Из Бразилии в составе делегации Славянов прилетел в Москву в четверг и, пересев в свою машину, которая ожидала его в аэропорту Шереметьево, проехал сразу в гостиницу — ему необходимо было задержаться в столице, чтобы завершить визиты в разные учреждения и ведомства, начатые перед поездкой за границу. Решить намеченное за один день не удалось, и Иван Васильевич вынужден был остаться ночевать в гостинице.
На другое утро он сдал все отчеты по командировке и направился на прием к первому заместителю министра сельского хозяйства России Налимову, с которым у него установились дружеские отношения, чтобы продвинуть решение хотя бы некоторых из множества наболевших вопросов аграрного сектора области.
Пробыв в министерстве довольно длительное время, он, освободившись, сразу позвонил в приемную облисполкома, сообщив время своего отъезда из столицы.
По традиции встречать председателя на границе родной области отправились вчетвером: начальник управления сельского хозяйства Машин, Леснов, Филиппов и Липатов. Увидев стоявших на обочине четверых мужчин и машину со знакомым номером, шофер председательской «Чайки», проинструктированный Лесновым и потому хорошо знавший, где их со Славяновым будут ожидать, уверенно притормозил и остановился.
Возглавляемое Машиным окружение председателя дружно направилось к «Чайке». Славянов, держа плащ в руках, вышел, крепко обнялся со своим другом, а потом за руку поздоровался и с остальными.
— Не будем терять времени, — предложил он, — поэтому привал сделаем на нашем обычном месте.
Проехав еще минут пятнадцать уже по своей территории, остановились на знакомом взгорье, среди березок, невдалеке от трассы.
Леснов, выяснив, что привал будет коротким, быстро организовал вместе с Липатовым и Филипповым походный стол прямо на капоте своей машины, поставив возле себя коробку с провизией.
— С приездом вас, Иван Васильевич, на родную землю! — уверенно произнес первый тост Машин.
Все дружно чокнулись и выпили, стараясь быстрее закусить, чтобы успеть послушать рассказ Славянова.
— Как и где вы там устроились и жили? — не удержавшись, первым задал вопрос Леснов.
Доев бутерброд, Славянов запил его минеральной водой и неторопливо начал рассказывать:
— Жили в гостинице. Комфортабельные номера. Сервис на высшем уровне. Но, скажу вам, дышалось в номере трудно: очень большая влажность.
— А разве нельзя открыть окно или форточку? — удивился Липатов.
— Работники посольства предостерегли нас, что делать этого, особенно ночью, не следует: иначе могут не только залететь, но и заползти весьма опасные ядовитые твари. Я не открывал. Как поступали остальные — не знаю. Не интересовался.
— А как в загнивающем капиталистическом государстве обстоят дела в сельском хозяйстве? — с легкой иронией торопился выяснить для себя особенности отрасли Машин.
— Давайте выпьем, товарищи, а то заморозим председателя после знойной Бразилии! — предложил Леснов и первый чокнулся со Славяновым.
Заведующего отделом все дружно поддержали, с удовольствием выпили по второй и стали закусывать. Славянов с аппетитом ел свой, родной русский хлеб и колбасу.
— Лучше нашего хлеба нигде не встречал, — сказал он проникновенно и тут же начал отвечать на вопрос своего друга, начальника управления сельского хозяйства Машина: — Дела в аграрном секторе у них, надо честно признать, на должном уровне. И для этого они имеют то, чего, к сожалению, нет у нас. Во-первых, в Бразилии совсем другие климатические условия. У них круглый год лето. А потому не надо особо думать о запасе кормов на зиму. Животные все время имеют в рационе зеленую массу, не считая других кормовых добавок. Во-вторых, у них на высоком уровне поставлена техническая оснащенность отрасли. Переработка животноводческой продукции ведется по новейшим технологиям. Мы ездили на ранчо одного бизнесмена. У него не один десяток тысяч голов крупного рогатого скота. Животные все лоснятся: упитаны, ухожены, а его главная забота — переработка. О ней я уже сказал. Так что поучиться у них есть чему.
— Конечно, — согласился Машин, — нам трудно тягаться с ними. Мы не в равных условиях: у них субтропики, у нас — зона рискованного земледелия. Это очень большой минус для нашей отрасли. Вы хорошо знаете, какие большие деньги мы тратим на то, чтобы заготовить корма на зиму, да на успешное проведение зимнестойлового содержания, а оное длится восемь месяцев! Вот куда улетают наши денежки. А что касается автоматизации и механизации, то средств на это у нас уже не хватает. Да и ассигнования для этих целей практически не получаем. Так что равняться с теми же бразильцами и говорить о высокой технологической оснащенности отрасли нам не приходится.
— Не распаляйся, Николай Миронович, обо всем мы с тобой поговорим дорогой. А сейчас, — предложил Славянов, — давайте по русскому обычаю на посошок и — вперед.
Когда выпили, закусили и стали собираться, Славянов, взглянув на Филиппова, поинтересовался как бы между прочим:
— А как дела с докладом, Владимир?
— Закончили второй вариант, Иван Васильевич, — пояснил Филиппов и тут же добавил: — По объему тридцать семь страниц. Ваш экземпляр у меня в сейфе.
— Тридцать семь? Пожалуй, многовато. Придется подсократить. Ты вот что, Владимир, давай-ка сегодня сообщи Бедову и остальным, кто с тобой работал, чтобы завтра пришли часам к десяти. Поработаем на свежую голову. Не забудь пригласить и машинисток. Думаю, сразу и перепечатаем. Кстати, — вспомнил Славянов, — доклад положи мне на стол. Я приеду пораньше, чтобы прочитать его.
— Все понял, Иван Васильевич. Будет сделано!
Попрощавшись, Славянов и Машин прошли к «Чайке», водитель которой был уже на месте, и машина тут же, выпустив энергичную струю дыма, набрала скорость и очень быстро скрылась из виду.
— Ну что, мужики, — не то предложил, не то спросил Леснов, — рванем за благополучное возвращение шефа, а потом и на посошок? Добра-то вон сколько!
