Когда в пути не один

Глава 18

В первый после отпуска рабочий день Филиппов пришел на службу раньше всех, чтобы побыстрее ознакомиться с обстановкой и настроить себя на предстоящие дела. Он открыл форточку, проветрил свой кабинет, полистал подшивку областной газеты, разобрал скопившиеся на столе сводки, в ежедневнике записал дату и вывел пожирнее цифру один, а через равные промежутки еще двойку и тройку — для записи предстоящего задания от председателя.

Вскоре подошла секретарша Валерия, а за ней — Леснов и Липатов. При виде отпускника все оживились, поздоровавшись, внимательно оглядывали его, наперебой задавали вопросы об отдыхе, потом делились с ним новостями из жизни области. Наконец, взглянув на часы, дружно, как и всегда, втроем отправились встречать шефа, который по распорядку на день хотел немного позаниматься неотложными делами, а потом вместе с первым секретарем обкома партии Богородовым должен был сопровождать министра внутренних дел РСФСР Марчука.

Славянов поздоровался с каждым за руку и, не сбавляя взятого им темпа, пошагал по ковровой дорожке в свой кабинет.

По традиции, усевшись за небольшим столом, все трое его помощников ожидали для себя поручений и заданий, но Славянов в этот раз был озабочен более чем всегда и удивил всех своей лаконичностью.

— Занимайтесь своим делом, — посмотрев на Леснова и Липатова, сказал председатель. — А ты, — обернулся он к Филиппову, — после отпуска с новыми силами берись за доклад. Меня попросили выступить в высшей партийной школе на курсах председателей хозяйств и райисполкомов. Лекция на два часа. Наработка у тебя имеется. Обнови примеры, увяжи с решениями съезда и последними документами партии. Срок три дня. Вопросы есть? Через десять минут я уезжаю на встречу с министром.

— Долго Марчук собирался, даже на открытие нового здания УВД почему-то не приехал, — не удержавшись, высказал свое отношение к происходящему Липатов.

— По логике тут может быть две причины. Первая — большая занятость министра неотложными проблемами: Россия-то огромная, — заметил Леснов. — И вторая — желание наконец-то самому убедиться в услышанном от работников своего министерства, которые присутствовали на открытии здания.

— До встречи с министром и выводов комиссии о работе нашего управления всякие домыслы преждевременны, — оборвал разговоры помощников Славянов. — Все! Будьте на своих местах.

Филиппов, убрав ручку в нагрудный карман и захлопнув ежедневник с единственной записью, сделанной сегодня под жирной цифрой один, отправился в свой кабинет.

В нижнем отделении одного из трех книжных шкафов, где хранились все выступления председателя за последние годы, по имеющемуся у него списку Филиппов отыскал нужный ему материал для лекции и извлек второй экземпляр, чтобы можно было вносить изменения, править и резать.

Сел за стол. Посмотрев в ежедневник на жирную цифру один, невольно подумал, что, для того чтобы округлить ее, потребуется подготовить около шестидесяти страниц текста; и хотя «болванка» имелась неплохая, однако срок был назначен все-таки небольшой — всего три дня.

Имея под руками все данные по области с 1966 года, Филиппов трудился, не выходя из кабинета почти целый день. Ближе к вечеру неожиданно зазвонил городской телефон.

Сняв трубку, Владимир искренне обрадовался, услышав голос дочери, предложившей ему вместе съездить в больницу к матери. Владимир, попросив ее подождать немного, по «вертушке» узнал от секретарши, что шефа сегодня не будет, и охотно согласился встретиться с Маринкой.

За два дня напряженной — с восьми утра до восьми вечера — работы над выступлением шефа в высшей партийной школе Владимир Филиппов сделал большую ее часть, а чтобы не тратить целый день на печатание всего доклада, отпечатал лишь отработанный текст и вычитал его сам. Так что к началу третьего рабочего дня он был готов отдать первый экземпляр текста лекции председателю и предполагал, что после его знакомства с ним и возможных замечаний и дополнений у него будет еще время перепечатать выступление еще раз.

К концу дня, проводив министра, Славянов позвонил из аэропорта и сообщил секретарше, чтобы она предупредила помощников и Леснова о том, что он скоро подъедет.

И потому все трое, сидя в кабинете Леснова, коротая время в ожидании шефа, не спеша высказывали свои предположения о результатах визита министра в область до тех пор, пока не позвонил постовой. И тогда все быстро поднялись, вышли в коридор и направились навстречу председателю. Поздоровавшись, вместе с ним прошли в его кабинет. И по тому, что Славянов был не очень разговорчив, сразу стало ясно, что он не в лучшем настроении.

— Из достоверных источников известно, что визит министра оказался не таким, как бы хотелось, — осторожно высказался Леснов, поудобнее усаживаясь в кресле.

— Да, если честно, мы не ожидали, что все так обернется, — соглашаясь, ответил Славянов. — Министр обошел вокруг здания, осмотрел внутреннюю планировку управления, а когда зашли в кабинет начальника УВД, словно взбеленился и, не стесняясь в выражениях, устроил разнос Секачеву за разбазаривание народных средств. Дескать, сколько денег ухлопали. Хорошо, что использовали дешевую рабочую силу. Однако тех, кто не бережет народное добро, придется наказывать. И обещал, что сделает это по всей строгости закона и имеющихся у него прав. Так министр реагировал на появление нового здания УВД, которое он назвал Бастилией. Теперь неизвестно, чем закончится его грозное обещание.

— Да, это очень серьезное заявление, — как всегда первым, вступил в разговор Липатов и тут же поинтересовался: — А как министр выступил на коллегии?

— В том же духе, — отвечал Славянов. — После доклада комиссии министерства о результатах проверки работы правоохранительных органов области министр в резкой форме раскритиковал работу управления и его начальника за увлечение гигантоманией в строительных делах в ущерб своим прямым обязанностям и назначению. Поэтому неудивительно, подчеркнул он, что число преступлений в области увеличилось, а раскрываемость их ниже уровня прошлого года. Возросли в области и случаи хищения государственной собственности. Министр в этой связи привел немало примеров и оставил за собой право принять по итогам проверки соответствующее решение. Надеется, что и руководство области в сложившейся обстановке не останется в стороне. Словом, ничего хорошего ожидать не приходится, — обобщил свой рассказ о коллегии председатель облисполкома.

Все насупились. Посидели в напряженной тишине немного. Мелодичный звонок, прозвучавший в это время, показался грубым; на пульте прямой связи засветилась клавиша вызова одного из заместителей Славянова, просившего о приеме. Председатель согласился и предложил всем присутствующим у него в кабинете идти по домам, а сам перед встречей с Богородовым попросил секретаршу приготовить ему стакан чаю.

— До завтра! — попрощался он со своим окружением и углубился в изучение пачки оперативных сводок по развитию народного хозяйства области за минувшие сутки, чем он всегда занимался со знанием дела и обстоятельно: с линейкой и ручкой в руках.

Выполнив задание шефа, Владимир хотел отдать выступление ему лично, но, к сожалению, сделать это ему не удалось: председатель большую часть времени теперь проводил то в обкоме партии, то где-то еще, и тогда Филиппов в специальной папке положил лекцию на стол председателю и сразу успокоился: словно гора с плеч свалилась.

«А шефу, — подумал он с сочувствием, — видимо, и в самом деле после визита министра не до лекции».

