Когда в пути не один

Глава 6

Невысокого роста плотный брюнет в дорогом светло-сером костюме и белоснежной сорочке, с галстуком красного цвета и стальными полутонами, в модных туфлях и с дорогим кожаным дипломатом в руке, вежливо постучав, скромно вошел в кабинет Филиппова и представился:

— Владислав Соколовский, сын отца Евгения, директор базы «Росторгодежда». Подпольная кличка «маршал». Характер критический. Морально неустойчив, — улыбаясь, он положил дипломат на стул, широко развел руки в стороны и поинтересовался: — Таких принимаете?

Владимир вышел из-за стола, и друзья крепко обнялись, шумно потискали друг друга.

— А почему «маршал» сегодня такой веселый и нарядный? Да еще в такую рань? — поинтересовался Филиппов.

— Начальник главка приехал. Вчера на рыбалке были. Он еще спит, а я по привычке рабочий день начинаю с семи часов. Мне нужно срочно позвонить, а в кремле только ваша приемная начинает работу рано. Поэтому я прямым ходом к тебе, — пояснив причину своего появления, Соколовский прошел к большому столу и уселся на стул поближе к черному телефону. — Я дам поручения, а потом поговорим, если у тебя время будет, — не то спрашивая разрешения, не то извиняясь, сказал он.

— Звони, не возражаю, — ответил ему Филиппов, возвращаясь к своим делам.

Сделав несколько звонков и отдав необходимые распоряжения, Соколовский сообщил своей секретарше, где он находится, назвал номер телефона, машинально подхватил лежавшую рядом с аппаратом папку, повертел ее в руках и, оценив, что она из мягкой лайковой кожи, спросил:

— Можешь подарить? Красивая папка. Глаз ласкает. А я тебе за это интересную новость скажу.

— Подарю копию, эту не могу. Она памятная. Если время есть, могу рассказать, и ты поймешь, в чем дело, — предложил Филиппов.

Посмотрев на часы, Соколовский согласно кивнул головой:

— Начальник главка, поди, только еще вставать собирается. Пока бреется, принимает душ да одевается… Ладно, рассказывай. Но сначала папку покажи: вдруг она не такая, тогда желание слушать тебя, не сомневаюсь, сразу же пропадет.

Филиппов вынул из сейфа папку, передал ее «маршалу».

— Такая же! Беру, пока дают. А в чем же различие? — удивился Соколовский.

— В замке. У моей замок бронзовый, а у твоей из стали, — пояснил Филиппов. — Раз доволен — забирай и слушай.

…Это было несколько месяцев назад. Я только что закончил выступление Славянова на заседании штаба по гражданской обороне, а уже надо было переключаться на подготовку большого доклада председателя на активе «Задачи Советов области по выполнению Указа Президиума Верховного Совета РСФСР о борьбе с сорной растительностью». «Болванку» сделал главный агроном области Василий Заборов, опытный в таких делах мужик, с которым мы подготовили немало докладов и выступлений. Однако эта «болванка» на удивление была негодная. Честно и откровенно говорю ему об этом, стараясь понять причину, удивляюсь, почему он так плохо использовал доклад первого секретаря обкома партии Рулецкой области. Спрашиваю: «Зачем тебе доклад давали?» — «А в нем нет ничего, что можно было бы использовать применительно к нашей области», — отвечает Заборов и с готовностью предлагает мне самому взглянуть на этот доклад. Но я понимаю, что изучать его уже поздно. Необходимо писать новый, или, другими словами, готовить очередную «болванку». Не выходя из кабинета часов десять, делаем ее, и опять она мне не нравится. Получилось так, что о сути совещания мы говорим где-то в середине доклада. Я, конечно, ругаю себя за то, что пошел на поводу у Заборова! Чувствую свою вину и отчетливо осознаю, что в таком виде отдавать доклад Славянову ни в коем случае нельзя: разнервничается и врежет по первое число. Шеф в это время был в Норвегии в составе парламентской делегации Союза. А вся беда в том, что он приезжает на следующий день. Решаю, что попрошу у него один день на переработку. Раньше такое случалось. Но в глубине души сомнение все же остается: вдруг не согласится? Как же выкручиваться буду? Скажу, что вначале пришлось готовить выступление на заседание штаба гражданской обороны, которое первый секретарь обкома партии Богородов решил провести раньше актива Советов. Такой слух-де прошел. На следующий день мы вчетвером — Леснов, Липатов, Машин и я — отправляемся на границу с соседней областью встречать Славянова, возвращающегося из Норвегии. Леснов, как и всегда, был верен себе: сразу уснул богатырским сном. А мы с Липатовым и Машиным травим анекдоты, смеемся. А в душе чувствую, что этот смех не к добру: Славянов обязательно спросит о докладе. И спросит самым строгим образом. Так и вышло.

Вот вдали показалась «Чайка» председателя. Включенными фарами и сигналами поприветствовали друг друга, проехали немного по своей территории и остановились на приглянувшейся поляне. Вышли из машин, поздоровались, потом быстренько достали из багажника коробки с провизией, накрыли походный стол и расположились как можно поудобнее, чтобы первыми в области послушать привезенные из страны фиордов новости.

Славянов, чувствовалось, еще не совсем отошел от длительной поездки и работы в парламентской группе, заметно осунувшийся, похудевший, был поначалу, как и всегда, сосредоточен. А выпил арзамасской водочки под предложенный Машиным тост «за благополучное возвращение на родную землю», закусил аппетитно нашей ближнегорской пастромой, и заметно повеселел, расслабился, начал делиться своими впечатлениями о поездке. Мы, довольные, притихли, слушаем, как наши парламентарии повели себя, чтобы добиться хотя бы в одной комиссии непринятия резолюции по Афганистану.

Отдохнули немного, закусили, расселись по машинам и двинулись в родной город, договорившись встретиться завтра, то есть в субботу. Прихожу, как обычно, без десяти восемь и направляюсь в кабинет Славянова. А он сразу, без предисловий, с вопросом ко мне:

— Не вижу доклада. В чем дело, Владимир Алексеевич?

— Он сырой, Иван Васильевич. Может, дадите нам еще денек? Мы доведем его до кондиции.

— Нет! Прочитаю сам. Хочу знать, какие еще вопросы надо учесть. Положи доклад на стол. — Славянов говорил жестко, раздраженно.

— Хорошо, — отвечаю, — доклад сейчас будет. — И в скоростном режиме бегу в свой кабинет за первым экземпляром.

Как я и предполагал, наше с Заборовым творение председатель разнес в пух и прах.

— Доклада нет. Выступать не с чем! Чем ты тут занимался?

— Доклад на ГО сделал. Это кроме остального.

— Доклад он на ГО сделал! А кому нужен этот доклад! — возмущался шеф. — Шофер на «Чайке» посторонних возит. Помощник вообще не понятно чем занимается. Ты не работал с докладом, как следует работать. Надо было пригласить специалистов. И работать, работать! — Председатель вместе с докладом сунул мне список тех, кого нужно приглашать: заместитель председателя облисполкома Бедов, секретарь облисполкома Тужилин, который работал когда-то землемером, главный землеустроитель области Буранов. В «бригаде» остались и мы с Заборовым.