Липатов и Филиппов уговаривать себя не заставили и единодушно согласились с ценным предложением: и в самом деле — не пропадать же добру! Изрядно подкрепившись и разогревшись, убрали потом остатки провизии в коробку и, сунув ее в багажник, взяли курс на Дятловы горы.
Филиппова высадили у входа в облисполком, а Леснов и Липатов разъехались по домам. Владимир уверенно прошел в свой кабинет и принялся выполнять задания шефа.
Отметив часа через полтора в ежедневнике все запланированные на пятницу и субботу дела, Филиппов невольно задумался: что делать дальше? Если идти домой, то Катерина, несмотря на то что в последние дни — после «собеседования» с Мелешиным, встречи с Аленой и похорон Сатова — продолжала играть в молчанку, увидев мужа снова в состоянии легкого подпития, может устроить скандал: дескать, не можешь без выпивки? И это обстоятельство весьма осложняло жизнь Владимира. Сколько можно терпеть такое?
Отношения с женой оставались сложными и неопределенными: то ли они будут их выяснять, то ли нет? Хотя оба прекрасно понимали: если дело дойдет до развода — его служебной карьере конец, а от этого пострадают все, но особенно дочь. Поэтому Владимир старался не допустить этого и, пытаясь сохранить видимость единой семьи, как ни в чем не бывало отдавал деньги Катерине, точнее, просто клал их на тумбочку, а общался только с дочерью, спал же по-прежнему в большой комнате. Владимир опасался больше всего того, что жена дуется из-за его отношений с Аленой, о которых она каким-либо образом могла узнать. Но, скорее всего, улик у нее для этого не было, иначе она давно бы ему все высказала. Просто она продолжала гнуть свою линию. Видите ли, у нее желание перевоспитать мужа, сделать из него паиньку и трезвенника. Нет, дорогая, находясь на любом заметном месте, выпивать иногда бывает просто необходимо, иначе неправильно поймут. Скажут: здоровый мужик и кочевряжится! Кого возомнил из себя? И будут относиться как к чокнутому или зазнавшемуся человеку. И многие, чего греха таить, изменят к нему тогда свое отношение, потому что людям нравится не только деловой, знающий свое дело человек, но и такой же, как и все они во время застолья, доступный, расслабленный. Лишь одна его жена умнее всех. Она, видите ли, не может переносить пьяную физиономию мужа, благодаря которому, кстати, имеет необходимые условия для нормальной жизни. А в последний раз, когда Владимир пришел после дня рождения у Леснова опять навеселе, на полном серьезе предупредила: «Если это будет продолжаться — пойду на прием к Славянову!» И была, кажется, полна решимости даже броситься с кулаками на мужа. Насчет приема у шефа — это еще вопрос. Надо постараться не пропустить ее к нему. А если все-таки попадет? Не может понять своими куриными мозгами, что в случае большого разноса он может лишиться своей должности, а пострадает от этого семья. Сколько раз объясняли ей, что только в исключительных случаях, вынужденно — день рождения, праздник, приезд гостей из других областей — и то приходится браться за рюмку довольно часто. И кстати, нередко вместе с шефом. Радоваться надо, что такие дружеские отношения сложились с председателем. Но у Катерины на этот счет другое мнение!
После того скандала они не разговаривали и не общались долгое время, потом как-то незаметно помирились. В мире и согласии прожили несколько месяцев, и вот на тебе — снова игра в молчанку. У Владимира, только что пережившего два таких сильных потрясения, как письмо из комитета и повестка в районный народный суд, на семейный скандал уже не было сил. И, не желая предпринимать шагов к примирению, он оставил отношения с женой такими, какими они сложились.
Филиппов с нетерпением стал ожидать проведения важного события в жизни области — сессии, в которой примет участие Лымако, зная, что после нее, буквально через неделю с небольшим, уйдет в отпуск Славянов, а затем, спустя три недели, и сам Владимир, которого уже начал мучить желудок, отправится отдыхать в Лисентуки, но на этот раз не один, а с Аленой. А уж там, после возвращения, будет видно, с кем и как идти по жизни дальше, хотя идея о разрыве с семьей никогда всерьез им не рассматривалась. Он четко представлял, что после развода помощником председателя ему не работать — вначале за аморальное поведение исключат из партии, а уж после этого беспартийного Филиппова освободят от занимаемой должности. Поэтому, чтобы не давать жене лишнего повода для подозрений, Владимир, как и ранее, всю зарплату оставлял на тумбочке, отсчитав из нее себе лишь на обеды.
Поразмыслив так, он, учитывая важность предстоящего совещания у Славянова, решил не испытывать судьбу и на предложение Алены встретиться ответил отказом, сославшись на большую загруженность, и со спокойной душой отправился домой, чтобы хорошенько отдохнуть перед предстоящей в субботу напряженной работой, а о том, что она будет именно такой, он хорошо знал по личному опыту.
Как и обещал, Славянов на работу пришел раньше всех — в семь часов и, ознакомившись первым делом со сводками, принялся за чтение доклада, делая попутно пометки и замечания на полях, и к половине десятого он был уже готов к коллективной читке.
Переговорив с Богородовым по телефону прямой связи, Иван Васильевич узнал время, на которое первый секретарь обкома партии приглашает его к себе, и попросил у секретарши чаю с лимоном. Он пил горячий душистый чай и думал над словами Машина о том, что начальника облсельхозтехники Диментьева Богородов решил убрать и ему уже подыскивают хозяйство подальше от областного центра.
«Надо сегодня же поговорить об этом с „первым“», — решил про себя Славянов и, только на миг представив этот разговор, понял, что легким он быть не может и, очевидно, только углубит разрыв с ним.
Не желая терять времени, Славянов позвонил Филиппову и поручил ему собрать всех заместителей у него.
Когда все зашли, поздоровались и расселись за большим столом, Бедов не удержался и первым задал интересующий всех вопрос:
— Иван Васильевич, мы, конечно, поработаем над выступлением и с учетом ваших замечаний, дополнений сегодня же доведем его до кондиции. Время у нас еще есть. На той неделе еще разок подработаем, подшлифуем его. Но, пользуясь случаем, хотелось бы услышать, как живут в капиталистической Бразилии? Думаю, вам есть что рассказать.