И Филиппов был прав. Никто в руководстве области и предположить не мог, что министр учинит такой сокрушительный разнос начальнику управления внутренних дел Секачеву, которого все считали человеком на своем месте, инициативным, исполнительным, радеющим за организацию слаженной работы милиции, укрепление ее материальной базы. Именно благодаря его стараниям и настойчивости в центре города появилось новое здание управления, что сразу стало заметным событием в жизни общественности города и области. Одно то, что такое здание было построено, уже было большим плюсом. Считая это главным аргументом для предстоящего разговора на эту тему с министром во время его визита в область, первый секретарь обкома партии Богородов даже предположить каких-либо осложнений в этом направлении не мог, не говоря уже о Славянове, который не только поддержал идею создания именно такого мощного здания, но и материально помогал при ее осуществлении, повторяя не раз: «Пусть все видят, как непоколебимо стоит наша родная милиция». Эта мысль, заложенная еще при проектировании восьми громадных колонн, украшающих фасад здания, потом была воплощена в жизнь. И хотя возведение нового здания управления МВД считалось важным событием в жизни области, однако нашлось немало скептиков как среди простых горожан, так и среди некоторых руководителей разного уровня, полагающих, что с архитектурной точки зрения здание напоминает штамп мощной пресс-формы, а с точки зрения социальной вообще возмутительно появление в условиях развитого социалистического общества такой мощной и дорогой бастилии в самом центре города. И как не удивительно это было, но факт оставался фактом: оценка министра совпала именно с таким мнением. А когда он узнал стоимость всех произведенных работ, то взбеленился не на шутку и в пух и прах разнес генерала Секачева за разбазаривание народных средств.

— На каждую колонну вы потратили по эшелону цемента! Безответственность! Безобразие! В центре города, известного своими славными революционными традициями, Бастилию возвели! — Министр ничего не сказал про анонимку, полученную им, но именно в ответ на нее он громил притихшего и поникшего Секачева, и не только его, но и сидевших рядом Богородова и Славянова. — Потратить столько средств на эти ненужные колонны! Однако тех, кто транжирит народное добро, придется наказывать. Иначе нельзя, ибо они создают прецедент для других таких же энтузиастов дорогостоящих монументов. И я сделаю это по всей строгости закона и в соответствии с имеющимися у меня правами.

После отъезда Марчука в столицу и его грозных обещаний руководство области глубоко задумалось и попыталось разобраться: что же все-таки произошло? Может, это банальный министерский кураж? Все еще хорошо помнили приезд первого заместителя министра внутренних дел Поленова, бывшего тогда зятем генерального секретаря ЦК КПСС. Вот это был кураж! Поленов придирался даже к ошибкам на плакатах. Но теперь все выглядело как грубый наезд на Секачева, чем-то не угодившего министру. И все не сомневались, что неординарный визит Марчука, молнией блеснувший в областном центре, без последствий не останется, и с напряжением ожидали, какими будут раскаты грома из столицы.

Славянов, внимательно прочитав подготовленное для него Филипповым выступление перед слушателями высшей партийной школы, остался им вполне доволен и фломастерами всех цветов радуги тут же принялся неторопливо раскрашивать абзацы. Вошедшему с новыми сводками помощнику он сообщил, что после обеда едет выступать, и, достав из ящика стола несколько листов, сжатых скрепкой, протянул их Филиппову, пояснив:

— У меня на приеме были люди. Это письма в правительство. Отредактируй и оформи, как положено. Действуй, Владимир.

Выполнив очередное задание шефа, Филиппов, воспользовавшись непредвиденным затишьем, отправился к Катерине в больницу. Он, как и планировал, еще находясь в отпуске в санатории, решительно действовал теперь в направлении налаживания отношений с ней.

Владимир и в последующие дни, когда с Маринкой, а когда и без нее, регулярно навещал жену, продолжавшую свое лечение, и выполнял все срочные задания, полученные от нее, по закупке разных разностей к предстоящему дню ее рождения.

Так что, когда Катерина после выписки из больницы оказалась дома, то, проверив наличие в холодильнике и на лоджии продуктов и спиртного, увиденным осталась довольна: всего было вполне достаточно, чтобы накормить и напоить родных и друзей, которых они по обоюдному согласию наметили пригласить.

И вот наступил долгожданный праздник семьи. Открывая торжество, Владимир сказал теплые слова в адрес своей второй половины, назвав ее, как и в первые годы их совместной жизни, «яблоком с саду», и заверил, что для него лучшей спутницы жизни не требуется. А затем с удовольствием вручил жене свой подарок — ее портрет, написанный народным художником России Ламерикиным.

Гости, хорошо знавшие Катерину, были поражены тем, как художник правдиво отобразил красоту и обаяние ее, а вместе с тем властность характера, в чем Владимир не единожды убеждался на себе лично.

Не желая долго испытывать терпение приглашенных, Филиппов взял у жены, все еще находившейся в самом восторженном состоянии духа от подарка мужа, портрет и повесил его на стену рядом со своим, на заранее ввернутый для этого мощный шуруп.

Все дружно зааплодировали ему. А Владимир, вернувшись к жене, поднял рюмку и провозгласил тост:

— С днем рождения, дорогая!

Все дружно выпили. И тогда встал Соколовский. Выждав некоторое время, пока гости закусывали, многозначительно заметил:

— Теперь, Екатерина Алексеевна, вы всегда будете рядом с супругом, так что если он задержится где-то по какой-либо причине, советую тебе: брось переживать и нервничать. Поступай куда проще: зайди в этот зал и любуйся на него сколько влезет. Он же вот, рядом! И я с удовольствием выпью за это. И пусть никакие случайности и отклонения не в силах будут разъединить эту портретную пару и в жизни! За что и пью стоя и до дна!

Погуляли весело: пели песни и танцевали, а когда, уставшие, снова уселись за столы, дядя Филиппова, как и всегда, бывая у них, попросил Маринку сыграть ему полонез Огинского, который он готов был слушать, казалось, часами.

Маринка знала, чем заканчиваются такие заказы, и без лишних уговоров уселась на табурет, открыла крышку пианино, сделала несколько пробных аккордов, легко пробежала быстрыми пальцами по клавишам и заиграла. И сразу всю комнату заполнили чарующие и трогающие человека до глубины души звуки мелодии бессмертного творения гения. Гости, имевшие твердое намерение после танцев налить и выпить еще, забыли про это и, повернувшись в сторону Маринки, с удовольствием слушали знакомую им мелодию. Но с особым вниманием делал это дядя Вася. Смахнув слезы умиления и выждав, когда стихнут дружные аплодисменты гостей, он вынул из бумажника двадцать пять рублей и с важностью вручил их Маринке, уговорив ее сыграть еще что-нибудь.

— А это не помешает? — кивнула она в сторону гостей.

— Ни в коем случае! — услышав ее вопрос, за всех ответил Соколовский.

Маринка охотно выполнила желание дяди и в награду за это снова получила премию, и не только двадцать пять рублей, но и бурные аплодисменты гостей. Довольная и сияющая улыбкой, она исполнила еще несколько пьес и раза три сыграла «Цыганочку», под которую многие принялись плясать. Наконец, устав, Маринка отправилась в свою комнату, чтобы отдохнуть и подготовиться к предстоящим в воскресенье занятиям в школе бальных танцев.

Торжество шло к своему завершению, постепенно один за другим уходили гости. И когда проводили последнего, Владимир и Катерина сняли праздничную одежду и, облачившись в домашнее, дружно принялись за уборку посуды; потом, приняв душ, выпили по стакану чая с вареньем и вместе ушли в спальню, где и произошло окончательное примирение супругов.

С отъезда министра внутренних дел Марчука прошло не так уж и много времени, как раскаты грома, прогремевшего в его кабинете в столице, докатились до областного центра: сначала был получен приказ министра о снятии Секачева с должности начальника управления, лишении его воинского звания, соответствующих льгот и почестей. А вскоре другим приказом, продолжая выполнять свои грозные обещания, министр назначил в область нового начальника управления — Пенкина Владислава Кузьмича, ранее работавшего заместителем начальника аналогичного управления в другом регионе России.

