Колдун 3

Глава 24

Из прострации его вывел телефонный звонок. Посмотрев на трезвонящий аппарат, он медленно поднял трубку.

— Старший следователь Ростов, — произнес на автомате.

— Товарищ Ростов, зайдите ко мне, — прозвучал голос Логинова, и трубка противно запищала короткими гудками, оповещая, что абонент отключился.

— Здорова, Мих, — в кабинет зашел Дмитрий. — Чего это ты? — кивнул он на пищащую трубку у него в руках. — Случилось что ль чего?

— А? — поднял на него взгляд Михаил и, посмотрев на исходившую частыми короткими гудками трубку у себя в руке, аккуратно опустил ее на рычаги. — Нет, ничего. Логинов вызывает.

— Логинов? — удивился Дмитрий, встретивший начальника в коридоре.

— Логинов, — подтвердил Михаил, кивнув. — Пойду узнаю, чего хочет.

— Ты это, Мих… Ежели дело опять какое втюхать захочет, больше не бери. У нас и так работы по самую маковку, — проворчал сослуживец. — Он озверел в последнее время. Либо преступность распоясалась, либо в Москве следователи закончились, только наш отдел и остался.

— Распоясалась… — эхом повторил Ростов, погруженный в свои мысли.

— Ну-ну… — подозрительно глядя на товарища, кивнул Дмитрий. — Иди уже.

Кивнув, Михаил деревянной походкой вышел из кабинета.

Толкнув дверь в кабинет начальства, Михаил без стука и разрешения вошел.

— Пришел? Ну здравствуй, Миша, — раздался насмешливый голос из-за стола. — Что-то ты не радостен сегодня?

Услышав голос Зуева-старшего, Михаил вздрогнул и поднял глаза. На месте Логинова восседал полковник.

— Как семья поживает? Как племянники? — на губах Зуева играла удовлетворенная улыбка.

Внутри у Михаила словно взорвалась сверхновая. Как смеет эта мразь!.. Рванувшись вперед, Ростов через стол бросился на вальяжно развалившегося на стуле борова и, рыча от ярости, впился руками в жирное горло.

— Суука! — тихо прорычал Ростов, медленно сдавливая горло полковника. — Под трибунал пойду, мразь, но тебя придушу голыми руками!

— Руки у тебя, Миша, коротки, — даже не пытаясь вырываться или убрать руки Михаила, просипел Зуев. — Не хочешь о себе думать, так и черт с тобой. Но вот о близких своих ты все же подумай, Мишенька, потому как мои руки подлинее твоих будут. А девочке ведь всего пять годиков… Не жалко тебе малышку?

Руки, все сильнее сжимавшие ненавистное горло, разжались.

— Ну вот и правильно, Миша. Глядишь, со временем и поумнеешь, — кашлянув и часто дыша, просипел Зуев. — Неужто подумал, что я не подстраховался? Зря, Миша, зря. В десять позвонит мой человек, и, если не услышит моей команды, твоего племянника ждут веселые приключения. Сколько ему лет, Миша? Десять? А ведь только жить мальчишка начинает… — трагически покачал он головой.

— Мразь, — скрипнув зубами, снова двинулся на него Михаил. — Убью суку!

— Сядь! — рявкнул Зуев. — Тебе мало? Ты начнешь мозгами думать, только начав получать своих племянников по частям? Или даже тогда «честь и совесть», — буквально выплюнул Зуев, — будут для тебя дороже? Что скажешь, Миша? Подождем, пока твой племянник начнет постепенно приезжать к тебе? С чего начнем? С пальцев? Или с глаза?

— Я достану тебя, сука, — прошипел Михаил.

— У тебя двенадцать минут, Миша. Решай, — взглянув на часы, произнес Зуев.

— Чего ты хочешь, тварь? — прохрипел Ростов, сжимая кулаки и борясь с нечеловеческим желанием разорвать эту падаль в клочья.

— Вот теперь мы начинаем конструктивный разговор, — садясь на стуле ровно и одергивая китель, довольно просипел Зуев — голос еще не восстановился. Прокашлявшись, он продолжил: — Через два часа ты исчезнешь из Москвы. Поедешь навестить племянников. И две недели будешь с ними рядом, ты понял? А то мало ли чего может случиться… — бросая ему рапорт об отпуске, сверлил его Зуев глазами. — Ты хорошо меня понял, Миша?

— Понял, — прошипел Ростов.

— Прямо сейчас ты принесешь все, что оставил у себя по делу Ларионовой. Всё, до последней бумажки, — надавил голосом Зуев. — И поторопись, Миша, у тебя осталось… — он взглянул на часы. — … семь минут.

Михаил молча вышел из кабинета. Зайдя к себе, он, не отвечая на приветствия сослуживцев, прошел к сейфу и достал свою папку. Не обращая внимания на изумленных до крайности следователей, деревянной походкой отправился обратно.