Началась работа по новой структуре доклада. Тужилин был «коренником» и выдавал нам идеи; остальные — «пристяжными» и придавали этим мыслям требуемую литературную форму. Бедов, чтобы вжиться в суть вопроса, изучал постановления, другие документы высших органов страны по данному вопросу, делал необходимые записи и на правах главного в «бригаде» лишь изредка отрывался от своих бумаг, чтобы остудить разгоравшиеся споры. К восьми вечера доклад был готов. Славянов выслушал нас, высказал свои соображения по существу обсуждаемого вопроса, в частности раскритиковал два южных района, в прошлом первопроходцев. Расходились поздно, но все равно дописать доклад не успели. Поэтому пришлось выходить на работу и в воскресенье. Приготовили уже третий вариант доклада во второй половине понедельника. А перепечатали начисто и вычитали только к концу дня.

Славянов остался доволен, но несколько уточнений все-таки сделал, так что опять пришлось перепечатывать какие-то страницы. В половине девятого работу наконец закончили.

— Собирайся домой. Я сейчас тоже выйду, — объявил мне в самом благодушном настроении Иван Васильевич. И вдруг спрашивает: — Признайся, Владимир, пока я в Норвегии был, ты мало с докладом работал? Не вжился в суть. Я-то твои возможности знаю. А теперь поработали — и доклад готов.

— Вот именно, — отвечаю, — «поработали»! Все поработали. А до этого я один работал, причем как журналист, а не специалист по сорной растительности. У меня даже таких полномочий нет, чтобы приглашать корифеев — Тужилина и Бедова. Помните, как однажды в такой же ситуации Бедов съязвил: «Помощник председателя стал собирать его замов. Дожили!»

Славянов в ответ на мои слова только усмехнулся и рукой махнул — мол, свободен.

После совещания по сорнякам, как мы его назвали между собой, которое, кстати, проходило в филармонии и получилось весьма представительным — около тысячи ответственных работников и активистов было приглашено на него; в президиуме важно восседали первый секретарь обкома партии Богородов, рядом с ним Славянов, члены бюро обкома и исполкома областного Совета, — захожу к Славянову в кабинет за докладом, который по традиции остается для протокольной части, но я оставляю, как правило, его у себя, а архивистам передаю вторые экземпляры. От души поздравляю его с успешным выступлением. А он, возбужденный, но в целом довольный, сразу с вопросом ко мне: «Ну, как слушали?» Знает, что по сложившейся традиции я сидел в зале с секундомером в руках, засекая время и наблюдая за тем, как люди воспринимают выступление: слушают ли, записывают или читают.

— Было, — говорю, — как и всегда, тихо. Вас не только слушали. Иные, таких оказалось немало, даже конспекты делали. Польза будет, можно не сомневаться. Критика задела за живое многих, — я назвал несколько фамилий.

— Вот видишь, не зря мы поработали, — поддержал разговор Славянов. — Доклад получился, как я и планировал, критический. А если Карякин и Селиванов ходят как побитые, так пусть работают лучше.

После этих слов председатель и подарил мне папку.

— Да, история поучительная, — согласился с Владимиром молчавший все это время Соколовский. — Папка действительно памятная. Нелегкий, однако, у тебя хлеб — готовить доклады и выступления, и не кому-нибудь, а первому лицу области. Да еще штаб по театру, да еще изобретателя на себя навалил вне плана. И зачем ты с этим сеном связался? Ничего, на мой взгляд, хорошего из вашей затеи не выйдет. Ты уж не обижайся. Я всей душой за тебя. Но тебе не позавидуешь. — Соколовский посмотрел на часы и поднялся. — Мне пора. Когда встретимся?

— Мы еще не разошлись. Кстати, ты обещал рассказать мне какую-то интересную новость.

— Раз обещал — расскажу. Это времени много не займет, — согласился Соколовский. — По случаю завершения ремонта своей квартиры нас пригласил к себе тесть. И после небольшого выпивона поведал мне тайну мадридского двора. Богородов получил добро ЦК КПСС на создание в обкоме еще одного отдела — экономического и советовался с доверенными ему людьми по поводу заведующего. На беседу он вызывал несколько человек. Остался всеми недоволен. И по предложению моего тестя, которого он, как известно, сменил на посту первого секретаря горкома партии, остановил наконец свой выбор на Синицыне. Думаю, Станислава Петровича — помощника первого секретаря — знаешь. Так вот, Богородов пригласил его к себе, без всяких околичностей поделился с ним своими планами и предложил возглавить новый отдел обкома партии. Синицын вначале немного испугался и хотел было отказаться, но, зная, что Богородов очень не любит, когда с ним не соглашаются, делать этого не стал. Он помнил, как председатель горисполкома крупного района области Половинов, в прошлом хороший хозяйственник и специалист, на предложение «первого» возглавить сельскохозяйственный отдел обкома партии, побоявшись сразу отказаться, попросил время подумать. Видимо, забыл человек, что его задача соглашаться, а думать — дело первого секретаря, которому из «белого дома» виднее, что к чему. И вскоре, не дожидаясь результата размышлений Половинова, в город к нему одна за другой прибыли комиссии по проверке деятельности горисполкома. Через некоторое время стал известен и итог этих проверок: за имеющиеся недостатки и другие упущения в работе председатель горисполкома Половинов был освобожден от занимаемой должности, получив и по партийной линии выговор с занесением в учетную карточку. Хорошо изучив характер «первого» за годы работы с ним, Синицын не стал испытывать судьбу и теперь уже осваивается с новым назначением, в новом кабинете, имея в своем распоряжении четырех специалистов высшей квалификации.

Вот такие дела, уважаемый Владимир Алексеевич, — подытожил свой рассказ Соколовский. — Кстати, довожу до вашего сведения, Синицын по звонку моего тестя уже приезжал ко мне на базу. Решил, что в должности заведующего ему уже пора обновить свой гардероб. Приобрел импортный костюм и несколько рубашек. Я имел честь встречать его и заниматься с ним лично. Когда все порешили, поздравил человека не только с покупками, но и с новой должностью. Думай, думай, дорогой, о том, что и тебе не стоит век писать эти доклады и выступления.

— Я думаю, — ответил Филиппов. — Шеф обещал решить этот вопрос, так что суетиться в такой ситуации, сам понимаешь, не очень прилично. Жду. — Он пожал руку «маршалу», и они расстались.

В дополнение к основной работе — готовить выступления Славянова — в последние месяцы служебная нагрузка Филиппова заметно возросла: параллельно он стал выполнять и другие важные поручения председателя, связанные с работой штаба по реконструкции театра оперы и балета. До пуска театра оставалось чуть более месяца, и за это время предстояло выполнить немалый объем работ: установить в зале кресла, отшлифовать полы в гардеробе и в вестибюле, завершить благоустройство разрытой и заваленной строительным мусором территории и многое другое.

