Когда в пути не один

Глава 12

Во вторник утро рабочего дня началось как обычно: Леснов, Филиппов и Липатов первыми встретили Славянова и прошли с ним в его кабинет, где и узнали важную новость: в конце года в область приедет Председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Антон Антонович Лымако. В программе его пребывания предусмотрено знакомство с коллективами крупнейших предприятий, но главная цель визита — участие в работе сессии областного Совета депутатов трудящихся, на которой будет рассмотрен вопрос о роли Советов в реализации программы по улучшению жилищно-коммунального строительства и обеспечению граждан благоустроенным жильем.

Оглядев смиренно сидящих в ожидании конкретных поручений помощников, Славянов дал задания Леснову и Липатову и пояснил:

— Лымако готовится выступить на сессии. Сотрудники его аппарата затребовали соответствующие данные. Я уже дал указание по этому поводу. Наши службы готовят справки и для моего доклада. — И, посмотрев на Филиппова, предупредил его: — Внеси, Владимир, в мою книжку уточненные цифры: на днях опять еду в Москву, да и для беседы с Лымако они, возможно, пригодятся. Хотя он больше политик, чем практик, точность, думаю, при разговоре с ним не будет лишней. После работы с книжкой займешься докладом. Его «болванку» облплан вскоре закончит. Наша главная задача — провести сессию на должном уровне и без всяких сбоев. Времени у нас достаточно. Организацией приема Лымако, размещением его как члена Политбюро ЦК будет заниматься обком партии, охрану высокого гостя обеспечивают московские службы и наши из КГБ.

Откинувшись на спинку кресла, как бы давая знать, что разговор окончен, Славянов посмотрел на часы. Должно быть, он спешил куда-то. Оказалось, ему надо идти к «первому», а после встречи с ним запланировано совещание с заместителями и некоторыми руководителями подведомственных служб, вызванное предстоящим визитом именитого гостя.

Выходя из кабинета председателя, Владимир прежде всего подумал о том, что пребывание шефа у «первого», как свидетельствует практика прошлых вызовов, может длиться не один час и даже не полдня, а гораздо дольше, особенно когда идет незапланированное малое бюро — секретариат Богородова, на которое тот нередко приглашал и председателя облисполкома. А потом, когда Славянов вернется из обкома, у него самого состоится совещание, которое тоже неизвестно сколько продлится, и шефу явно будет не до своей записной книжки. Поэтому, усевшись за свой стол, Владимир с особой тщательностью принялся выяснять, сколько в ней осталось цифр, требующих уточнения.

Заложив страницы с внесенными карандашом цифрами узкими полосками бумаги, Филиппов запаковал ее в большой фирменный конверт, вызвал дежурную машину и, передав его шоферу, объяснил, куда и кому надо доставить бандероль. Потом позвонил начальнику облстата и попросил, чтобы, как и всегда, не затягивая, в срочном порядке внесли исправления, ибо на днях Славянов собирается в столицу.

Облегченно вздохнув, Владимир надумал выпить чаю, но, не желая просить об этом секретаршу шефа, решил поставить пол-литровую банку с кипятильником у себя в кабинете, на запасном столе за сборниками ЦСУ — подальше от взглядов посторонних. Затем собрался позвонить Гунину, чтобы выяснить у него, готова ли «болванка» доклада председателя на предстоящей сессии. И уже потянулся было к трубке, но передумал звонить, решив зайти к нему, чтобы обменяться новостями по поводу сессии и опубликованной в центральной газете статьи, в которой обком партии и лично Богородов подвергались острой критике за серьезные упущения в работе промышленности области. Филиппов, вынув из кармана ключ, уже направился к двери, но его остановил резкий звонок черного аппарата городской телефонной сети. Номер этого телефона был известен только самым близким или особо важным и нужным ему людям. Поэтому, быстро сняв трубку, Владимир сказал:

— Слушаю!

— Привет, дружище! Это Герс, который Кузин.

— Что у тебя? Опять кому-то помощь моя требуется? Говори, Герой Республики Советов! — расшифровав аббревиатуру имени Герс, которое другу дал его отец, старый большевик, спросил Филиппов.

— Ты прав. У меня к тебе не телефонный разговор. Дело очень серьезное. Мы готовы к тебе подъехать. Ты как на это смотришь, старина?

— А зачем «мы»? Давай лучше ты один. Думаю, разберемся, не чужие.

В годы молодости Кузин активно помогал Владимиру постигать азы журналистской профессии, совершенствовать мастерство пера. Еще с газеты «Ленинская смена» и пошла их дружба.

Вспомнив об этом, Филиппов положил трубку и с искренним сожалением подумал, что у кого-то, видимо, тоже неприятности. Не исключено, что кто-нибудь из журналистов опять попал в медвытрезвитель.

«А что если поинтересоваться у Герса насчет имеющихся в их конторе вакансий? — мелькнула у Филиппова неожиданная мысль. — В случае чего можно выйти и на самого Силянина, ставшего уже редактором областной газеты. Пожалуй, идея неплохая. Выберу момент и спрошу, — решил Владимир. — Вначале Кузина, а потом и Александра Александровича, который, кстати, сам говорил: в случае чего — звони, обращайся».

Герс появился в кабинете у Филиппова очень скоро. Невысокого роста, крепкого, спортивного телосложения, в очках, в темно-сером костюме, он производил впечатление энергичного делового человека. Филиппов вышел из-за стола, за руку поздоровался с ним и, указав на стул, предложил для начала выпить горячего чайку, а заодно и поговорить.

— Рассказывай, какой у тебя не телефонный разговор. Опять, что ли, Щукин?

— Он, ты, как всегда, прав, Владимир Алексеевич. Что поделаешь, все мы люди. А людям свойственно иметь слабости. Выручай. Ведь у него, сам знаешь, семья. Дети. Жена болеет. Но если на работе получат бумагу из медвытрезвителя, то, уже можно не сомневаться, его из конторы выгонят. А как человеку жить? Да и что он умеет? Кроме журналистики — никакой профессии, — горячо доказывал необходимость помощи Щукину Герс.

— Да ладно уж меня уговаривать, — остановил его Владимир. — Мне все ясно. Попробуем что-нибудь сделать.

И он тут же позвонил в штаб УВД области подполковнику Жемякину, который в составе «бригады» Филиппова участвовал в подготовке первой «болванки» доклада Славянова на сессии облсовета, наметившей обсудить вопросы улучшения работы правоохранительных органов области.

Выслушав просьбу помощника председателя о журналисте и установив, что конкретно требуется сделать, Жемякин немного заупрямился:

— Владимир Алексеевич, я помню фамилию этого корреспондента из областной газеты. Один раз вы нам уже звонили с просьбой ему помочь. Но ведь этот случай с вытрезвителем у него уже третий. И как быть?

— По этому поводу, — начал Филиппов, — в народе говорят: бог любит троицу. Так что сделайте доброе дело в последний раз. Ведь у него в семье трое детей, и оставлять их без куска хлеба тоже не по-человечески. А ему мы напомним, что голова у него не только для шляпы.

