Колдун 3

Глава 11

Влад злился, бесился, ругался и… летал. Летал со взбалмошной, своенравной девчонкой, которая очень быстро показала всем белые острые зубки. Насмешки прекратились напрочь через пару дней после ее появления. Нахалка так умела ожечь словом, что желание насмехаться над ней пропадало вовсе. Сама же была настолько толстокожей, что любые насмешки только зажигали огоньки смеха в ее глазах. Еще и масла в огонь подливала. А потом так все вывернет, что мужики неделю с красными ушами ходят. И ведь не сказала же ничего, глазищи чистые-чистые, невинные, как у младенца. А как начали звеньями на задания вылетать, пилоты и вовсе прижухли — каждый из них понимал, что обязан девчонке жизнью, да не раз.

Стреляла она и вправду как Бог. Из любого положения самолета, в самых страшных боях ее пулемет не замолкал, и пули всякий раз находили свою жертву. Очень скоро в дивизии ее иначе как Ангел и не звали.

В дивизии. Но только не Влад. При виде девчонки он бесился, ругался и плевался как только мог. Из-за этой соплюшки он не мог летать, как хотел! Каждую секунду он помнил, что у него за спиной в «кабине смерти» сидит эта малолетняя «самоубийца» и самозабвенно жмет на гашетку. Да, в каждом бою она сбивала самолеты, но жить-то ей хотелось! Наверное… Столь странный выверт сознания Казакова, находящегося в состоянии перманентного бешенства, сменявшегося лютой злостью, не волновал ни разу.

О возрасте девчонки стало известно в день ее прибытия. И Влад не выдержал. Примчался к полковнику и требовал отправить малолетнюю идиотку домой, к маме, сиську сосать. Ну ему только детей за спиной не хватало! Полковник был неумолим. Позволив взбешенному Казакову выораться, он повторил свой приказ, добавив, чтобы тот не забывал, что у него за спиной ценный груз. Как только Влад ни изворачивался: и требовал другого стрелка, и другой самолет — он был согласен на всё, даже на У-2 — всё было бесполезно. Ответ полковника был один: «Доверить девчонку не могу больше никому, угробят. Присмотри за девочкой, побереги ее».

И Влад берег. Скрипя зубами, следил за тем, чтобы была пристегнута, чтобы фонарь был исправен и закрыт, чтобы не забывала парашют, который Анжелика, кстати, терпеть не могла — он ей мешал, выписывал фигуры на грани возможностей самолета, уходя с линии огня противника… Он берег. Ни на секунду не забывая, что за его спиной сидит девушка, почти девочка, которая и жизни-то еще не видела. На свою жизнь ему всегда было наплевать, за себя он не боялся, а вот за нее… И Казаков осторожничал, замечая порой и косые взгляды ребят, и шуточки о старичках, мечтающих дожить до ста лет и умереть в своей постели в окружении любящей семьи… Скрипел зубами, терпел, злобно глядя на напарницу… и проверял у нее перед каждым вылетом парашют, надежность лямок и креплений. Анжелика стоически переносила его ругань и постоянный контроль.

8 августа начались оборонительные бои на подступах к Ленинграду. Ровно месяц войска пытались сдержать наступление захватчиков, отступая все дальше и дальше. 8 сентября немецко-фашистские войска отрезали Ленинград с суши. Началась блокада.

В этот вечер Влад впервые забыл про девчонку. 28 немецких бомбардировщиков, сопровождаемые истребителями, шли на Ленинград. Эскадрилья Влада была поднята по тревоге. Завязался воздушный бой. Силы были далеко не равны — в дивизии попросту не было столько самолетов, потому в бой бросили даже штурмовики, понимая, что толку от них в воздухе мало, но выхода не было. В результате навстречу немецкой эскадрильи в воздух поднялось лишь 27 самолетов.

