и градостроительства.

— Ты, Владимир, запомни одно, — наставлял нового помощника Беляк, — в этом здании все работают на твоего шефа. И тебе никто не посмеет отказать, ибо знают, что ты получил задание от самого председателя.

Совет коллеги Филиппов счел благоразумным и, поблагодарив Виктора за него, так и поступил. Через малое время после того они уже вместе с заведующим отделом заканчивали первый вариант статьи.

Гордый сознанием хорошо выполненного первого профессионального задания, Владимир спустился тогда вниз, на первый этаж, купил в киоске газету «Советский спорт» и, поднимаясь к себе, без труда заметил, как отчего-то все работники облисполкома озабоченно забегали и засуетились.

Едва он успел войти в свой кабинет и положить газету на стол, как загремел, словно сирена, красный телефон прямой связи с шефом. Быстро сняв трубку, Владимир услышал всего лишь одно слово: «Зайди!» — и тотчас отправился с блокнотом и ручкой к председателю.

Славянов был не просто озабочен, а взволнован так, что этого нельзя было не заметить. Указав помощнику на стул и подождав, пока Филиппов сядет и раскроет свой блокнот, он, как показалось Владимиру, невидящим взглядом посмотрел на него и объявил тихим, но твердым голосом, что на одном из речных судов, курсирующих по Волге, произошел взрыв. Имеются большие человеческие жертвы. Точная цифра их пока не установлена. Владимиру поручается пригласить к нему на совещание всех руководителей отделов и управлений, которые будут задействованы в ликвидации последствий взрыва, по списку.

— Далее, — диктовал Славянов, — предупреди всех, что сегодня же, в конце дня, в большом зале облисполкома состоится заседание правительственной комиссии, которую мы ожидаем. О точном времени будет сообщено дополнительно. Пусть будут на своих местах. Явка обязательна, опозданий быть не должно! Твоя задача — обеспечить нормальные условия для работы членам правительственной комиссии. Проследи, чтобы на каждом столе имелось все необходимое: бумага, ручки, карандаши, минеральная вода, стаканы. Не забудь открывалки. Машинистки должны быть все на местах. Без согласования со мной никого не отпускать. Вот тебе список начальников отделов и управлений. За каждым из них будет закреплено по одному члену правительственной комиссии, и пусть наши подумают, куда разместить и где накормить людей. Все записал? Ладно, действуй. Если что, ставь меня в известность.


…Правительственная комиссия, которую возглавлял первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР Иван Васильевич Уланов, прибыла в область в конце дня. И почти сразу началось совещание, которое закончилось лишь в двенадцатом часу ночи. Усталые и возбужденные участники его высыпали из большого зала в коридор, некоторые прошли в приемную, чтобы позвонить, курящие собрались у столика с пепельницами, остальные толпились возле дверей приемной. Увидев выходящего Славянова, окружили его, сразу засыпав массой вопросов. Один из москвичей озабоченно спросил председателя, где можно устроиться на ночлег, высказав сожаление, что мест в гостинице сейчас явно не найти.

— Одну минуточку! — Услышав такое, председатель был возмущен и тотчас дал поручение Филиппову: — Звони домой заместителю начальника отдела соцобеспечения. Если она спит — поднимай, и пусть пулей летит сюда! Разберись с ней: в чем дело? Почему позорит область и уклоняется от выполнения своих прямых обязанностей? Пока мы все ужинаем, она должна быть здесь и решать то, что ей положено.

Вопрос с ночлегом был улажен за полчаса, и этот случай оказался единственной неувязкой в организации работы правительственной комиссии. Зато все последующие дни своего пребывания в области москвичи были окружены соответствующими вниманием и заботой.

«Столько всяких бумаг было тогда написано и напечатано! Как на сессию!» — вспоминал Филиппов. Переживать такое ему выпало впервые. Каждый день домой он возвращался далеко за полночь и до предела уставший. Приняв душ, без сил падал в постель и засыпал в один миг, как после работы на укладке шпал на трамвайных путях.

На последнем заседании правительственной комиссии были объявлены выявленные причины взрыва, утверждены списки погибших и определены конкретные меры помощи семьям погибших и пострадавших.