— Вас понял, Владимир Алексеевич, не беспокойтесь, — согласился на это Жемякин. — Сделаем!

Поблагодарив подполковника, Филиппов уверенно положил трубку и, заметив Кузину, чтобы не вводил его больше в заблуждение по количеству попаданий его приятеля в медвытрезвитель, попросил передать корреспонденту, что впредь спасать его никто не будет! И сразу без всяких переходов поинтересовался:

— У вас в конторе есть какая-либо вакансия?

— Интересно, кого ты думаешь к нам устроить? Я его знаю? — Кузин, испытующе прищурившись, посмотрел на Владимира.

— Конечно, знаешь: для себя ищу место. — Филиппов, привычно открыв нижние отделения шкафов, указал на хранящиеся там копии докладов и выступлений. — Постоянно писать надоело хуже горькой редьки. Когда-никогда, а уходить придется. И об этом пора задуматься.

Кузин с ответом особо не торопился. Поначалу он жутко испугался: а вдруг и в самом деле Владимир надумал сменить место работы? Было бы лучше, если бы он оставался здесь! И как можно дольше. Есть к кому обратиться за помощью. А с другой стороны, и его понять можно, эти доклады и впрямь выхолостят всю душу. Но почему тогда он не идет по официальной линии? Поправив очки и вмиг посерьезнев, Герс уточнил обстановку:

— Недавно на должность заместителя редактора к нам прислали бывшего инструктора обкома партии. У него за плечами районная газета. Точно знаю, что на куст северных районов требуется собкор. Заведующие отделами все на своих местах. Ты лучше поговори с самим Силяниным. У тебя же с ним хорошие отношения: всегда после сессии готовишь ему тезисы выступления своего шефа. По-моему, негоже тебе идти к нам рядовым корреспондентом.

— Корреспонденты — народ хороший. Правда, не для всех.

— Да, это я на собственной шкуре испытал, — согласился Кузин. — Но, если честно, знай, мы с тобой братья по перу. В беде тебя не оставим.

Герс заметно торопился и потому горячо заверил Филиппова, что все выяснит по этому вопросу, а попавшему в беду журналисту передаст, что его спасали в последний раз, и, в целом обрадованный, быстро попрощался и вышел из кабинета. В сквере у фонтана на площади Минина его с нетерпением дожидался мучимый угрызениями совести пострадавший от «зеленого змия» коллега.

Владимир мог вспомнить немало случаев, когда ему приходилось помогать своим собратьям по перу. Незадолго до Герса с такой же просьбой к нему обратился, например, знакомый редактор из областного издательства. Он пришел к нему на работу сразу после восьми утра, рассказал, что накануне отмечали день рождения друга. От него вышли вместе со знакомым Героем Советского Союза, по дороге добавили еще, и в результате оба оказались в медвытрезвителе. Тогда Филиппову тоже пришлось их спасать и звонить Жемякину. А сколько других ситуаций, когда к Филиппову обращались с тем или иным вопросом знакомые, близкие! И никогда никому из них он не отказывал, а, вникнув в суть дела, всегда помогал, если, конечно, это было в его силах. Хотя был один случай, когда помогать наотрез отказался.

Как-то один из родственников жены пришел к ней поплакаться и рассказать об истории, в которую попал его сын, а заодно попросил, чтобы она уговорила мужа помочь ему. Само же дело заключалось в следующем. Сын родственника перед отправкой в армию связался с одногодками далеко не примерного поведения. А в последние дни на гражданке они распоясались окончательно. Однажды поздним вечером, изрядно выпив, отправились на машине к одному из таких же приятелей, чтобы гудняуть более существенно: в багажнике лежали купленные для этого водка и закуска. И вдруг в свете фар увидели идущих по обочине дороги парня и девушку. Кто-то из сидевших в машине дружков подал идею отбить девчонку.

Идея, поданная невзначай, вызвала горячее одобрение. Тотчас остановились, из машины вышли сначала двое, но парень оказался крепким и дал им отпор. И тогда они вчетвером набросились на него, избили, связали, бросили у обочины. А девушку затащили в машину, привезли в частный дом и всю ночь насиловали. Только на другой день, также вечером, они выбросили ее опять там, где отбили. Однако и парень и девушка номер машины запомнили, и вскоре всех четверых арестовали. Дело дошло до суда. Стараясь смягчить участь сына, родственник и пришел к Катерине. Слезно стал умолять ее, чтобы она передала Владимиру Алексеевичу его убедительную просьбу — походатайствовать за оступившегося мальчика, который не насиловал девушку, она и сама подтвердила, что он лишь участвовал в драке.

Катерина, молча выслушав эту историю, поняла, что надежды уговорить мужа у нее нет, но все же пообещала переговорить с ним.

Придя с работы изрядно припозднившись после подготовки очередного выступления председателя, почти к началу программы «Время», Владимир уже в прихожей почувствовал хорошо знакомый ему запах жареных пирогов.

«Чебуреки приготовила! Очень кстати, — радостно подумал он. — Голодный, как волк».

Выяснив, что муж ужинать будет — иногда он только пил чай, приняв участие «по долгу службы» в очередном застолье, — жена накормила его по высшему разряду. И даже не воспротивилась, когда он налил себе рюмку «Столичной», а охотно поддержала его. Уже после чая, сидя с ним рядом, она наконец решилась завести разговор и об истории с сыном ее родственника. Без труда заметив, как муж нахмурился, она все-таки спросила его:

— А нельзя ли как-нибудь помочь парню, чтобы меру наказания ему поменьше определили? Он же не насиловал…

— Меня это ни капельки не волнует. И меру наказания этому подонку определит суд, — отрезал Владимир, внутри которого все клокотало от возмущения. — Меня волнует другое: как ты можешь просить об этом? А если бы на месте той девушки оказалась наша дочь? Ты, уважаемая Екатерина Алексеевна, ошиблась адресом! И прошу тебя: больше с подобными просьбами своих родственников никогда ко мне не обращайся!

Резко поднявшись из-за стола, Владимир направился в большую комнату досматривать программу «Время», мысленно продолжая возмущаться соглашательским поведением жены.

«Надо же, до чего додумалась! Сердобольная какая! — не мог успокоиться он. — Просить за хулигана, насильника! Видите ли, он не насиловал! А что он делал, подлец?! Избивал парня, который встал на защиту девушки. Подонки! Все они заслуживают сурового наказания — пусть даже будут моими или ее родственниками». И даже включив телевизор, Владимир все не мог никак настроиться на происходящее на экране. «Помогать им — как бы не так!»

По долгу службы в облисполкоме Филиппов был обязан внимательно рассмотреть каждое обращение на имя председателя и подготовить, как любил говорить Славянов, «умственную» и в то же время доброжелательную резолюцию, чтобы она заставляла исполнителя думать и трогала его душу человеческим отношением к нему руководителя высшего ранга. Шеф говорил: «Штампы типа «Прошу переговорить», «На рассмотрение» и так далее я прощаю лишь Липатову. От тебя же, члена Союза журналистов, я вправе ожидать большего. И прежде чем написать резолюцию, подумай, как лучше выразить мое поручение, чтобы оно задевало исполнителя за живое».