Ежедневно, выяснив обстановку на объекте, Филиппов возвращался в облисполком, чтобы доложить председателю о результатах своих встреч и переговоров с руководителями главных подрядных организаций и об имеющихся на объекте недоработках и отклонениях от графика. А с некоторых пор Славянов обязал его быть там с утра до вечера и не один, а два раза в день — в десять и семнадцать часов — докладывать ему о делах в театре.

Занятый по горло решением многочисленных вопросов по театру, Филиппов не замечал, как летят дни. Домой приходил поздно, ужинал перед началом программы «Время» и, обессиленный, почти всегда засыпал, не досмотрев ее до конца.

В один из дней, когда в кабинете Филиппова «бригада» специалистов заканчивала работу над очередным вариантом выступления председателя на совещании животноводов, к нему без предварительного звонка, чего раньше никогда не бывало, заглянул Воробьев.

— Владимир Григорьевич, мы очень заняты, — поздоровавшись с изобретателем, сказал устало Филиппов и напомнил: — Я же не случайно просил вас предварительно созваниваться.

— Понял, извините, Владимир Алексеевич, что так получилось! — ретируясь, отвечал Воробьев, одновременно знаками приглашая Филиппова выйти с ним буквально на минуту по неотложному делу.

«Наверное, это то самое, ради чего он так настойчиво уговаривал меня в соавторы», — невольно подумал Владимир, выходя вслед за изобретателем в коридор.

Остановились возле двери большого зала, где обычно проходят заседания исполкома областного Совета депутатов трудящихся. Заикаясь, Воробьев еще раз извинился за свой неожиданный визит и, размахивая руками и явно нервничая, принялся объяснять, почему так произошло:

— Все время, как мы познакомились и стали работать вместе, я жил у брата, пока он находился в отпуске. И звонил от него. Теперь брат с семьей вернулся, и мы снова переехали в свою квартиру, в которой делали ремонт. Телефона у нас, к великому сожалению, нет. Я хотел вам позвонить, вышел на автобусную остановку. Там, на углу магазина, был телефон-автомат, зашел в кабину, а трубка срезана. Вот после этого я и решил про-о-ехать к вам, — закончил наконец объяснять причину своего появления Воробьев.

— Так в чем дело-то, Владимир Григорьевич? Я слушаю, — нетерпеливо поинтересовался ничего не понимающий Владимир. — В чем срочность?

— У меня инвалидность третьей группы, а телефона не имею, — смущаясь, Воробьев подал Филиппову листок. — Вот, Владимир Алексеевич, мое заявление на имя Славянова. Зайдите к нему, Христом-богом прошу, и по-о-ходатайствуйте, пож-жалуйста, — заикаясь, изобретатель с трудом выговорил свою просьбу.

— Хорошо, я обязательно передам ему ваше письмо и попрошу решить вопрос. Можете не сомневаться, — заверил его Филиппов. — Но только не сегодня. У нас срочная работа — «бригадой» готовим выступление председателю. Если я пойду сегодня к нему с вашей просьбой, он меня просто не поймет. А вопрос, скажу откровенно, отнюдь не простой. Сейчас есть решение: в первую очередь устанавливать телефоны только инвалидам Отечественной войны. Поэтому не будем суетиться и все спокойно при случае порешаем.

— Хорошо, я согласен. Вы знаете, как лучше действовать. И огромное вам спасибо, что не отказываетесь.

— Хотя вопрос можно решить и по-другому, — предложил было Филиппов, имея в виду своего друга Лурина, начальника областного управления связи.

— Нет! — возразил Воробьев. — Передайте мое письмо лично председателю. И только ему! — И он упрямо воззрился на табличку, прикрепленную на двери: «Зал заседаний».

Видя удрученное состояние не кого-либо, а автора потрясающей идеи — готовить сено промышленным способом в любую погоду, Филиппов решил как-то успокоить его, и потому еще раз сказал, что со своей стороны сделает все от него зависящее.

— Не волнуйтесь, Владимир Григорьевич, обязательно передам ваше письмо председателю. И объясню ему, что́ вы делаете для области, но выберу для этого момент более подходящий, чем сегодня. Скорее всего, сразу после совещания.

— А побыстрее нельзя? — нудил Воробьев.

— Я же сказал: нужно выбрать момент. У нас тут своя дипломатия, — разъяснял Филиппов, а про себя подумал: «Главное, чтобы у шефа хорошее настроение было».

— Понял, извините меня, теперь понял, — закивал головой изобретатель, хотя по глазам его было видно, что он никак не хотел соглашаться с доводами Филиппова.

— Вы не сомневайтесь, Владимир Григорьевич, — заверил его Владимир. — А сейчас извините, меня ждут люди.

…Совещание животноводов, как и планировалось, прошло организованно, с должным эффектом воздействия, чему немало способствовал и обстоятельный доклад Славянова, подкрепленный свежими фактами, для сбора которых в колхозы и совхозы области выезжали специалисты из управления сельского хозяйства.

Утром следующего после этого совещания дня Филиппов пришел на работу не как всегда — без десяти восемь, а намного раньше. Так поступали в окружении председателя все, когда требовалось решить какой-либо серьезный вопрос.

Взяв конверт с заявлением Воробьева, Владимир первым встретил председателя у поста милиционера и прошел с ним в кабинет, по дороге делясь услышанными в кулуарах высокими оценками выступления Славянова.

— Да, в целом выступление прозвучало и примеры впечатляют. Первому оно тоже понравилось, — согласился с ним Иван Васильевич. — А ты чего это сегодня в такую рань? Что у тебя? — спросил он, взглянув на часы.

— Да вот письмо. К вам обращается инвалид третьей группы изобретатель Воробьев. Он разработал новую технологию приготовления сена, — начал рассказывать Филиппов и, глядя на председателя, отметил про себя, что даже эти слова, касающиеся жизни села, озабоченного выражения его лица не изменили.

«Может, дома не все в порядке? Может, лучше вообще отказаться от разговора, пока не поздно?» — лихорадочно соображал Владимир. Но было уже поздно.

— И чего изобретатель просит? — недовольно хмурясь, поинтересовался председатель.

— Телефон! — ответил односложно Владимир и тут же пояснил: — Сейчас Воробьев занимается большим делом. Очень важным для области.

— Пусть обращается к начальнику городской сети. Но лучше к Лурину. Наша служба.

— Иван Васильевич, Воробьев разработал агрегат по приготовлению сена на промышленной основе и при любых погодных условиях, — раскрывая все секреты замысла, тщательно и так долго оберегаемого им, пытался убедить шефа Филиппов. — В случае успеха слава на весь Союз пойдет. Это же решение такой проблемы!

Не принимая во внимание весомых доводов своего помощника, Славянов небрежно отмахнулся от них:

— На здоровье. Пусть работает. Еще неизвестно, чем все закончится. Знаем мы этих изобретателей. — И тут же взял в руки сводку и линейку, чтобы заняться тем, с чего он всегда начинал свой рабочий день — анализом сводок о работе аграрного сектора области.