Все заулыбались, Славянов тоже, однако сказал совсем не то, что собравшиеся хотели от него услышать:
— Ты прав, Федор Александрович, рассказать мне есть что, но я сделаю это несколько позднее. Мне позвонил «первый» и назначил время, когда быть у него. Поэтому немного потерпите, а уж потом, в более свободное время, я поделюсь своими впечатлениями. А сейчас, не откладывая, займемся докладом. Как будем работать: постранично или когда прослушаем весь текст?
Большинство высказалось за второе предложение.
— Хорошо, думаю, что так получится продуктивнее, — согласился Славянов. — А кто будет читать?
— Самый молодой и здоровый — Филиппов, — улыбаясь, предложил Бедов. — Он днем и ночью с докладом не расстается и уже секундомер в руке держит.
— Начинай, Владимир, — довольным голосом приободрил помощника председатель и уточнил стоящую перед ним задачу: — Только особо не спеши.
Читка, внесение предложений, их обсуждение, исправления и добавления продолжались более двух часов. Когда закончили последнюю страницу, а Филиппов внес все поправки и изменения в свой экземпляр, предназначенный для перепечатки, Славянов, взглянув на часы, стал собираться в обком партии, предупредив заместителей, что по возвращении оттуда соберет их поговорить о предстоящей сессии, а заодно расскажет и о поездке в Бразилию.
К концу дня Филиппов с помощником заместителя председателя по строительству Бежановым старательно, по слогам вычитал третий вариант доклада председателя, исправил ошибки и опечатки, вложил первый экземпляр в папку, предназначенную Славянову, и, довольный, снял трубку красного аппарата; услышав три долгих гудка, положил ее на место и отправился в приемную, чтобы там выяснить сложившуюся на данный момент обстановку.
Навстречу ему попались выходившие после совещания у председателя заместители, среди них и Бедов, который по долгу старшего «бригады» поинтересовался, когда он получит новый экземпляр доклада. Владимир, ответив ему, вошел в приемную и сразу услышал от секретарши, что Славянов уже спрашивал о нем.
— Заходи, он ждет тебя, — сообщила она.
Когда Филиппов вошел в кабинет, председатель, раскрасневшийся после совещания с замами, сразу, как и Бедов, спросил о докладе:
— Ну и сколько получилось?
— Тридцать две с половиной.
— Это самое то, — остался доволен ответом председатель и, улыбаясь, заметил: — Минут через десять собираемся в «голубой комнате». Леснов организовал ужин.
Застолье с рассказом Славянова о поездке в Бразилию затянулось, и домой Владимир вернулся и поздновато, и опять навеселе.
Переодевшись в спортивный костюм, он уверенно занял свое место на диване в большой комнате. Сидевшая неподалеку в кресле Катерина, почувствовав запах спиртного, фыркнув, зло бросила: «Неисправим!» — и тут же вышла из комнаты, оставив отца и дочь наедине.
Владимир рассказал Маринке, что вчера встречали шефа из поездки в Бразилию, а сегодня после шлифовки третьего варианта доклада на сессию Славянов пригласил на легкий ужин. С удовольствием рассказывая об этом дочери и наблюдая за происходящим на экране, Филиппов радостно улыбался не увиденному, а тому, что все переживания, возникшие у него на службе, теперь остались позади и он по-прежнему трудится на своей должности, в своем кабинете; и хотя дома испорченные отношения с женой пока еще не наладились и, когда наладятся, было неизвестно, тем не менее он был вполне всем доволен.
В жизни такое случается нередко: люди, ожидавшие с волнением того или иного события или встречи, впоследствии, пережив ожидаемое, бывают вынуждены признать, как сильно в нем разочарованы, что гораздо интереснее и значительнее для них был сам процесс ожидания. Так случилось и с визитом в область Лымако.
В день его приезда Филиппов начал готовить из окончательного доклада председателя вариант для публикации в областной газете. Значительно его сокращая, он старался это делать очень добросовестно, как и всегда, ибо за такую работу получал в редакции определенный гонорар.
Зная, когда подъедет кортеж машин с гостем к зданию обкома партии, Владимир, взглянув на часы, отложил на время доклад и отправился на встречу с одним из первых лиц страны. Прохаживаясь вместе с коллегами вокруг чтимого горожанами Михайло-Архангельского собора, где покоится прах великого патриота Отечества Козьмы Минина, он в скором времени увидел сначала машины с «мигалками». Они проехали к Вечному огню и остановились, закрыв все пути для движения к зданию, тем самым предоставив свободу для маневра тяжелым спецмашинам охраны, сопровождающей члена Политбюро, Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Антона Лымако. Одна из машин, лихо развернувшись перед входом в обком, закрыла собой его бронированный лимузин с левой стороны, другая — с правой; получилось что-то похожее на стрелу, хвост которой упирался в стеклянные двери обкома партии, где службу уверенно несли постовые милиционеры.
Именитый гость и Богородов спокойно вышли из машины и неторопливо прошествовали в главное здание областного центра.
Поговорив со старым знакомым из взвода охраны, одетым в штатское, Владимир вернулся в свой кабинет, чтобы продолжить работу над вариантом доклада шефа для газеты. Вскоре, сократив его до требуемых размеров и в целях оперативности не перепечатывая, он вызвал дежурную машину и с шофером отправил в редакцию, предварительно позвонив Силянину, у которого сегодня тоже был очень напряженный день.
Теперь, сложив в папку все необходимое: один экземпляр доклада, телефонные справочники, несколько листов бумаги, можно было отправляться в здание горисполкома, в большом зале которого традиционно проходили сессии областного Совета депутатов трудящихся. Уже выйдя из облисполкома, Владимир проверил наличие в кармане удостоверения, а главное, специального пропуска, без которого в зал заседания никого ни за что не пропустят.
