Когда в пути не один

Глава 15

Из города выехали быстро. Дорога ранним утром была практически свободной — грузовые и служебные машины встречались редко, курсировали лишь рейсовые автобусы, водители которых уже начали свой рабочий день.

Филиппов неторопливо просматривал купленные в киоске свежие газеты, но вскоре отложил их в сторону и задумался, вспоминая, как, работая уже помощником председателя облисполкома, первый раз появился в родном Амулине.

Тогда он тоже хотел было ехать на служебной машине, но, узнав, куда направляется отец, с ним напросилась дочь, которая на родине своего дедушки не была еще ни разу. Маринка и уговорила лететь в район на самолете: это же гораздо интереснее, чем ехать на машине!

Владимир позвонил председателю райисполкома, рассказал ему о своем задании — он ехал по поручению Славянова — и о плане его реализации. Договорились, что из Амулина на машине они направятся в хозяйства, потом заедут в райцентр, заберут подготовленные документы о работе двух хозяйств, передового и отстающего, и района в целом. Из Муртазовки в областной центр Филиппова отправят на служебной «Волге».

Улыбнувшись, Владимир вспомнил, как быстро завершилась посадка в аэропорту. И вот, набирая обороты, заработал мотор, самолет вырулил на взлетную полосу и, поддав газу, помчался с каждой секундой все быстрее и быстрее, потом как-то лихо подпрыгнул, оторвался от земли и наконец взмыл в поднебесье. И вот уже стали крошечными, словно игрушечными, постройки аэропорта, а вскоре и они исчезли.

Взглянув на дочь, Филиппов увидел, как лихорадочно блестят у нее глаза и пылают щеки, охваченные густым румянцем. А перепады и провалы, как в яму, нет-нет да повторялись, отчего сердце замирало, будто его обволакивало холодком. Уши временами закладывало, а временами слышимость становилась до звона четкой.

Владимир служил в армии десантником и не боялся подобных явлений, но за дочь он невольно волновался, понимая, что ей эти неприятные ощущения приходится испытывать впервые. Однако Маринка уверенно отказалась от предложенного ей пакета; не отрываясь, она с неподдельным интересом смотрела в окно и достойно выдержала весь полет.

Когда приземлились в бывшем районном центре Калганы и вышли из самолета на летное поле, к Филиппову подошел незнакомый молодой человек с густыми усами и обветренным, до черноты загорелым лицом.

— Вы Филиппов Владимир Алексеевич? — спросил он.

— Да.

— А я Ласкин Григорий Николаевич. Приехал за вами.

— А где председатель колхоза?

— Это я и есть! — смущаясь, ответил Ласкин, и было заметно даже под темным загаром, как его лицо покраснело.

«Такой молодой! Совсем юноша, а взялся за такой гуж!» — подумал Филиппов с невольным уважением, идя рядом с председателем к его машине.

По дороге Ласкин рассказывал гостям о том, как поживают тетушки Филиппова, а потом перевел разговор на дела колхозные и немного нерешительно, но с явным знанием дела нарисовал картину хозяйства, имеющего показатели работы даже не средние, а более низкие, хотя земли в «Парижском коммунаре» — словно вороново крыло.

Филиппова интересовало, как идет строительство дороги, включенное в план областных мероприятий по оказанию шефской помощи селу. Поэтому поехали не кратчайшим путем по грунтовке, через Маджары, а по главной столбовой дороге, ведущей в бывшее имение Пушкина — Большое Болдино, ныне районный центр.

Напротив Дубровки, небольшой деревушки, где был поворот на Амулино, свернули направо, еще немного проехали, и ситуация с дорогой предстала в самом неприглядном виде: даже не искушенному в делах человеку было видно, что строители здесь не появлялись очень и очень давно. Около брошенного вагончика, некогда служившего прорабской, царило полнейшее затишье, лишь грачи без особой опаски хозяйничали на безлюдье.

— Дорогу строили шефы, — пояснил Ласкин. — Шефы у нас известные — завод «Дизель революции». Но, к сожалению, они практически перестали заниматься дорогой. Я звонил, не единожды бывал у них, но толку мало: ссылаются на свои трудности.

— Все ясно, Григорий Николаевич, — ответил Филиппов. — Объясню, чтобы вы знали: по заданию председателя облисполкома я прилетел в ваш район, чтобы побывать в некоторых хозяйствах, познакомиться с их работой и жизнью. Через две недели состоится заседание исполкома. А перед этим я обязан буду доложить Ивану Васильевичу о том, что увидел сегодня здесь. Вам понятно? Ну и хорошо. Поехали, а то мои тетушки, наверное, уже заждались.

В Амулине фамилия Филипповых была известна и уважаема издавна, со времен деда, бабушки и отца Владимира. Младшая сестра отца, Александра, всю жизнь проработала в школе, сначала учительницей, а потом многие годы, продолжая преподавать, занимала пост директора школы. Как говаривал, бывало, сосед Иван, друг детства Владимира, она все село выучила… А старшая ее сестра Анна прожектористом прошла всю войну, домой вернулась инвалидом по зрению. И все равно, пока могла, работала кладовщицей, и только когда уже совсем плохо стала видеть, ушла на пенсию. Односельчане относились к обеим сестрам с особым уважением и теплотой: честные, трудолюбивые и гостеприимные, они всегда могли дать дельный совет, помочь нуждающимся, а если потребуется — отдать и последнее… Дверь филипповской избы всегда была открыта для амулинцев.

Но вот показалась и Амулинская школа, перед ней повернули направо, проехали по лужку, оставив по левую руку обелиск, на постаменте которого, как хорошо помнил Владимир, выбиты фамилии погибших на фронтах Великой Отечественной войны сельчан, среди которых и отец его, Филиппов Алексей Яковлевич.

«Завтра схожу к обелиску с Маринкой», — пообещал себе Владимир.

Фыркнув, машина остановилась возле старого, вросшего в землю амбара, знакомого Вовке Филиппову с самого малолетства. Здесь ночевала летом с подругами младшая из сестер Филипповых да хранилось в сундуках все имеющееся в семье добро. А в годы войны именно в этом амбаре жил какое-то время Василий Живцов, боец, по ранению вернувшийся с фронта, который, по его словам, зашел в село проведать их по просьбе своего командира — Алексея Яковлевича Филиппова. Но, как выяснилось впоследствии, на самом деле Живцов оказался дезертиром и к тому же вором и насильником: улучив удобный момент, он украл из сундуков в амбаре все самое ценное, что смог унести, пошел и на более страшное преступление — в Ендовищенском овраге изнасиловал одну из лучших невест в округе, красавицу Груню…

Несколько дней посидела, поплакала семья Филипповых вместе с сельчанами, приходившими разделить их горе. Да и смирилась. «Будем живы, если богу угодно, наживем добра нового. А дезертир и вор все равно добром не кончит. Когда-никогда настигнет его кара господня», — вытирая слезы, говорила бабушка.