— Иван Васильевич, — стараясь успеть до прихода других сотрудников, сделал новую попытку убедить шефа Филиппов, — все у Воробьева серьезно и уже запущено на полную катушку!

Славянов жестко взглянул на Владимира и не без раздражения спросил:

— Ты, что, Владимир, давишь на меня? Я же тебе русским языком сказал: пусть с твоим Воробьевым разбирается Лурин или этот городской барин Юшанин. Все! Занимайся-ка лучше театром. Готовь выступление на штабе. — И он нервно отодвинул вправо, подальше к стопке бумаг, подарок министра — ручку с золотым пером, которой он, как известно, обещал подписывать на бумагах и письмах только хорошие и добрые резолюции. Сегодня, судя по его настроению, хорошей резолюции ждать было нечего.

Владимир сунул конверт с заявлением изобретателя в карман и вышел, столкнувшись в дверях кабинета с Лесновым и Липатовым с блокнотами в руках, готовыми записывать персональные поручения председателя.

Расстроенный и раскрасневшийся, Филиппов сидел за своим столом, размышляя над тем, как же ему быть с Воробьевым дальше? Для начала он решил позвонить Лурину, с которым у него были хорошие, даже дружеские, отношения, не раз проверенные участием в регулярных шашлычниках. По «тройке» набрав знакомый номер, от секретарши он узнал, что Лурин находится на курсах повышения квалификации в столице и вернется лишь через месяц. Филиппов расстроился еще больше, понимая, что смысла обращаться к Юшанину тоже нет. Он барин, и без звонка «сверху» к нему на хромой козе не подъедешь.

И все же для очистки совести решил сделать звонок. По «тройке» снова набрав номер, он стал считать зуммеры, но долго ждать не пришлось: трубку быстро, после третьего гудка, снял сам Юшанин.

— Слушаю.

— Добрый день, Алексей Николаевич! — начал Владимир. — С вами говорит помощник председателя облисполкома Филиппов. К нам в приемную поступило письмо инвалида третьей группы.

— Войны или труда?

— Инвалид общего заболевания, — пояснил Филиппов. — Однако он известный рационализатор и ведет большую работу в интересах области. Написал письмо на имя Славянова, но Иван Васильевич посоветовал обратиться к Лурину или к вам. Лурин, вы, наверное, в курсе, на учебе. Поэтому что вы ответите, если облисполком попросит вас помочь инвалиду?

— Какая резолюция на письме?

— Никакой.

— Извините, Владимир Алексеевич, тогда ничем помочь не могу. На общих основаниях. В порядке живой очереди. Нас же строго предупредили: телефоны вне очереди устанавливать только инвалидам Отечественной войны. И только им. Вы же знаете! — Юшанин был официален и неподступен.

— Да, Алексей Николаевич, знаю. Извините за беспокойство.

Расстроенный после неудачного разговора теперь еще и с Юшаниным, Филиппов машинально рассматривал и раскладывал по ящикам стола поступившие сводки. «Что буду говорить изобретателю? Откровенно скажу — вариант один: дожидаться возвращения Лурина».

Прошло несколько дней, и хотя Филиппова так и подмывало снять трубку и поинтересоваться ходом лабораторных исследований, связанных с апробацией идеи Воробьева, от желания звонить в институт, как это делал раньше, он отказался: вдруг трубку сразу возьмет Воробьев? К сожалению, порадовать его было нечем. И вообще в жизни Владимира наступил период сплошного невезения: беды валились на него одна за другой. И самое неприятное заключалось в том, что он знал: они будут еще. Об этом свидетельствовала старинная примета. Молодой рожок месяца, он, к сожалению, увидел через левое плечо, а это всегда сулило различные неприятности.

Вначале позвонила мать и сказала, что бабушку, под старость лет лишившуюся своего угла, — в деревне у нее сгорел дом, и она теперь поочередно жила то у одной, то у другой, то у третьей дочери — побил зять средней.

— Поговори с ним, — попросила Владимира мать. — А сначала неплохо бы заехать к нам. Я перевезла ее к себе. Она сама тебе все и расскажет.

Возмущенный услышанным, Филиппов решил не тянуть с выяснением обстоятельств и во второй половине дня, отпросившись на час, заехал сначала к матери, а от нее к зятю, уже вернувшемуся домой после первой смены с завода «Красный вулкан». Поставив перед его окнами — семья сестры матери жила на первом этаже — черную «Волгу», Владимир вошел в дом родственников и без излишней дипломатии начал с цели своего приезда:

— И как, Андрей Павлович, у тебя только рука поднялась на старого, немощного человека? В чем дело?

От волнения зять сбивчиво начал рассказывать, как он опаздывал на работу, вышел из туалета, а тут бабка под ногами мешается. Ну он и толкнул ее нечаянно, не со зла, и она упала, оказывается, боком на угол тумбочки, стоявшей в прихожей.

— Я же нечаянно! — уверял зять.

— Представляю, как здоровый мужик нечаянно толкает сухонькую старую женщину! Вот что, Андрей Павлович! — Филиппов сурово смотрел в глаза зятю, и тот отвел их. — Чтоб подобного больше не повторялось. Иначе тебе не поздоровится. Это я тебе твердо обещаю. Если же не хочешь, чтобы она проживала у вас, как сестры договорились, будешь моей матери платить за ее содержание.

— Да я что, я — пожалуйста. Пусть живет. Не жалко, — заюлил зять.

Филиппов, несколько успокоенный тем, что выполнил поручение матери, возвращаясь на работу, всю дорогу с грустью думал о бабушке, которая вырастила семерых дочерей и сыновей; четверо из них стали учителями. А сколько ей приходилось нянчиться с внуками и внучками! И ко всем она относилась ласково, заботливо, учила быть добрыми и трудолюбивыми, как дедушка, который сапожничал всю свою жизнь. Владимир хорошо помнил из детства, что всякий раз, когда он ложился спать, дед при керосиновой лампе все еще сидел в своем углу, приводя в порядок обувку кого-нибудь из сельчан; а когда просыпался утром — дедушка был уже на своем рабочем месте, словно и спать не ложился вовсе. В рабочем уголке деда под рукой имелось великое множество разного инструмента: молотки, шилья, ножи сапожные, а в баночках и коробочках — гвоздики стальные и березовые, которые он изготавливал тоже сам, как и колодки необходимых размеров. Знаменитым сапожником дед вернулся из царской армии. Именно в ней ему довелось пошить хромовые сапоги самому императору российскому — Николаю. Этой высокой чести он удостоился во время службы на острове Цейлоне. А в молодости дед считался одним из лучших гармонистов села. И еще была у деда одна особенность: у него имелась большая, толстая тетрадь, в которую он записывал главные события своей жизни. «24 октября. Сегодня Алене вернул чесанки, а Петрухе продал хромовые сапоги»; «18 ноября. Получили письмо от Валентины с фронта. Читали вслух. Дай бог, чтоб живой вернулась»; «23 ноября. Лисенка, как только поправится, надо отвести в лес»; «27 ноября. Лисенок поправился и сразу загрыз одну молодку. Завтра отправлю его на волю».