Последовавшие затем дела и серьезные события, цунами промчавшиеся по области после получения двух приказов министра, захватили в свой водоворот и первых ее лиц — секретаря обкома Богородова и председателя облисполкома Славянова, поставив их не в один ряд единомышленников, а по разные стороны происходящих перемен.

Славянов случившееся очень глубоко переживал. Он понимал, что во многом именно он, оказывавший всяческую поддержку Секачеву в строительстве нового здания управления и отстаивавший почти всегда его интересы даже в спорах с Богородовым, оказался чуть ли не виновником такого финала, и потому отчетливо представлял, что после приказа министра состоится бюро обкома партии, где ему опять предстоит нелегкая задача — защищать Секачева от исключения из партии. Однако вряд ли это удастся ему: силы на бюро слишком неравные. Иван Васильевич в раздумье как-то подсчитал голоса: секретари обкома, заворг, начальник управления КГБ, председатель облсовпрофа — это уже большинство, голосующее против генерала. Расклад сил был явно не в его пользу, и он практически оказывался в одиночестве… А на пленум тем более рассчитывать не приходится. «Жаль, — подумал Славянов, — впереди юбилей. А тут такая заварушка предстоит. Да, нелегкие времена…»

Лишь Богородов, проанализировав приказы министра, увидел в них самую выгодную для себя позицию, чтобы расправиться со своим давнишним и авторитетным соперником — Славяновым. Зная характер председателя, он понял, что за Секачева тот вступится обязательно и будет настаивать на «строгаче», чтобы оставить бывшего начальника управления в партии. «Но, дорогой Иван Васильевич, — с удовлетворением констатировал Богородов, — этот номер у тебя не пройдет. В бюро твоих людей нет. Все только мои. И мы не позволим тебе навязывать нам свою волю».

Прикинув количество тех, кто безусловно поддержит исключение Секачева из партии, Богородов пригласил к себе по прямой связи начальника управления КГБ, заведующего административным отделом, которого когда-то привел с собой из горкома партии, поочередно в деталях и конкретно переговорил о позиции каждого из них на бюро и только после этого вызвал к себе заворга.

Когда тот, не заставив себя ждать, вошел, Богородов, откинувшись на спинку кресла, очень внимательно посмотрел ему в лицо и объявил коротко:

— Готовь бюро. Вопрос один: персональное дело Секачева.

— До или после юбилея? Хотя до юбилея времени немало.

— А как ты сам думаешь?

— Лучше после. Надо показать людям, что обком ищет пути защитить Секачева, а второе, что в области мир и согласие.

— Мы тоже так думаем, — довольный единодушием согласился Богородов, давая тем самым понять, что вопрос уже обсуждался, и заворг без слов догадался, с кем именно. — Проведем мероприятие, как и положено по статусу. Юбилей председателя все-таки! Совместное заседание бюро и исполкома открою я, а вести будешь ты. Но ближе к теме: нельзя забывать, что предстоящее бюро тоже много значит. Надо выяснить настрой наших. Секачева мы вынуждены исключить. А потом, не затягивая, провернем и пленум. Как ты на это смотришь?

— Согласен, Николай Юрьевич. Я все понял и сейчас же займусь этими вопросами, — твердо заверил первого секретаря заворг.

Оставшись один, Богородов не спеша поднялся из кресла, прошелся до двери, потом остановился у окна, посмотрел на стремнину сливающихся вод Оки и Волги и невольно подумал: «Хорошо, когда поток один. Он сильнее. Скоро и я стану сильнее, освободясь от ненужного конкурента и соперника. Впрочем, какой он соперник? Человеку скоро на пенсию. В принципе, можно бы дать поработать ему и подольше, пусть и не такой большой срок, как Равинчику, но тоже солидный. Ведь как ни верти, но отрицать трудно: Славянов дело знает и руководить умеет. И я сам, предлагая на бюро доверить ему возглавлять наши штабы по строительству и реконструкции важнейших объектов, по сути, умело использовал эти его качества. Но характер у него не простой. И на бюро, можно не сомневаться, он проявится: грудью встанет против исключения Секачева из партии. Ну что ж, пусть покажет себя борцом за справедливость, а будет выглядеть, без сомнения, белой вороной: никто из членов бюро его не поддержит. А на пленуме обкома партии? Вероятно, найдутся смельчаки из председательского окружения, но единицы, которые ничего не решат. А вот после пленума мы разберемся с каждым из них персонально… И вообще после пленума, думаю, вопрос со Славяновым будет закрыт. «Сибиряк» в прошлый приезд говорил, чтобы звонил ему, если возникнет надобность. На этот раз характер председателя сослужит ему плохую службу: предстоящее бюро — это начало его низвержения с высокого поста, а пленум практически положит конец его политической карьере. И вопрос будет снят с повестки дня. Интересно, как отнесутся к этому в Москве? Вряд ли у Славянова найдутся теперь серьезные защитники. Так что пусть Славянов вместе с Секачевым рыбачат, ухаживают за своими садами, занимаются дальнейшим изучением гнуснейшей книжки уже бывшего председателя, с которой он так ловко высунулся когда-то на докладе у секретаря ЦК КПСС. Надо уметь не только рассчитывать, предугадывать возможные варианты своих действий и решений, но не менее важно упорно выжидать подходящий момент для их реализации. Я слишком долго терпел и выжидал. Теперь все пойдет по моему плану: сначала проведем юбилей председателя облисполкома и сделаем это с большим размахом. Но, думаю, он будет последним в его служебной карьере. Как говорил один любитель кукурузы из Кремля, отдавший ни за что ни про что русский Крым Украине, теперь наши цели ясны, задачи определены. Будем бороться за их осуществление».

Довольный, Богородов вызвал машину и отправился на крутой берег Волги, где любил посидеть в одиночестве и поразмышлять о смысле жизни и своем назначении на земле. Он любил этот заповедный уголок природы, где можно было побыть один на один со своими мыслями, что давалось ему куда легче, чем общение с такими людьми, как Славянов и ему подобные.

С момента назначения нового начальника УВД области прошло совсем немного времени, а о нем уже повсюду — на заседаниях, собраниях, на сессиях и пленумах райкомов партии — заговорили как о человеке, который рьяно взялся за дело и сумел привлечь к работе милиции внимание всей общественности области.

Как опытный, знающий свое дело сыщик, Пенкин сумел так организовать работу своего управления, что сразу были взяты под контроль все предприятия — мясокомбинаты, молокозаводы, холодильники, винзаводы и другие объекты пищевой и перерабатывающей промышленности, автомобильный гигант ГАЗ, речной порт, в которых систематически на протяжении многих лет происходили хищения государственной собственности. Сразу оказалось заведена не одна сотня уголовных дел в районах, городах, и особенно в областном центре. Такого мощного наступления на расхитителей, несунов и жуликов в регионе еще не бывало. Оправдывая личное доверие министра, Пенкин старался достойно показать себя и, будучи уверен, что сможет это сделать, в одной из частных бесед с авторитетным кругом лиц смело заявил: «Меня пока в области еще не знают, но скоро обо мне заговорят повсюду!»

Это заявление, подкрепленное открытием новых уголовных дел, оказалось пророческим: о Пенкине действительно заговорили, дружно дав ему кличку «курский Соловей-разбойник».

Филиппов не раз вспоминал последнюю встречу в забытом властями цирке, на которой присутствовали весьма солидные люди. Как и всегда, немного выпив и закусив, некоторые во главе с Панкратовым закурили, а некурящий замначальника железной дороги Портновский завел разговор о последнем заседании облисполкома, на котором первый секретарь обкома партии Богородов своим выступлением поддержал развернутую Пенкиным кампанию по борьбе с хищениями социалистической собственности в области, особо подвергнув критике руководителей-коммунистов, и в первую очередь начальника госторгинспекции Микетина, директора винзавода Графова и начальника общественного питания области Биркину.