Так и случилось, хотя и не сразу. Позже, когда времени после преступлений пакостника прошло уже немало, милиционеры изловили-таки его вместе с приятелем-подельником. Связанных по рукам и ногам бандитов везли на телеге через Амулино в районный центр Калганы. Первым узнал про это Витька Буянов и тут же сообщил новость Вовке, своему закадычному дружку, отыскав его возле дома Епифановых, где шла гульба по случаю возвращения с фронта известного всему селу гармониста и весельчака Михаила Епифанова.

Вовка мгновенно оценил обстановку. Не теряя времени, он, никем не замеченный за общим шумом и толчеей, подобрался к телеге поближе, вынул из кармана два кремня и закопченный фитиль, высек искру. Смахнув слезы от едкого дыма и воспользовавшись тем, что милиционеры, приглашенные к столу, как раз в тот момент аппетитно закусывали, Вовка прицелился и поднес фитиль к спичкам в прорези самопала — они мгновенно вспыхнули, и вместе с выстрелом раздался вопль дезертира Василия. А Вовка изо всех сил бросился бежать на задворки, с яростным торжеством на бегу повторяя: «Получил гад за все!»

…Из воспоминаний о давно минувшем Филиппова вывела дочь:

— Папа, ты заснул, что ли? Мы же приехали!

Когда вышли из машины, то увидели, словно на картине, как, освещенные косыми солнечными лучами, рядышком стоят на крыльце обе сестры Филипповы и молча улыбаются от счастья, что наконец-то дождались дорогих их сердцу гостей.

Тут же все начали обниматься и целоваться, а потом тетушки принялись рассматривать Маринку, радостно рассуждая, на кого она больше похожа: на мать или отца? Так и не определив преобладания в ней отцовского или материнского рода, дотошные тетушки вскоре угомонились и, решив, что Маринка похожа сама на себя, пригласили всех в избу.

Владимир с дочерью, подхватив свои вещи и гостинцы, вошли в дом, передали съестное хозяевам. А сами умылись после дороги, причесались и только после этого вместе с Ласкиным прошли в большую комнату, где под пятиламповой люстрой уже стоял накрытый стол и были расставлены стулья.

«Девять штук, — машинально сосчитал Владимир. — Интересно, для кого столько понаставили? Может, пригласили моих друзей детства — Ивана Сидорова и братьев Журавлевых? — И в груди при воспоминании о них, как всегда, стало тепло. — Впрочем, дело хозяйское, тетушкам виднее…»

Стол, хотя и по-домашнему простой, радовал изобилием: соленые грибы и огурчики собственного приготовления, жареная картошка, селедка, колбаса двух сортов, сыр, а на краю стола — большой каравай белого и буханка ржаного, которые, чтобы не засох хлеб, так и не нарезали до приезда гостей.

Выждав, пока все расселись, Владимир взял нож и занялся этим благородным мужским делом, потом открыл бутылку водки, налил по рюмочке себе, Ласкину, не забыл и тетушек. А Маринка, быстренько покончив с супом, с удовольствием принялась за картошку с грибами, которые она очень любила.

Первую рюмку дружно выпили за встречу и с аппетитом закусили после нее. Только Ласкин, как обратил внимание Владимир, был невесел, ел вяло, в разговор вступал редко, невнятно и вроде несмело, хотя бывал в этом доме не единожды. Лишь после третьей рюмки он стал разговорчивее и свободнее в общении.

Закончив отвечать на расспросы тетушек о своей жизни в городе, Владимир попросил Ласкина рассказать, как идут дела в «Парижском коммунаре».

Григорий Николаевич в деталях охарактеризовал обстановку в хозяйстве, которое ему досталось в наследство от прежнего руководителя.

— Валить все на него не собираюсь, — сказал Ласкин. — Считаю, что развитие хозяйства во многом сдерживает отсутствие дороги с твердым покрытием. Страдают от бездорожья и люди: в райцентр или в город на машине — собственной или колхозной — проехать можно только в сухую погоду. Если же пройдет дождь — чернозем сразу превращается в месиво, и о том, чтобы выбраться куда-либо из села, нечего и думать.

— Мы полностью согласны с председателем, — вступила в разговор Александра Яковлевна. — Но нам особенно важно, жизненно необходимо, чтобы в селе появилась наконец своя хорошая, в смысле пригодная для питья, вода. Был у нас колодец, внизу, за садом, многие им пользовались. А после того как однажды нашли в нем утопленницу, люди пить из него воду перестали, хотя колодец тщательно вычистили. Берут воду только для полива, даже скотину поить этой водой не решаются.

— Правильно, Владимир Алексеевич, — поддержал директора школы Ласкин. — Мы давно уже думаем, как нам обеспечить народ водой. Я пытался узнать, когда будут распределять башни Рожновского, но в управлении сельского хозяйства мне ответили, что этого никто не знает, а башни и сейчас находятся в списке острейшего дефицита.

— Но к башне нужны водоразборные колонки, трубы. Они у вас есть? — поинтересовался Филиппов.

— Откуда! У нас есть пока одно — желание провести по селу водопровод. К сожалению, — отвечал Ласкин, — мои хождения по кабинетам закончились без всякой надежды на успех. Директор базы, прочитав мое письмо, скрепленное лишь колхозной печатью, сказал: «Ишь чего захотел! Молодой, да больно прыткий».

Обе тетушки посмотрели на племянника и переглянулись. Затем старшая нерешительно спросила:

— А может, Володя, ты возьмешься помочь?

— Уже в стороне не останусь, — заверил Владимир. — Однако не все сразу. Постараюсь вначале решить вопросы по приобретению менее дефицитных изделий.

Здороваясь, в комнату вошли Иван Сидоров и братья Журавлевы — Алексей и Сергей. Хозяйки бросились встречать и усаживать новых гостей, а Владимир, широко улыбаясь, налил им по штрафной…

Без лишних уговоров они дружно выпили, слегка закусили. Узнав, о чем калякают начальники, мужики с ходу включились в беседу, заговорили о своем, наболевшем.

— Вот недавно, — начал плотник Алексей Журавлев, — бригада наша закончила ремонт зернового склада. Он был, что и говорить, в аварийном состоянии, и хлеб в нем хранить стало нельзя. Однако материала на ремонт еле наскребли. Теперь ни горбыля, ни тесу в хозяйстве не осталось. А как скотина будет зимовать? У нас ведь одно название — коровник. Его уже давно надо ремонтировать! А для этого нужен лес. И в частности тес.