Вовка помнил: с лисенком этим действительно была целая история. Он очень гордился, что ни у кого в деревне не было настоящей лисы, а у них — была. Дед из лесу принес лисенка в мешке, освободив из силка, которым зверек поранил себе шею, выходил его, а затем держал на привязи. Лисенок при виде людей забивался в подполье, а на кур и кошек бросался и как-то странно хрюкал при этом, а не лаял. Когда он подрос, сосед предложил использовать зверушку на воротник, но дед решительно отказался. А после того как семья лишилась из-за так и не привыкшего к людям хищника одной молодки, отвел его ранним утром в лес. В своей тетради он записал: «30 ноября. Выпустил лисенка на волю. Каждая божья тварь должна жить там, где предназначил ей господь».

И дед и бабушка были людьми верующими: бабушка прежде чем лечь спать, вставала перед иконостасом на колени и усердно крестилась, шепча слова молитвы. Владимир был маленьким и не знал, о чем она просит бога, а когда однажды, не выдержав, спросил ее об этом, она ответила ему, что просит господа Бога, чтобы все наши вернулись с фронта живыми, чтобы быстрее одолели супостата Гитлера, чтобы все мы зажили в достатке и добром здравии. Она и внукам прежде чем сесть за стол завтракать, обедать или ужинать, велела обязательно перекреститься, а потом приучила и к тому, чтобы все они, ложась спать, читали небольшую молитву: «Ангел-хранитель, святой покровитель, спаси и сохрани отрока Владимира».

Как-то Володька спросил ее:

— Бабушка, а когда я буду не отроком, а вырасту большим, как мне читать эту молитву?

— А ты проси от имени раба божьего Владимира. Все мы рабы господни.

Давно это было, но внук не забыл слов этой молитвы… На всю жизнь запомнил он и еще одно напутствие бабушки: если увидишь рожок месяца через левое плечо — это не к хорошему. Можно ожидать бед и всяких неприятностей. Если же невольно обратишь внимание на рожок нового месяца через правое плечо, значит, все время пребывания его в небе до следующей перемены положения будет для тебя хорошим во всех делах, сопровождаться радостными событиями.

Вспомнив об этом, Филиппов невольно подумал: «В этот раз видел рожок месяца точно через левое плечо, и на́ тебе — первая неприятность — обидели саму бабушку. Можно не сомневаться, что беда не последняя и где-то впереди поджидает еще что-то нехорошее».

Подойдя к своему кабинету, Владимир сразу заметил белый листок, втиснутый в щель между дверью и ее коробкой, и невольно подумал: «Интересно, кто мог оставить это послание?» Быстро развернул его и прочел: «Владимир Алексеевич, у нас есть к тебе срочный разговор. Не уходи, не дождавшись нас. Мы должны обязательно попасть на прием к председателю облисполкома. С уважением В. Муромцев, Ф. Несмеянов».

«Вот какие гости пожаловали, — улыбнулся Филиппов. — Что они — это хорошо! А вот хорошо ли то, что кроется за их просьбой „обязательно попасть к председателю“, еще вопрос».

Владимир вошел в кабинет, позвонил сначала в приемную и, доложив, что он на месте, узнал, что его разыскивают руководители из района, и мысленно поблагодарил их за сообразительность. Затем сходил в машбюро, взял подготовленные в правительство письма; вычитав их и не найдя ошибок, сложил в папку для председателя и решил, что, как только друзья из Саблева появятся, он отнесет письма на подпись и заодно попросит шефа, чтобы он принял руководителей из района.

С Муромцевым и Несмеяновым Филиппов познакомился давно. В прославившийся на всю страну изготовлением ножей и медицинских инструментов, а впоследствии и своими автобусами город Саблево Владимир приехал по заданию Славянова: подобрать для примера два хозяйства для использования их опыта в докладе на кустовом совещании. Председателя горисполкома тогда на месте не оказалось, и Филиппов прошел к его первому заместителю — Муромцеву Валерию Николаевичу.

Рассказав ему о цели своего приезда, Владимир попросил, чтобы ему помогли устроиться в гостинице и дали возможность поговорить со специалистами. Филиппов собирался поставить перед ними задачу — подобрать хозяйства и подготовить технико-экономические показатели их работы, а на следующий день обеспечить знакомство с ними на месте.

Пригласив специалистов сельского хозяйства к себе, Муромцев познакомил их с Филипповым и направил для работы в зал заседаний, чтобы никто им не мешал.

Время пролетело незаметно, и дело близилось уже к вечеру, когда Муромцев, выяснив, что брони на место в гостинице нет, ломал голову над тем, куда устроить гостя на ночлег. Ситуация осложнялась еще и тем, что у него самого на вечер была намечена встреча на базе отдыха родного завода «Восток», откуда его и пригласили когда-то на работу в горисполком. И тогда первый зам решил откровенно рассказать гостю из областного центра, как обстоит дело с гостиницей. На первый взгляд Филиппов показался ему человеком коммуникабельным и не чванливым.

…За работой остаток дня пролетел быстро, и когда Филиппов, попрощавшись до следующего дня со специалистами, с которыми работал над необходимыми справками и отчетами для доклада Славянову, вернулся в кабинет к Муромцеву, тот честно рассказал ему о ситуации с гостиницей и предложил:

— Может, поедете со мной, Владимир Алексеевич, на базу отдыха моего родного завода? Она не так далеко от города.

— А почему бы и нет! — согласился Филиппов. — Это, наверняка, даже лучше, чем гостиница.

И Владимир не ошибся. База находилась в смешанном лесу, на берегу живописного озера, где стояли небольшие домики для отдыхающих, в большинстве своем деревянные, щитковые, некоторые рубленые. Здесь царила тишина, которую лишь изредка прерывал лай собак, кучковавшихся возле столовой и дома сторожа. Мерно гудели где-то вверху, будто переговариваясь друг с другом, могучие сосны, слышалось умиротворяющее щебетание птиц да с озера доносились всплески воды под ударами весел и голоса катающихся на лодках.

Филиппов и Муромцев разместились в одном рубленом доме, но в разных его половинах. Была в этом доме и еще одна комната, бо́льшую часть которой занимал широкий и длинный стол. Именно здесь, как догадался Владимир, и проходили встречи и проводы самых именитых гостей. Вот и на этот раз, едва Муромцев и Филиппов появились на даче, как в гостевой без лишней суеты, но быстро и обстоятельно оказался накрыт гостеприимный стол с холодными закусками, водкой и напитками. А на самом краю его возвышался плотно закрытый крышкой бачок ведра на полтора.

— Это уха из петуха! — улыбаясь, пояснил Муромцев и представил собравшимся Филиппова: — Помощник председателя облисполкома.

А за столом рядом с Владимиром тогда оказался Федор Федорович Несмеянов, директор известного в городе и области предприятия «Восток». С тех пор и началось их близкое знакомство. Филиппов бывал на базе неоднократно, даже провел здесь один отпуск: писал, купался, ходил за грибами и насушил их почти целое ведро.

