Колдун 3

Глава 27

Хоть высота и была небольшой, Мишка все равно пребольно шлепнулся на довольно большую кригу, напрочь сбив себе колени. От удара она накренилась и начала уходить под воду. Парень, буквально ошпаренный ледяной водой, заскользил по мокрой льдине, раздирая себе о колючий лед живот и грудь в кровь, тщетно пытаясь зацепиться пальцами хоть за что-то.

На опустившийся под воду край льдины моментально скользнула другая, наезжая на первую сверху. Мишка, ощутив под ногами появившуюся опору, резко оттолкнулся и заскользил вперед. Силы толчка хватило, чтобы достать пальцами до края импровизированного плота и вцепиться в него мертвой хваткой.

Подтянувшись, парню удалось боле-менее сбалансировать льдину. Поняв, что утопление временно отменяется, он, озираясь, принялся судорожно искать способ выбраться на берег. Ледоход все усиливался, лед вокруг него трещал, гремел и лопался, льдины, сталкиваясь, то и дело обдавали его мокрым ледяным крошевом, образуя вокруг него натуральные торосы. Мишке на миг даже показалось, что он вновь очутился на поле боя, посреди боевых действий, а в ушах зазвучали взрывы и пальба снарядов.

Не обращая внимания на доносившийся сзади мат и крики, он вспоминал, что Егоров говорил о реке. Вспомнив о коварстве и опасности мелководных торосов, Мишка выматерился и всмотрелся вперед. Вовремя. Впереди река сужалась еще больше, и шум, треск и грохот бьющихся и наползавших друг на друга льдин становился все громче.

Поняв, что сейчас окажется едва ли не в самой настоящей мясорубке, парень моментально забыл о боли и холоде. Распластавшись на льдине всем телом и раскинув ноги в стороны, он постарался слиться с обжигающей кожу поверхностью в единое целое — ждал удара. Через несколько минут его льдина встретилась с товаркой и поползла на нее, кренясь все больше. Снизу на нее наползала следующая.

Собрав все силы, Мишка поднялся на онемевшие, вмиг вспыхнувшие огнем и болью ноги. Едва сделав шаг, не удержал равновесие на скользкой льдине и, упав навзничь, крепко приложился затылком о соседнюю. Посмотрев на хоровод звездочек во внезапно наступившей темноте, он вновь услышал звуки яростного боя. Вокруг него разгоралась жестокая битва, со всех сторон неслись выстрелы, взрывы и далекие звуки приказов. Увидел наступающих солдат, идущие на него танки и майора Черных, поднимавшего в атаку бойцов. Над ним навис почему-то качавшийся и расплывавшийся Степаныч.

— Что, Зайчик, спекся? — насмешливо выдал он и вдруг разъярился: — Тока и способен, что по танкам скакать? Девчонка вон и то крепче тебя оказалась! А ну вставай, тряпка! Поднимайся, сукин сын! Поднимайся!

Чувство тревоги и неминуемой гибели вдруг нахлынуло, затопив сознание. И он понимал: погибнет не только он. Нить, тянувшая его куда-то, четко показывала, что умри он сейчас — и умрет еще кто-то, кто-то, кому он очень нужен, просто жизненно необходим.

— Вставай, Миша! Нэ врэмя пока, — раздался голос Арсена совсем рядом. — Ты слово дал, помнищь? Ты мужчина, а мужчина слово нарущить нэ можэт, — друг смотрел напряженно и требовательно. — Иды, Миша, иды! Сейчас иды!

Сознание плыло, друзья появлялись перед Мишкой один за другим, картины прошлого оживали… Почувствовав, что погружается в ледяную воду, Мишка перевернулся и бросил взгляд на берег. По довольно пологому берегу к нему бежал Димка, неловко оскальзываясь на сырой земле.

— Давай сюда, Мишка! Скорее! Сейчас! Прыгай! — кричал он и призывно махал ему руками.

— Бегом, Заяц! Бегом! — раздался над ним строгий приказ Федотова, и Мишка поднялся на ноги. Тряхнув мокрой головой, пошатываясь и не отрывая взгляда от зовущего его Димки, не глядя под ноги, он рванулся к другу. Не видя наползавших друг на друга льдин и не обращая внимания на ранившее его ноги крошево, он шел к другу.

— Под ноги, Миша! Сматри под ноги! — закричал сзади Арсен.