— Да, коровник вот-вот развалится, — согласился председатель. — Ты прав, Алексей. И я давно уже отправил в управление сельского хозяйства письмо. Но, к сожалению, пока никакого ответа…

— А вообще, — подхватил Иван Сидоров, — для нормальной работы колхозу позарез нужна пилорама. Тогда мы своими силами могли бы поддерживать все постройки в надлежащем виде. Пилорама — это вопрос номер два. Первым номером идет, конечно, дорога. Но если будет своя пилорама, надобность возить бревна в соседний район на распиловку отпадет. Да и своим сельчанам, в порядке очередности, всегда можно будет оказать услугу…

— За небольшую плату, — подсказал Ласкин.

— Можно и за плату. Или в счет заработка. Надо же о людях заботиться! — нажимал на свое Сидоров.

— Что верно, то верно! — поддержали его все сидевшие за столом амулинцы, с надеждой поглядывая на Владимира.

Так, откровенно высказывая самое наболевшее, незаметно проговорили допоздна, даже не допив водку…

Когда гости разошлись, а Маринку уложили спать, Филиппов и тетушки еще посидели немного, беседуя о том о сем. Тетушки высказали свое мнение и о новом председателе колхоза: дескать, человек он неплохой, и образование высшее имеет, и дело знает, душой болеет за хозяйство, но очень стеснительный и не всегда может сориентироваться, куда и к кому обратиться за помощью, чтобы побыстрее решить тот или иной вопрос.

— Конечно, было бы очень неплохо, — осторожно заметила Александра Яковлевна, — если бы ты, Володя, помог ему. Люди его и сейчас уже уважают. И если удастся решить главные наши вопросы, можешь не сомневаться — хозяйство отстающим не будет.

Владимир пообещал это, и уже на другой день, до приезда за ним машины из Муртазовки, на которой с кем-то из заместителей председателя райисполкома он должен был ехать знакомиться с другими хозяйствами, встретился с Ласкиным и наказал ему, чтобы он готовил письма о выделении «Парижскому коммунару» пилорамы, башни Рожновского, труб и водоразборных колонок, а также лесоматериалов, в том числе теса, для аварийного ремонта коровника, и назвал фамилии руководителей, которым их адресовать.

— Это одним махом все? — удивился Ласкин.

— Не одним махом, а каждое в отдельности, — пояснил Филиппов. — Надо срочно запустить письма в дело, но решить все вопросы сразу, сам понимаешь, не удастся.

Преодолевая смущение, Ласкин, помявшись, спросил:

— А как же с дорогой быть, Владимир Алексеевич? — Председатель явно испугался, что Филиппов забыл про нее.

— Дорогу я беру на себя, — успокоил его Владимир. — Мой адрес ты теперь знаешь. Готовь письма и приезжай ко мне без промедления. На работе я буду через два-три дня. Все. Жду. Кстати, запиши мои телефоны.

Вернувшись тогда из командировки, Филиппов сразу позвонил замам председателя облсельхозтехники и начальника управления сельского хозяйства, которые, учитывая распределение их обязанностей, будут заниматься вопросами амулинского хозяйства. Пригласив их к себе, рассказал, что по заданию Славянова ездил в Муртазовский район, где побывал в нескольких хозяйствах, в том числе в передовом и отстающем. Последнему — это колхоз «Парижский коммунар» — необходима конкретная помощь. И, подробно перечислив каждому руководителю, что от него требуется, попросил их иметь это в виду уже сейчас, не откладывая на потом.

— А на днях, — закончил Филиппов, — с письмами ко мне подъедет сам председатель колхоза Ласкин Григорий Николаевич. Запишите его фамилию. Я пошлю его к вам. Не обижайте мужика.

— Задачу поняли. Поддержим, — от имени всех пообещал заместитель начальника управления сельского хозяйства области Булакин.

— Спасибо за понимание, — ответил Владимир, пожимая на прощание каждому из замов руку. Для себя он уже решил, что если вдруг кто-то из них заупрямится, то доложит о ситуации в хозяйстве шефу, и, можно не сомневаться, он, как и всегда в таких вопросах, поддержит его. Хотя, скорее всего, до этого и не дойдет.

В день приезда Ласкина (предварительно позвонив каждому начальнику, чтобы председателя колхоза приняли без особых задержек) Филиппов только от одного из них — Булакина — после визита своего подопечного услышал вопрос:

— Ласкин с письмами был у меня. Он что, дом себе строить собрался?

— Да нет же! Лес на аварийный ремонт коровника нужен, — твердо заверил его Филиппов и поинтересовался: — А с чего ты взял про дом?

— Обычно на личные нужды просят десять кубометров, — пояснил Булакин. — Мы дадим ему пульман. Думаю, будет достаточно. А Ласкин и в самом деле парень чересчур стеснительный. Молодой еще. Горлопанить не научился… Ну что ж, действуем, как договорились.

И в самом деле Булакин постарался решить вопрос самым оперативным образом, что дало возможность хозяйству успешно отремонтировать коровник, находившийся в аварийном состоянии, задолго до появления «белых мух»…

Ласкин понял, что значит для него покровительство Филиппова, и с тех пор каждый раз, приезжая в областной центр, заходил к нему, чтобы рассказать о том, как идут дела в хозяйстве и как постепенно решаются все поставленные в письмах вопросы.

А через полгода, к великому празднику Победы, «Парижский коммунар» приобрел-таки и долгожданную пилораму, чему искренне радовались все амулинцы и завидовали хозяйства не только своего, но и соседнего района.

Однако две важнейшие проблемы хозяйства — строительство водопровода и дороги — оставались пока нерешенными, хотя Владимир, используя свои права и возможности, уже многое сделал для того, чтобы «Парижский коммунар» досрочно получил трубы и водоразборные колонки, заключил договор с бурильщиками водяных скважин и стал первым в списке очередности на получение башни Рожновского.

Сами колхозники, не теряя времени, определили место и своими силами вырыли вначале котлован под фундамент башни, потом траншею по селу, уложили в нее трубы и занялись монтажом водоразборных колонок.

Люди работали с подъемом, понимая, что вскоре они не только получат хорошую питьевую воду, но и смогут обеспечить ей в достатке все потребности хозяйства. И как только башня была получена, всем миром, артельно поставили ее на место, смонтировали и ввели в действие к празднованию очередной годовщины Великого Октября. Впервые в истории села Амулина заработал свой водопровод. Радости сельчан не было предела.