Как и всегда, зайдя в комнату, где обычно собирались члены президиума и редакционная комиссия, Филиппов поздоровался со всеми за руку и стал ожидать начала сессии, высмотрев для себя место около радиоприемника, чтобы удобнее было не только слушать выступление шефа, но и вносить в свой экземпляр сделанные им поправки и изменения, что иногда случалось.
Увидев подошедшего собкора газеты «Сельская жизнь» Ситнова, он душевно поздоровался с ним и, посмотрев на часы, согласился составить компанию, чтобы сходить посмотреть, как организована книжная торговля, и по возможности что-то приобрести для домашней библиотеки.
Витрины и полки были заполнены новинками многих известных отечественных и зарубежных авторов, изданных в хороших переплетах, в ярком, красочном виде. Но всюду уже выстроились очереди: книги шли нарасхват.
Высмотрев кое-что для себя, Владимир сказал другу, что стоять ему уже некогда и что он купит книги после выступления шефа, если, конечно, к тому времени еще что-то останется.
Ситнов согласился с таким предложением, и они, особо не торопясь, отправились в обратный путь, то и дело здороваясь со знакомыми. И вдруг на подходе к дверям их остановил резкий и грозный окрик.
— К стене! К стене! — командовали люди в штатском, бесцеремонно руками раздвигая нерасторопных депутатов, чтобы образовать свободный коридор для именитого гостя и сопровождающей его свиты из областного руководства.
Этот неожиданный окрик покоробил обоих — и Ситнова и Филиппова, но команду пришлось выполнить. И тут они увидели самого Лымако: невысокого роста, в темно-коричневой тройке, ссутулившегося и усохшего от времени, с узким старческим подбородком, морщинистым лицом, выцветшими глазами, смотревшими бесстрастно не на депутатов, прижатых к стенам, а куда-то вперед, хотя далекие дали большой перспективы ему уже явно ничего не сулили. Сурово поджав губы и выпятив подбородок, прошел он мимо ожидающих его людей. И Владимир как-то невольно подумал об известной философской истине, что величие человека определяется простотой его общения с людьми, что чем больше, значимее человек, тем он проще и доступнее в общении. И если судить по данной ситуации, Лымако был явно не на высоте. Тем более что беспокоиться о том, чтобы депутаты дали ему возможность беспрепятственно пройти по коридору, совершенно не стоило: они, лишь увидев его, почтительно расступились бы перед ним и без окриков. Проходите, мол, дорогой Антон Антонович, мы рады вас видеть и очень ждали вас. А вместо этого опытный дипломат Лымако под резкие окрики людей в штатском независимо прошествовал, как эпохальный старец, по коридору, составленному из оцепеневших людей.
«Посмотрим, что он скажет в своем выступлении», — почему-то с недоверием подумал о бывшем дипломате Филиппов. И тут же Ситнов, словно читая его мысли, небрежно обронил:
— Подождем, что интересного скажет он в своем докладе.
Приятели не спеша разошлись: Ситнов — в ложу для прессы, Филиппов устроился на краю стола, рядом с радиоприемником, чтобы слушать выступление своего шефа и вносить сделанные им изменения.
Сессия закончилась несколько позднее, чем предполагалось: Лымако затянул свое выступление на двадцать минут. И когда топот и суета в здании прекратились, депутаты и приглашенные разошлись и разъехались, руководство области и столичный гость отправились на предусмотренный протоколом ужин, после которого, как стало известно, Лымако должен был улететь специальным рейсом в столицу.
А Филиппов вместе с Лесновым и Липатовым вернулись в облисполком. По пути Леснов предупредил обоих коллег, чтобы без опозданий были в восемнадцать двадцать в «голубой комнате». Состав традиционный: замы, секретарь облисполкома, заворг и помощники председателя.
…Окончательный сбор участников послесессионного ужина был назначен на восемнадцать тридцать, но, как объявил Леснов, шеф к этому времени, вероятно, не появится и можно будет начинать без него.
Встретившись с Бедовым перед приемной, Филиппов, спускаясь вместе с ним, высказал свою точку зрения на выступление Лымако:
— Меня поразил главный вывод его выступления. Я даже записал его: «Большинство жалоб, писем и личных обращений граждан в местные и вышестоящие органы власти являются следствием того, что в области неудовлетворительно решаются вопросы обеспечения населения жильем, строительство его ведется низкими темпами». Вот так-то! Вывод равнозначен тому, который сделал один ученый в известном произведении Вольтера. После долгих умозаключений он пришел к выводу, что темнота происходит от недостатка света. Мы и сами давно знаем, какая сложная обстановка с жильем в области: около ста тысяч жителей ютятся кто на частных квартирах, кто в подвальных и полуподвальных помещениях. Кто же будет спорить, — усмехнулся Филиппов, — что строим мы мало. А где взять средства, чтобы строить больше? К тому же и самим строительным организациям на оснащение и перевооружение своей базы средств также не хватает. Они также топчутся на месте. К примеру, в областном центре строители уже который год сдают миллион квадратных метров. Хотя и миллион — тоже неплохо. Но потребность в жилье бо́льшая. И люди давно ожидают кардинальных мер «сверху». Пора уже самым серьезным образом именно там подумать о своем народе. К сожалению, судя по сегодняшней встрече, верхам не до этого.
— Все так, — согласился Бедов. — Но что может сказать об этом Антон Антонович, если по решению проблемы никаких мер там, наверху, не предлагается и не разрабатывается. А ему, чистому политику, что-то надо же говорить, ну он и выдал. Вот посмотришь, завтра в газетах эту фразу процитируют обязательно! Могу поспорить… Ладно, от разговоров о халве во рту слаще не будет. Пошли, Филиппов, нас уже ждут.
…Ужин хотя особо и не затянулся, но все-таки оказался несколько более продолжительным, чем прошлые. Поэтому домой Владимир явился только перед началом программы «Время» и, конечно же, навеселе.
Увидев раскрасневшееся, довольное лицо мужа, Катерина, зыркнув на него испепеляющим взглядом, бросила зло:
— Опять служебная необходимость?