Изначально Казаков пристроился сбоку так, чтобы Анжелике было удобно стрелять. Он смотрел на бой и в ярости сжимал штурвал, всерьез опасаясь стереть зубы до основания, но подобраться сверху возможности не было: мешала облачность, снизу — с тем же успехом он мог застрелиться сам здесь и сейчас. Немецкие истребители знали свое дело. Разбившись на пары, они четко контролировали все подходы к бомбардировщикам, давя численным превосходством. На одну нашу машину приходилось по пять-шесть фрицев. Сейчас он мог только наблюдать и лавировать, выбирая наиболее удобные для стрелка позиции в надежде, что у Ангела хватит патронов.

Анжелика не подводила. Вот ушел вниз один истребитель, почти сразу за ним второй, третий… Вот она подбила Дорнер, в мгновение ока превратившийся в огненный шар и разметавший взрывной волной находившихся с ним рядом пилотов. Владу удалось удержать свой ИЛ так, что его лишь качнуло. Осколки и разлетавшиеся части самолета застучали по борту.

— Цела? — закричал он в микрофон.

— Я — да. Фонарь открою, пошел трещинами, не вижу ничерта! — глухо донеслось из наушников.

— Не смей! — заорал Казаков. — Хоть какая, но защита!

— Да пошел ты! — прохрипело в шлемофоне, и лампочка связи на панели погасла.

— Закрой фонарь, кретинка! — заорал не своим голосом Влад и в бешенстве жахнул кулаком по кнопке включения переговорного устройства. — Идиотка ненормальная!!!

В ту же секунду ИЛ Рыжова задымил и, оставляя за собой след из черного дыма, ушел в пике. Чуть в стороне от него раскрылся белый купол — Димка успел выпрыгнуть. Сразу пять истребителей перестроились и пошли в атаку, чтобы уничтожить десантировавшегося пилота. Забыв обо всем, Влад рванулся на помощь другу. Заложив совершенно сумасшедший вираж, он свечой взмыл под брюхо вставшего в атаку истребителя и нажал на гашетку. Из пулеметов, расположенных в основании крыльев, вырвались две очереди. Бензобак задымил. Чудом уйдя от столкновения с сорвавшимся в падение истребителем, Влад бросился на следующего. Выстрел из пушек прошел мимо. Заложив очередной вираж и заходя на истребитель сверху, он увидел, как тот, кувыркаясь, понесся к земле. Казаков, скользнув бешеными, налитыми кровью глазами вокруг, отыскал себе новую жертву…

Несмотря на героическое сопротивление советской эскадрильи, 23 бомбардировщика прорвались к Ленинграду и сбросили свой груз на город, разбомбив Бадаевские склады. Поняв, что Дорнеры выполнили свою задачу, Мессершмитты, пропустив бомбардировщики подальше, отстреливаясь от потрепанных остатков советской эскадрильи, врассыпную бросились наутек. Осознав, что дальше преследовать ушедшие самолеты противника самоубийственно, Влад повернул на аэродром.

Связь с Анжеликой не работала. Казаков молился, чтобы она не вывалилась из кабины, чтобы была жива, лишь бы ее не ранило… За то время, пока он возвращался на базу и садился, Влад прошел двадцать кругов ада, успев нафантазировать миллион ужасов и окончательно убедив себя в том, что в кабине стрелка его ожидает холодный, изувеченный труп юной девчонки, которую он не смог защитить, сберечь, укрыть…

Едва посадив самолет, Казаков пружиной выскочил из него и, подлетев к кабине стрелка, схватил за плечи поднявшуюся Анжелику и рывком вытянул ее на крыло.

— Ты, кретинка ненормальная! — в совершенно неконтролируемом бешенстве он тряс девушку. — Я сам снесу твою тупую башку, раз ты ею не пользуешься! Ты что творишь, идиотка? Ты как смеешь связь отключать, дебилка малолетняя! Ты какого хрена фонарь открыла? Совсем ума нет? Ты мозгами повредилась? — орал не своим голосом Влад, трепля девчонку словно куклу.

— Пусти! Мне больно! — прошипела Анжелика, рывком сбрасывая руки Влада со своих плеч. — Фонарь разбился, весь трещинами пошел. Я ничего не видела! Как мне стрелять? Вслепую? — вызверилась она.