Первые дни водопровод работал беспрестанно на полную мощность — люди, словно не веря, что это быль, а не сказка, старались заполнить водой все емкости, имеющиеся в доме. Но через несколько дней амулинцы начали привыкать к водопроводу, и объем потребления воды заметно уменьшился. Однако, хотя вся система водообеспечения работала исправно, все же свои старые колодцы, которые имелись у двух-трех сельчан, зарывать не стали, верные житейскому правилу: всякое случается, а вдруг?‥

Довольный успешным внедрением новшества в сельскую жизнь и уже уверенный в себе Ласкин первым делом позвонил Филиппову, поблагодарил его за помощь и пригласил при любой возможности приезжать в гости в родное Амулино.

Гораздо дольше Филиппову пришлось заниматься дорогой. Он понимал, что дорога для села не менее важная жизненная необходимость, чем водопровод. И пусть хозяйство еще не выбилось в середняки, хорошая дорога поможет ему в этом и станет надежной опорой для его экономического роста. А уж самим амулинцам она послужит сполна! Она даст им возможность не только попасть в соседние села и деревни, но и в любое время года беспрепятственно проехать в районный или областной центр. Да мало ли куда людям потребуется: в столицу, в другой город, в отпуск… и куда глаза глядят.

Перед очередным заседанием исполкома, имея неопровержимые доказательства бездействия шефов «Парижского коммунара», Филиппов доложил Славянову, что план строительства дороги в хозяйстве не выполняется и что шефы устранились от этого дела.

Выслушав подробную информацию, председатель облисполкома поручил своему помощнику позвонить директору завода «Дизель революции» и пригласить его на заседание исполкома. Если же по каким-либо причинам директор не сможет прийти на заседание сам — узнать, кто будет полномочным представителем администрации завода.

Владимир по «вертушке» выяснил все вопросы и доложил Славянову, что на заседание исполкома приедет председатель завкома профсоюза Удальцов Иван Васильевич.

— Ну что же, посмотрим, что интересного сообщит мой тезка, — улыбнулся на эти слова Славянов.

Как и всегда, большой зал, в котором проходили заседания исполкома, был полон. Приглашенные стояли даже в проеме дверей.

После того как заслушали доклад заместителя председателя облисполкома Синильникова о ходе строительства дороги в Муртазовском районе от главной трассы в село Амулино силами шефствующих промышленных предприятий областного центра, Славянов решил поднять поочередно всех, по чьей вине был сорван план.

Называя каждого по имени-отчеству, он не выслушивал их оправданий, а требовал от них конкретных мер для ликвидации допущенного отставания и, обращаясь к стенографисткам, просил без ошибок записывать все сказанное представителем того или иного предприятия.

Дошла очередь и до шефов колхоза «Парижский коммунар».

— Работники нашего аппарата, — начал Славянов, — побывали на трассе и доложили мне, что завод «Дизель революции» вообще отстранился от строительства участка, идущего от главной трассы к селу Амулину. На заседании присутствует председатель завкома профсоюза Удальцов. Мы слушаем вас, Иван Васильевич.

Со своего места, слегка покраснев, поднялся двухметровый гигант, косая сажень в плечах — настоящий русский богатырь. По залу прокатился невольный добродушный смешок.

Впервые увидев такого могучего представителя завода и услышав реакцию присутствующих на это, Славянов решил обыграть повод для веселья:

— Вы мой тезка и, судя по всему, напоминаете всем присутствующим, в том числе и мне, богатыря из русских былин и сказок. И нам непонятно, как же такой богатырь, как вы, смог допустить не только отставание, но даже прекращение этих важных для народа работ? Объясните мне, Иван Васильевич, почему такое наплевательское отношение к проблемам села? Вы же не с дизелей вымахали таким детиной?

— Не буду оправдываться и ссылаться на разные причины, Иван Васильевич. Виноваты, скажу прямо, и даю слово, пусть стенографистки записывают: до снега песок и щебень на последний отрезок дороги мы завезем и укатаем. По ней можно будет ездить. А весной подсыпем щебенки и еще раз утрамбуем. И тогда можно будет уже спокойно покрывать дорогу асфальтом. Заверяю, больше стоять столбом, как виноватому, мне не придется…

Обеспечив постоянный контроль за строительством дороги, Славянов добился-таки выполнения намеченного плана, и дорога, к великой радости амулинцев, была, хотя и с некоторым запозданием, сдана в эксплуатацию в самый разгар сенокоса. И Удальцов слово свое сдержал: столбом ему больше стоять не пришлось.

С трудом оторвавшись от воспоминаний, Филиппов взглянул на часы: подъезжали к Муртазовке, от которой до Амулина оставалось всего сорок километров. Но мысли его были не о родном селе, а о том, как помочь другу, народному художнику Ламерикину. Еще дома он подумывал, а не вложить ли в большой фирменный конверт записку заместителю начальника управления Кубареву? И отдать этот конверт на посту дежурному. Однако, поразмыслив, пришел к выводу, что будет гораздо лучше и правильнее переговорить с Кубаревым лично.

Увидев будку районного поста ГАИ, Владимир облегченно вздохнул: сейчас он зайдет в кабинет к председателю райисполкома Каримову и от него безо всякой спешки позвонит в УВД области.

Каримов был в хорошем настроении. Увидев входящего Филиппова, он радушно встал из-за стола, душевно с ним поздоровался.

— Камиль Надырович, мне надо срочно позвонить в город, — не присаживаясь, сказал Владимир.

— Пожалуйста, Владимир Алексеевич, сейчас все устроим, — Каримов снял трубку, что-то на своем языке сказал телефонистке и, подвинув телефон гостю, жестом предложил кресло.

Услышав знакомый голос Кубарева, Филиппов расспросил его о том, как продвигается дело с телеграммой, полученной Ламерикиным, назвал на всякий случай домашний телефон художника и еще раз попросил, чтобы кубаревские сотрудники постарались побыстрее найти автора зловещего послания.

Положив трубку, Владимир, заметив неподдельный интерес Каримова, сказал:

— Ты, наверное, все уже понял из разговора?

— Да, конечно! Страшная телеграмма, — согласился Каримов и добавил: — Нехороший человек ее отправил.

— Вот именно, — кивнул Филиппов и, помолчав секунду, поинтересовался: — Справки готовы?

— Конечно. — Председатель райисполкома передал ему вложенные в папку документы. — А теперь есть предложение проехать по этим хозяйствам, чтобы не только знать об их делах по справкам, но и воочию убедиться, что и как, посмотреть на людей.

— Не возражаю, — согласился Филиппов, — но все же для начала, считаю, мне и требуется как раз по справкам ознакомиться с ними хотя бы вкратце, чтобы иметь представление о работе хозяйства.

За годы работы со Славяновым Филиппов научился выбирать из предоставленных ему документов самое главное и нужное, да и по опыту он знал, по каким главным показателям можно судить о работе хозяйства. К тому же у него всегда была под рукой единственная в области знаменитая записная книжка председателя облисполкома, в которую ежегодно заносились точные данные о развитии народного хозяйства области начиная с 1966 года.