Однажды, освободив Филиппова от выполнения других обязанностей, Славянов заставил его целый день заниматься лишь наработкой как можно большего количества таких резолюций, а потом, после перепечатки, положить их ему на стол.

Задание оказалось непростым, и Владимиру пришлось изрядно поломать над ним голову. Но в результате было подготовлено несколько страниц требуемых резолюций, в число которых Филиппов не забыл включить и любимую шефом: «Прошу доброжелательно рассмотреть письмо гражданина …, найти положительное решение и сообщить о нем в облисполком».

Славянов требовал от помощника четкого и делового рассмотрения просьбы заявителя и обязательного указания имени того, кто эту просьбу должен и может выполнить.

«И этот исполнитель, — учил он, — должен получить резолюцию не стандартную, а целенаправленную и уважительную». А чтобы не забыл о поручении, нужно в каждую резолюцию включить следующую фразу: «О своем решении прошу сообщить в облисполком», — и указать срок. Иногда он сам делал еще и приписку: «Тов. Филиппову В. А. на контроль».

Владимир вспомнил, что одно такое поручение ему пришлось выполнять очень долго. На имя председателя облисполкома пришло письмо от мастера строительно-монтажного управления Гурдеева, которого Филиппов потом хорошо узнал по работе при реконструкции театра оперы и балета. Это был трудолюбивый и немногословный человек. В нем подкупали спокойное восприятие стоящих перед его коллективом задач и взвешенность принимаемых для их выполнения решений. Он никогда не кричал на подчиненных, поэтому и пользовался их особым уважением. Да и руководители СМУ и треста ценили в нем эти и другие качества, например, то, что он никогда ни на что и ни на кого не жаловался. Поэтому никто не знал, что семья этого мастера живет в чрезвычайно стесненных условиях: однокомнатная квартира на пятерых. К письму было приложено ходатайство начальника строительно-монтажного управления Грушина. Созвонившись с ним, Владимир выяснил полную картину этого дела. Как оказалось, остро нуждающийся в улучшении жилищных условий Гурдеев включен в список очередности главка совсем недавно. Подумав, Филиппов подготовил следующую резолюцию на подпись председателю: «Начальнику Главволговятскстроя тов. Апрелевскому В. А. Прошу доброжелательно рассмотреть письмо Гурдеева А. А. и найти возможность решить вопрос за счет резервов главка. Тов. Филиппову В. А. на контроль».

Славянов подписал резолюцию без замечаний и дополнений. Через месяц Владимир напомнил Апрелевскому о данном ему поручении, а в связи с тем, что ответа на него не было, предложил дать промежуточный ответ, что вопрос находится в стадии рассмотрения. Получив его, Филиппов начал регулярно, один-два раза в месяц, звонить своему тезке по «вертушке», напоминая о том, что резолюции председателя облисполкома имеют на территории области силу закона. Целый год длились такие разговоры-напоминания. Но вопрос Филиппов все-таки дорешал: Апрелевский после завершения ремонта театра оперы и балета прислал лаконичный ответ: «Гурдееву А. А. выделена трехкомнатная квартира по адресу…»

Такому ответу начальника Главволговятскстроя Филиппов радовался, пожалуй, не менее самого Гурдеева. И так же настойчиво он работал по каждому письму и ни одного поручения председателя облисполкома не пустил на возможный в бумажной переписке самотек, понимая, что люди обращаются в высший орган исполнительной власти области отнюдь не от хорошей жизни, а потому старался помочь им в силу своих возможностей.

Особое внимание и поддержку Филиппова находили письма и обращения, поступающие от работников родного «Красного вулкана»: одним он помог в установке домашнего телефона, другим — в улучшении жилищных условий. Однако особую гордость Владимир испытал, когда помог заводу получить земельный участок под сады. Проблема в то время считалась очень сложной, и Владимиру пришлось много поработать с заместителем председателя облисполкома, занимавшимся вопросами сельского хозяйства. Дело дошло до того, что Филиппов обещал ему подредактировать его доклад, с которым зампредседателя готовился выступить при вручении переходящего Красного знамени одному из районов области. Это принесло результат, и коллективу «Красного вулкана» отвели целых пятнадцать гектаров под садовые участки — всего на десять гектаров меньше, чем автомобильному гиганту города, численность работающих на котором была в десять с лишним раз больше.

Когда документы на землю были оформлены, Владимир вспомнил о просьбе народного артиста Гладилова и о журналистах, которые давно изъявляли желание заняться садоводством и тоже просили его помочь им в этом. Он тотчас позвонил своему старому другу Ивану Николаеву и попросил принять от них заявление и включить в общий список, что и было сделано.

Однако и в отношении к «вулкановцам» был один случай, когда Владимир повел себя совсем по-другому.

Как-то в кабинет к нему зашел бывший секретарь комитета комсомола «Красного вулкана» Петр Борисов. Поздоровались, вспомнили годы совместной работы. Но время поджимало, Филиппову надо было идти к председателю, и потому он спросил без обиняков:

— Что у тебя за вопрос, Петр? Говори, я слушаю.

— Владимир Алексеевич, дело в том, что работа в диспетчерской службе директора завода меня уже не устраивает. К сожалению, в настоящее время перспективы для себя я там не вижу. Поэтому очень прошу, помогите мне перейти куда-нибудь на другое место. У вас много всяких отделов и управлений. Буду весьма благодарен вам за это.

— Хорошо, я подумаю. Позвони недельки через две-три.

— Обязательно! — обрадовался Борисов.

На этом и расстались. Выполнив поручение шефа: отредактировать очередное письмо в правительство, — Филиппов завизировал его, положил в почту председателя облисполкома, и как только остался наедине со своими мыслями, задумался над просьбой Петра.

В памяти всплыли годы, когда Владимир работал в заводской многотиражке и одновременно являлся внештатным корреспондентом областной молодежной газеты «Ленинская смена». Его статьи, отчеты о регулярно проводимых комсомольских рейдах, в которых он и сам участвовал, зарисовки и очерки о жизни молодежи предприятия печатались регулярно и всегда привлекали внимание заводской общественности. Все, что происходило интересного в жизни комсомольской организации, завода в целом, становилось достоянием гласности. И Борисов был доволен, что о его работе знают не только на заводе, но и в горкоме и обкоме комсомола, и был откровенно благодарен Филиппову за это. И в то же время ни разу не поинтересовался, как живет Владимир. А у того тогда было совсем нелегкое положение: жил на частной квартире, в мансарде, где раньше держали голубей, и за восьмиметровую площадь отдавал почти всю зарплату жены, что существенно сказывалось на семейном бюджете. И хотя сам он получал гораздо больше жены, средств для того, чтобы нормально жить, хорошо питаться, одеваться и воспитывать дочь, явно не хватало. И как раз в этот самый период в комитет комсомола потребовалась секретарь-машинистка, оклад которой превышал зарплату жены Филиппова почти вдвое. Даже и не предполагая, что может получить отказ, Владимир попросил Борисова взять Катерину на вакантную должность.

— У вас же дочь? Болеть будет. Дети болеют часто. В детсаде особенно. А комитет должен работать ежедневно! — уклончиво высказался в ответ Борисов.