— Ты зачем связь отключила, ненормальная? А если бы тебя ранило? А если… — скрипнув зубами, снова начал Влад.

— Если, если!.. — перебила она его. — Волнуешься за меня — так и скажи! Нечего орать как контуженый! И отвлекать меня во время боя своими истериками тоже не надо!

— Чегооо? Чокнутая самоубийца! Я? Волноваться? Да еще и за тебя?.. — опешил Казаков. — Да проще тебе голову открутить и не мучиться! Один хрен ты ею не пользуешься!

— Зато ты пользуешься! — огрызнулась девушка. — Чего ждешь? Давай, откручивай! — уперла она руки в бока, с вызовом глядя на него. — Ну давай!

Влад уставился на нее, сжимая кулаки. Ангел оперлась пятой точкой на край кабины, сложила на груди руки и, чуть склонив лохматую голову, с легкой улыбкой выжидательно смотрела на него. И Казаков не выдержал. Рывком притянув к себе девушку, он впился обветренными губами в чуть изогнутые в насмешливой улыбке губы. Он целовал ее жестко, зло, словно наказывая за свой испуг, за ежесекундный страх за нее, за тот ад, который он пережил, пока молчала связь…

Ее руки несмело взметнулись вверх, обнимая его за шею, пальцы запутались в волосах. Мужчина застонал, крепче прижимая ее к себе и вдруг, словно опомнившись, резко оттолкнул и, скользнув по крылу, размашисто зашагал прочь. Анжелика, прижав руку к распухшим губам, растерянно смотрела ему во след.

Уже десять дней они не разговаривали. Влад избегал Анжелику. И лишь перед полетом продолжал тщательно проверять ее парашютную систему. Девушка покорно стояла на крыле самолета, раскинув руки в стороны, пока он придирчиво дергал каждое крепление, каждую лямку. Убедившись, что все в порядке, он молча указывал ей на ее место, лично включая связь. Для чего, Анжелика не понимала — уже десять дней переговорное устройство упорно молчало. Зато в эти дни она зачастую оставалась даже без запасного боезапаса — теперь Казаков летал как сумасшедший, словно в пику ей выписывая такие фигуры, из которых бедный самолет, даже отработав по целям и сбросив груз, выходил с трудом, натужно воя мотором и скрипя всем корпусом. Но теперь она могла стрелять по многим целям, а не по той, которую ей любезно доверит Казаков. Минусом оказался ограниченный боезапас — патроны заканчивались раньше, чем цели. И у девушки появилась привычка брать с собой дополнительные пулеметные ленты. Во время виражей ноги они разбивали до крови, но зато ей было, чем стрелять.

В этот день они уже совершили три вылета. Во время нападения на железнодорожный состав противника любимый и бессменный ИЛ Влада подбили. Только мастерство лейтенанта и его отчаянная отвага спасли две жизни. Прыгать с парашютом было самоубийством — их бы попросту расстреляли. Завалившись на одно крыло и выключив мотор, Казаков кругами планировал над землей, лишь на минимальной высоте позволив двигателю снова взреветь.

Посадка больше напоминала падение. Мотор, натужно, с воем проработав минут пять, все-таки заглох, и они плюхнулись почти на брюхо, пропахав по полю глубокую борозду. От удара крыло оторвало. Когда дымящийся самолет замер, Влад еще минут десять не мог поднять руки, чтобы сдвинуть фонарь. Он сдвинулся сам. Сверху на него смотрела встревоженная Анжелика.

— Ты цел? — сдавленным, каким-то чужим голосом спросила она, тревожно оглядывая его. — Выбраться сможешь?

Влад поднял пустой, безразличный взгляд на девушку. На лице ее читалось беспокойство, явственно усилившееся, когда она поймала его взгляд.

— Влад… Милый мой, хороший… Где болит? — растерянно проговорила она, наклоняясь над ним и принимаясь осторожно ощупывать его одной рукой. Вторая висела плетью.