Среди председателей горрайисполкомов, которые были наслышаны об этой книжке, желающих познакомиться с ней и даже скопировать ее оказалось немало. Но только для некоторых настойчиво выпрашивающих он сделал исключение и дал им возможность увидеть «малую энциклопедию области». Среди них был и Буткин, председатель Шутковского райисполкома, который при каждой их встрече заводил разговор об этой книжке и просил разрешить прямо в кабинете полистать ее еще разок.

Филиппову понравилась эта деловитая настырность, и он пошел ему навстречу: пусть знающий экономику человек поработает с этим важным источником подробных сведений о развитии народного хозяйства области, но только здесь, в кабинете. Буткин в очередной раз полистал книжку, а вскоре привез с собой экономиста — симпатичную и деловую женщину, и она дня два работала с цифрами, выписывая все, что ей рекомендовал начальник.

Владимир впервые нарушил указание своего шефа — никому не разрешать пользоваться своей записной книжкой, — решив, что она послужит Буткину хорошим подспорьем в разработке собственной «энциклопедии» с аналогичными данными о развитии народного хозяйства своего района. И в своих предположениях он не ошибся: через два года пытливого и экономически подкованного предрика Буткина по решению бюро обкома партии направили из его благополучного, находящегося в числе передовых района поднимать Фильменский, который прочно занимал место в группе отстающих. И Буткин, проанализировав его хозяйственную деятельность за несколько прошлых лет и сравнив с показателями работы района, который возглавлял раньше, сразу же нашел немало «узких мест» в его экономике и с молодым задором принялся за их ликвидацию, используя для этого и свой опыт, и свои знания. Прошло еще несколько лет, и он успешно вывел район в число середняков, а затем и в передовые. Не зря говорят, что хорошая информация стоит дорого, а главное, ею надо уметь воспользоваться, чтобы четко увидеть, за что следует взяться в первую очередь…

Полистав подготовленные для него документы, Владимир без особого труда увидел плюсы и минусы каждого хозяйства. Он аккуратно сложил все справки в папку и, сунув ее в портфель, сказал:

— Теперь я готов ехать сначала в отстающий колхоз, а потом к Гунару.

Хозяйство Гунара Ильясова «Заветы Ильича», которое тот возглавлял около десяти лет, считалось одним из лучших в районе. Здесь Филиппов уже бывал и как-то незаметно, без особых усилий сблизился с Ильясовым, однажды даже помогал ему устроить жену в областную больницу и просил главного врача принять все необходимые меры по ее быстрейшему излечению.

…Осматривали поля и фермы хозяйств довольно долго и на центральную усадьбу колхоза «Заветы Ильича» вернулись уже во второй половине дня. Сюда следом за ними подъехал и первый секретарь райкома партии Мутилин, с которым у Филиппова теплые отношения возникли с первого официального приезда Владимира в район. Тогда точно так же после ужина в хозяйстве Ильясова вернулись в райком партии, где Филиппов должен был ночевать, и еще долго сидели и разговаривали. Вспомнив рассказ матери о том, что в молодости отец дружил с неким Мутилиным Андреем Степановичем — оба в один год ушли на фронт, но живым вернулся только Мутилин, а после войны он вроде бы жил и работал в соседнем районе, — Владимир поинтересовался:

— Скажи, пожалуйста, Виктор Степанович, а секретарь горкома партии в соседнем районе случайно не родственник твой? Уж больно много совпадений.

— Именно так: это мой старший брат! — с гордостью ответил Мутилин-младший.

Тогда Филиппов рассказал ему о том, что слышал от матери, и предложил:

— Так вот, уважаемый Виктор Степанович, твой старший брат в молодые годы перед армией дружил с моим отцом. И по этому поводу, — Владимир вынул из портфеля НЗ — бутылку «Посольской», — думаю, нам не грех будет выпить за дружбу. Надеюсь, возражать не станете?

— Безусловно! — дружно ответили Мутилин и Каримов.

Снова завязался непринужденный разговор, и длился он до тех пор, пока за окнами не появились первые проблески рассвета. А после «посошка» Мутилин сказал:

— Мы, если честно, рады, что у нас есть такой земляк. И надеемся, что свой район ты без внимания не оставишь. Хотя понимаем, что весь район в целом — для одного ноша явно непосильная. Но если ты, Владимир Алексеевич, по-настоящему возьмешься за одно хозяйство, к примеру за «Парижский коммунар», думаю, будет очень и очень хорошо. Хозяйству нужна твоя помощь. Не забывай земляков!

И с того момента они сблизились и стали очень хорошо понимать друг друга.

Все именно так и получилось: Владимир сделал для «Парижского коммунара» столько, насколько хватало его прав и полномочий. И не только для одного этого хозяйства. На следующий год, когда после сильных морозов погибло большинство садовых деревьев, он сумел обеспечить саженцами весь район, в чем ему помог коллега из соседней области, с которым когда-то они вместе учились в высшей партийной школе.

И впоследствии в Муртазовский район и ставший совсем родным колхоз «Парижский коммунар» Владимир приезжал хотя и не часто, но всегда, когда такая возможность представлялась, с радостью ее использовал.

После встречи у Ильясова, как и в первый раз, вернулись в райком партии, прошли в кабинет Мутилина, где еще какое-то время посидели, поговорили, вспоминая былое, и с удовольствием признали, что тогда, несколько лет назад, здесь приняли правильное решение.

— Мы готовы наградить тебя почетной грамотой за помощь «Парижскому коммунару», — шутил Мутилин. — Живут, как в городе. Воду из колонок набирают.

Проговорив опять, как и в прошлый раз, долго и душевно, с хорошим настроением разошлись, пожелав Филиппову спокойной ночи.

Утром Владимир отправился к Каримову, в приемной которого встретил своего шофера, ночевавшего у товарища. Позавтракали втроем в местной чайхане, потом, пожав друг другу руки на прощание, разъехались каждый по своим делам.

Филиппову, помимо своих важных командировочных обязанностей, нужно было сделать здесь, в районе, еще одно — забрать положенную ему долю конской колбасы, так называемой КЗ. Дело в том, что полгода назад по предложению Карамельникова несколько работников управления сельского хозяйства, и вместе с ними Филиппов, сложившись, купили хорошо откормленную лошадь в северном районе и отправили ее для переработки в Муртазинский район к одному из своих знакомых, который мастерски готовил КЗ, хотя и не быстро.

Вспомнив об этом, Владимир, пока не миновали окраину районного центра, попросил шофера свернуть и остановиться у нужного дома.