Мишка опустил глаза вниз и уже гораздо осторожнее, балансируя на скользких выступах, оскальзываясь, падая, проваливаясь и тут же вытягивая руку или ногу из ледяной воды, сайгаком попрыгал по неровной, то и дело изменявшейся поверхности. К счастью, он оказался всего метрах в шести от берега, уже гораздо более пологого и заросшего кустарником. Немного не добравшись до кромки воды, он ухнулся в воду и лосём попер вперед, обдирая ноги об острые края. Боли он не ощущал, только чувство опасности и зов — его тянула вперед нить, не позволяя ни на секунду забыть о том, что он кому-то очень нужен. Сейчас, именно в эту секунду он был кому-то необходим, и это придавало ему сил идти вперед и только вперед.

Выбравшись на берег, хрипя, словно загнанный конь, он озирался, ища взглядом невесть куда пропавших Димку и Арсена. Заметив бегущую к нему фигуру с ношей в руках, встал в боевую стойку. Фриц приближался. Он что-то орал, и лицо его искажалось в страшной гримасе, ежесекундно изменяясь, словно плавленый воск.

— Ну, иди сюда, урод фашистский, — прохрипел парень, оглядевшись и схватив с земли острый осколок льда. — Сейчас я тебе покажу, как нападать на нашу землю!

Быстро положив Павлика на землю, Егоров побежал к парню. Зарычав, Мишка бросился на него. Тот, вовремя заметив смертельный выпад, успел уклониться от удара и тут же провел захват и бросок. Натренированное тело бывалого вояки отреагировало на угрозу молниеносно. Острый кусок льдины тут же был вывернут из руки и отброшен в сторону, а парень жестко прижат всем телом к промерзшей земле.

— Мишка, ты очумел? — закричал он, не понимая, что происходит с парнем. — Нашел время драться!

Но парень не сдавался. Хрипя что-то про вонючих фрицев и что живым его не взять, Мишка вывернулся из захвата и снова бросился на полковника. Получив удар под дых, Егоров опешил на миг и тут же получил второй в лицо, от которого посыпались искры из глаз. Тряся головой в попытке прийти в себя, он едва не пропустил подсечку, но успел вовремя отскочить. Поняв, что добром дело не решится — Мишка его попросту не слышал и не узнавал, Павел Константинович, надсадно хекнув и утерев кровь с губы, в ответ наградил парня тяжелым хуком.

Мишка покачнулся, но не упал. Раскинув руки для захвата, он приставным шагом принялся обходить полковника, выводя того лицом к солнцу и продолжая бормотать что-то про фрица. Наконец до Егорова дошло, что у парня помутнение разума, и без грубой силы тут не обойтись.

— Ну все, паря, хватит концерта, — рыкнул полковник и, бросившись вперед, буквально снес Мишку с ног, еще в полете скрутив его и с силой прижав сверху.

— Совсем очумел? Тебя там что, льдиной по голове приложило? — пыхтя и отдуваясь, ругался Егоров. — Мишка! Слышишь, аль нет? — слегка надавив на заломленную руку, прикрикнул полковник.

Мишка затряс головой, приходя в себя. Боль от удара Егорова прояснила сознание и привела парня в чувство. Осознав, что лежит на земле, он попытался дернуться, перевернуться, но Егоров держал крепко. Наконец, смысл сказанного начал доходить до сознания парня. Снова замотав головой, Мишка попытался высвободить руку из железной хватки полковника.

— Ппал Константиныч? Ввы? — наконец, шмыгнув разбитым носом, прохрипел парень. — А где Сстепаныч? А ффрицы? Уббили?

— Миша, ты чего? — чуть ослабил от растерянности хватку Егоров. — Какой Степаныч? Какие фрицы? Война закончилась!

Мишка, услышав изумленный и растерянный голос Егорова, зажмурился. Перед его глазами замелькали последние события сегодняшнего дня. Застонав, он ткнулся носом в землю.

— Ппал Константиныч… Пустите. Павка гдде? — изо всех сил сдерживая стук зубов, глухо пробормотал парень.

— Очухался? — мрачно уточнил Егоров.

— Угу… Так точно, очухался, товарищ полковник, — кивнул Мишка.

Отпустив руку парня, Егоров, кряхтя, поднялся сам и подал руку приемному сыну, помогая тому встать на ноги.

— Ну ты… герой… — проворчал он, ощупывая подбитый глаз и ссадину на скуле.

— Это я вас? — мрачно осмотрев следы на лице Егорова, уточнил Мишка.