— У нас есть кому сидеть с дочерью. Тетушка жены не работает, — настаивал Филиппов.

— Хорошо, я подумаю, — пообещал Борисов.

Однако думать долго не стал, а принял на должность секретарши какую-то девицу «с улицы». Неизвестно, чем руководствовался тогда Борисов, но его решение глубоко задело самолюбие Владимира. Филиппов не сомневался, что когда-нибудь ему подвернется подходящий случай и он припомнит Борисову эту обиду. И вот теперь такой момент настал. Владимир даже обрадовался просьбе бывшего комсорга завода и сразу решил, как поведет себя по отношению к нему.

Ровно через две недели Борисов позвонил Филиппову и, поздоровавшись, поинтересовался насчет своего трудоустройства.

Владимир ответил, что вопрос прорабатывается и надо позвонить дней через десять, добавив:

— Думаю, что к этому времени что-то прояснится.

Говоря так, Филиппов не лукавил, он все еще боролся с собой: помогать или не помогать Борисову? Сразу после встречи с ним, в самом хорошем расположении духа, Владимир позвонил начальнику облсельстроя Лигоферу, с которым был в дружеских отношениях, и поинтересовался:

— Можете ли вы устроить к себе на работу инженера-механика?

— Думаю, для тебя мы что-нибудь подберем. Позвони денька через два.

И действительно, когда Филиппов позвонил, Лигофер назвал должность главного инженера в одной механизированной колонне и оклад, который был выше, чем у Борисова.

Прошло еще две недели, и вместо звонка Петр собственной персоной вновь появился в кабинете Филиппова. Поздоровались, поговорили. Владимир заверил, что вопрос трудоустройства Петра прорабатывается, но посоветовал не тратить понапрасну время на непредусмотренные визиты, рекомендовав пользоваться телефоном и позвонить эдак недельки через две. А когда последовал новый звонок Борисова, ответил «вулкановцу», что вопрос еще не решился, и вновь попросил позвонить дней через десять. Должность — главный инженер какой-то колонны.

Декада пролетела незаметно, и Борисов снова позвонил с утра пораньше. И опять услышал знакомый ответ, что вопрос еще прорабатывается и надо позвонить через недельку. Только на этот раз Борисов, очевидно, понял, что Владимир таким образом отыгрывался на нем за ту давнюю историю с вакантной должностью секретаря-машинистки, на которую просил устроить свою жену. Больше звонить и приходить к помощнику председателя облисполкома «вулкановец» уже не стал.

Перелистнув и эту отнюдь не приятную страницу своих воспоминаний, Филиппов решил прозондировать складывающуюся обстановку на день, для чего надо было отправиться в приемную, куда председатель облисполкома по традиции сообщал секретарше, где он находится, когда будет на месте, и, если имелась необходимость, через нее давал поручения любому из своего окружения или другим работникам аппарата. Но едва выйдя в коридор, Владимир столкнулся с новым заместителем председателя Мирославом Кашиным, который, как нетрудно было понять, возвращался из приемной Славянова.

Поздоровались. Выяснив, что Филиппов «взял курс» на сто тридцать пятую комнату, Кашин посоветовал ему не делать этого, а лучше вернуться в свой кабинет.

— Почему? — послушно открывая свою дверь, поинтересовался Владимир, пропуская вперед нового зама, зная его манеру зайти и поговорить с любым, кто ему встретится.

— Я только что от шефа. Он собирал всех замов сразу после того, как вернулся от «первого», и скажу тебе, что взвинченный и сердитый страшно.

— А что произошло?

— Да Богородов катит телегу на Диментьева. И все главным образом из-за его сыновей. Он уверен, что дело, которое на них заведено, может стать громким, как в Ростове, и не хочет признавать, что персонажи тут далеко не равнозначные, — передавая по-своему слова шефа, горячо рассказывал Кашин. — Иван Васильевич сказал «первому», что не стоит выставлять эту историю на всенародное обсуждение. Ведь Петр Анатольевич Диментьев — хороший специалист, уважаемый в области и в России человек. Он на своем месте, а такие кадры надо беречь. Если же раздувать историю с его сыновьями, то отца придется убирать с должности начальника облсельхозтехники. Видимо, этого Богородов и хочет. Он сказал, что появились веские причины для этого. Многочисленные разговоры о связях Диментьева-отца с молодыми работницами его службы подтвердились. Сейчас у Диментьева новая любовница: начальник одного из подотделов в его системе Марина Кульбицкая. Кстати, я ее видел: высокая, красивая. Ему есть из кого выбирать. И в том, что так все и есть, можно не сомневаться — сведения Богородову предоставляют компетентные службы. В друзьях-советниках у него сам начальник управления КГБ.

— Я в этом не сомневаюсь, — согласился Филиппов и тут же поинтересовался: — Скажи, пожалуйста, Мирослав Петрович, а какая вина конкретно вменяется сыновьям Диментьева? Что такого они натворили, если одно сочувственное упоминание о них вызывает сильнейшее раздражение «первого», из-за них опять схватившегося с нашим шефом, который ценит отца Диментьевых?

Владимир и сам слышал не раз сетования шефа на «первого», взъевшегося на сыновей Диментьева.

— Говорю ему, — рассказывал Славянов, — Николай Юрьевич, не обкомовское это дело ополчаться против детей Диментьева. Что это за тема — игра в карты и эротика? Повод для обсуждения на уровне обкома мелковат. Пусть правоохранительные органы в этом разбираются. Не стоит так раздувать эту историю. Никому и ничего хорошего это не принесет. Зачем области картежно-эротический скандал на весь Союз? Но «первый» — ни в какую! Сразу правым плечом задвигал и ни слова не проронил. Он уже давно решил, что дело братьев Диментьевых должно прозвучать громко. Ему очень хочется создать процесс, подобный ростовскому, чтобы все увидели, что обком партии не боится вынести сор из избы и занимает принципиальную позицию. Нашлись у Богородова и единомышленники, которые активно включились в раздувание процесса всесоюзного масштаба. Создали его. Но этот процесс, — повторял Славянов, — мелкий. А кто останется в выигрыше? Не обком партии, а братья Диментьевы, уже теперь, еще до суда, ставшие героями. А люди говорят, что партии, видимо, кроме картежников и эротоманов, нечем заняться.

Владимир других действий от Богородова и не ожидал. «Первый», все подтверждало это, так и не забыл унизительной для него сцены у покойного секретаря ЦК КПСС Давыдова. Можно не сомневаться, что, не прислушиваясь к возражениям председателя облисполкома, первый секретарь обкома специально гнул свою линию.

Услышав вопрос Филиппова, Кашин оживился, даже засиял, будто от удовольствия.