И вот теперь оба, Несмеянов и Муромцев, прибыли в облисполком. «Интересно, что их привело сюда?» Владимир даже не успел обстоятельно подумать об этом, как оба дружно пожаловали к нему сами. Филиппов вышел из-за стола, поочередно поздоровался и обнялся с каждым. И тут же, не теряя времени, по предложению Владимира все трое расположились за столом, стоящим посреди кабинета. Причина визита, судя по удрученному виду гостей, была серьезная.

Пояснение начал Несмеянов.

— На противоположную сторону нашего озера нацелилось автотранспортное предприятие. Его, по некоторым данным, поддерживает чуть ли не первый секретарь горкома партии. Но дело не в этом, — рассказывал Федор Федорович. — Если они получат разрешение — озеро превратится в лягушатник. А с другой стороны, почему тогда нам не дают такого разрешения? Мы не раз просили об этом. База становится тесной и может использовать оба берега. Предлагаю, как и в прошлые годы: пусть область создаст комиссию, и она составит свое заключение.

— И можно не сомневаться, — вставил Муромцев, — комиссия своих решений менять не будет. А именно: дальнейшее расширение освоения берегов озера за счет строительства других баз отдыха здесь невозможно по следующим причинам: с одной стороны проходит высоковольтная линия, с другой — газопровод. Все. Раз не разрешили расширяться «Востоку», не надо допускать на озеро и никого другого.

Обговорив детально все вопросы и наметив предварительный состав членов комиссии, Филиппов успокоил обоих ходоков, что теперь им можно спокойно идти к Славянову, и, сунув в папку подготовленные в правительство письма, а в ежедневник — отпечатанные на половинке листа фамилии руководителей, желающих попасть на прием к председателю, отправился к нему в кабинет.

Славянов, отметив что-то в раскрытом томе Большой советской энциклопедии, отложил ее в сторону, посмотрел на вошедшего помощника и указал ему на кресло.

— Письма я сейчас подпишу. Что еще ко мне есть?

— У меня в кабинете лауреат Государственной премии, директор и технический руководитель предприятия «Восток» Несмеянов Федор Федорович и первый заместитель председателя Саблевского горисполкома Муромцев Валерий Николаевич. Настоятельно просят, чтобы вы их приняли.

— Что у них за вопрос? — поинтересовался Славянов и, выслушав самую суть обращения, сразу оценил ситуацию. — Я помню, мы им помогали. Поддержим и теперь. Пусть зайдут. Попроси Зинаиду, чтобы чай приготовила. Когда будет подавать, зайди и ты. А к этому времени подработай состав комиссии. Подумай, кого послать старшим. Действуй.

…Пока готовили чай, Владимир успел напечатать состав комиссии, уговорив быть старшим заместителя начальника управления лесного хозяйства Ширшова, который занимался этой базой и в предыдущий раз. Вычитав список, Филиппов приготовился уже идти в приемную, как резко затрезвонил городской телефон.

Сняв трубку, Владимир по голосу узнал Гладилова. Народный артист России в последнее время что-то слишком часто стал исполнять партию вестника печали; вот и сейчас он сообщил, что ведущий тенор театра Курлацкий снова попал в больницу с большим давлением и сильными головными болями. Владимир договорился, что они навестят Алексея вместе, и, отправляясь в приемную, невольно подумал, что примета — рожок месяца увидел через левое плечо — работает четко.

…Раскрасневшиеся от выпитого чая и довольные оказанным им приемом, гости вышли от Славянова вместе с Филипповым, от которого теперь во многом зависело оперативное исполнение принятого председателем облисполкома решения. И хотя саблевцы не сомневались, что затягивать отправку комиссии никто не будет, все же снова гуськом вернулись в кабинет к Владимиру для уточнения сроков и деталей.

— Владимир Алексеевич, так когда нам ожидать комиссию?

— Скорее всего, послезавтра. Если завтра с утра мне удастся переговорить еще с двумя участниками, то после обеда, во второй половине дня, — пообещал Филиппов.

— Может, по этому случаю отметим нашу встречу? — предложил Муромцев. — У тебя как со временем?

— Хотя рабочее время и закончилось, пока председателя не проводим, не могу. Вдруг ему что-то потребуется или задание какое придумает для меня. Все может быть.

— А когда он уедет? — посмотрев на часы, спросил Несмеянов.

— Как и всегда, в девятнадцать ноль-ноль. Значит, через десять минут, — ответил Филиппов, тоже взглянув на часы.

— Так, может, после проводов, чтобы здесь не светиться, отъедем куда-нибудь и прямо в машине отметим встречу? — убеждал в необходимости машинного застолья Несмеянов.

— Согласен, — улыбаясь, поддержал наконец его Филиппов и тут же поправил: — Но лучше не в машине, а в цирке, у Панкратова. Он всегда для этих целей найдет подходящую комнату. А если не понравится у него в кабинете, может дать номер в гостинице. В случае чего сможете и переночевать там, чтобы не ехать на ночь глядя.

— Там видно будет, — согласился Несмеянов. — Одно ясно: в цирке лучше, чем в машине.

На том и порешили.

Анализируя свои действия, Владимир хотя и вынужден был признать, что в последнее время и его коснулось немало неприятностей и бед, все же в недалеком будущем просматривал неплохие для себя перспективы: вскоре после сдачи театра шеф уедет в отпуск, а там, если ничего не случится, и для него с Аленой должны наступить неплохие времена.

Он не встречался с полюбившейся ему девушкой уже довольно длительное время и испытывал большое желание увидеться с ней.

Продолжая свои отношения с Аленой и опасаясь огласки, Филиппов соблюдал все доступные ему меры предосторожности и был доволен: все складывалось в целом хорошо. Принявшие систематический характер встречи любовников проходили чаще всего у матери Соколовского — она жила в трехкомнатной квартире одна, и Алена понравилась ей с первого раза. По этому старушка принимала их всегда очень радушно: помогала приготовить закуску, накрыть стол, без уговоров соглашалась посидеть с ними, охотно могла выпить при этом рюмочку, а потом потихоньку отправлялась по своим делам на кухню, ненавязчиво и очень деликатно стелила им постель и тактично удалялась в свою комнату.