— Нет, тень отца Гамлета… — хрипло отозвался полковник и, оглянувшись, пошел к лежавшему на земле мальчишке. — В Залесово пошли, пока не околели оба, — ворчливо пробормотал он, наклоняясь к ребенку.

— Ээээ… — протянул Мишка, глядя на голый зад Егорова. — Пал Константиныч… А вы вот прям так и пойдете? — прикусив губу, чтобы не рассмеяться, представив встречу полковника и деревенских жителей, спросил парень.

— Как — так? — мрачно поинтересовался Егоров, поплотнее закутывая Павку в Мишкину куртку.

— Ну… в одних сапогах… — уже не сдержав улыбку, уточнил Мишка. — Боюсь, девки вам этот выход надолго запомнят, шуток потом не оберетесь. Да и мать замучается желающих присоседиться метлой от порога отгонять, — не удержавшись от смешка, хмыкнул парень, выбивая зубами дробь.

Егоров замер, соображая. Не выпуская из рук мальчонку, выпрямился и, наконец поняв, что имел в виду парень, от души выматерился. Взглянув на лохмотья, еще утром бывшие рубашкой, болтавшиеся на Мишке, он мрачно произнес:

— Бабы… мать их за ногу!.. Рубаху сымай.

— З-зачем? — простучал зубами парень. — Она ж короткая!

— Обвяжешь меня ею… Хоть срам прикрыть… — проворчал Егоров. — Ну, чего уставился? Сымай, говорю!

Мишка, стянув с себя остатки мокрой рубашки, попытался обвязать ею охнувшего от холода Егорова. Тот был коренастее и поупитаннее парня, поэтому, хоть Мишке и удалось связать рукава у него на животе, толку от рубашки не было никакого — прикрыть ничего не получилось. Осмотрев дело рук своих, парень поморщился.

— Может, шинель вашу подберем? — в сомнении проговорил он.

— Не подберем… — проворчал полковник. — Мокрая она вся, да в грязи. Даже если и вытянем из глины, не натяну. Ты рубаху наоборот мне повяжи, навроде фартука, а то задницу прикрыл, а срам весь на улице оставил.

Мишка перевязал рубашку, затянув рукава у него на спине.

— Во, совсем другое дело, — хмыкнул Егоров.

Павка у него в руках тяжко закашлялся.

— Погодите, Павел Константиныч, — проговорил Мишка, кладя руку на горевший огнем лоб мальчишки.

Спустя пару минут Павка завозился в руках у Егорова и открыл глаза. Поморгав воспаленными глазенками и узнав склонившегося над ним мужчину, он прошептал:

— Дядь Паш?.. — и, видимо, вспомнив, что произошло, прохрипел: — Вы меня нашли?..

— Нашли, нашли… Ты как там оказался? — задыхаясь от облегчения, проговорил Егоров, крепче прижав к себе мальчишку.

— Я не знал, что лед так быстро сломается, — утыкаясь носом в грудь мужчине и устраиваясь поудобнее у него в руках, виновато проговорил Пашка. — Мы с Сашкой еще осенью хотели оттуда ружья забрать, а Сашку увезли… Я боялся, что вода пойдет, и ружья утопнут. А вы мой пистолет куда дели?

— Какой пистолет? — едва не выронив мальчишку, спросил Егоров, с тревогой следя за Мишкой, который, оторвав руку ото лба ребенка, пошатываясь, побрел к лесу.

— Ну мой, который я себе нашел, — убирая с лица мешающую куртку, проговорил мальчишка. — Настоящий! Я в карманы патроны набрал, и теперь смогу всех фрицев убить!

— Щас тебе мамка дома и пистолет даст, и патроны, — проворчал Егоров, торопясь вслед за спотыкавшимся сыном. — Так даст, что месяц сесть не сможешь. А я добавлю. Дай тока до дома добраться… — пообещал он притихшему Павке, понявшему, что сболтнул лишнее.

Добравшись до обрыва, Мишка, кое-как обмотав грязные ноги портянками, наконец обулся. Стало чуть легче — онемевшие ноги начали медленно, но отогреваться, постепенно сквозь боль наливаясь огнем.

Пока дошли до Залесово, Мишка пришел в себя. Идя в довольно быстром темпе, он начал согреваться, да и весеннее солнышко ласкало кожу теплыми лучами. Пройдя треть села и никого не встретив, мужчины уже понадеялись, что их вояж пройдет незамеченным.