— Я тебе такое расскажу про братьев, что закачаешься! Нет, дыма без огня не бывает, не зря про них в городе и области ходят разные слухи и легенды. Особенно про старшего, Антона. Он организатор всех их «подвигов». Однажды братья пригласили в свою компанию молодого инженера, который работал на секретном предприятии, в каком-то «почтовом ящике». Поиграли с ним в карты, дав сначала выиграть, а затем жестоко обыграли его. С выигрыша угостили человека и подсунули ему сексуальную девицу. Все моменты его совокупления с ней засняли. Скопив деньжонок, инженер снова появился в их дружной компании: уж больно ему понравилась девица. Но, чтобы ее получить, нужно садиться за стол и брать карты в руки. Инженер вновь проигрался и попросил сыграть в долг. Антон согласился. Но чем дольше пытался инженер отыграться, тем больше возрастал его долг.

Братьев ему обыграть так и не удалось, а заканчивались эти битвы для инженера за столом с обильным угощением и общением уже с новой сексуальной девицей.

Долг инженера братьям все рос и рос, и когда он составил стоимость машины, Антон не стал больше играть с ним, а потребовал вернуть то, что проиграно.

«Подождите, пока у меня нет такой суммы, но я ее соберу и расплачусь с вами! Я обязательно отдам!» — уверял их инженер. «Когда?» — «Пока сказать затрудняюсь, но отдам». — «Ладно, — согласился Антон. — Мы дадим тебе месяц. Если не отдашь — разговор будет другой».

Подошло время, и, стараясь соблюсти договоренность, инженер появился у братьев и принес им лишь половину своего долга.

«Так не пойдет, дорогой! — возмутились Диментьевы. — Гони все! А если нет денег — отдавай машину», — поставил условие Антон.

Представив, что его ожидает дома, если он отдаст братьям машину, инженер пришел в ужас и тут же попытался договориться, чтобы ему дали еще какое-то время. «Сейчас отдать весь долг не могу. Но даю вам слово, что верну деньги!»

Братья заупрямились, стоят на своем: «Твое „потом“ кончилось! Если не отдашь тачку — мы предоставим руководству вашего КБ вот эти фотографии». — И Антон небрежно швырнул инженеру с десяток фотографий, на которых владелец машины «общался» с подсунутыми ему девицами.

Эффект от увиденного оказался впечатляющим! На миг представив себе, какую огласку и последствия повлекут за собой эти фотографии, несчастный инженер понял, что это будет крах всего. Из партии исключат, с работы выгонят, с семьей, сомневаться не надо, придется расстаться. Жена таких забав ему не простит. Совсем другое дело — сказать ей про машину, что ее угнали. Выдумать можно любое, жена поймет и посочувствует. Конечно, машину было очень жаль. Однако не терять же из-за нее работу, где платят неплохие «бабки» и обещаны перспективы!

И после этих нелегких размышлений инженер молча протянул Антону ключи от машины.

Кашин, взглянув на часы, заспешил и по-деловому быстро подвел итог своего рассказа:

— Вот такие дела, Владимир Алексеевич. Про другие выкрутасы Антона Диментьева расскажу в следующий раз. Это такой человек! А к шефу советую не ходить. Пусть отойдет немного. — И с этими словами зампредседателя вышел из кабинета Филиппова.

«Видимо, зампредседателя рассказал мне очередную легенду про Диментьевых», — невольно подумал Филиппов, но предостережение Кашина: не идти пока к шефу — посчитал благоразумным и остался в своем кресле, думая, что и в самом деле шефу сейчас не до своего помощника, судьбу которого он может уверенно решить в любое время сам. У него другая и, надо признаться, нелегкая задача — как оставить на прежней должности отца Диментьевых?

Зная все про отношения Богородова и Славянова, Филиппов мог с уверенностью предполагать, что дело это явно не выигрышное. Богородов, используя имеющуюся у него почти неограниченную власть на территории области, ни в коем случае не упустит подвернувшийся случай, чтобы поступить по-своему и вопреки славяновским советам.

Однако предположения Владимира относительно планов его шефа оказались ошибочными. Закончив небольшое совещание со своими заместителями, Славянов принял нескольких руководителей хозяйств, к которым относился с большим уважением, и в беседе с единомышленниками заметно успокоился. Проводив директоров, он попросил секретаршу приготовить чаю, а затем пригласить к нему Мелешина и Филиппова.

Узнав от секретарши, кого еще кроме него вызвал шеф, Владимир тотчас понял, что разговор пойдет о его соавторстве с изобретателем. Именно сейчас будет решаться его судьба: или он остается в уже ставшем ему родным кабинете, или ему придется передавать свои полномочия и обязанности кому-то другому.

Для неприятного разговора уселись за большим столом, за которым Славянов обычно проводил совещания: Мелешин с двумя папками документов — с правой стороны, Филиппов — с левой со своим неизменным ежедневником и «Папкой для сена».

Спокойно и по-будничному просто, как будто за чашкой чая на своих проводах в отпуск, председатель облисполкома попросил:

— Прочитай-ка письмо, Анатолий Петрович, хочу послушать еще, что к чему. И прокомментируй суть статей Уголовного кодекса.

С небольшим пафосом, свойственным его характеру, Мелешин, выполняя просьбу председателя, подробно остановился на разъяснении статей УК РСФСР, на которые делалась ссылка в письме из комитета, а в заключение пояснил, что в данный момент неважно, что произошло, важно написать и своевременно отправить ответ в Москву, где его ожидают за подписью первого лица, то есть председателя облисполкома.

Славянов, внимательно слушая текст письма и пояснение относительно статей Уголовного кодекса, все время оставался спокойным и сосредоточенным, но после того как услышал про подпись первого лица, заиграл желваками, что делал всякий раз, когда начинал сердиться и выходить из душевного равновесия.

Он еще вчера понял, что Мелешин боится ответственности и не хочет подписывать письмо, поэтому и гнет свою линию про «первое лицо». И уже вчера, когда Мелешин в первый раз кратко проинформировал его о ЧП с Филипповым, Славянов сделал вывод, что этот изобретатель, Воробьев, начал катить бочку на Владимира после того, как он, председатель облисполкома, едва выслушав своего помощника о сути письма Воробьева, фактически отмахнулся от решения вопроса. И таким образом подставил Филиппова под удар расчетливого изобретателя. Славянову было неприятно осознавать это, но про себя он уже решил, что на пороге предстоящей сессии, в работе которой примет участие Лымако, менять своего проверенного помощника на кого-то другого за проявление ненужной инициативы не следует. А поскольку Владимир устраивает его в плане выполнения прямых обязанностей, то плевать ему на эти козни изобретателя из-за соавторства и в обиду Филиппова он не даст. И даже договоренность с Мелешиным объявить Филиппову выговор теперь показалась ему излишне суровой. Так что Иван Васильевич про себя уже твердо решил смягчить меру наказания, а ответ в Москву поручить подписать самому Мелешину, который явно старается этого избежать.

Выслушав суть письма и необходимые пояснения к статьям Уголовного кодекса, сделанные секретарем облисполкома, Славянов испытующе взглянул на Филиппова и предложил:

— Давай-ка, Владимир, сам расскажи, что и как было, почему такое произошло. Только все и без утайки, честно и откровенно.