Нахмурившись, Казаков поднял дрожавшую руку и коснулся потемневшего рукава. Поднеся ставшие влажными пальцы к глазам, он, замерев, смотрел на оставшуюся на них кровь.

Анжелика выпрямилась, отодвигаясь от стремительно белевшего Казакова. Из его груди вырвался то ли рык, то ли всхлип. На скулах бешено заходили желваки. Он резко рванулся вверх, забыв отстегнуть ремни, и ожидаемо грохнулся обратно. Сопровождаемая шипением и отборным матом, пряжка пристежного ремня отлетела в сторону, и мужчина одним прыжком выскочил из покосившейся кабины.

Девушка, никогда не видевшая Казакова в подобном состоянии, скользнула по грязному, закопчённому боку самолета и бросилась бежать прочь. Казаков нагнал ее в несколько прыжков. Тяжело дыша, оба грохнулись оземь, и Анжелика вскрикнула от боли, закусив губу. По ее щекам ручейками побежали капельки слез, побледневшее лицо покрылось испариной.

Придавив девушку к земле своим телом, Влад практически уселся на нее и рывком разорвал рукав, уставившись на рану.

— Когда, твою мать? — прошипел он.

— Не помню… Во время боя… — всхлипнула Анжелика.

— Какого хрена ты не сказала? — втянув сквозь зубы воздух, прорычал мужчина. — Убью идиотку!!! — он рывком поднялся и протянул ей руку. — Вставай! И не вздумай реветь! Г-героиня, мать твою!

Вернувшись к самолету, он усадил всхлипывавшую девушку на искалеченный хвост и, разорвав на себе нательную рубаху, перевязал ей рану.

— Пошли домой, — зло процедил он, подтянув лямки своего парашюта, чтобы тот оказался на спине, и подобрал с земли ее парашютную систему.

Вытерев ладошками слезы и стянув с головы летный шлем, Анжелика поплелась следом.

До базы им пришлось топать часа полтора. Взмокший Казаков оттащил девушку в санчасть, а сам рванул к полковнику. Доложившись и получив приказ проверить и подготовить к вылету один из запасных ИЛов, он отнес приказ механикам и, выведя из тщательно сокрытого и замаскированного ангара самолет, увлеченно занимался проверкой всех систем.

Получив срочный вызов от командира, Влад, высказавшись, выбрался из-под самолета и, вернув на место пластины, прикрывавшие пулеметы на крыльях, поспешил в палатку майора. Предстоял новый вылет за линию фронта — в район Синявино немцы начали подтягивать большое количество тяжелой техники. Разведчикам удалось передать координаты замаскированной временной базы противника. Казакову и еще троим пилотам в сопровождении всего лишь одной тройки истребителей предстояло отработать по этой цели.

Вернувшись к самолету, Влад натянул на себя парашют. Штурмовик за время, проведенное у командира, успели загрузить. Механики заканчивали последние предполетные проверки. Солнце давно уже село, и на небе, затянутом тяжелыми дождевыми тучами, лишь кое-где проглядывали редкие звезды. Наконец, проверив последний из узлов, механик дал отмашку на взлет.

Он ненавидел ночные вылеты — темно, ничего не видно, противник возникает внезапно, из темноты, трассирующие пули слепят глаза, и поди разбери, кто стреляет: трассеры есть и у фрицев… Да и устал он уже хуже собаки. Три боевых вылета не шутка. Да еще и эта… г-героиня, мать ее! И чего полковник ее домой не отправил? Повесил на него девчонку и доволен… Влад проводил взглядом взлетавшие один за другим истребители, вздохнул и запустил двигатели. Застегнул пристяжные ремни, проверил работу руля, привычно повозился на парашюте под задницей, устраиваясь поудобнее…

Самолет чуть качнулся. Казаков повернул голову и увидел тень, мелькнувшую над кабиной стрелка. Закрылся фонарь. Чертыхнувшись, он бахнул кулаком по кнопке связи.

— Ты, долбанутая идиотка!.. — он и секунды не сомневался, кто сейчас находился в кабине стрелка.