— Представь себе, именно так! — не раздумывая, ответил ей Владимир.
— И когда только наступит конец таким служебным необходимостям! — сердито воскликнула она, резко поднимаясь и уходя из комнаты.
Оставшись вдвоем с дочерью, Владимир охотно поведал ей о том, что сегодня у них состоялась особая сессия и по традиции после ее окончания они поужинали «узким» кругом. А потом откровенно объяснил ей, почему мать ругается, высказавшись в том смысле, что каждый здравомыслящий человек должен понимать, что доверием председателя облисполкома надо дорожить и что если он будет отказываться от предложения шефа поужинать с ним, то ему перестанут доверять.
Маринка охотно согласилась с отцом, но, посмотрев на экран, заметила ему, что начинается фильм, который, говорят, очень интересный, и тут же все свое внимание сосредоточила на телевизоре.
Удовлетворенный тем, что родная дочь понимает его, Владимир тоже попытался было смотреть фильм, но очень скоро, убаюканный музыкой и мельканием кадров на экране, в самом умиротворенном состоянии неожиданно для самого себя уснул.
…Новый день проходил под впечатлением минувшей сессии. В аппарате облисполкома стучали машинки, оформлялись документы и протоколы, делалось все, чтобы решения областного Совета быстрее приняли определенную законом форму.
Не удержавшись от желания посмотреть, каков объем выступления шефа в областной газете, Филиппов купил в киоске «Горьковскую правду» и, зайдя в свой кабинет, быстро проверил по абзацам, сколько сделано сокращений, с удовлетворением отметив, что почти все самое главное осталось. Когда раздался звонок по «тройке», он энергично снял трубку и сразу узнал голос Бедова, который посоветовал ему зайти в приемную и посмотреть центральные газеты и больше продолжать разговор не стал.
Владимир тут же отправился в приемную председателя, взял пачку газет, и, вернувшись в свой кабинет, принялся неторопливо их просматривать, и вскоре вынужден был убедиться в правоте слов Бедова: в газетах, которые давали более подробный отчет о поездке Лымако в область, его фраза о причине большинства жалоб, писем и личных обращений граждан в органы власти была доминирующей и давала низкую оценку работы руководства области по решению вопросов жилищного строительства.
Однако уже через несколько дней работники аппарата председателя облисполкома о визите именитого гостя забыли: всех захлестнули внутренние дела и заботы.
Незаметно пролетела целая неделя, и подошло время отпуска председателя облисполкома. По традиции накануне отлета Славянов пригласил ближайшее окружение в «голубую комнату».
Усилиями Леснова и официантки столовой все было оформлено на высоком уровне: продолговатые тарелки, мельхиоровые ножи и вилки, отутюженные салфетки и полотенца; в большом ассортименте холодные закуски, овощи, фрукты, минеральная вода, коньяк и водка, своя, местная; из горячих блюд предлагались пельмени в бульоне и на второе цыплята табака с гарниром на выбор.
И хотя после сессии прошло немало дней, Славянов предложил первый тост за успешное ее проведение, охарактеризовав как положительную работу, проделанную аппаратом в целом. Потом говорили о Лымако, что делали в основном Славянов и Бедов, защищавшие его как видного политического деятеля от нападок Липатова и Леснова, которые, как и Филиппов, обвиняли его в том, что ничего нового он не сказал в результате своего визита в область. В пылу разгоревшегося спора как-то совсем забыли о поводе, по которому собрались. И тут уже, после того как с тарелки почти каждого исчез аппетитно приготовленный цыпленок, Мелешин, не выдержав показавшейся ему скучноватой беседы о политике, попросил слова и внимания:
— Мы знаем, кто такой Лымако, и отдаем ему должное, — заговорил он. — Однако за разговорами о нем мы ушли от главной темы, из-за чего, собственно, мы и собрались здесь. Сегодня мы провожаем в отпуск не кого-то, а нашего уважаемого председателя Ивана Васильевича. Если сравнить исполком с паровозом, то с уверенностью можно сказать, что он идет правильным курсом, постоянно продвигая решение самых злободневных вопросов области. В связи с этим хочу особо отметить, что нашим паровозом умело и надежно управляет Иван Васильевич Славянов. Так пожелаем ему хорошо отдохнуть в приятной компании, укрепить свое здоровье, набраться новых сил. И главное, благополучно вернуться к нам, чтобы с новыми силами взяться за решение задач, стоящих перед областью. За умелого машиниста, товарищи!
Все стоя дружно выпили, а затем уже совсем раскованно попытались выяснить ответ на вопрос о приятной компании, который задал Мелешину Бедов:
— Ты, дорогой наш секретарь, на что намекаешь? Ты что, знаешь, с кем председатель едет отдыхать? Или с кем будет отдыхать там, в санатории?
На этой оптимистичной и веселой ноте проводы и закончились. По русскому обычаю выпили на посошок, пожелали председателю хорошего отдыха и благополучного возвращения. Расходились неторопливо и домой вернулись значительно позднее обычного.
Как и всегда в подобных случаях, Филиппов уверенно вошел в прихожую, быстро переоделся в спортивный костюм, прошел в большую комнату и с чувством исполненного долга и полной своей правоты и непогрешимости улегся на диване, чтобы досмотреть окончание программы «Время» и приобщиться таким образом к последним новостям, произошедшим в могучем Союзе и в мире в целом.
Катерина, сверкнув ненавидящим взглядом в его сторону, мгновенно поднялась с кресла.
— Горбатого могила исправит! — зло сказала она и, шаркая шлепанцами по паркету, без промедления покинула комнату, всем своим видом показывая, что не желает видеть мужа и дышать с ним одним воздухом, отравленным винным перегаром.
Удобно устроившись в постели и понимая, что уснуть сразу ей уже не удастся, Катерина взяла первый попавшийся под руки роман, но, пробежав глазами несколько страниц, убедилась, что прочитанное совершенно не осознается и в голове у нее преобладают думы о другом — как жить дальше. До каких пор терпеть пьянки мужа? Сколько человеку ни говори — виновным себя он не считает. И она решила завтра же идти к самому Славянову, чтобы не мучиться и не страдать больше.