Подходя к колодцу, Егоров чертыхнулся — навстречу им с полными ведрами на коромысле медленно брела самая известная сплетница села, Макаровна. Выбравшись со скользкой глинистой дорожки, ведущей к колодцу, на твердую, укатанную центральную улицу, она подняла глаза и, охнув от удивления и неожиданности, плюхнулась на пятую точку, раскрыв рот.

— Господи… Свят, свят, свят… — забормотала она, осеняя себя крестным знамением дрожащей рукой и старательно вглядываясь в бодро шагавших по улице мужчин, по уши перемазанных в земле и крови. Из одежды на обоих были сапоги и мокрые и грязные лохмотья, едва прикрывавшие срам. — Шож это деется то… — в ужасе прижала она руку к раскрывшемуся рту, жадным взглядом изучая идущих на нее «героев». — Без портков… Да средь бела дня… — бормотала бабка, не в силах удержаться от комментариев. Любопытство из старой так и перло. — Где ж это вы так, голубчики?.. Мальчонку-то что ль сыскали? — задержавшись взглядом на свертке в руках у Егорова, из которого высунулась голая детская ножка, вопросила она.

— Сыскали, сыскали, — сквозь зубы проворчал полковник, не поворачивая головы продефилировав мимо сидящей в грязи женщины.

Макаровна икнула, так и прилипнув взглядом к голой спине полковника, а точнее, чуть ниже. Пару раз открыв и закрыв рот, явно силясь что-то произнести, но так и не совладав с речевым аппаратом, престарелая тетка, довольно бодро вскочив на ноги, напрочь позабыв про ведра и коромысло, валявшиеся на дороге, пошкандыбала следом за мужчинами. Голос у нее наконец прорезался, и она засыпала мужчин вопросами, не решаясь ухватить за руку Егорова, дабы остановить того:

— А где сыскали-то? А как? А чегой-то вы оба без одёжи-то? А мальчонка чегой-то голышом? Живой-то хоть?

— Живой, живой, — буркнул Егоров, поудобнее перехватив свою ношу.

— А чегой-то вы в таком виде, ась, Пал Константиныч? — не отставала любопытная бабка сквозь пыхтение, пытаясь поспеть за не сбавлявшими шага мужчинами. — Чего приключилось-то, Пал Константиныч?

— Уйди, Макаровна, не до тебя сейчас, — раздраженно рыкнул Егоров, одарив вредную бабку таким взглядом, что та вмиг застыла на месте как вкопанная, но, по инерции заскользив на мокрой глине, взмахнув руками и не удержав равновесия, с криком и причитаниями вновь шлепнулась в дорожную жижу.

Из куртки высунулась любопытная Павкина мордаха. Узрев через плечо Егорова причитавшую в луже вредную бабку, мальчишка хихикнул, прикрыв рот рукой.

— А ну цыц, поганец! — прорычал полковник, встряхнув свою ношу. — Ща тебя матери сдам, вот там и похихикаешь!

Мальчишка, оценив угрозу, закашлялся и спрятался обратно.

— Уууу… — прикрыл Мишка глаза рукой. — Кажись, влипли… — пробурчал он, прибавляя шагу.

На крик Макаровны едва ли не с каждого проулка начали выглядывать любопытные, и, оценив внешний вид спасателей и обретя дар речи, кричали:

— Нашли?! Нашли!! Нашли!!! — и со всех ног бросались навстречу.

Людей становилось все больше и больше. Макаровна одна из первых сообразила, что на такое событие необходимо позвать и тех, кто еще оставался в домах, и, скользя по грязи, как корова на льду, ломанулась в ближайший двор, на ходу взывая к хозяйке:

— Райка! Райка!! Нашли пацана-то! Ты выди, глянь на Егоровых-то! Гляди, чё деется-то!!!

Через пару минут со всех краев села неслось:

— Нашли!!!

Оценив обстановку, мужчины, не сговариваясь, прибавили шагу, перейдя почти на бег. И откуда только силы взялись!

До вожделенной калитки оставалось метров пятьдесят. Народ споро подтягивался.

— Нашли?

— Живой?

— Ой, батюшки! — неслось со всех сторон.

Кое-кто из мужиков уже успел добежать до них и протягивали руки к Егорову, пытаясь перехватить у того мальчонку, желая помочь изрядно потрепанным спасителям. Павка заныкался в куртку с головой и придерживал ее края изнутри. Егоров крепче прижал к себе драгоценную ношу и, не сдержав эмоций, крепко выругался, ясно дав понять помощникам, чтобы не лезли.