— После этого публичного одобрения своих действий, — говорил Портновский, — Пенкин, как Чапай на лихом коне и с саблей в руках, вздыбил всю область, а на заседании исполкома выдавал такие примеры, что уши вяли. Директор Ролинского спиртзавода на углу дома поставил железную бочку. Емкость ее — двести литров. С крыши дома по желобу в нее стекает вода. Дождевая, как вы понимаете. Так многие делают. Посмотришь: бочка полна воды. А на самом деле в нее ввернута специальная штучка: воды в ней чуть больше стакана, а под ней хранится чистейший спирт.

— А на хладокомбинат, — включился в разговор начальник управления культуры Лухманов, — привезли новую партию говядины. Туши одна лучше другой. Один из рабочих, принимавший участие в их разгрузке, решил воспользоваться ситуацией. Пока оформляли документы и двери камеры были открыты, он сбегал за топором, отрубил приглянувшийся ему кусище и, завернув его в старую робу, приготовился перекинуть его через забор, но тут ему крепко не повезло: камеру закрыли! Человек оказался в ловушке — у него волосы дыбом. Сразу забыв про отрубленный кусище, он задумался над тем, что надо сделать, чтобы продержаться в холодильнике до утра и не замерзнуть? И всю продукцию, что разгружала бригада, он разложил по полкам в одиночку.

— И неудивительно, что с подачи Пенкина Богородов разнес в пух и прах Микетина, не оправдавшего доверие партии, а также Биркину, Графова и других. Разве не так, Степан Владимирович? — Портновский посмотрел на председателя горисполкома.

— Полностью с тобой согласен! — утвердительно кивнул головой Видякшин и напомнил: — Спустя несколько дней после этого заседания ко мне на прием пришел заместитель Пенкина. Я принял его и что узнаю? Оказывается, он ведет дела как раз этих трех руководителей. Протягивает мне две бумаги: одна на Биркину, другая — на Микетина.

— И что в этих бумагах? — не выдержав долгого молчания, поинтересовался Панкратов.

— Слушай и делай вывод. Так вот, — продолжил Видякшин, — я внимательно прочитал обе бумаги. Потом выслушал устное дополнение к ним и говорю: «Вы, дорогие товарищи, не по адресу обратились. Дать разрешение на взятие Биркиной под арест я не имею права. Она — начальник общественного питания области, депутат областного Совета. Вам надо идти к председателю облисполкома Славянову. То же самое и по Микетину, который является руководителем областного масштаба. Если я подпишу, меня Иван Васильевич на ковер вызовет». Вот и вся недолга.

— Как говорится, — одобрил действия Видякшина Панкратов, — заместитель Пенкина ушел не солоно хлебавши. Но не забывайте, товарищи, это их первый круг. Они пойдут дальше, будут искать другую дверь.

— В этом можно не сомневаться, — включился в разговор Филиппов. — И кстати, это не первый их заход. Пенкин приходил к шефу. Однако Иван Васильевич его не поддержал. Сказал, что вопрос по Биркиной готов обсудить на закрытом заседании исполкома. А относительно Микетина предложил Пенкину хорошо подумать: правильно ли это — за четыреста рублей сажать человека за решетку? Есть и другие наказания: например, обсудить его на партбюро. Виновен — вынести партийное взыскание: просто выговор или строгий с занесением в учетную карточку. Ведь это тоже мера воспитания! Можно рассмотреть и возможность пребывания Микетина на занимаемой должности. Ну зачем же сразу голову рубить?

— Это когда было? — поинтересовался Портновский.

— До исполкома.

— В том-то и дело, что до! А вот увидишь, что последует после! — высказал свои соображения Портновский. — Они, несмотря на малую сумму, вменяемую ему в вину, найдут-таки человека, который даст им добро на его арест.

Все собравшиеся с предположением железнодорожника согласились.

Филиппов, анализируя слова председателя горисполкома, решил, что, и в самом деле, лишь только Славянов куда-нибудь отлучится из города, Пенкин найдет другую дверь, другой служебный кабинет, где ему дадут требуемое разрешение на арест депутатов. И тогда не поздоровится многим, в том числе и Микетину. Есть у Пенкина, правильно говорит Панкратов, и другие ходы. В частности, пресса, особенно партийная.

И тут, обращаясь к Видякшину, директор цирка задал давно мучивший его вопрос:

— А откуда появился этот Пенкин? Неужели у нас в городе, в котором проживает почти полтора миллиона человек, не нашлось достойных людей в начальники? Просто уму непостижимо!

— Люди, возможно, и есть, — ответил Видякшин. — К сожалению, назначение начальников УВД — прерогатива министра. А Пенкин — ставленник Марчука. По его замыслу, именно человек из другого города должен и способен навести порядок в таком областном центре, как наш. К сожалению, ситуация и впрямь создалась неприятная: резко увеличилось хищение социалистической собственности, а проще сказать — воровство, и работы в этом плане много.

Разъехались и разошлись из цирка поздновато, но поговорили о наболевшем от души…

В день отъезда председателя облисполкома Славянова в столицу в одной из газет ЦК КПСС появилась большая, на весь подвал, статья под названием «С высоты служебных кресел». В ней были разделаны под орех три известных в области руководителя: Биркина, Графов и Микетин, которые, используя служебное положение, творили беззаконие, произвол и совершали систематическое хищение социалистической собственности. С другой стороны, руководство области с таких же кресел равнодушно взирало на происходящее и будто бы не замечало творящихся как в городе, так и на всей территории региона безобразий. Получалось, что лишь один Пенкин, слова которого приводились в статье, радеет за наведение порядка в области, в том числе и в звене руководителей высокого уровня.

Прочитав статью, Славянов по традиции подчеркнул отдельные ее отрывки, абзацы и высказал свою точку зрения по поводу ее публикации.

— До суда всем приклеили ярлыки великих преступников. Что хотят, то и творят эти цековские газетчики. Надо признать, что статья окажет большое влияние на сознание общественности. Но самое опасное в другом: газета уже оказывает прямое давление на суд, если он состоится. Впрочем, теперь-то уж ясно, что состоится. Но для этого надо всех троих взять под стражу, а улики и цифры нанесенного ущерба мизерны. Когда я получил эти бумаги, то говорил Богородову, что лучше взять инициативу в свои руки и по партийной линии спросить с каждого. Да построже! Если заслуживают, исключить из партии, освободить с занимаемой должности. Он не согласился, сказал, что момент упущен. Не стоит перехватывать инициативу у Пенкина. Это поймут, как выкручивание ему рук. Будем действовать в соответствии с законом. Теперь судьба Биркиной и Микетина под знаком вопроса. Все может случиться не сегодня, так завтра. Посмотрим. — Поднимаясь тяжелее обычного с кресла, Славянов больше не стал распространяться о происшедшем, только спросил у Леснова: — Машина готова? Коробки уложены?

— Да, Иван Васильевич, все как и всегда: коробки номер один, два, четыре.

Уже во дворе Славянов пожал руку Леснову, потом Филиппову, напомнив ему про выступление на кустовом совещании руководителей хозяйств юго-востока области.

— Вам будет полегче, — заметил он, — Гунин подготовил, как вы говорите, первую «болванку».

— Очень хорошо! — обрадовался Владимир.

Уже у самой дверцы машины, обращаясь ко всем, председатель, как всегда, сказал, чтобы в случае необходимости звонили ему в гостиницу, и напоследок заметил Филиппову:

— Смотри, завтра утром не забудь сообщить мне сводку. — Дверца председательской «Чайки» захлопнулась, и машина взяла курс на столицу.

День выдался неординарным и по-своему шумным и суетливым: с самого утра Владимир позвонил шефу, передал ему данные сводок и получил особое задание на вечер, а потом в аппарате горячо обсуждали статью о креслах. Все экземпляры газеты, поступившие в киоск на первом этаже, раскупили как никогда быстро.