С этой утвердившейся мыслью Катерина выключила свет, но еще долго лежала, не в силах заснуть из-за обиды на мужа. Ее успокаивало одно: после встречи с председателем облисполкома он обязательно изменит свое поведение и перестанет выпивать по каждому поводу и без повода с друзьями и знакомыми, которых у него великое множество. И все хорошие, все нужные люди.
…Сон Катерины оборвался от беспрерывных звонков телефона. Испугавшись, что они могут разбудить Маринку, она быстро включила свет и торопливо сняла трубку.
— Слушаю! — закашлявшись, сказала она весьма резко в трубку.
— Извините за поздний звонок. Это говорит жена художника Ламерикина. Нам нужен Владимир Алексеевич. Мы несколько минут назад получили страшную телеграмму. После нее со Славой стало совсем плохо. И я не знаю, как быть. Нам нужна помощь и совет Владимира Алексеевича!
Не понимая, в чем дело, что за телеграмма, Катерина с аппаратом в руках отправилась будить мужа.
— Возьми трубку. Ламерикины хотят поговорить с тобой. У них какая-то беда.
С усилием открыв глаза, Филиппов спросонья никак не мог понять, чего от него надо тормошившей его жене и зачем она так рано его будит. И лишь когда увидел протянутую ему телефонную трубку, начал догадываться о причине происходящего: опять кто-то звонит и требует чего-то срочного.
— Слушаю!
— Это Валерия Ламерикина. Извините, Владимир Алексеевич, что подняла вас с постели. Но нам принесли страшную телеграмму.
— Когда?
— Недавно, ночью, — пояснила Валерия и, не выдержав, заплакала.
Сна у Филиппова как не бывало: он быстро поднялся и, положив телефон на колени, попросил Валерию:
— Расскажи толком, что у вас случилось и почему ты плачешь.
С трудом сдерживая всхлипывания, Валерия начала сбивчиво рассказывать:
— Слава недавно приехал с похорон своего брата. Тот погиб в автомобильной катастрофе. А сегодня, несколько минут назад, нам принесли телеграмму. Слушай ее текст: «Ламерикину Вячеславу Федоровичу. Очередь за тобой. РокК». Нас удивило в ней слово «рокК»: оно не с одной «к», а с двумя, и последняя заглавная — «РокК». Мы ничего не понимаем и жутко напуганы. Что нам делать, Владимир Алексеевич?!
— Для начала оба успокойтесь. А утром я свяжусь с органами и попрошу, чтобы занялись изучением вашей телеграммы и постарались найти того подлеца, который ее отправил. Не паникуйте! Договорились? — спросил Филиппов.
— Да, Владимир Алексеевич. И заранее большое вам спасибо за понимание и поддержку. До свидания!
Филиппов положил трубку, но сразу заснуть уже не мог, долгое время он думал еще об этой жуткой телеграмме и о том, как помочь другу.
Рабочий день Владимир начал с того, что по «вертушке» позвонил заместителю начальника управления внутренних дел области Кубареву, аппарат которого занимался розыскной работой, и попросил его особо постараться и найти негодяя, который чуть до инфаркта не довел народного художника России.
Кубарев заверил, что даст поручение самому опытному работнику и, можно не сомневаться, он найдет отправителя возмутительной телеграммы.
После этого разговора Владимир перезвонил Ламерикиным и Валерии, взявшей трубку, сообщил, что поиском автора телеграммы немедленно займутся в УВД области. Выяснив, что его друг уже отправился в мастерскую, успокоился сам и, посоветовав Валерии тоже успокоиться, отправился в больницу, чтобы ускорить оформление санаторной карты и не заниматься этим в последние перед отпуском дни.
Весь день у Филиппова ушел на подготовку не только к отпуску, но и к поездке в командировку, разрешение на которую по традиции он ежегодно выпрашивал у самого Славянова еще до его отлета на лечение.
Договорившись с шофером, что они выедут в восемь утра, Владимир сложил гостинцы своим тетушкам, проживавшим всю свою жизнь в Амулине, в объемистый портфель, завез его домой, потом заехал к матери, где встретил сестру, и просидел там допоздна. Поэтому от матери, жившей неподалеку от «Красного вулкана», где она проработала не один десяток лет, он вернулся уже после программы «Время». И когда, переодевшись, прошел в большую комнату, то застал в ней лишь одну Маринку, которая в одиночестве смотрела какой-то фильм.
Сказав ей, что завтра он отправляется на несколько дней в командировку и там по оказии завернет в Амулино к тетушкам, Владимир для порядка поинтересовался:
— А где мать?
— Она уже спит. Устала — стиркой занималась, — объяснила дочка и тут же призналась с радостным воодушевлением: — Ой, папочка, я бы с удовольствием к ним съездила! Они такие простые и добрые! А как хорошо у них в саду! И перед домом такой сочный и зеленый лужок, словно ковер!
— А помнишь, как мы на родник ходили?
— Конечно! Это далеко от села, на противоположной стороне оврага. А какая в нем холодная и прозрачная вода! А в поле, ты прав, папа, провода на столбах действительно поют!
— Для меня этот родник — самая дорогая память об отце, твоем дедушке. Помню, он несет на своих плечах моего младшего брата, и мы идем из райцентра, где тогда жили, через Маджары по этой столбовой дороге в Амулино. И вот когда я уже совсем устал, отец устроил около того родничка небольшой отдых. До сих пор в глазах: голубое небо, склоны оврага, все в зелени и цветах, шмели и пчелы гудят, птицы, перекликаясь, поют свои песни, а мы втроем сидим у родника и уплетаем самые вкусные на свете сдобные лепешки! Больше такому уже никогда не суждено было повториться! В 1943 году под Ворошиловградом немецкий снайпер попал отцу прямо в сердце, пробив его партбилет. — Почувствовав, как слезы неудержимо набегают на глаза, Владимир, стараясь скрыть это от дочери, поспешил сменить тему. — Ладно, малышок, досматривай фильм, а я на боковую, — сказал он. — Завтра выезжать наметили пораньше.