— Хде сыскали-то хоть? — пристроившись сбоку от полковника и на ходу отворачивая край куртки, беспокойно поинтересовался дед Матвей. Из свертка на него захлопали испуганные глазенки. — Никак у реки словили? — оценив внешний вид и спасателей, и ребенка, сообразил старик.

— Ага… — отдуваясь, кивнул Мишка. — Порыбачили знатно… Видал, какого здоровенного карася выловили!

Дед в ответ цыкнул и, беззубо улыбнувшись, покачал головой, глядя на притихшего Пашку:

— Ох и всыпет тебе мать… Ох и всыпет! А и поделом. Неча шастать где ни попадя!

В калитку ввалились, едва напрочь не снеся ее с плетня. Мишка прикрывал собой отца от не в меру любопытных соседей, рвавшихся помочь. Открыв дверь, он пропустил в горницу Егорова с Павкой, сам, склонившись, вошел следом и, вытолкав рвавшихся следом зевак, запер дверь. Поднявшаяся было с кровати свекрови Полина, увидев вошедших, раскрыв рот и вытаращив глаза, рухнула обратно. Мишка, не снимая грязных сапог, протопал через всю комнату и рывком задернул занавески на окнах, в которые, отталкивая друг друга, заглядывали любопытные. В дверь колотились и дергали ее, требуя впустить внутрь. Народ явно был недоволен, оставшись не у дел и лишившись зрелища.

— Забирай своего постреленыша, — проворчал Егоров, протягивая ей завернутого Павку. — И штаны нам какие-никакие дай, до дома дойти, а то срамота…

Полина, словно сомнамбула, протянула руки и взяла протянутый полковником сверток. Мальчишка высунулся из куртки, и, всхлипнув, выпростал ручонки:

— Мама… — сквозь слезы позвал он и зашелся в кашле.

— Павлушенька, — всхлипнула Полина и, прижав к себе сына, разрыдалась, осыпая мальчишку поцелуями и ощупывая его на предмет повреждений.

Дав обоим минут пять прореветься, Егоров гаркнул:

— Полька! Потом пацана мацать будешь! Живой он! Целый и невредимый. Простыл сильно, ну так завтра доктора привезу, посмотрит, — и, сбавив тон, добавил: — Штаны дай нам. И рубахи что ль какие… А Павку выпороть как следует надо, чтоб не лазал где ни попадя!

— А… Штаны… — не выпуская сына из рук, всхлипнув, растерянно проговорила девушка. — Ага… Сейчас, Пал Константиныч… Найду штаны… и рубахи тож найду… — метнувшись к сундуку, стоявшему возле печи, заторопилась Полина.

Открыть укладку с мальчишкой в руках не получилось, и она заметалась, не решаясь выпустить сына из рук.

— Да положи ты его уже! Дома он, никуда не денется! — забирая у нее Павку и засовывая его на лежанку, проворчал Егоров.

Пока полковник разбирался с Полиной и одеждой, Мишка тихонько подсел к лежавшей на кровати женщине и, взяв ее за руку, погрузился в лечение. С инсультом ему еще не приходилось сталкиваться, и то, что парень видел, было ему интересно.

Это была не рана, к которым он привык и с которыми давно уже легко справлялся. Мозг предстал перед ним странным скоплением чего-то непонятного, огромным клубком вроде бы хаотично перепутанных сотен разноцветных нитей. Но, приглядевшись, он понял, что в этой путанице прослеживается строгий порядок. Мишка бродил по переплетениям непривычных, ярких нитей, обходя сверкающие звездочки в местах их соединений, пытаясь понять, как исправить видимое им повреждение.

Наконец поняв, в какой зависимости переплетаются нити, он несмело тронул одну, другую… Срастив их в показавшийся ему правильным рисунок, Мишка вздрогнул, увидев загоревшуюся на месте стыка звездочку. Поняв, что делает все правильно, он улыбнулся и уже смелее принялся плести завораживавшую его паутину, любуясь все новыми и новыми загоравшимися звездочками.

Егоров, наконец натянув найденные Полиной штаны и бросив в сторону топки мокрые лохмотья, бывшие рубашкой, взял вещи для Мишки, протянутые ему Полиной.

— Мне еще рубаху сыщи, и портянки обоим, — попросил он и, обернувшись, наткнулся взглядом на приемного сына.