Мнения сходились в одном, что за статьей последуют более решительные действия относительно трех руководителей, которые были главными «героями» материала.

Подтверждением этому стала и очередная бумага из УВД от Пенкина, которая вскоре пришла с почтой на имя председателя облисполкома. Как и раньше, главное содержание ее состояло в просьбе снять депутатскую неприкосновенность, чтобы взять под стражу начальника госторгинспекции Микетина Леонтия Николаевича, который, используя служебное положение, совершил взятку в форме винно-водочных изделий на сумму более четырехсот рублей.

«Началось!» — подумал Филиппов и тут же отправился с докладом к первому заместителю председателя облисполкома Миклушевскому, чтобы, не теряя времени, успеть помочь человеку, если это можно еще сделать: ведь насчитали-то курам на смех. Не зря шеф говорил, что было бы целесообразнее рассмотреть этот вопрос по партийной линии.

— Номер телефона гостиницы у тебя есть? — ознакомившись с документом, спросил Миклушевский.

— Есть. Но я звонил администратору гостиницы, она ответила, что Славянов еще не вернулся. — Филиппов протянул заместителю листок с номером телефона администратора и предложил: — Может быть, стоит переговорить с Богородовым?

— Давай попробуем, — согласился первый заместитель и тут же набрал номер телефона секретаря обкома.

В приемной, узнав, кто звонит, ответили, что Богородов уехал с заведующим отделом ЦК по районам области. Обещал вернуться завтра вечером. У Миклушевского на завтра с утра была назначена поездка в город мастеров на Оке, известный своими уникальными ножами. Управление местной промышленности проводило там расширенное совещание, на котором было запланировано и его выступление. Поэтому Миклушевский пообещал найти Славянова и обо всем с ним переговорить или в крайнем случае попытаться связаться с ним в субботу, если же и из этого ничего не получится, то оставить бумагу до шефа, и отпустил Филиппова.

Владимир вернулся в свой кабинет и принялся думать, как сообщить в обком партии заведующему отделом Смуркову, чтобы тот по своим каналам, если такое возможно, предпринял какие-то меры по оказанию помощи Микетину, к примеру, используя славяновский вариант. Хотя понятно было, что надежды на это практически не оставалось: ведь Богородов на исполкоме разнес Микетина в пух и прах.

Затрезвонила «тройка». Звонила секретарша шефа, приглашала на чай с вареньем из смородины, которое Филиппов обожал.

Чаевничали в кабинете второго помощника — Липатова, который куда-то уехал по заданию председателя. За чаем вели непринужденный разговор о том, какое было самочувствие у шефа перед выступлением в правительстве, о поручениях, которые он передал Филиппову и Леснову.

Снова вспомнили статью «С высоты служебных кресел» и нового начальника УВД Пенкина.

— Специалисты не зря говорят, что он настоящий сыщик, — делился новостями Леснов. — Обложил все точки, где могли наблюдаться хищения и разбазаривание. Если по Штирлицу, то надо признать, что большинство предприятий пищевой и мясоперерабатывающей промышленности, винзаводы теперь «под колпаком». Но главное не в этом, а в том, что Пенкин изо всех сил старается как можно больше уличить руководителей-коммунистов, вплоть до самого высокого уровня. Из кожи вон лезет, хочет показать себя, чтобы его все знали.

— И боялись! — вставила Зинаида — секретарша с большим опытом аппаратной работы.

— Вот именно! — согласился Леснов. — Я не пойму только одного: почему его никто из первых лиц не одернет?

— Говорят, что у него кто-то из родни большой пост занимает, — заметила на это Зинаида.

— Ну и что? — не сдавался Леснов. — Для дружеской, по-отечески непринужденной воспитательной беседы и выяснения, кто есть кто, повод и время у наших боссов всегда найдутся.

— Но что-то они слишком медлят, — сказал Филиппов. — А теперь, после выхода этой статьи, черные тучи сгустились над многими известными людьми. Сегодня на имя шефа из УВД новую бумагу получили. Просят лишить депутатской неприкосновенности Микетина. Я отнес ее Миклушевскому. А говорят, у нас уже прошла одна такая же бумага из УВД с просьбой разрешить задержание Биркиной и Микетина. Тебе что-нибудь известно про нее? — обратился Владимир к Леснову.

— Да, известно, — ответил Леснов. — Я видел эту бумагу. Должен сказать, что шеф наш, а разговор шел о руководителях областного масштаба, просьбу милиции не поддержал и не дал своего согласия на арест Биркиной и Микетина. Думаю, что после статьи дело примет другой поворот, уж больно рьяно напирает Пенкин: в каждом руководителе видит если не вора, то хапугу и рвача. Особенно давит на коммунистов, аж страшно становится. Теперь, после публикации статьи, Биркина и Микетин, считай, вышли из игры. Одним словом, поживем — увидим, а сейчас, как говорится, за работу, товарищи.

— Да, пора, — согласился Филиппов.

Пояснив, что с «бригадой» специалистов будет готовить в большом зале или в своем кабинете выступление председателя на кустовом совещании юго-востока области, Владимир отправился к себе, мысленно представляя, как сложится сегодня его рабочий день: получилось, что день будет напряженный.

Первый звонок Владимир решил сделать домой, чтобы узнать, как у дочери дела. Выяснив, что у нее все нормально, на всякий случай сказал Маринке, где его можно найти, если возникнет какая-либо в этом необходимость.

Основательно настроившись на предстоящую работу, Владимир напрямую, минуя начальника управления сельского хозяйства и его замов, начал приглашать к себе членов «бригады»: начальника отдела растениеводства Альберта Исаевича Фраймовича, главного зоотехника области Михаила Ивановича Карамельникова и главного агронома Василия Тимофеевича Заборова.

Пока они собирались, докладывали своему руководству, к какой работе и по чьему указанию привлекаются, Филиппов успел позвонить Соколовскому и сказать, что на имя председателя облисполкома пришла повторная бумага из УВД с просьбой взять Микетина под стражу. Пояснив ему, что он сам передал ее Миклушевскому, попросил «маршала» найти возможность встретиться со Смурковым и сообщить ему обо всем.

Вскоре члены «бригады» были в сборе. Поздоровались, крепко пожимая друг другу руки, потом расселись по своим привычным местам и обменялись новостями из жизни родного аграрного сектора, города и области, высказали свои предположения о предстоящем выступлении Славянова в Совмине, не обошли вниманием и выход статьи о креслах и действия нового начальника УВД Пенкина. Когда закончили взаимную политинформацию, встал вопрос: где «бригаде» лучше работать? Подавляющим числом голосов решили не идти в большой зал, а остаться в кабинете. Тут же закрылись на задвижку и принялись за чтение первой «болванки», предоставленной Гуниным. Оказалось, что она написана на достаточно высоком уровне, как и все, что делал начальник управления сельского хозяйства области Виктор Юрьевич Гунин. Зная его сильные стороны, Владимир и в этот раз рассчитывал, что в их руках окажется не в прямом смысле «болванка», а настоящее выступление, требующее только приведения более свежих конкретных примеров и определенной небольшой доработки. И он не ошибся: к обеду, подшлифовав и усилив некоторые разделы выступления новыми примерами, которыми в достатке располагали специалисты, входившие в «бригаду», вторую редакцию выступления отпечатали и вычитали, а к концу дня практически готовое выступление еще доработали, перепечатали и проверили. Вложив в папку председателя облисполкома первый экземпляр, Филиппов запер ее в сейф и, окинув взглядом «бригаду», шутливо заметил:

— Мы хорошо поработали, дорогие товарищи. По себе чувствую: даже рубашка мокрая. Не сомневаюсь, что все мы сегодня заслуживаем благодарности. Даже в этот нелегкий для нас день.