Волнуясь, Филиппов встал и в деталях, как несколько дней назад Мелешину, воспроизвел историю своего сотрудничества с автором идеи нового метода приготовления сена в любых погодных условиях, умышленно умолчав лишь о заявлении Воробьева на имя Славянова с просьбой установить ему телефон, от которого председатель, будучи не в настроении, фактически отмахнулся. Закончил свою исповедь Владимир признанием своей ошибки:

— Я поверил изобретателю и думал лишь об одном: если получится, то область будет первой в решении вопроса бесперебойного, возможного в любых погодных условиях обеспечения скота высококачественным сеном. Мою веру укрепил тот факт, что Воробьеву выдали патент на изобретение. И я очень сожалею о том, что опыты в лаборатории строительного института идею изобретателя не подтвердили. Вот, собственно, и все.

Первым свою оценку высказал Мелешин.

— Додумался, с кем связаться — с изобретателем! Хоть с патентом, хоть без него он тебе такого наизобретает, что потом век помнить будешь, — миролюбиво посетовал секретарь облисполкома и добавил фразу уже для раздумий Славянову: — К сожалению, мы должны сделать выводы, дать оценку случившемуся и отправить ответ за подписью первого лица.

— Раз должны, надо сделать. Подготовь ответ за своей подписью, — потребовал Славянов. — И укажи в нем, что помощнику председателя облисполкома Филиппову объявлен выговор.

— Какой? — не отступал Мелешин, добиваясь конкретизации принимаемого решения, а с другой стороны, думая о том, как бы самому, поставив под документом свою подпись, не попасть впросак.

— Выговор. И неважно какой: строгий или простой, с занесением или без занесения в трудовую книжку. Все! Вопрос исчерпан, — поняв хитрость Мелешина, закончил Славянов и тут же уточнил поставленную ему задачу: — Доведешь дело без меня. Послезавтра я уезжаю в Москву. — И, повернувшись к Филиппову, сидевшему молча, но готовому кричать от радости, что отделался легким испугом, нравоучительно заметил: — Хороший урок тебе, Владимир Алексеевич. Учти на будущее. А сейчас иди заниматься своими делами. Мне звонил Гунин: «болванка» доклада уже готова. Забери ее и начинай «вживаться». А как статья для Ситнова? И кстати, где он? Статью заказал, а сам на глаза не показывается.

— Он в больнице, — изменившимся от пережитого волнения голосом ответил шефу Филиппов и тут же рассказал, как все произошло.

По заданию редакции Ситнов поехал в соседнюю республику на пленум обкома партии, чтобы подготовить отчет о его работе. Пленум закончился поздно. Все устали. По традиции организовали ужин. Ситнову предложили принять в нем участие, чтобы немного расслабиться. Он отказался и отправился к себе в номер, принял душ. Покрутился, повертелся, но продолжал чувствовать себя неважно: как будто что-то давило грудь. Во втором часу ночи стало трудно дышать, и он вызвал «скорую». И теперь третью неделю находится в больнице.

— В Семашко? — поинтересовался Мелешин.

— Да, в областной. Проходит полный курс реабилитации.

— Ты навести его, Владимир, — предложил Славянов. — Узнай, что ему разрешают есть, и сформируйте в столовой пакет. Передай мои пожелания быстрейшего выздоровления. А статью я постараюсь посмотреть завтра. Принеси мне ее.

— Это я мигом! — бодро заверил председателя раскрасневшийся Филиппов.

Только выйдя в приемную, а из нее в общий коридор, он наконец-то глубоко вздохнул и, отмеривая чуть ли не метровые шаги, радостно направился в свой кабинет, который, теперь уже можно было не сомневаться в этом, ему никому передавать не придется.

Вдохновенно выполнив поручение председателя, Владимир отправился к Мелешину, чтобы вместе с ним подготовить ответ о принятых по отношению к нему мерах. Переговорив о прошедшей разборке неудачного соавторства Филиппова, они остались довольны друг другом и через некоторое время сочинили приемлемый для всех вариант письма:

«Всесоюзный научно-исследовательский институт государственной экспертизы. И. о. зав. отделом методологии Курляндскому М. А.

Ваше письмо относительно Филиппова В. А., помощника председателя облисполкома, рассмотрено. Сообщаем, что в момент оформления заявки на изобретение т. Филиппов В. А., а равно и т. Воробьев В. Г., не были знакомы с пунктом №4 общего положения об изобретательском праве. Нарушений же статьи №141 УК РСФСР со стороны т. Филиппова В. А. не имелось, ибо не он, а его уговорили подписать документ на соавторство. Вследствие чего т. Филиппов В. А. и занялся решением вопросов, которые ему не поручали вести по роду его основной деятельности. На допущенное нарушение служебных обязанностей помощнику председателя облисполкома т. Филиппову В. А. указано. В случае повторения подобных действий к нему будут приняты более строгие меры административного взыскания.

Приложение: заявление т. Филиппова В. А. об отказе от авторства на изобретение на одном листе.

Секретарь облисполкома Мелешин А. П.».

Поставив в канцелярии исходящие номера документов, гербовую печать на подпись Мелешина и положив бумаги в большой фирменный конверт, Владимир позвонил в службу фельдсвязи и вскоре передал его прибывшему офицеру, который уже утром следующего дня доставил конверт адресату.

Довольный тем, что вопрос о занимаемой должности практически решен, и даже без выговора, Филиппов на подъеме принялся выполнять поручения председателя. Вначале забрал «болванку» доклада у Гунина, полистал ее, потом быстро спустился в буфет столовой и, переложив в свой портфель подготовленные в пакетах продукты, отправился в областную больницу к Ситнову.

Главный врач, помня, как Филиппов не однажды заставлял коммунальщиков своевременно обеспечивать больницу водой, чтобы тот не плутал по бесчисленным переходам и лестницам, выделил ему в сопровождающие молодую красивую медсестру, и отказываться от такого гида Владимир посчитал по-мужски не тактичным.

Через переходы, хорошо знакомые девушке, легко поднимаясь и спускаясь с этажа на этаж, за разговорами и шутками они незаметно быстро оказались у нужной палаты.

Поблагодарив медсестру за помощь, Владимир протянул ей в награду апельсин и, постучав для приличия в дверь, вошел в палату.

Ситнов, полулежа просматривавший газеты и журналы, увидев Филиппова, осторожно — ему не разрешалось делать резких движений — поднялся с койки и пошел ему навстречу. Улыбаясь, они по-дружески обнялись и уселись на стоявшие у изголовья кровати стулья.

За разговорами о состоянии Ситнова, о том, как его лечат, что разрешают есть и пить, когда предполагается выписка, Владимир достал из портфеля гостинцы от шефа, потом копию подготовленной статьи и пояснил:

— Шеф обещал посмотреть. Сказал, что перед поездкой в Москву постарается это сделать. Думаю, серьезных замечаний с его стороны больше не будет: все проблемные вопросы, примеры и цифры с ним согласованы.

— А зачем он едет в Москву? — полюбопытствовал Ситнов.

— На совещание в Министерство сельского хозяйства, где выступит с отчетом о проведении племенной работы в животноводческих хозяйствах области. Потом зайдет в другие министерства: писем заготовлено немало.

— Понятно. А что в области нового?