Швырнув Зуеву на стол папку, он молча, сжав кулаки, ждал продолжения. Тот, насмешливо посмотрев на Ростова, неспеша развязал тесемки и углубился в изучение содержимого папки.

Зазвонил телефон. Михаил вздрогнул и налитыми кровью глазами уставился на трезвонящий аппарат. Зуев медленно протянул руку и взял трубку, не сводя насмешливых глаз с Михаила.

— Зуев, — помолчав, произнес он. — Щенка пока не трогай. Пусть учится. Будь рядом. Позвонишь через час, — неторопливо проговорил он и опустил трубку на рычаги. — Видишь, Миша, я держу свое слово, — улыбнувшись, проговорил он, закрывая папку. — Молодец, хороший материал собрал. Можешь, когда захочешь, — добавил он, прижимая папку своей пятерней. — Пожалуй, заберу тебя к себе, помощником. Мне нужны толковые люди.

Ростов в ответ скрипнул зубами. Зуев, заметив это, усмехнулся.

— Езжай домой, Миша, отдохни. Вижу, устал ты. Проведай сестру, брата, с племянниками повидайся. И помни: мне известно о каждом твоем шаге, — Зуев откинулся на спинку стула. — Свободен, товарищ Ростов.

— Я достану тебя, сука. И выродка твоего тоже, — прохрипел Михаил и развернулся к выходу.

— Блажен, кто верует, — донеслось ему в спину. — Осторожнее, Миша, дети — существа хрупкие…

Забрав свою куртку, Михаил, ничего не видя от душившей его ярости, вышел из отделения. Следом за ним выскочил Федор.

— Михаил Сергеевич! — прокричал он Михаилу вослед. — Товарищ капитан! Подождите!

Ростов остановился, снова сжав руки в глубоких карманах в кулаки.

— Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил он.

— Вы куда? — хватая от быстрого бега ртом воздух, задыхаясь, спросил он. — Я уговорил Надю… Она согласна дать показания. Только боится. Ее надо будет в суд вызвать свидетелем обвинения. Она расскажет. Только без протокола. Полковник этот, папаша этого Максима, у них в библиотеке прописался. Ходит и ходит, и так на Надюшку смотрит, что она сквозь землю готова провалиться. Хоть увольняйся, — выпалил Федор на одном дыхании.

— В отпуск, — не поворачиваясь, глухо ответил Михаил. — Спасибо, Федор. Но это уже не имеет значения. А увольняться… — Ростов задумался, просчитывая варианты, и, тряхнув головой, закончил: — …бессмысленно. Эта мразь ее везде найдет. Еще и устроиться на нормальную работу не даст, выживет девчонку из Москвы. Пусть пока сидит. Дальше видно будет.

Федор, открыв рот, смотрел вслед уходившему Михаилу. Он категорически не мог понять, что заставило старшего следователя, упрямо и вопреки всему бившегося за это резонансное дело, и уже фактически доведя его до конца, вдруг пойти на попятную, более того, уйти в отпуск на последнем этапе! Он раскрыл фактически 100 % «висяк», да еще такой сложный, собрал кучу неопровержимых доказательств, совершенно непостижимым путем и просто фантастической чуйкой выйдя на них, не побоялся назвать имя настоящего преступника, и вдруг все бросить?

Михаил, зайдя домой, кое-как покидал в чемодан необходимые вещи, взял деньги и отправился на вокзал. Поезд уходил через час. Купив просто чудом остававшийся билет, он в полном раздрае чувств отправился домой.

Время подумать у него было. Место в поезде ему досталось неудобное, шумное, поспать явно не светило. Забившись в самый угол своей полки, он то кипел от злости на Зуева, то обмирал от страха за племянников, то впадал в абсолютную апатию… И лишь выйдя на перроне, вспомнил, что не купил ни одного подарка.

Переночевав на вокзале, с утра он помотался по городу и, сделав необходимые покупки (радости, как было прежде, они не доставили совершенно), Михаил для начала решил заглянуть к сестре.

Ирина с Машей гуляли во дворе. Машка носилась по дорожкам, чуть не волоком таская за собой большого бело-рыжего неуклюжего щенка, обреченно переставлявшего лапы в тщетной попытке успеть за своей непоседливой хозяйкой. Ирина сидела на лавочке и не сводила с дочери глаз.

Только сейчас, разглядывая сестру, Мишка понял, как давно он не был дома. Когда он приезжал в последний раз? Года два назад? Три? Машка тогда была совсем малышкой, неуверенно, но очень быстро передвигавшейся на пухлых ножках. А сейчас вон какая деваха носится! Он с тоской снова посмотрел на сестру. Иринка похудела, повзрослела… Возле губ появились горькие морщинки, между бровей четко пролегла суровая складочка. Под уставшими, печальными глазами темнели синие тени, в волосах прибавилось седины.