— Отвали! — донеслось хриплое из наушников. — Какого черта тут стояло… Мать вашу!

— Ты вконец охренела? — опешил Казаков. — Пошла вон из самолета!

— Обойдешься! — донеслось в ответ. — Какого хрена тут масло делает? Сложно канистру убрать было? Вонища, дышать нечем!

— Какое нахрен еще масло? — взвился Казаков. — Вылезай оттуда! Ты ранена!

— Да пошел ты со своей царапиной! — проворчала в ответ девушка. — Да хрен его знает, какое масло! Механик, похоже, пулемет смазывал и оставил тут открытым. Вот дебил!!! А я на себя перевернула! Черт! Мокрой теперь лететь придется… Ладно, хрен с ним. Поехали уже! — зло рыкнула она. По крылу грохнула пустая канистра и со скрежетом съехала вниз.

— Крыло-то причем? — рыкнул Влад и, не получив в ответ ничего, кроме ворчания и возмущений по поводу мокрого и воняющего комбинезона, проворчал: — Ну ты сама напросилась! — и засвистел нехитрую мелодию, выходя на взлетную полосу.

Уже взлетев, он понял, что Анжелика открыла свой фонарь.

— Дура, фонарь закрой! — заорал он в микрофон.

— Вылей себе в кабине канистру масла и сиди в ней с закрытым фонарем! — огрызнулась девушка. — Дышать нечем!

На споры времени больше не оставалось. Встав за ведущим истребителем, он набрал высоту. Совершенно неожиданно впереди прямо по их курсу над линией фронта в небе завязался воздушный бой. Влад мрачно выругался: судя по всему, с другой дивизии подоспела помощь нашим войскам. Истребители вильнули в сторону, попытавшись обойти свалку слева, не ввязываясь в бой: у них была другая задача.

Влад, послушно приняв влево, жадно наблюдал за схваткой. Было полное ощущение, что немцы бросили все имевшиеся у них в наличии самолеты на Ленинград. С земли неслись выстрелы зенитных орудий, но не часто — зенитчики опасались подбить своих. А впереди была каша. Казаков затруднялся назвать все самолеты, участвующие в бою. Там были и Хейнкели, и Мессершмитты, и наши Харикейны, родные И-3 и И-16… Еще он успел заметить новые немецкие самолеты. Таких он еще не встречал.

Сколько воздушных дивизий и из каких полков было брошено в этот бой, он не представлял, да и разбираться особого желания не было. Из облаков неподалеку от него вдруг вышел очень удобный для атаки «лаптежник». Не удержавшись, Влад нажал на гашетку. «87-й», точно почуяв, в последний момент ушел с линии огня, не пострадав. Казаков выматерился, набрал высоту и полностью выжал газ, стремясь выбраться из стремительно смещавшегося в их сторону боя.

Он смотрел, как один из истребителей сопровождения с высоты практически вертикально направил самолет на «110-го», шедшего с правой стороны и уже вышедшего на линию атаки. Но Харикейн опередил его — цапанул мессера правой плоскостью и, вихляя, стал уходить в сторону и вниз — видимо, пошел на свой аэродром. Его прикрывали двое. «110-й», протараненный Харикейном, ушел в расход.

Казаков шел по краю облачности, а мозг судорожно анализировал ситуацию. Вот «109-й» вьется возле него как оса, не отставая ни на шаг. Сделав пару попыток атаковать уходящего подранка и сопровождавших его товарищей, он переключил свое внимание на ИЛ Влада. Скорость у него была больше, и оторваться никак не получалось. Казаков уже собрался толкнуть его, но тот резко ушел вверх. Догонять его Влад даже не пытался: его задачей было добраться до точки назначения. Недалеко от него замаячил очень удобный «новый» (при бомбардировках Ленинграда впервые были использованы самолёты FW-190). Пристроившись ему вбок, Влад прокричал Анжелике:

— Слева, Ангел! Слева! Мочи гада! Я не достану! — и с удовлетворением наблюдал, как по обшивке, высекая искры, застучали тяжелые пули. Вот одна из выпущенных девушкой пуль пробила фонарь, и пилот клюнул носом, заваливаясь вперед. Нос самолета накренился, и машина резко пошла вниз, закручиваясь вокруг своей оси.