От увиденного одежда выпала у полковника из рук. Открыв рот, он смотрел, как парень, сидевший возле Ульяны, на глазах старел. По лицу его бродила блаженная улыбка, а пальцы шевелились, словно что-то перебирая. Ставшие черными глаза смотрели на что-то, невидимое для полковника, быстро-быстро двигаясь, точно Мишка переводил взгляд с места на место, за чем-то внимательно наблюдая. Одновременно с тем Ульяна, лежавшая на кровати, выглядела гораздо лучше. Лицо у нее порозовело, расслабилось, острые черты исчезли. Она дышала ровно и спокойно, как дышит крепко спящий человек.

Егоров, крепко зажмурив глаза, потряс головой. Снова взглянул на парня. Мишка уже начал сутулиться, глаза чуть прикрылись одрябшими веками…

— Миша… — тихо, стараясь не напугать, позвал его полковник. Реакции не последовало.

Поняв, что парень его попросту не слышит, он, быстро оглянувшись на рывшуюся в сундуке Полину, шагнул к Мишке и положил руку ему на плечо.

— Миша… — снова позвал он парня и чуть встряхнул его. Мишка вздрогнул и поднял жуткие, невидящие глаза на Егорова. Тот передернулся — было полное ощущение, что парень смотрел куда-то сквозь него, словно он вдруг стал бесплотной дымкой. Неприятное, надо сказать, ощущение. — Миша, довольно… — тихо проговорил он. — Остановись. Хватит. Ступай в комнату, оденься.

Парень, точно просыпаясь, закрыл глаза и тряхнул головой. Оторвал руку от руки Ульяны и, снова потряся головой, открыл глаза. На этот раз взгляд его был уже осмысленным, хотя и по-прежнему… жутким.

— Спасибо, Павел Константиныч… — проговорил он. — Сам бы я не остановился.

Егоров, обернувшись, подобрал с пола вещи и протянул их Мишке.

— Оденься ступай. Домой пора, — напряженно произнес он, оглядываясь на выпрямлявшуюся с найденной рубахой в руках Полину.

Не с первого раза справившись с одеждой и попутно «выпив» растущий в кадке разлапистый жирный фикус, Мишка, поддерживаемый под руку Егоровым, заплетающимися ногами прошествовал мимо любопытных сельчан, низко склонив голову и пряча лицо. Сосредоточившись только на том, чтобы переставлять ноги, он тем не менее улавливал шепотки и тихую речь:

— Малой-то как надралси… И куды тока отец-то глядел? — доносился до его сознания тихий женский голос.

— Да и сам-то, погляди, идет, кренделя ногами выписывает, — поддержала первую вторая кумушка.

— Ну так Константиныч не тока сам идет, еще и малого на себе волочет, — продолжались комментарии в их адрес. — А этот ноги едва передвигает… Спасибо хоть, не с голым задом. И чегой-то Полька их так напоила?

— Да ясно чего: сына они ей сыскали, — понимающе отзывался очередной голос. — Ты бы не налила что ль?

— А ну цыть, бабы! — вмешался знакомый шепелявый бас. — Больно вы умные, как я погляжу! Тока и горазды, что языками молоть. Языки-то без костей, поди! Ясно дело, промерзли мужики, вот и налила по стаканчику для сугрева, а то какжеть? Первейшее энто дело от простуды-то. А малой покамест молод, нету у него на энто дело закалки, вот и развезло пацана с непривычки-то… А вы: «надралси, надралси»… Уууу, языкатые брехушки! — постепенно повышая голос, закончил уж вовсе криком дед Матвей.

Нырнув в свою калитку, Егоров прислонил Мишку к забору, а сам, повытолкав совсем уж обнаглевшую свиту, закрыл калитку на щеколду. Облегченно выдохнув, подхватил вырубавшегося на ходу парня едва не подмышку и поволок к дому.

Даа, наделал тогда Павка шуму… Землянка-то та немецким схроном оказалась. Фрицы потихоньку оружие старосте и еще парочке уважаемых людей оружие переправляли, а те прятали, для их большого десанта готовили, чтобы сразу немцы могли в спину нашим ударить. И чего только тогда оттуда не повытягивали! Даже десять минометов достали. И документы на старосту и его дружков на немецком…

Это уже ему отец рассказывал. Сам он все самое интересное пропустил — свалился с жесточайшим воспалением легких. Сперва-то его мать лечила, а потом, видя, что сыну с каждым часом становится все хуже и хуже, вызвала неотложку, и Мишку в бессознательном состоянии увезли в госпиталь. Едва откачали… Целых два месяца он там провалялся.

Воспоминания наплывали и уходили, уступая место другим. Наконец более-менее взяв себя в руки, он медленно побрел домой.