…Еще не изгладились из памяти события и последствия страшного взрыва на речном судне, повлекшего за собой десятки человеческих жертв, как на область нагрянула новая, совершенно непредвиденная беда, последствия которой было трудно вообразить, — засуха! Весь май стояла на удивление жаркая погода, а дождей не было и в помине. На солнце температура превышала тридцать пять — сорок градусов, дышать и то было трудно. А в области между тем заканчивался сев. Влаги же не было, и никто не мог сказать, когда она будет. Данные по осадкам на 25 мая были удручающие: в четырех северных районах области выпали небольшие осадки: в Уренском — 6 миллиметров, в трех других — от 0,1 до 0,8 миллиметра! Из четырех тысяч гектаров овощей восемьдесят процентов находились на поливе, остальные просто гибли. А что будет, если дожди не начнутся еще какое-то время? Это трудно было представить! В действующих церквах проводились молебны. Во многих селах возобновились крестные ходы. Но небо по-прежнему оставалось безоблачным и просьбам и мольбам людей явно не внимало.

Состоялось экстренное заседание президиума исполкома областного совета, на котором обсуждалась катастрофическая обстановка, сложившаяся в регионе. С сообщением о прогнозе на ближайшие дни выступил главный метеоролог области. Он показал собравшимся два снимка, сделанных со спутника: на одном — темная туча над всей территорией Волго-Вятского региона, а на другом, полученном днем позже, тучи уже не было — только одно светлое пространство.

Срочно были намечены меры по борьбе с возможными и неизбежными в таких случаях пожарами.

С учетом жаркой погоды председатель облисполкома Славянов вменил в обязанность помощникам ежедневно с утра записывать поступающие из гидрометеорологической службы данные, где и сколько осадков выпало. К сожалению, эти показатели в последней декаде мая были весьма незначительными: от одной десятой до одной сотой миллиметра, и то не везде. И тут случилось то, чего все так опасались: в области начались невиданные по своим масштабам пожары — горели леса, поля, торфяники, дома и фермы. На борьбу с пожарами была брошена вся имеющаяся в области техника и людские ресурсы, по тревоге был поднят полк штаба ГО. Славянов и Богородов поочередно облетали на вертолете районы, охваченные пожарами. Участились случаи гибели людей, домашнего и общественного скота; бульдозеры и трактора проваливались в горящие торфяники вместе с водителями. И даже один вертолет, пытавшийся гасить огонь, рухнул, словно большая глыба, в охваченный пламенем лес. Люди выбивались из последних сил, а на скорую победу уже и не надеялись: пожарами были охвачены десятки тысяч гектаров. Трудно сказать, чем бы закончилось это великое противостояние, хотя в одном можно было не сомневаться: бо́льшая часть лесов могла бы выгореть. Но тут матушка-природа, словно вняв мольбам людей, сменила гнев на милость. Однажды все небо до горизонта заволокло густыми тучами, и наконец небесные хляби разверзлись и пошли проливные дожди, длившиеся несколько дней. Главные очаги пожаров были потушены, и только в болотистой местности еще дымили слабо-слабо торфяники.

Мечты о большом урожае под двадцать центнеров с гектара рассеялись, как и дым пожарищ. У всех на устах теперь было только одно: лишь бы спасти дойное стадо области. Выжили! Конечно, не без помощи государства: у большой страны нашлись необходимые средства, чтобы поддержать регионы, которым природные катаклизмы нанесли огромный ущерб.


…Да, много событий разного масштаба и уровня пришлось пережить Филиппову за годы его совместной работы с Иваном Васильевичем. И своей работой он гордился. И с ужасом думал о том, что после принятия решения председателем в ответ на письмо из Комитета по делам изобретений судьба его, прав был Мелешин, может круто измениться, и варианты тут возможны самые неожиданные и непредсказуемые.

Мысли о переменах в своей судьбе теперь не покидали Владимира практически никогда.

Вечером, увидев мужа, удрученного, расстроенного, не спросившего у нее даже про ужин, Катерина поняла, что это неспроста, и сразу поинтересовалась: в чем дело? Однако он только отмахнулся от каких-либо объяснений, сказав, что на работе получил новое задание, которое легким не назовешь, и все мысли его теперь заняты тем, как с ним справиться, чтобы шеф остался доволен.

Без аппетита, вяло поужинав, Филиппов тут же отправился в спальню и, чтобы избежать дальнейших расспросов супруги, быстро разделся, укрылся с головой одеялом и отвернулся к стене, пытаясь поскорее заснуть.

Загрузка...