Плечо обожгло, и следом прострелило болью. Влад не сдержал стона. Рука мгновенно отнялась, повиснув плетью.

— Тебя ранили? — донеслось встревоженное из наушников. — Давай на аэродром!

— Пошла ты… — сжав зубы, прохрипел Влад и, при помощи второй руки вернув пострадавшую руку на штурвал, мертвой хваткой вцепился ею в руль.

Самолет стал плохо слушаться руля. Он почувствовал это сразу, при первой же попытке уйти с линии огня. Откуда именно его атаковали, Влад так и не понял. Самое разумное, что он мог сейчас сделать — это уйти повыше в облачность, и, пройдя по краю, попытаться выйти из зоны боя. Едва начав подъем, он почувствовал, как самолет толкнуло. Под ногами захлюпало, в кабине резко завоняло керосином. Казаков рванул фонарь. Тот не поддавался. Он дергал его снова и снова, но сдвинуть его не удавалось и на миллиметр. Наконец, фонарь поддался. Ветер ударил в лицо. Казаков дернул вверх молнию на куртке, прикрывая воротником лицо.

«Топливный бак пробило… Надо возвращаться, — мелькнуло в голове, и Влад попытался уйти вниз, сымитировав падение. Руль высоты не работал. — Твою же мать!!! Надо прыгать».

— Ангел! Слышишь меня? Ангел! — заорал он в микрофон. Ответа не последовало. Сердце Казакова сжалось. Самолет охватило пламя — вскользь чиркнуло трассером. — Анжелика!!!

По затылку что-то ударило. В глазах потемнело. Он крепче ухватился за штурвал и затряс головой.

Пламя ворвалось в кабину. Влад ощутил, как его ноги охватил огонь, видел, как огонь подбирается к рукам, в отчаянии сжимавшим штурвал… Прыгать? А как же Анжелика?

— Анжелика!!! — глядя на языки пламени, бушующие вокруг него, заорал он. — Ангел!!!

В наушниках раздался тяжкий стон.

— Ангел, тебя ранили? Прыгай!!! — орал Влад, задыхаясь от обжигавшего легкие воздуха и натужно кашляя. — Прыгай!!!

Он ежесекундно крутил головой, пытаясь сквозь пламя и дым разглядеть: выбралась девушка на крыло или нет. Анжелики не было видно.

— Анжелика!!! Слышишь, Ангел!!! — хрипел Казаков обожжённым горлом. — Прыгай!!! Анжелика!!! Очнись, твою мать!!! На земле с ранением разбираться будем! Прыгай!!! Я не смогу посадить этот чертов самолет!!! Он сейчас рванет! Слышишь, Ангел? Прыгай!!!

Пламя охватило всю кабину. Если бы не Ангел, Влад бы давно уже выпрыгнул из самолета. Но она была там, в кабине… И Влад, крича от боли и пряча лицо в вороте куртки от пламени, наплевав на адскую боль, на плавящуюся под горящими на нем перчатками резину, удерживал самолет в воздухе, давая девушке время выбраться.

ИЛ качнулся. Влад повернул голову вправо и успел увидеть, как Анжелика, которую мгновенно охватило жадное пламя, тяжело вывалилась из кабины на крыло. Скатившись с крыла, она горящим комком полетела вниз.

— Парашют!!! — не своим голосом заорал Влад, словно она могла его услышать, фиксируя горящей рукой штурвал и выбираясь из кабины. — Открой парашют… — в полузабытьи хрипел он.

От горящей точки устремилась вверх белая ткань, мгновенно вспыхнувшая факелом. Казаков, крича, бросился вниз. Он падал следом и смотрел, как огненная точка летит к земле. Остановить падение было невозможно. Он не мог догнать девушку, поймать ее… Поняв, что ей уже не помочь, он дернул кольцо.