Филиппов, улыбаясь, подумал, что сейчас, как и всегда, после напряженной работы над выступлением, мужики шутя склонят его к выпивке. А что поделаешь, если просят те, с кем написан уже не один том выступлений? И насчет дома беспокоиться нечего: Маринка ничего матери не скажет, надо лишь позвонить ей и предупредить, что он пока все еще на работе, в своем кабинете. Однако сделать этого он не успел — на столе зазвонил городской телефон.

Владимир снял трубку и сразу узнал милый звонкий голосок дочери, от чего, как всегда, неизбывным теплом моментально наполнилась вся его грудь.

— Малышок! — он всегда называл так Маринку в подобные минуты умиления. — Я еще задержусь. Ужинай без меня. Когда поеду домой, позвоню.

— Хорошо, папа. Я жду тебя. У меня тоже много дел.

Довольный разговором с дочерью, что сделало его счастливее и добрее, Филиппов, улыбаясь, ожидал предложений от членов «бригады», зная, что отказать им не сможет: все славно поработали и имели моральное право немного расслабиться.

Первым заход на то, чтобы уговорить «бригадира» сброситься, в своей шутливой манере возобновил Фраймович:

— Думаю, не следует нарушать добрую традицию. Благо и возможность сегодня представилась весьма благоприятная: Славянов еще в Москве, а выступление его, готовое, отшлифованное, уже в сейфе.

Понимая, что надо брать портфель и бежать вниз, в буфет, за водкой и закуской, Владимир поднял руку:

— Я — за! Сколько с меня?

— Вы сначала возьмите, а потом разделим на троих, — посоветовал Фраймович. И тут же пояснил, почему на троих: — Заборов в отступном. Причина уважительная: у дочери день рождения. Семья — святое дело.

— Кстати, бог любит троицу! — подал голос Карамельников. — А рабочий день уже закончился.

— Я бегу! — посмотрев на часы, заторопился Филиппов в буфет.

В коридорах облисполкома уже была тишина. Кабинеты работников аппарата опустели, лишь заворг мучился над решениями и протоколами облисполкома, но он всегда оставался в своем кабинете до восьми вечера. Затем вызывал машину и отправлялся домой. Точность его была поразительная — хоть часы проверяй.

Уже дорогой наметив, что следует взять, Владимир долго в буфете не задержался и, быстро наполнив объемистый портфель, не забыв для себя кефир на вечер и утро, расплатился и через какие-то десять минут вернулся в свой кабинет, прикинув, во сколько обойдется каждому эта вечеринка.

Карамельников, не теряя времени, закрыл дверь на внутренний запор и включил приемник, висевший рядом с портретом Ленина, на полную громкость — так всегда делал и Филиппов.

Сам Владимир быстро нарезал закуски, вынул стаканы, которые хранились за годовыми статистическими сборниками в книжном шкафу, открыл бутылку «Посольской», разлил на глазок по стаканам бодрящую влагу и, чокнувшись со всеми, объявил:

— С окончанием! За здоровье членов «бригады» здесь присутствующих и тех, кто дома!

Выпив почти полстакана, Карамельников слегка закусил и, посмотрев на большую бутылку «Посольской» с каким-то европейцем на этикетке, довольным голосом констатировал:

— Хороша водочка! Без задержки — прямо сама идет!

— Губа у тебя не дура, дорогой Михаил Иванович, — заметил Филиппов. — Эта водочка очень даже по душе пришлась и министру здравоохранения Союза!

— Неужели Вазову? — удивился Фраймович.

— Ему, бывшему лечащему врачу генсека, — продолжил свой рассказ Владимир. — После выступления на сессии по традиции, как мы сегодня, собрались узким кругом руководители области и города. Вазов быстрым взглядом окинул обильно сервированные столы и всюду увидел одни коньяки, конечно, отличные, из разных концов Союза и все многолетней выдержки: старались уважить именитого гостя. А он — стоп машина! Даже немного опечалился и говорит: «У вас была отменная „Посольская“. Неужели перестали выпускать?» — «Выпускаем», — заверил его Богородов. «Тогда давайте вашу водку. „Посольскую“! И никаких коньяков!» Через минуту-другую на столах появилась «Посольская». И тут же экспромтом Вазов провел политинформацию, почему он предпочитает водку. Коньяки, оказывается, сильнее, чем водка, разрушают печень. Особенно вредны, по его словам, дубильные вещества. И с тех пор все наши руководители стали почаще употреблять русскую водочку, особенно «Посольскую» арзамасского разлива.

— А что наш шеф, Славянов, предпочитает для неслужебных встреч? — поинтересовался в своей манере Фраймович.

— Не чуждается и водочки. Но в дни официальных встреч и визитов гостей предпочитает коньяк. Особенно армянский и многолетней выдержки, — в тон ему отвечал Филиппов, не считая эти подробности разглашением государственной тайны.

— Все это, конечно, интересно, дорогой наш «бригадир», но по народной традиции, — включился в разговор Карамельников, — между первой и второй перерывчик небольшой! — И он подвинул ближе к Филиппову свой стакан.

— Согласен! — поддержал его Владимир и, помня о том, что ему предстоит еще встречать московский поезд, чтобы по поручению Славянова забрать у проводника первого вагона какой-то ящик и сумку, налил друзьям опять заметно больше, чем себе.

Заметив такую несправедливость, они дружно запротестовали:

— Всем поровну!

— Не могу! — возразил Филиппов и объяснил почему.

Члены «бригады» с пониманием отнеслись к сообщению и настаивать на справедливости посчитали делом нетактичным.

— Ты обещал нам рассказать, как прошел визит в область зятя генсека, — пользуясь случаем, попросил Фраймович. — Давай, Владимир Алексеевич, расскажи вкратце. Говорят, неординарный человек этот Поленов.

— Еще по маленькой, и я кратенько расскажу, — предложил Филиппов, понимая, что затягивать встречу особо не следует.

— За хорошее предложение! — воскликнул Карамельников, и едва успели чокнуться, как уже выпил свою порцию и принялся за закуску.

Филиппов начал свой рассказ о неординарности замминистра Поленова, услышанный им от Славянова, которому пришлось сопровождать молодого генерала в дни его знакомства с городом и областью.

— Как вы знаете, на сессии рассматривали вопрос о роли Советов в улучшении работы правоохранительных органов. Поэтому заместитель министра внутренних дел СССР Поленов и оказался в нашем городе. Ему захотелось на месте познакомиться с тем, как в некоторых районах области создают нормальные условия для жизни участковых милиционеров. Облисполком утвердил на сессии долгосрочную программу строительства для них коттеджей с максимально возможными удобствами, газом, канализацией, приусадебным участком в несколько соток, гаражом и, конечно, телефоном. Это впервые в Союзе! Конечно, такой коттедж вставал в копеечку, но зато люди видели, что власть о нашей милиции заботится. А быть милиционером, как показывает статистика, нелегко: за год их погибает в стране более трехсот человек. Так вот, коттеджи понравились всем, кто приезжал в область с проверкой. Пожелал их увидеть и Поленов: знакомством остался очень доволен. К слову сказать, в соответствии с программой пребывания Поленова в области в поездках по объектам его сопровождали Богородов и Славянов.

— Вон как! — удивился Фраймович. — Первый секретарь обкома партии и председатель облисполкома! Солидно!

— Да, — подтвердил Филиппов. — Такой высокой чести из гостей его уровня раньше не удостаивался никто! Чтобы член ЦК КПСС, первый секретарь обкома партии сопровождал заместителя министра? Ни-ни!

— А что поделаешь, — с пониманием согласился Фраймович, — Поленов не просто замминистра, а зятек Генерального!

— Вот именно, — продолжил Филиппов. — А вдруг он там, в Москве, в домашней обстановке, напоет что-нибудь нехорошее своему тестю?! И вот делегация такого уровня отправилась вместе с Поленовым в высшую школу милиции.