…Утром, как и всегда, первым, еще до звонка будильника, проснулся Владимир. Он надел спортивный костюм и кеды, старательно позанимался в лоджии зарядкой с гантелями, потом принял душ, побрился, подобрал костюм и рубашки в дорогу, выпил кофе с бутербродами и без пяти семь вышел во двор, где его ожидала машина.
Катерина проснулась от лая собак, сцепившихся, должно быть, в схватке за территорию, полусонно взглянула на часы и снова укрылась с головой одеялом. Она не спала, а просто лежала и ждала, когда на тумбочке прозвонит будильник. Тогда она поднялась с постели и начала готовиться к своему визиту в облисполком. Стараясь распутать клубок заметно осложнившихся семейных отношений с мужем, Катерина во что бы то ни стало хотела попасть на прием к председателю облисполкома. Именно встреча с ним, как она предполагала, могла оказать на мужа, злоупотребляющего все чаще и чаще спиртным «по служебной необходимости» и без оной, самое серьезное воздействие.
Она умылась, позавтракала, приготовила завтрак для дочери и начала собираться: поправила сделанную накануне у знакомого мастера в парикмахерской укладку, надела новое темно-бордовое платье, подобрала под цвет ему туфли, осмотрела себя со всех сторон в трюмо и, оставшись довольной, а главное, непоколебимо уверенной в своей правоте, отправилась в облисполком, думая о том, как ей лучше попасть к Славянову. Идти к нему через приемную ей не хотелось. Рассказывать секретарше о своих «болячках» было для Катерины делом и унизительным и сомнительным: коллеги, узнав причину ее визита, проявляя солидарность с Филипповым, обязательно постараются, скорее всего, не допустить ее к шефу. У Катерины даже мелькнула мысль вообще отказаться от своих намерений и отправиться на работу. Однако она уже вошла в здание облисполкома, и отступать было поздно. Увидев на посту милиционера, она решительно обратилась к нему с вопросом: как попасть на прием к Славянову?
Ответом его Катерина была крайне разочарована и даже больше — шокирована: оказывается, председатель облисполкома в отпуске.
— А вам по какому вопросу? И кстати, где вы работаете? — поинтересовался постовой.
— По личному. А работаю в аптеке.
— Тогда идите к Бедову Федору Александровичу. Он курирует здравоохранение. Это его дело, — посоветовал милиционер и, посмотрев в список работников аппарата облисполкома, лежавший у него на столе под стеклом, назвал номер кабинета.
…Секретарша Бедова, с волосами вишнево-красного цвета, опытная, знающая свое дело работница, услышав знакомую фамилию посетительницы, поинтересовалась:
— А вы не жена ли Владимира Алексеевича?
— Жена, — почему-то краснея, ответила Катерина.
— Так лучше бы его и попросили. Он бы провел вас к кому угодно.
— Он уехал в командировку, — вспомнив слова Маринки, сказанные про отца утром, ответила Катерина.
— Хорошо, я доложу Федору Александровичу.
Услышав, кто к нему просится на прием, Бедов был более чем удивлен:
— А почему она не хочет сказать о своей неотложной нужде мужу? Пусть идет к нему.
— Он в командировке.
— А малый не дурак! Как только шеф в отпуск — он в командировку. Ладно, скажи, чтобы заходила, — распорядился Бедов, немного заинтригованный визитом жены помощника председателя.
Катерина, смущаясь, вошла в кабинет заместителя председателя облисполкома.
Ответив на ее приветствие, Бедов предложил ей прежде всего присесть и, выждав, пока она поудобнее устроится в кресле, спокойно задал вопрос:
— Я вас слушаю, Екатерина Алексеевна. Что у вас за срочное дело?
— У меня, Федор Александрович, личное дело, но тоже срочное. Почему оно такое, думаю, вы сейчас поймете, — начала Катерина. — Дело в том, что мой муж в последнее время частенько является с работы не просто навеселе. На мои замечания у него всегда одно объяснение — «служебная необходимость». В последние две недели три раза приходил в таком состоянии, которое мне кажется больше, чем навеселе.
— В какие именно дни, вы помните?
— Да, Федор Александрович, помню: на позапрошлой неделе — в субботу, на прошлой — в пятницу. И вот позавчера снова явился сияющий, как медный самовар, — с обидой перечислила Катерина.
Бедов заглянул в свой планинг и получил точное подтверждение сказанному женой Филиппова: в субботу после приезда шефа из Бразилии обсуждали второй вариант доклада. Вслух читал Филиппов. Потом поработали над улучшением доклада, внесли в него необходимые изменения, перепечатали, а когда в новом варианте исправили ошибки и опечатки, Славянов, получив готовый экземпляр, в ознаменование столь важного события устроил ужин. Солидный такой получился ужин, душевный. А потом в пятницу на следующей неделе, после сессии, в которой принимал участие Лымако, снова был солидный ужин. Все правильно. А позавчера состоялись, как выразился Мелешин, проводы «машиниста» Славянова в отпуск — и опять обильный ужин. А куда от этого денешься?
«Хорошую отговорку придумал шельмец Филиппов: «служебная необходимость» — уж это точно!» — с улыбкой подумал Бедов, а вслух спросил:
— Скажите мне, Екатерина Алексеевна, вы где работаете?
— В аптеке.
— У вас есть коллектив?
— Да, конечно.
— И вы встречаете в нем календарные праздники и отмечаете дни рождения своих сотрудников?
— Да, конечно, встречаем и отмечаем.
— Вот так и у нас, Екатерина Алексеевна. Только наш коллектив побольше, по статусу повыше и исключительно мужской. А в принципе мы делаем то же, что и вы. Так что, уважаемая Екатерина Алексеевна, муж сказал вам истинную правду. И я сам также являюсь участником этих ужинов. И представьте себе, из деловых и этических соображений не могу от них отказываться. А вы хотите, чтобы ваш муж не участвовал в них?
— Да, если это возможно.