— Запланировано совещание руководителей хозяйств юго-восточной зоны. На нем Иван Васильевич тоже будет выступать. Доклад уже готов.

— А ты все еще жалеешь, что не попал в столицу? — улыбнувшись, спросил журналист.

— Представь себе, вначале было такое. Даже как-то обидно показалось, что статьи, подготовленные тобой, нравятся, а работать помощником Председателя Совета Министров РСФСР не берут, — признался Владимир. — Оказывается, нужен не журналист, а специалист по сельскому хозяйству. Но после того как Сеновальцев побывал здесь, у меня желание работать в его аппарате, признаться, пропало. И я даже рад, что не поступил в сельхозинститут, как ты мне советовал.

— А что это ты так ополчился на Председателя Совмина России? — удивился услышанному Ситнов.

Филиппов помнил, что среди корреспондентов, аккредитованных освещать визит Сеновальцева в область, был и Ситнов; но того, как повел себя предсовмина по отношению к коллективу и Виктору Иосифовичу Уварову, директору одного из крупнейших свиноводческих комплексов в Союзе, тот не знал: разговор об Уварове Сеновальцев на крыше комбината вел в кругу одних руководителей. Уваров после пережитого тогда долгое время пролежал в больнице из-за нервного расстройства.

И сейчас Филиппов рассказал Ситнову об этом.

— Он и теперь в больнице, — добавил Владимир. — Поговаривают даже, что вряд ли выкарабкается. Вот после такого хамского отношения к людям у меня и пропало всякое желание работать в аппарате Сеновальцева.

— Да, я слышал, — соглашаясь, заметил Ситнов, — что Сеновальцев крутого нрава. Но что такой хам — не выйти к собравшимся в «красном уголке» людям, обругать одного из лучших руководителей области — об этом не знал. И я тебя прекрасно понимаю: это не Славянов.

— Вот именно, — подтвердил Филиппов, уже собираясь уходить. В облисполкоме его ожидала «болванка» очередного доклада председателя, которую надо было еще шлифовать и шлифовать, чтобы подготовить для обсуждения с заместителями председателя и самим Славяновым.

— Выздоравливай, старина. Звони, если будут замечания по статье, — прощаясь, попросил он Ситнова.

— Как только прочитаю — сразу сообщу, — подавая ему руку, пообещал Ситнов. — И передавай привет и большое спасибо шефу.

— Обязательно! — заверил его Филиппов.

В облисполкоме на пути в его кабинет Филиппова остановила секретарша председателя.

— Владимир Алексеевич, минуточку! Вас разыскивает Пальцев. Несколько раз звонил. Я сказала, где вы. Он просил быть на месте и обещал скоро подъехать. У него какое-то срочное дело.

— Спасибо за информацию. Буду ждать, — ответил Филиппов, на ходу соображая: что за срочное дело к нему может быть у Пальцева? Скорее всего, хочет пригласить куда-то. Но обычно в таких случаях к помощи секретарш он не прибегал, сообщал лично.

Едва Владимир успел убрать черновики и справки со стола и разложить на нем два варианта статьи шефа, как дверь со стуком открылась и на пороге кабинета появился Виктор Пальцев. Он был верен себе: как всегда, с папкой, туго набитой разными документами, отчетами и заготовками новых материалов для газеты.

Поздоровавшись, Виктор попросил открыть окно и разрешить ему покурить прямо в кабинете. Приглядевшись к нему, Филиппов заметил, что приятель его очень сильно чем-то озабочен.

— Что случилось, Виктор Александрович? — спросил он его, почтительно называя по имени и отчеству.

— ЧП! И такое ЧП, что даже трудно представить его последствия.

— А именно?

— На меня накатали бумагу в ЦК.

— Кто?

— Да шофер. Больше некому.

— Чем же ты его так допек? Ведь не с бухты-барахты он взялся за ручку, чтобы накапать на человека, который не раз спасал его от увольнения за вождение машины в нетрезвом виде. Расскажи-ка все толком и по порядку.

— Я договорился о встрече с первым секретарем обкома. В восемь тридцать должен был быть у него. Шофера предупредил, чтобы в восемь часов машина стояла у подъезда. Утром встал пораньше, набросал вопросы по теме встречи, собрался и ровно в восемь вышел из подъезда — машины нет. Думаю, вот-вот должна появиться. Прошло пять минут — пусто. Поднялся домой и позвонил в гараж — отвечают, что шофер выехал. А время идет: уже десять минут девятого. Идти пешком — не успею. Бежать? В костюме, рубашке с галстуком и с папкой под мышкой, сам понимаешь, прибежишь не быстро, да и смешно. Не желая рисковать, прошу завгара, чтобы дал другую машину. Он сразу понял, что назревает скандал, и без лишних слов называет номер высылаемой мне машины. Спускаюсь во двор. Жду. По опыту знаю: от дома до обкома ехать восемь минут. Подходит машина, которую выслал завгар. Бросаю на сиденье папку, хочу уже садиться, и в этот момент показывается моя машина. Я к ней: открываю дверь — шофер гладко причесанный, но небритый, глаза красные, запах из кабины как из винной бочки. Ну тут я не сдержался, разок-другой врезал ему по небритой роже и отправил в гараж для объяснения.

У «первого» я появился почти вовремя: всего на полторы минуты задержался. А он не любит, когда на встречу с ним опаздывают, поэтому, поздоровавшись, по привычке дернул правым плечом, и мне пришлось извиняться за свое опоздание. Причину объяснять я, конечно, не стал, но про себя твердо решил: водителя буду менять. Ну его и перевели в слесари. И все прошло тихо-мирно. Но через три недели после случившегося завгар сказал мне, что мой бывший шофер, поддав, хвалился в гараже, что написал жалобу и отправил ее в ЦК. Теперь, дескать, Пальцев запляшет. А вскоре и в самом деле звонит мне из редакции мой куратор и говорит, что инструктор ЦК КПСС интересуется моей работой в газете, а она, сам знаешь, цековская. Ему отвечают, что Пальцев входит в тройку лучших собкоров редакции. Пока все: скандал дошел до столицы. Сейчас дело в ЦК. Все зависит от них. И от тебя, — Пальцев с надеждой посмотрел на друга.

— А от меня-то почему? — удивился Филиппов.

— Ты говорил, что у тебя есть знакомые в ЦК. Подумай, кто может подключиться, и позвони, будь другом! — Пальцев, стоя у раскрытого окна, закурил новую сигарету.

Филиппову, хорошо знавшему многих земляков, работающих в ЦК, долго размышлять не пришлось, и, когда Пальцев, погасив окурок, повернулся к нему, он обнадежил корреспондента:

— Для начала сделаем звонок человеку, который, если успеет быстро узнать, у кого жалоба, поможет.

— Кто это?

— Леонтий Денисович Шуров. Может, помнишь — невысокого роста, с залысиной, которую он вечно прикрывал прядью волос. Человек порядочный и простой в общении, хорошо знающий свое дело. Его везде уважали: и в редакции газеты «Ленинская смена», где он работал замредактора, и в отделе пропаганды и агитации обкома партии, где возглавлял сектор печати. — Характеризуя давнего приятеля, Филиппов тем временем набирал номер его телефона.