Подъехали к центральному входу. Вышли из машин. И тут к Поленову подлетает лихо начальник школы и начинает докладывать.

«Я знаю, кто ты! — резко прервал его рапорт Поленов. — И мне стыдно признавать, что старый генерал, а Устава не знает! Что ж ты вытянулся, как цапля, на одной ноге? Вернись в школу, а потом доложи, как предусмотрено Уставом».

Сопровождающие, не видевшие подобного давненько, были попросту шокированы. Член ЦК КПСС Богородов по привычке даже дернул правым плечом с досады. Славянову это тоже не понравилось. Перепуганный до смерти начальник школы на дрожащих ногах посеменил обратно в здание, а Поленов хладнокровно разъяснил руководству области, что вынужден учить и генералов: оказывается, надо сначала построить заведующих кафедрами, а потом докладывать. И сразу выдал свое резюме: «Староват начальник для школы. Думаю, пора на пенсию». И никто слова в защиту бедного генерала сказать тогда не осмелился: школа напрямую подчинялась МВД СССР.

Потом, — продолжил рассказ Филиппов, — все пошло по сценарию Поленова: когда обходили классы и аудитории, он нашел несколько грамматических ошибок на плакатах и лозунгах, и снова последовало серьезное внушение бедному генералу. Два дня руководители области сопровождали Поленова, и каждый день были свидетелями его «суровых уроков». Уже перед самой сессией сидит он в кабинете начальника УВД области, тогда еще Секачева, в его кресле, ожидает справочный материал о руководящих кадрах, который должны предоставить ему по его просьбе. И вот в кабинет с папкой в руках заходит заместитель Секачева и начинает докладывать заместителю министра, но он, даже головы не поворачивая к вошедшему, резко одергивает его: «Ты что, полковник, Устава не знаешь? Почему заставляешь меня головой вертеть? Выйди! И доложи, как положено». А он сидел, надо заметить, в свободной позе, глядя не перед собой, а влево, в окно.

Заместитель начальника УВД по кадрам, вспомнив, что при докладе вышестоящему начальнику следует смотреть ему прямо в лицо, вновь заходит и делает это.

— Вот Поленов дает! — не удержался от восхищения Карамельников. — Молодец!

— Это еще не все! — придержал его восторги Филиппов. — И опять полковнику досталось от замминистра на орехи: «А что у тебя, как у беременной женщины, брюхо висит?! Ремень-то где находится? Совсем никакой выправки. Ну что ж, — повернувшись к Секачеву, строго приказал он, — отправляйте его на пенсию! Возраст позволяет».

— Лихо! — удивился Фраймович. — Выправки требовал, а сам-то каков?

— Мне пришлось встречаться с ним несколько раз, когда он был у Славянова и уже на сессии, — поделился своими впечатлениями Филиппов. — За руку здоровались. И честно должен признать, выправка у него еще та: чисто выбрит, лицо холеное, подтянут. И внешне очень симпатичный молодой генерал.

— А может, он прав: так и надо было встряхнуть милицейскую епархию в провинции? — рассуждал Карамельников. — Раз полковник по возрасту, вернее, по стажу работы в милиции подходит под увольнение — пусть уходит, молодым дорогу уступает. А то пригрелся на теплом-то местечке. Да в кадрах. Так до глубокой старости можно тихо просидеть.

— Пригреться ему не пришлось. Вскоре уволили, — пояснил Филиппов и, взглянув на часы, предложил закругляться.

— Да, ничего не скажешь, — вздохнул Фраймович. — Вернее, скажешь только одно: имея тестем генсека, замминистра мог позволить себе такое поведение, не сомневаясь, что в области не найдется человека, который мог бы его одернуть. Каждый из руководителей знал, какая глыба за спиной у Поленова там, в Москве! А на нее желающих замахнуться трудно было найти не только в нашей области, но и в Союзе!

Не вдаваясь в рассуждения, Карамельников приподнял пустую семьсотпятидесятиграммовую бутылку из-под «Посольской» и, внимательно изучая ее этикетку, на которой был изображен тощий иностранец в красном камзоле и белых гетрах, выписывающий какие-то непонятные кренделя, — то ли плясал, то ли реверанс делал, — надеясь на понимание Филиппова, процитировал многозначительно фразу из своего раздела в выступлении председателя:

— Хозяйство добилось по семьсот пятьдесят граммов среднесуточного привеса от одной головы! Но и это, — он показал пустую бутылку, — товарищи, не предел! — И тут же, не обращая внимания на заливающегося смехом Фраймовича, выразительно глядя в глаза Филиппову, попросил: — Уважаемый товарищ «бригадир»! Если у вас что-то имеется в заначке, не откажите рядовому члену «бригады» увеличить норму среднесуточного возлияния!

После этой фразы, не выдержав, смеялись все, особенно Фраймович, повторяя: «Один ноль в пользу животноводов. Вот это номер!»

В заначке у Филиппова на этот раз оказалось шотландское виски; и «бригадиру» ничего другого не оставалось, как открыть сейф и вынуть из него пузатую бутылку.

Вначале, смакуя, довольные члены «бригады» со всех сторон оглядели иностранную емкость и только после этого вернули ее хозяину, который тут же налил каждому чуточку поменьше, чем по полстакана.

И хотя все уже были заметно навеселе, однако, когда выпили свои порции, закашлялись: крепость иностранного зелья превышала пятьдесят градусов. Еще раз закусили остатками колбасы и сыра. Потом Владимир убрал бутылку в один из ящиков стола, подальше за гору сборников, и тут же позвонил дежурному автобазы и вызвал дежурную машину, чтобы развезти всех по домам. Но Карамельникову опять показалось мало. Он, улучив момент, когда Филиппов начал подниматься со своего кресла, подошел к нему и тихо, чтобы не услышал Фраймович, попросил:

— Владимир Алексеевич, а нельзя ли еще немножечко виски?

Оценив состояние коллеги, Филиппов на этот раз был категоричен:

— Нет, на сегодня достаточно! Надо по-нормальному выйти из здания. Иначе может так случиться, что потом нам уже долго не захочется не только виски, но даже самогонки.

Считая, что вопрос исчерпан, Владимир еще раз позвонил домой и сказал дочери, что скоро подъедет.

Предельно собранно вышли из кабинета, спустились вниз, на прощанье помахали постовому и, миновав служебную дверь, оказались во дворе, где их уже ожидала черная «Волга». Первым надо было отвезти Карамельникова, который жил где-то в районе площади Сенной. Доехали быстро и за автобусной остановкой прижались к тротуару. Фраймович слегка подтолкнул в бок своего соседа, как бы спрашивая, куда ехать дальше. Однако Карамельников никаких признаков пробуждения не подавал, продолжая негромко всхрапывать. Дальнейшие, более энергичные, попытки привести его в чувство оказались тоже безуспешными.

«Что делать?» — ломал голову Филиппов, которому предстояло еще ехать на вокзал, чтобы забрать из первого вагона ящик и сумку, которые председатель выслал из Москвы.

— Давайте, Владимир Алексеевич, ко мне, — предложил тогда Фраймович. — Правда, я далековато живу, но не пешком же, машина довезет.

— Ну что ж, давай. Говори адрес, пока тоже не забыл! — в сердцах бросил Филиппов, прикидывая в уме, сколько времени у него есть до прибытия поезда.

— Ну, это вы зря про меня так! — обиделся Фраймович. — Со мной такого ни разу в жизни не случалось!

— Извини, Альберт Исаевич, мне еще поездка на вокзал предстоит, вот и сорвалось нечаянно, — ответил Владимир.

— Принимаю! — Фраймович понимающе улыбнулся и крепче стиснул плечо Карамельникова, чтобы тот не свалился, не ровен час, на дверку и, не дай бог, вылетел!