Встречи Владимира с Аленой случались и у нее дома, но не очень часто. Все здесь было бы хорошо — дома она чувствовала себя по-настоящему хозяйкой: готовила Владимиру любимую им яичницу с зеленым луком, потом, после занятия любовью, с удовольствием мыла его. Чистые, облегченные, они садились на кухне пить чай или что-нибудь покрепче. Но когда наступало время расставаться, Алена моментально надувала губы, ожесточалась и заливалась слезами. Лицо ее становилось злым, некрасивым. Сколько раз поэтому Владимир зарекался не встречаться у нее на квартире. Но проходило время, он начинал думать о ней, а воспоминания о прошлых встречах еще сильнее распаляли его, и, чтобы ни от кого не зависеть, он ехал опять к ней, а после радости новой встречи, горячих ласк и тихой нежности приходилось вновь выдерживать бурную, со слезами, сцену безосновательной ревности молодой женщины, страстно желающей постоянства отношений. Все чаще и чаще она стала говорить о том, что неплохо бы куда-нибудь уехать. И тогда им не придется никого бояться и жить они смогут себе в удовольствие. Конечно, уехать куда-нибудь — красивая идея, но Владимир уже давно решил, что эта идея для него совершенно бесперспективна, губительна даже. Надо быть круглым идиотом, чтобы не понимать, что за это его, куда бы он ни уехал, исключат из партии, снимут с работы. Этого уже достаточно, чтобы стать никем! А смириться с потерей статуса Владимир даже малейшего желания не испытывал, и потому, высказав все это Алене, он просил ее пока не строить никаких иллюзий насчет «махнуть куда-нибудь», а оставить все так, как у них сложилось со времени их знакомства. Лучшее, на что они могут рассчитывать для себя, так это, если ничего не случится, вместе съездить в отпуск в один и тот же санаторий.

Это предложение Алене понравилось и на какое-то время примирило ее со своей участью.

— А как быть с путевками? — беспокоилась она. — В разные санатории достать их легче. А в один? Думай, у тебя же есть какие-то связи.

— Выкрутимся! — заверил ее Филиппов — Я возьму путевку в своей бухгалтерии, а насчет тебя похлопочу в обкоме профсоюза, у хороших знакомых попрошу. И все дела, — успокоил он любимую женщину.

— А у тебя когда отпуск? — торопила время Алена, и было видно, как сияют при этом радостью и нетерпением ее глаза.

— Вернется шеф — и сразу уйду. Теперь мы с ним два месяца отдыхаем друг от друга, — объяснял Филиппов. — Он собирается в отпуск после сдачи театра. В Ясноводск едет. В санаторий «Горячие валуны». Каждый год там отдыхает. А ты когда сможешь?

— Как ты, так и я. Давай заранее определимся, — приступала Алена с новыми вопросами, которых у нее появлялось великое множество. — Значит, шеф возвращается — ты уходишь, да?

— Да! Но могу уйти и не дожидаясь его. В принципе проблем по этой части нет. Но я все с ним согласую до ухода его в отпуск, — терпеливо разъяснял Филиппов. — Тут вопросов не было и не будет. Нужна только путевка. Мне она гарантирована.

— Теперь понятно, — не отставала Алена. — Будем выяснять, с какого времени точно уйдет ваш шеф. А потом определимся и мы.

Алена загорелась новой идеей. По своим каналам довольно скоро она выяснила все, что касалось ее отпуска и возможных путевок. Поделилась новостями с Филипповым, строго-настрого наказав, чтобы он не прозевал их и заранее принял все необходимые меры. И с нетерпением принялась ожидать, считая дни и недели до желанного времени, когда она в кои-то веки отдохнет, как все нормальные люди, в санатории, а главное не одна…

Довольный, что на определенный период времени отвлек молодую любовницу от несбыточной мечты строить совместную с ним жизнь более реальными заботами о совместном путешествии, Филиппов пригласил Алену снова к себе в сад, чтобы, ни от кого не завися, провести свидание с ней так, как это было в первые их встречи.

Все прошло и в самом деле так, как он и предполагал. Оба были довольны друг другом.

…Утром, успокоенные, радостные, они с аппетитом позавтракали и поочередно, друг за другом, пришли на остановку. Но когда в давке, в общей толчее, стараясь не очень привлекать к себе внимание, скромно устроились на задней площадке автобуса, Владимир неожиданно снова увидел недалеко от себя «старого друга» — милиционера, который однажды уже засек их с Аленой. Как и в прошлый раз, едва встретившись взглядом с Филипповым, Петр спокойно отвернулся и сосредоточенно принялся рассматривать что-то более важное за окном.

«Интересно, что он попросит теперь?» — без прежнего напряжения, но с досадой подумал тогда Владимир. В том, что милиционер распускать сплетни не будет, Филиппов теперь уже был уверен, как не сомневался он и в том, что на днях постовой придет к нему с новой и опять непростой, а скорее всего, трудной просьбой. И на это теперь у него были все основания. В свой первый визит к Филиппову Петр заверил его, что до могилы будет глух и нем, но если у него возникнет какая-либо жизненная необходимость, то обратится к Владимиру Алексеевичу, а тот, со своей стороны, пообещал, что, если будет в его силах, обязательно ему поможет, и лучше не советом — делом.

В своих предположениях Филиппов не ошибся: через несколько дней после злопамятной встречи в автобусе, вежливо постучав, Петр зашел к нему в кабинет, поздоровался, еще раз поблагодарил за то, что ему отвели неплохой участок в садовом товариществе, и с плутовской смешинкой в глазах попросил Владимира на этот раз помочь ему достать уже срубы для дома.

— Участок я разработал, подготовил все необходимое для фундамента — завез блоки, купил цемент, — пояснял Петр как бы просительно, но с упрямой обстоятельностью. — Сейчас строго с излишками жилой площади. Поэтому, Владимир Алексеевич, в соответствии с существующим законодательством срубы желательно пять на четыре, на худой конец — шесть на четыре. Помогите, пожалуйста, благодарен буду всю жизнь.

Вопрос о приобретении срубов действительно был очень сложным, но Филиппов, понимая, что молчание не кого-нибудь, а сообразительного и хваткого постового стоит помощнику председателя дороже, сделал все, чтобы очень скоро Петр благополучно доставил сруб на свой уже распланированный для возведения дома участок.

Но на будущее поездки с Аленой в свой сад Филиппов теперь уже окончательно и бесповоротно решил прекратить и использовать для свиданий с ней только другие варианты из имеющихся у них.

И все же период невезения пока еще не закончился.

Обеспокоенный затянувшимся молчанием Владимира и сгорая от нетерпения скорее узнать судьбу своего письма Славянову, Воробьев опять без звонка объявился собственной персоной в кабинете помощника председателя.

Поздоровались без прежней душевности, не глядя друг другу в глаза. Пытаясь несколько оттянуть сообщение нежелательной для Воробьева новости, Филиппов первым делом поинтересовался результатами опытов в лаборатории.

— Как дела, Владимир Григорьевич? Опыты еще не закончились?

— Пока не закончились. Поэтому ничего хорошего сказать вам не могу, — официальным тоном, очень сдержанно, и почти не заикаясь, ответил изобретатель. — А как мой вопрос, решился?

— К сожалению, председатель посоветовал вам обратиться к Лурину. Это начальник областного управления связи. Но он сейчас на учебе. Можно, не дожидаясь его возвращения, обратиться и к начальнику городской телефонной сети Юшанину.

— Это дохлый номер! — с ходу отмел этот вариант Воробьев. — У меня есть его ответы. Я много лет подряд их получаю. Если судить по ним, то телефон мне поставят после двухтысячного года! Значит, вы не хотите мне помочь?! Вот уж не ожидал! А я получил подтверждение на регистрацию мо-е-го изобретения. И представьте себе, вы — соавтор! — Воробьев голосом выделил слово «моего» и замолк, вопросительно глядя на собеседника.