Первая попытка оказалась неудачной, как и последующие четыре, сделанные через разные промежутки времени.

— Звони кому-то другому. Например, Валерию Кулешову, с которым, помнится, ты шпалы и рельсы менял, когда учились в ВПШ.

— Он уехал в командировку по Союзу на целый месяц.

— Кому же ты собираешься звонить?

— Попробуем еще одному. Но я в нем не очень уверен. Уж больно человек осторожный и любым вмешательством в решение конфликтных и подобных твоему вопросов всегда опасается прежде всего подорвать свой авторитет в аппарате.

— Откуда ты знаешь об этом?

— Приходилось обращаться к нему по старой дружбе. Как-никак пять лет работали вместе.

— Кто такой? Я его знаю?

— Знаешь. Пухов, бывший замзавотделом пропаганды и агитации обкома партии. По совместительству редактировал журнал «Политическая агитация». Помнишь, как он «причесывал» наши с тобой материалы? Всегда находил что-нибудь близкое к аполитичности, хоть и незначительное, и обязательно вставлял фразу или целый абзац про руководящую и направляющую роль Коммунистической партии.

— Как же он попал в ЦК?

— Очень просто. Был запланирован приезд в область секретаря ЦК КПСС Румичова, который собирался выступить на собрании актива. Доклад готовил весь отдел, а в Москву его возил Пухов, ответственный за подготовку в целом. То, что он представил, Румичову очень понравилось. И вообрази — вот она, фортуна, — этого оказалось вполне достаточно, чтобы его пригласили работать инструктором в аппарате ЦК. До этого Пухов был мягким, обаятельным человеком, а когда переехал в столицу — стал совершенно другим. Однажды я попросил его помочь моему тестю, инвалиду второй группы Великой Отечественной войны, проживающему в Москве вдвоем с женой в двухкомнатной квартире, прописать к ним их дочь, которая еще до их переезда в столицу работала в ней по лимиту, а жила в общежитии. И представь себе, Пухов отказался, сказал, что заниматься данным вопросом не будет, поскольку это дело столичных властей.

— Звони четвертому! — решил Пальцев.

— Придется. Ябудину Льву Никитовичу. Бывшему завсектором печати отдела пропаганды и агитации нашего обкома, одновременно партгрупоргу отдела. Когда-то он был первым секретарем райкома комсомола в одном из сельских районов. Помню, как однажды он приезжал к нам на «Красный вулкан» перенимать опыт работы с молодежью. В то время я работал литсотрудником заводской многотиражки и внештатным корреспондентом «Ленинской смены» и являлся заместителем секретаря комитета комсомола завода. Комсомольцев на заводе было много, и наш комитет имел права райкома. Так вот, этого самого Льва Ябудина я водил по цехам завода, в молодежное общежитие, рассказывал, как у нас работают «Комсомольский прожектор», комсомольские группы. А в областной молодежной газете как раз опубликовали мою зарисовку об одной из них. Прошло время, и меня переводом взяли на работу в редакцию журнала «Политическая агитация». Как-то захожу платить партвзносы — и глазам своим не верю: партгрупорг — Лев Ябудин. Но он сделал вид, что не узнал меня. Ну не узнал — и не надо! Но взносы-то платить приходится ежемесячно. Думаю, может, как-то заведет разговор?

Прошло немало времени — более года. Однажды захожу к нему, здороваюсь, он отвечает кивком головы, показывает на стул, а сам продолжает сидеть, уткнувшись в бумаги, весь такой важный, надутый, и всем своим видом изображает человека, занятого неотложными делами, и от сознания этого, от самомнения, кажется, того и гляди лопнет.

Наконец ему, видимо, надоело заниматься позерством, да и знал он, что у меня к нему не было никаких личных вопросов, оторвал голову от своих бумаг.

«Слушаю», — говорит.

«А мне сказать вам нечего. Я пришел партвзносы заплатить», — отвечаю и протягиваю ему билет и деньги.

«А я у вас больше не работаю. Я утвержден инструктором ЦК», — сообщает он мне, и столько в нем спеси и высокомерия! Это надо было видеть!

— Так чего же такому звонить? — окончательно сник Пальцев.

— Это еще цветочки, — заканчивая характеристику Ябудина, продолжал Филиппов. — Уже работая в аппарате ЦК, приехал он как-то в общежитие слушателей Академии общественных наук посмотреть, как те живут. Проходит по комнатам, расспрашивает, беседует со многими, интересуется, чем они недовольны и что необходимо для улучшения их быта. И вот, зайдя в очередную комнату, видит там своего земляка, бывшего инструктора нашего обкома, который его, конечно же, сразу узнал и даже встал, чтобы, как подобает землякам, поздороваться: «Привет, Лева! Рад тебя видеть! Как жизнь на новом месте?» И по старой дружбе протягивает ему руку. Только ответного рукопожатия не последовало.

«Ты что, не узнаешь меня, Лев Никитович?» — спрашивает он Ябудина. А тот на вопрос земляка, которого хорошо знал, даже бровью не повел и, выдержав паузу, изрек: «Я узнал вас. Но к чему такая фамильярность? Я все-таки инструктор ЦК КПСС». И отправился дальше по своим делам.

Слух об этом инциденте докатился и до обкома, — продолжал рассказ Филиппов. — Получив хороший урок, наши земляки больше никаких попыток общаться с Ябудиным не предпринимали. Кстати, его быстрый рост по служебной лестнице, вызывающее высокомерие многие объясняют родством с секретарем ЦК КПСС.

— Теперь понятно, почему Ябудин так выпендривается. Он с нами и разговаривать не захочет, — подвел печальный итог всем надеждам Пальцев и тут же спросил: — И кто же, по-твоему, может по-настоящему помочь мне?

— Остался только Леонтий Денисович.

— Ты же ему звонил!

— Позвоню еще, вдруг появился, — ответил Филиппов, снова набирая номер Шурова.

Однако Пальцеву сегодня явно не везло.

— Постарайся до него дозвониться, — уходя, слезно попросил он Владимира. — И сразу сообщи мне.

— Обязательно, можешь не волноваться, — успокоил друга Филиппов, провожая его до двери.

К концу дня Владимир все-таки дозвонился до Шурова, рассказал ему историю с Пальцевым.

— Постараюсь помочь, — пообещал Леонтий Денисович. — Пусть, не задерживаясь, подъезжает. Помогу. Но к тебе у меня тоже просьба. Кстати, необычная. Мне предложили должность редактора отраслевой союзной газеты, и в скором времени я перейду туда. Поэтому прошу тебя подготовить статью за подписью Ивана Васильевича Славянова о социальном преобразовании села в регионе. Я знаю, в области имеются хорошие примеры: Чагин — «Идея Ильича», Порфирьев — «Красный маяк», другие. Приведи примеры. Покажи, что у вас есть программа, рассчитанная на всю пятилетку. Прокомментируй, как она реализуется.

— А объем какой? — уточнил Филиппов.

— Страниц пять-шесть, не более. Договорились?

— Конечно!

— А Пальцева я жду. Пока.