Друг Каримова оказался на месте, и, получив от него несколько батонов КЗ, аккуратно завернутых в мягкую хлопчатобумажную ткань, довольный Филиппов уложил их в освободившийся портфель, сказал шоферу, чтобы он брал курс на соседний район, а сам по привычке последних дней принялся продумывать все детали своего отпуска, тут же решив, что парочку батонов КЗ обязательно возьмет в санаторий, еще два положит в утепленный ящик стола, который стоит в лоджии, один оставит жене и дочери, которые большими любительницами этой колбасы не были…

Дорога была хорошая, и шофер, не сбавляя скорости, мчал до сотни километров в час.

Граничащий с Муртазовским район, куда они ехали, был знаменит тем, что когда-то здесь находилось наследственное имение дворянского рода Пушкиных, куда и сам Александр Сергеевич неоднократно приезжал и где в память о пребывании великого поэта был открыт музей Пушкина, известный всему миру.

Несколько раз бывал в нем и Филиппов; поэтому, планируя свое пребывание в районе, он решил, что в музей не пойдет, а, поговорив с председателем райисполкома о делах и получив необходимые справки, посмотрит два хозяйства и постарается управиться за день; к вечеру же отправится в обратный путь и сэкономленный таким образом день проведет в Амулине, где передаст тетушкам гостинцы и встретится с Ласкиным.

Так он и поступил.

…Возвращаясь из Амулина, где встреча, как и всегда, прошла тепло и душевно, Владимир, проезжая мимо Калган, неожиданно для самого себя вдруг почувствовал какую-то неодолимую тягу к этому бывшему когда-то районному центру. А почему бы не заехать в село с тем же Каримовым, а можно и с одной из своих тетушек? И все у них расспросить, и походить по тем местам, где в годы войны находился райвоенкомат, — сохранился ли он? А рядом должен быть такой же двухэтажный деревянный дом, в котором жила их семья… А где-то на окраине села находился клуб, и там в годы войны показывали фильм об Александре Невском, и ему, Вовке Филиппову, нравилось смотреть, как на льду Чудского озера наши мечами рубили врагов и те шли под воду в своих тяжелых доспехах…

Владимир помнил, как вместе с мальчишками забирался в большую деревянную бочку, в которой они не сгибаясь стояли в полный рост, и, делая шаг вперед, катали ее по улице то в одну сторону, то в другую до тех пор, пока взрослые не выгоняли их оттуда. Смутно помнил и соседей по фамилии вроде Зайцевы, у которых было много книг, чему он искренне завидовал: уж очень интересно было рассматривать в них картинки.

Но главное, что сохранила память о Калганах, — приезд отца на краткосрочную побывку из пункта формирования частей перед отправкой на фронт. В полушубке, в шапке, опоясанный ремнями, он был какой-то необычный. Потом в квартире собрались друзья-товарищи, выпивали и желали отцу благополучного возвращения с победой, а потом все куда-то ушли. И тогда Вовка, попробовав какого-то красного вина, решил собрать из бутылок остатки понравившегося ему напитка. Он слил его в чайную чашку и, накрошив туда белого хлеба, сделал себе тюрю, опять попробовал — понравилась. И тут, увидев, как Вовка сладко уплетает что-то красное, младший братик Сашка с плачем категорически потребовал дать поесть и ему «красненького». Вовка вначале раздумывал: стоит ли? Но, почувствовав, что в груди его как-то очень приятно стало теплеть, решил не жадничать и остатками тюри накормил и братика. А потом Сашку вырвало, и Вовка здорово испугался. Но тут вернулись мать и отец. Узнав, в чем дело, они не стали ругать и бить Вовку, а дали Сашке кипяченого молока… Эта памятная встреча с отцом была последней. Вскоре его отправили на фронт, а мать, сложив все вещи на подводу, отвезла братьев в Амулино к бабушке и деду, а сама уехала в город на торфоразработки, чтобы заработать денег на жизнь. Письма от отца и матери у Филипповых читали и перечитывали всей семьей. А потом пришла эта страшная бумага — похоронка. Отец погиб, когда ему было всего двадцать восемь лет.

Решив, что при первой же возможности обязательно заедет в Калганы с кем-то из тетушек, Владимир переключился на свои предстоящие и пока еще не решенные дела, которых набиралось немало. Перво-наперво предстояло сдать командировочное удостоверение, получить отпускные и, если это возможно, купить в кассе обкома партии билет на самолет. Если у кассирши билетов уже нет, то попросить билет у Бычкова, командира авиаотряда, из его брони, что Владимир делал не один раз. День-другой придется поработать — подготовить текст для использования его в будущих выступлениях председателя облисполкома. Где-то между делом позвонить Кубареву и узнать, как продвигаются поиски автора жуткой телеграммы, присланной художнику Ламерикину.

А уж после этого, чтобы не болтаться на глазах у Катерины, дней на восемь — десять лечь в больницу, и не в свою, что у трамплина, а в ту, которая находится на окраине города, одним словом, к другу, подпольная кличка которого «доктор». У него условия хорошие: палата на одного, а в ней — телефон, холодильник, телевизор, вода, есть и стол, на котором можно писать и работать с документами, привезенными из командировки, если он не успеет закончить все у себя в кабинете.

Перед выпиской из больницы, уже имея на руках санаторную карту и билет на самолет, можно устроить небольшие проводы, пригласив на них «доктора», «маршала», Пальцева и Буравкова.

«Может, для украшения мужской компании позвать и Алену?» — подумал было Владимир, но тут же от этой идеи отказался, решив, что для общения с ней времени впереди будет более чем достаточно.

А что до того, чтобы накрыть стол, — все в лучшем виде сделает медсестра, которой поручит это сам «доктор» — главный врач больницы.

Однако, поразмыслив еще, Владимир понял, что от устройства проводов в больнице, безусловно, тоже придется отказаться: лишние расходы. Но главная причина состояла в том, что все эти люди, и еще несколько близких ему друзей, были в списке приглашенных на день рождения Алены. Торжество было намечено провести на турбазе «Волжский откос», директором которой являлся давнишний, еще со времен работы на «Красном вулкане», друг — Александр Чижов. Туда уже были отправлены мясо, копченая колбаса, рыба, консервы, водка, лимонад, пиво, а теперь, пожалуй, можно выделить и один батончик КЗ.

Готов был и подарок Алене: в запасе у Буравкова с трудом нашли модные импортные туфли, которые ей оказались впритирку, но пришлись по нраву. А вот после торжества в «Волжском откосе», на другой день, можно с удовольствием посидеть в сауне, потом окунуться в бассейне с холодной водой, а для этого надо попросить «доктора», чтобы он забронировал баньку…

Вроде все вопросы без особых усилий поддавались решению, хотя по-прежнему оставались и такие, заниматься которыми жгучего желания у Филиппова пока не возникало. До сих пор обида на жену все еще продолжала гнездиться в его груди.