Филиппов только теперь понял, что он ввалился-таки в грязную яму и только потому, что зря поддался на уговоры Воробьева стать соавтором.

Это случилось вскоре после их совместной поездки в хозяйство Чагина. Паспорт еще ему, дурак, приносил, чтобы заполнить анкету с данными об авторе.

«Не надо было этого делать! — с горьким сожалением подумал Владимир о содеянном. — Теперь чистым из этой ямы не выберешься».

Не видя реакции на свое сообщение о регистрации изобретения, Воробьев на одном дыхании и опять совершенно не заикаясь выпалил мстительно:

— Ну ладно, соавтор, раз вы не желаете помочь автору, мы пойдем другим маршрутом! — и, не прощаясь, резко повернулся и зашагал по коридору на выход.

Владимир даже не успел сказать ему, что для решения вопроса следует подождать всего лишь возвращения Лурина из столицы. Вспыльчивый характер Воробьева добавил неприязни в его отношение к изобретателю, но с другой стороны, он готов был понять его: человеку слишком надоело годами ожидать решения вроде бы совсем, с его точки зрения, простого вопроса.

«Пройдет время, и он, конечно же, успокоится, — рассуждал Владимир. — Сам придет, или же я позвоню в лабораторию и скажу ему, как будем решать вопрос без Славянова. Как только вернется Лурин из Москвы, вопрос будет решен. И если уж человек ждал телефона годами, месяц подождать сможет».

Осмысливая нежелательные события и конфликты, происходящие в последнее время в его жизни, Филиппов невольно задумался: а до каких же пор такое будет продолжаться? Может, и вправду следует резко сменить обстановку и съездить куда-нибудь на субботу и воскресенье? Предложение Лужбинина, пожалуй, было весьма кстати. Человек два раза уже звонил и приглашал приехать тем же составом, что и в прошлый раз, чтобы набрать для засолки черных и белых груздей, мощный слой которых сейчас пошел. Кого же взять с собой?

Зная, что у Буравкова оба дня заняты — в воскресенье день рождения матери, — Владимир, долго не раздумывая, позвонил проректору сельхозинститута Былинкину, с которым тоже крепко дружил не один год. И предложение его было принято с благодарностью.

В субботу вечером на «рафике», полученном в сельхозтехнике, вместе с шофером и его сыном Сергеем команда Филиппова появилась в районном центре, где опеку над грибниками взял сам председатель райисполкома Лужбинин.

Когда на двух машинах приехали на опушку леса, то, учитывая, что в группе горожан почти все новенькие, договорились идти по лесу в пределах видимости друг друга и периодически подавать голос, держа ориентир на Лужбинина.

Вскоре во главе с ним вошли в лес и цепочкой, на небольшом расстоянии друг от друга, принялись за поиски грибов.

Первое время договоренность старались соблюдать все: слева от Филиппова шел сын шофера Сергей, за ним его отец; Былинкин двигался с правой стороны от Лужбинина.

Когда чаще стали попадаться дорожки и группки груздей, в большинстве своем черных, ауканье и крики постепенно прекратились совсем, так все увлеклись сбором грибов и, очевидно, потому не сразу заметили, как наступила темнота. В лесу это происходит быстрее, чем на открытой местности. И Лужбинин, понимая, что теперь стало еще проще заблудиться, предложил Филиппову трубить сбор.

Первыми на крики Владимира откликнулись Сергей и Былинкин, подошли, оба довольные, с гордостью показали добычу.

— А где отец? — обращаясь к сыну шофера, спросил Лужбинин.

— Вначале шел рядом со мной, а потом куда-то неожиданно пропал. Я испугался и начал кричать его. Но он так и не откликнулся… А вы, значит, его тоже не видели? — Сергей в растерянности присел на подножку «рафика».

Все поняли, что случилось самое нежелательное. Начали звать Михаила, кричали до хрипоты, но никаких откликов не услышали даже тогда, когда порядком углубились в лес.

Филиппов, понимая, что всю ответственность за случившееся несет он, предложил проехать на обеих машинах как можно дальше в лес с включенными фарами и беспрерывно сигналя. Но и эта попытка найти человека не принесла успеха.

Стало ясно, что все меры по поиску шофера ночью в лесу бесполезны. Не исключено, что Михаил может оказаться сейчас уже в другой области — граница-то с ней совсем рядом, а возможно, где-то и на территории района.

Усталые и расстроенные, приехали ночевать на бывшую базу пионерского лагеря, и еще по дороге Филиппов попросил предрика сообщить о случившемся в райотдел милиции и одному из своих замов, чтобы они побыстрее связались с близлежащими фермами и хозяйствами.

Не рассчитывая на удачу, кое-как перекусили и сразу легли спать, решив встать пораньше и вернуться в лес, туда, откуда начали поход за грибами.

Владимир не спал почти всю ночь, и хотя усталость в конце концов свалила и его, проснулся он первым и сразу разбудил остальных.

Наскоро выпив по бокалу чая, снова прибыли на опушку леса, наметили план поиска. И вдруг где-то совсем неподалеку послышался гул машины. С каждым мгновением он становился все явственнее.

И вскоре грибники, выйдя из-за деревьев на лесную дорогу, увидели, как к ним приближается крытая брезентом машина. Она остановилась рядом с их «рафиком», и тотчас все увидели в ее кабине пропавшего шофера.

Не скрывая слез радости, Сергей бросился к отцу, выпрыгнувшему из машины.

Выждав, пока закончатся их объятия, Филиппов, радость которого была не меньшей, чем у отца с сыном, спросил улыбающегося шофера:

— Расскажи-ка, Михаил, как же так вышло, что ты бросил не только нас, но и своего собственного сына?

— Да сам не знаю, Владимир Алексеевич! Вначале я смотрел, как Сергей собирает грибы. А потом так, видать, увлекся, что совсем забыл посматривать по сторонам. А кричать, честно признаюсь, поначалу стеснялся. Шел и шел, все думал, на кого-нибудь из вас выйду. А там темно внезапно стало. Лишь часов в двенадцать ночи вышел на одну из ферм, где и заночевал вместе со сторожем… Извините, что так получилось. Грибы я собирал первый раз в жизни.

Услышав такое, рассудительный и неторопливый в оценках людей Былинкин, не выдержав, в резкой форме попенял незадачливому грибнику:

— Мне приходится встречаться со многими, но такого безответственного отца я вижу впервые!

Рассуждать на эту тему больше не стали, а чтобы не терять времени, поехали дальше, благо Лужбинин грибные места хорошо знал. Приехали на большую поляну, поставили рядком машины, включили приемник и, наказав Михаилу искать грибы только вокруг машин, углубились в лес.

С мешком грибов Владимир вернулся в город и, довольный, подумал, что после такой встряски обязательно должен наступить перелом, и никакие напасти больше его не коснутся.