— Тогда как на него будут смотреть его коллеги, наш председатель? Как на белую ворону? Как вы думаете? — вел свою линию Бедов, продолжая защищать Филиппова. — Должен вам сказать, что по работе, выполнению своих функциональных обязанностей ваш муж никаких замечаний и взысканий не имеет. По поводу вашего «больше, чем навеселе» замечу, что мы ни разу не видели его, извините за выражение, не то что нетрезвым, а даже с похмелья. Если бы такое случилось, с ним бы пришлось расстаться. Скажу другое о нем: Владимир Алексеевич всегда следит за собой, чисто выбрит, наглажен, аккуратен, а главное — дело свое выполняет отлично! Может, он приходит домой больше, чем навеселе, после встреч с друзьями?
— Да, бывает. Совсем не так давно явился во втором часу ночи. И не один, а с товарищем. Как это понимать? — отвечала с вызовом Катерина.
— Такое поведение не делает ему чести, — согласился Бедов. — И по этому поводу я обязательно с ним переговорю, — нахмурив брови, заверил он Катерину, про себя прикидывая, что врежет Филиппову самым серьезным образом даже несмотря на приятельские отношения, сложившиеся между ними. А вслух еще раз подтвердил свое искреннее намерение: — Не беспокойтесь, а главное, не сомневайтесь, очень крепко поговорю с ним. Кстати, Екатерина Алексеевна, моя жена тоже регулярно выговаривает мне за эти ужины по служебной необходимости. Однако должен честно и откровенно признаться, что невозможно вести себя иначе ни мне, ни Владимиру, ни кому-либо другому. Такова жизнь. И вы должны осознать и принять это.
— А может, поговорить с ним на партийном бюро? — не отступала Катерина.
— Можно и на бюро, — без энтузиазма согласился Бедов. — А если за ночные выходки, да если что-то еще накопают, вашего муженька исключат из партии? Знаете, что тогда будет?
— Он осознает свои ошибки и поведет себя по-другому.
— Нет, уважаемая Екатерина Алексеевна, тогда Владимиру Алексеевичу Филиппову здесь уже не работать! Кстати, а почему он пришел поздно? Вы интересовались?
— Нет! И узнавать не собираюсь.
— Напрасно. На мой взгляд, вы должны с ним объясниться по этому поводу, — настоятельно посоветовал Бедов. — А насчет обращения в партийное бюро, чтобы завести персональное дело на человека, — это, простите, считаю преждевременный шаг. Думаю, на первый раз достаточно будет моей с ним беседы. А уж в своих семейных отношениях разбирайтесь сами. Или вы намерены развестись с ним?
— Нет. Посмотрю, как он будет вести себя дальше.
— Ну что ж, давайте на этом и закончим наш разговор, — предложил Бедов. — В случае чего не торопитесь идти в партбюро или к Славянову, посоветуйтесь со мной. Договорились?
— Договорились, Федор Александрович, — охотно согласилась Катерина и тут же добавила: — Большое вам спасибо, что приняли и выслушали меня. На душе сразу легче стало.
Раскрасневшаяся и довольная, Катерина как на крыльях выпорхнула из кабинета заместителя председателя облисполкома и, сказав слова самой восторженной благодарности его секретарше, отправилась на работу.
…По дороге в районный центр Муртазовку Филиппов, удобно устроившись на заднем сиденье, пытался не спеша и самым серьезным образом проанализировать свои отношения с женой.
О переживаемых им семейных неладах он никому, кроме «маршала», не рассказывал и ни с кем не советовался, как быть дальше. Конечно, неприятно, когда приходишь домой после проводов шефа в отпуск, а жена, фыркнув и бросив любимую фразу: «Ты неисправим!» — демонстративно удаляется в другую комнату, не желая его видеть. Если ей нравится это, что ж, пусть все так и остается. Филиппов ничего не собирался менять в своей жизни, зная, что значение семьи и прав Катерины он никогда в своей жизни не умалял и не ставил под сомнение. И потому он вел себя как ни в чем не бывало: по-прежнему жил дома, отдавал деньги, завтракал и ужинал тем, что найдет на кухне, спал на диване в большой комнате и мыслями витал уже в Лисентуках, где мечтал вместе с Аленой прогуливаться по ухоженным дорожкам санатория «Голубая Русь», в котором он уже не раз отдыхал.
Для поездки туда он предусмотрел и уже принял необходимые меры, чтобы отпуск прошел на соответствующем уровне. Первым делом позвонил главному врачу санатория и, пообещав ему привезти заказанный набор знаменитой хохломы, а конкретно «Братину», сообщил день своего приезда и попросил подержать в резерве одноместный номер, на что было получено искреннее заверение в безусловном исполнении просьбы.
Кроме того, Филиппов накупил массу поштучных подарков для лечащего врача и обслуживающего персонала. Не забыл он приобрести на всякий случай и определенное количество «Посольской», пользующейся большим спросом у отдыхающих и у персонала, кое-что из деликатесов: батон копченой колбасы, несколько баночек крабов, икры.
Ожидание отпуска радовало и успокаивало уязвленное самолюбие Владимира из-за непредсказуемого и неприемлемого им отношения к нему Катерины, хотя он понимал, что рано или поздно, но ему придется когда-нибудь налаживать семейную жизнь, и он сделает для этого все необходимое. А сейчас грудь его распирало от счастья при одной мысли о том, что вымотавшее немало нервов письмо из Комитета по делам изобретений и открытий по жалобе Воробьева на него, Владимира Филиппова, за мнимое соавторство, повестка в районный народный суд — все это уже в прошлом. Он по-прежнему продолжает крепко сидеть в кресле помощника председателя облисполкома, а теперь вот едет к себе на родину в служебную командировку и, удобно устроившись на мягком сиденье «Волги», с улыбкой на лице пересчитывает дни, оставшиеся до его отъезда с любимой женщиной в санаторий, и эти его отношения с Аленой — совсем другое дело: она уже получила отпускные, оформила санаторную карту и ждет не дождется их отъезда, радостная и тоже счастливая.