«Нет! — вспыхивал он лишь при одном воспоминании о ней. — Ты уж извини меня, Катерина Алексеевна, быстро позабыть твои беспочвенные претензии — это ну просто никак невозможно! И за это тебе тоже придется пережить кое-что. Хотя жаль Маринку, она тут ни при чем, но и она, к сожалению, уже переживает. А может, надо как-то сгладить ситуацию и по установившейся традиции принести домой большой торт, поставить его в холодильник? Шампанского, конечно, брать не стоит… Лучше купить Маринке еще стопку новых книг, которые должны появиться вот-вот на базе. Это для нее лучший подарок. Что ни говори, а дети и в самом деле — наше будущее. И чтобы дите, к сожалению одно-единственное, могло жить и учиться спокойно, оставлю, как и раньше, в спальне на своей тумбочке приличную часть отпускных. Пусть растет Маринка, пока не зная забот и трудностей. И бывай здорова, Катерина Алексеевна! Встретимся после отпуска, и трудно представить, какой эта встреча будет!»

Приняв решение, Филиппов несколько успокоился и почувствовал себя увереннее. Вроде все предусмотрено, некоторые деликатесы: пара баночек икры, крабов, два батона копченой колбасы и две бутылки «Посольской» — в сейфе на работе, вещи дома, а сам он в добром здравии возвращается в родной город, где ему еще предстоит сделать самое главное: заранее позвонить в санаторий «Голубая Русь». И не кому-то, а главному врачу, чтобы сообщить ему номер рейса, день и время прилета, а от него узнать номер машины, которую он пришлет в Минеральные Воды.

Владимир облегченно вздохнул. Теперь, когда в голове его был четкий план действий на ближайшее оставшееся перед отпуском время, со свойственной ему настойчивостью и упорством Филиппов принялся за его реализацию.

Зная, что дома его ожидала по-прежнему не радостная встреча, а неприязнь и непонимание жены, которая продолжала свою линию перевоспитания мужа: не разговаривала с ним, при виде его моментально уходила и, закрывшись на защелку, спала в гордом одиночестве, — Владимир все рассчитал так, что в город они приехали вечером.

Катерина и дочь смотрели какой-то кинофильм. Увидев мужа, жена демонстративно выполнила свой обычный маневр, а Маринка радостно засуетилась возле отца.

Улыбаясь, он выложил гостинцы из Амулина, взяв ватку, смочил ее растительным маслом, протер ею батон КЗ и предложил дочке:

— Может, пару кусочков попробуешь?

— С удовольствием! И пару деревенских яичек сварю, — ответила она, принимаясь хлопотать у плиты.

Владимир попросил, чтобы дочка и на него сварила два яйца, нарезал КЗ побольше, принял душ, подкрепился и лег спать в большой комнате, где Маринка все еще смотрела какой-то фильм, а перед сном, повернувшись к стене, принялся думать о том, с чего завтра начнет свой рабочий день.

Не меняя традиции, Филиппов появился в своем кабинете значительно раньше общепринятого. Разложил содержимое портфеля по столам и полкам, потом дозвонился до «доктора» и договорился с ним об одноместной палате в его больнице, чтобы немного подлечиться, и не мозолить глаза жене, и самому пореже видеть ее. Потом по существующему в аппарате правилу оформил командировку, сдал командировочный бланк в канцелярию, сходил в кассу обкома партии и выкупил билет на самолет до Лисентуков на тот же рейс, что и у Алены.

Довольный, что для поездки в санаторий у него подготовлено все, за исключением санаторной карты, Владимир пообщался в приемной с секретаршей председателя, Липатовым и Лесновым, предупредив их, что ляжет в больницу подлечить невралгию тройничного нерва и заодно оформит недостающую для отпуска карту о состоянии здоровья.

Вернувшись в кабинет, он сделал еще несколько звонков друзьям и взялся за составление справки о работе четырех хозяйств двух районов, в которых он побывал.

Истратив полдня на один район, он дождался, когда материал напечатают, и только после этого вызвал дежурную машину, заехал домой за вещами, чтобы отправиться в больницу к «доктору», где в спокойной обстановке вычитает, а потом неторопливо подготовит материал по второму району.

Объяснив дочери, где он будет находиться, Владимир сложил все в небольшой дорожный чемодан из мягкой кожи и отправился в больницу, пообещав, что, как только обустроится, позвонит и сообщит ей номер телефона, чтобы в случае каких-либо вопросов она могла сразу его найти.

Уже находясь в машине, Филиппов подумал, что надо будет позвонить и Алене, чтобы уточнить свое местонахождение и номер телефона в палате.

В больнице за различными процедурами и написанием отчета по командировке время летело быстро, с каждым часом и днем приближая его к отпуску, которого после стольких тяжких испытаний, выпавших на его долю, Владимир ожидал как никогда.

Получив через несколько дней санаторную карту, он съездил на работу за отпускными; пересчитав и разложив деньги на две равные части, одну часть завез домой и в конверте положил, как и всегда, на тумбочке в спальне.

Теперь для отлета в Лисентуки у него было на руках все, можно поделиться этой новостью с Аленой и вообще встретиться с ней. Поэтому, вернувшись в свою палату, Филиппов позвонил ей, и она пообещала к вечеру приехать.

Для встречи с Аленой Владимир, как обычно, основательно подготовился: нарезал колбасы, сыра, КЗ, вымыл несколько апельсинов и яблок, все разложил в тарелки и убрал в холодильник.

Сияющая от счастья, что встречи их участились, Алена появилась, как и обещала, перед самым ужином. Владимир позвонил на пост дежурной сестре и предупредил, что ужинать не придет, а после ужина уже никаких процедур, кроме одной таблетки, выписанной ему врачом на ночь, у него не было.

Закрыв дверь на ключ, они сели с Аленой за стол. Выпили по рюмочке «Посольской», с аппетитом поели и после чая с зефиром, включив для фона телевизор, занялись любовью…

Под самый конец вечерних новостей встали, умылись, еще раз неторопливо и со вкусом закусили и завели разговор на любимую тему — о предстоящем совместном отпуске.

— Ты все уже подготовил? Билет взял? — беспокоилась Алена.

— Все, все. Об этом я тебе и хотел сказать. Билет на тот же рейс, что и у тебя. Собрал в дорогу кое-что из продуктов. КЗ понравилась?

— Очень! Видишь, я опять за нее принялась.

— Может, еще немного полежим, кино посмотрим? — предложил не без умысла Владимир.