Увидев, что Фраймович уже не обижается, а занимается Карамельниковым, Филиппов, тихо улыбнувшись, вспомнил аналогичный случай, когда за несвоевременное предоставление справки начальник управления Машин, человек вспыльчивый, не выслушав причины опоздания, устроил подчиненному Альберту Исаевичу разнос.

— Уважаемый Николай Миронович, вы что кричите на меня? — неожиданно спросил его Фраймович и тут же пояснил: — Я все-таки как-никак на четыре дня старше вас!

Услышав обращение к себе по имени-отчеству и вникнув в смысл последней фразы, Машин прекратил браниться.

Без лишних разговоров миновали площадь и оказались на проспекте Гагарина, по которому выехали чуть ли не на окраину города. Наконец, по сигналу Фраймовича, свернули налево, в новый микрорайон и, с трудом протиснувшись между припаркованных у обочин возле домов машин, очутились во дворе двух примыкающих торцами друг к другу пятиэтажек.

Как самый молодой, Филиппов с помощью шофера взвалил Карамельникова себе на плечи и, следуя за Фраймовичем, поднялся на второй этаж, остановился около квартиры с двумя двойками, про себя подумав, что хорошо еще, что Альберт Исаевич живет не на пятом этаже, тогда пришлось бы отдохнуть не разок-другой.

Посадив Карамельникова на ступеньки марша, ведущего на следующий этаж, Владимир стал ждать, когда хозяин откроет дверь и придет ему на помощь. Однако, чтобы не терять времени, по-борцовски на грудь взял по-прежнему не подающего каких-либо признаков пробуждения члена «бригады» и втащил в первую комнату, уложил на диван и, распрощавшись с Фраймовичем, поспешил домой, с облегчением думая, что самые тяжелые испытания, слава богу, остались позади.

Но приключения Филиппова в этот вечер, к сожалению, этим не закончились. Приехав домой, он принял душ, переоделся в спортивную одежду: не в плаще же импортном тащить не известно какой ящик на вокзале. Почувствовав, что изрядно голоден, Владимир с аппетитом съел два разогретых дочерью голубца, выпил бокал крепкого чая, потом обул кеды и прямо в одежде сел в кресло, решив посмотреть что-нибудь по телевизору, чтобы скоротать время до поездки на вокзал.

Дочь занималась в своей комнате, и Владимир, оставшись с телевизором один на один, хотя периодически время от времени потирал за ушами, как-то незаметно заснул, и очнулся, только когда услышал длинную трель телефона. С ужасом взглянув на часы, он вздрогнул, и сердце бешено заколотилось — поезд из Москвы уже прибыл, а звонит в столь позднее время, можно не сомневаться, водитель дежурной машины.

Филиппов суетливо схватил трубку, с трудом переводя дыхание, хрипло выдавил:

— Слушаю!

— Владимир Алексеевич, это шофер говорит. Стою у вашего подъезда. Вы что, забыли про поезд из столицы? Уже опаздываем: прибыл.

— Я спускаюсь! — Филиппов пулей вылетел из квартиры, с силой нажал на кнопки обоих лифтов.

И все же судьба в этот вечер под конец оказалась благосклонной к нему. Улицы были практически пустынными, и до вокзала машина лихо домчала его всего за шесть минут.

Миновав витые железные ворота у бывшего царского павильона, въехали прямо на первую платформу, и Владимир бегом бросился к первому вагону.

Увидев свет в его окнах, а главное открытую дверь тамбура, понял, что все-таки успел, и облегченно перевел дух; платком вытирая пот с лица, поднялся в тамбур и уверенно пошагал к середине вагона, где увидел женщину в форменной одежде, которая с тряпкой и веником в руках наводила порядок.

— Вы проводник? — подойдя к ней, спросил он и, услышав утвердительный ответ, пояснил: — А я от Славянова, председателя облисполкома.

— Очень хорошо! — обрадовалась она. — А я уже заволновалась, что никто не подходит. Думаю: уж не забыли ли? Ну теперь, слава богу, дождалась.

Объяснять причину небольшого опоздания Владимир посчитал не обязательным. Забирая вещи, он выразил самую искреннюю благодарность проводнице, осторожно спустился на платформу и наконец-то облегченно вздохнул полной грудью, и так же, как железнодорожница, несколько раз вслух сказал: «Слава богу! Слава богу! Слава богу!» И как на крыльях полетел к дежурной машине.

В гараж доехали уже спокойно, без нервотрепки. И вскоре, переложив председательский ящик и сумку в багажник его машины, Филиппов вернулся домой и, пожав на прощание руку водителя, быстро поднялся в родную квартиру, не чувствуя никакой усталости.

Уже приняв еще раз душ, Владимир выпил стакан чая, завел будильник и, вспоминая события этого вечера, вдруг четко представил себе, какие непредсказуемо серьезные последствия могли у него быть, не выполни он поручение шефа. Даже в голове загудело от охватившего его при этом ужаса. Зная крутой характер Славянова, он понял, что вначале пришлось бы получить жесточайший разнос, не хуже, чем получил его когда-то Юшанин. И это еще не беда — вытерпеть, если виновен, можно: всем врезают. Избежать этого бывает очень трудно — причину для серьезного втыка начальник всегда найдет. Славянов может наказать и по административной линии: объявит строгий выговор. И это можно пережить, как живут с этими самыми выговорами многие начальники отделов и управлений, предприятий и строительных организаций. Другое дело, если гнев председателя перевесит плюсы Филиппова — его способность быстро и качественно готовить выступления и доклады. Тогда нельзя исключить и такой вариант, что можно с треском вылететь с работы. А недоброжелатели скажут, что человек зазнался, возомнил о своей незаменимости — вот и получил по заслугам. А куда потом устраиваться? О боже, это будет очень и очень непросто! Правда, одна вакансия у Филиппова имелась: областная газета. Но идти опять в журналисты уже не хотелось. К сожалению так, на вскидку других вакансий Владимир пока не видел. Да и выискивать их, слава богу, не требовалось. А если потребуется? Возможно, что-то стоящее где-нибудь и можно подобрать. А была ли возможность исправить допущенную оплошность, точнее безответственность? Анализируя обстановку, Владимир понял, что проводницу он, безусловно, смог бы найти, но уже только после девяти часов утра, когда все службы железной дороги начнут свою работу. И адрес проводницы первого вагона, представившись помощником председателя облисполкома, он без особого труда выяснил бы прямо из своего кабинета. И помог бы ему в этом в первую очередь начальник отделения горьковской железной дороги Порадзе, который, кстати, всегда выручал Владимира в случаях дефицита билетов. Все можно решить, но с опозданием. И это опоздание, а главное невыполнение поручения председателя вовремя, тотчас обнаружится при разговоре с ним утром, когда придется докладывать Славянову данные последней сводки по надоям молока в области.

После приветствия Славянов, конечно же, в первую очередь поинтересуется о выполнении своего поручения и, если не услышит, что все в порядке, — долго разговаривать не будет. Скажет: «Ищи! Приеду — разберемся!» — и бросит трубку. От охватившего волнения Филиппов долго не мог уснуть, он все ворочался с боку на бок и в конце концов вынужден был встать. На кухне он налил себе из еще не остывшего чайника воды и выпил чуть более полстакана с двумя столовыми ложками меда. Раньше этот прием помогал ему всегда.

Вернувшись в постель, он перед тем как начать счет до двух тысяч, дал себе твердый зарок: перед важными поручениями председателя больше никогда подобных сегодняшней выпивок не допускать! И не забывать о будильнике. Не откладывая, завтра же, с самого утра, после разговора с шефом, обзвонить всех членов «бригады», с которыми ему предстоит еще работать и работать, в чем он теперь уже не сомневался, записать их адреса и телефоны. Это должно стать его правилом: иметь исчерпывающую информацию для любой ситуации, когда приходится ориентироваться не только на себя.