Удобно устроившись, они снова легли в кровать и, думая об отпуске, смотрели на экран чуть ли не безучастно. Неожиданно зазвонил телефон. Филиппов торопливо снял трубку.

Алена бросила взгляд на часы и невольно встревожилась. «Интересно, кто это так поздно к нему? Наверное, из дома или друзья. А может, новая подружка?» Из обрывков разговора без труда можно было понять, что случилось что-то серьезное. Желая побыстрее выяснить что, она, едва дождавшись окончания разговора, спросила:

— Кто звонил?

— Дочь.

— Это хорошо.

— Марина сообщила мне страшную новость: бабушку увезли на «скорой». Теперь она в тридцать третьей. Накануне моего отпуска — и такая беда! Этот год для меня самый невезучий из всех. Даже не знаю, что будет завтра-послезавтра. Что же делать? Ведь это очень серьезно!

— Может, еще все обойдется? — робко высказалась Алена, боясь больше всего, что дело и впрямь очень серьезное и ей придется лететь отдыхать одной.

— Завтра все выясню. Хотелось бы, чтобы обошлось, — ответил Владимир, с сожалением думая, что отпуск, вероятнее всего, придется отложить. Да и сегодня было бы лучше, чтобы Алена уехала домой. Но выгонять человека из теплой постели совсем негоже. И потому он попросил ее:

— Давай попробуем уснуть, хотя я не думаю, что мне это удастся.

Еще совсем недавно мечтавшая втайне о продолжении любовных утех Алена очень быстро отказалась от этих надежд и, удобно устроившись на руке Владимира, уснула.

Владимир же, продолжая лежать не шелохнувшись, казалось, совсем забыл о близости молодой красивой женщины, словно и не ощущал ее рядом. В голове его теснились другие мысли. Что делать с путевкой, с билетом? Билет можно сдать. Продукты можно съесть дома, с друзьями-товарищами, а вот кому сплавить путевку? Хотя, если продлить больничный, можно попробовать договориться с главным врачом санатория о смещении сроков ее использования. Но, конечно, это только при условии, что с матерью ничего особо страшного не произошло. Если же у нее тяжелый инфаркт, то все эти варианты ни к чему и об отпуске придется позабыть или отложить его до лучших времен…

Много разных мыслей пронеслось в сознании Владимира. Наконец, высвободив онемевшую руку из-под головы уснувшей на ней Алены, он повернулся на правый бок и еще долго лежал и думал: что же ему делать и как быть? Одно было ясно: надо дожидаться утра, чтобы получить из больницы точные сведения о состоянии матери. Не зря же в народе говорят про утро, которое мудренее вечера.

…Утром, накормив и напоив крепким чаем Алену и выпустив ее в дверь, которая выходила из палаты прямо во двор больницы, Филиппов сходил на укол, а потом принялся названивать заведующему облздравом, зная, что Русаков рабочий день всегда начинает рано. Ему повезло: Русаков и в самом деле был уже на службе. Выслушав Владимира, он обещал разобраться в ситуации в самое ближайшее время и рассказать, что и как там, буквально минут через тридцать.

Еле выждав этот промежуток времени, Филиппов торопливо набрал номер телефона Русакова и узнал от него точную картину случившегося:

— У матери обширный инфаркт. Сейчас ее из коридора, где она находилась первое время, перевели уже в реанимацию. Далее, — рассказывал Русаков, — я дал указание, чтобы приняли все необходимые меры. Лично разговаривал с главным врачом. Владимир Ильич Шерстнев — хороший специалист и очень порядочный человек. Он все понял. Можешь потом ему позвонить. Запиши номера его телефонов. Кстати, на лечение уйдет минимум два месяца.

Владимир записал номера Шерстнева, поблагодарил Русакова за оперативность, положил трубку и окончательно понял, что от поездки в Лисентуки ему придется отказываться: мать у него одна, и никаких сомнений и рассуждений в этом случае быть не должно. Ему надо постоянно находиться на своем рабочем месте, и пусть она знает об этом. Одно это придаст ей силы и вселит уверенность, что сын не бросит ее на произвол судьбы, а примет все необходимые меры для ее выздоровления.

Дальнейшие события подтвердили правоту принятого им решения: мать, несмотря на принимаемые врачами усилия, все еще находилась в тяжелейшем состоянии. Владимир спешно сдал горящую путевку в канцелярию, билет — в кассу обкома партии и вышел на работу.

…Вернувшись вскоре из отпуска, председатель облисполкома Славянов, узнав о болезни матери своего помощника, выразил Филиппову глубокое сожаление и пообещал любую помощь, если она потребуется, в любую минуту.

Владимир поблагодарил Славянова за заботу и пояснил, что ход лечения матери взял под свой контроль Русаков.

Четыре месяца за ее жизнь шла самая настоящая борьба, и в ней, кроме медицинского персонала, принимали участие все родные и близкие Владимира, постоянно дежурившие у койки больной.

«Общими усилиями, — признался как-то Филиппову главный врач больницы Шерстнев, — мы вытащили вашу мать, не побоюсь этого слова, прямо из могилы. Ведь надо же такому случиться: вылечили сердце, а тут инфаркт легкого. Такое не часто случается. Но теперь, слава богу, все позади!»

Болезнь матери сблизила всех родственников, благотворно отразилась она и на отношениях Владимира и его жены. Катерина вместе с Маринкой не раз навещали больную, и вскоре в семье Филипповых наступили мир и согласие.

Уставший и вымотанный выпавшими на его долю переживаниями, по горло загруженный работой, Владимир совсем позабыл о своем неиспользованном отпуске и вспомнил о нем лишь зимой, когда Буравков, зная об этом, попросил его составить ему компанию и отправиться недельки на две в местный пансионат, чтобы покататься на лыжах и полностью отключиться от рабочих будней.

Подумав, Владимир согласился, но, конечно, при условии, что его отпустит председатель облисполкома, и тогда он готов ехать с другом не на две, а на целых три недели!

— Это возможно? — спросил Филиппов.

— Без проблем! — заверил его Буравков. — Директор пансионата мой давнишний приятель.

Славянов, понимая, что́ пришлось пережить его помощнику за этот неудачный во всех отношениях год, пошел ему навстречу. И вскоре два друга прибыли в расположенный в сосновом бору пансионат, прямо на месте выкупили путевки и славно жили все три недели.

Каждую пятницу вечером к Филиппову на электричке приезжала Алена и оставалась у него до воскресенья.

Буравкова тоже навещала приятельница, но визиты ее были неожиданны и носили кратковременный характер.

Прекрасная погода, приятная компания, встречи с друзьями, которые их навещали, сделали отпуск насыщенным и запоминающимся.

Домой оба вернулись бодрыми, загоревшими, готовыми к любой работе.