— Ты похудела, сестренка, — присаживаясь рядом, грустно проговорил Михаил.

Вздрогнув, Ирина обернулась.

— Мишка… — тихонько прошептала она, коснулась холодными пальчиками его еще не сошедших синяков и, уткнувшись брату в плечо, расплакалась.

Разговоров хватило до самого вечера. Рассказав Маше о сенбернарах, Мишка показал ей, как обучать щенка. Белка оказалась очень умненькой, и вскоре уже с готовностью плюхалась на свою мягкую попу и тянула лапу в обмен на кусочек колбасы. Девочка, загоревшаяся дрессурой, то и дело прибегала на кухню за очередной порцией лакомства. Спустя время Ира вдруг вспомнила, что Машку давно не слышно, и она не прибегала за колбасой. Встревожившись, оба рванулись в комнату.

На полу, зажав в кулачке кусок колбасы, от которого, судя по всему, кусали обе, удобно умостив голову на мягком боку лохматой подруги, крепко спала Маша. Белка, подняв на звук открывшейся двери голову, чуть взвизгнула и забила хвостом, не делая попыток подняться.

— Пойдем, — взяв сестру за плечи, улыбнулся Мишка. — Мы им только мешаем.

— Ее надо переложить на кровать, — попыталась сделать шаг в комнату Иринка.

— Не надо, — тихо остановил ее брат. — Они нашли друг друга. Не мешай. Белка станет прекрасной подругой и хорошей защитой Маше. Только нужно приучить ее ничего не брать ни у кого из рук. Ну и с земли ничего не подбирать.

— Она Машу не цапнет? — тревожно спросила Иринка, послушно выходя в коридор. — Все-таки она ребенок… Может и больно ей сделать нечаянно.

— Нет, — улыбнулся Мишка. — Ты, главное, не влезай в их разборки. Сами разберутся, и подерутся, и помирятся. Но лучшей подруги у Маши не будет, поверь.

— Если выживет… Мне иногда кажется, что Машка задалась целью замучить ее до смерти, — вздохнула Ирина.

— Не замучает, не переживай. Просто найди человека, кто сможет вышколить Белку и научит Машу с ней обращаться, — посоветовал брат. — Только на занятия пусть с ней Маша ходит обязательно. Вместе и учиться будут.

До вечера наговорившись обо всем, поделившись друг с другом своими страхами, сомнениями и радостями, рассказав друг другу все, что так давно лежало на душе, они взяли детей и Белку и пошли встречать с работы Сергея. И снова были разговоры до глубокой ночи.

Лежа на диване, Мишка с улыбкой вспоминал этот день. За прошедшие года они сильно сблизились с сестрой, но именно сейчас она стала ему как никогда дорога. Именно сейчас он ощущал, что Иринка — его сестра, родная душа. Хотелось бы сказать, родная кровь, но увы… Да разве это важно? Важно то, что она у него есть, и любит его не меньше, чем он ее. Важно то, что Иринка, оказывается, ждала его, чтобы поделиться тем, что не доверяла никому. И он столь же открыто делился с ней своими переживаниями, мыслями, поверяя сестре самое сокровенное, зная, что она не предаст. Потому что она сестра. Самый родной после мамы человечек. Только один секрет был у него от сестры — его дар. Впрочем, теперь и дара не было, а значит, не осталось и секретов.

Рассказал он ей и о Зуеве, и об угрозах, и о похищении Маши… Против его ожиданий, Ирина выслушала брата, подумала и сказала:

— Это как на войне, Миш… Никогда не знаешь, где тебя ждет враг, и когда прилетит твоя пуля, — она подняла на брата глаза, накрыв его руку своей теплой ладошкой. — Знаешь, тогда, когда папа был на фронте… Нашей соседке принесли похоронку на сына. Она так плакала… И кричала, что вот, посылают мальчишек, чтобы они умирали… Я однажды спросила у мамы: мама, папа же на войне, и он командир. Это он посылает мальчишек в бой, туда, где их убивают… И он понимает, что их могут убить. Как он может, мама? И знаешь, что она мне ответила? — в глазах у сестры задрожали слезы. — Да, дочь, папа командует и посылает людей в бой. Но ты же большая уже, видишь и слышишь, что творят немцы. Представь на секундочку, что папа не станет командовать. Не станет посылать солдат в битву. Что будет? Они или пойдут сами, неорганизованно, не понимая, куда идти нужно и как драться, и наверняка погибнут все, или вообще убегут с поля боя, и тогда немцы пройдут вперед и придут к нашему дому. Понимаешь? Командуя, он спасает жизни. Жизни не только наши, но и солдат. У него просто нет выбора — он командир, офицер, а это не просто слово. И он обязан командовать, понимаешь? — по щекам Иринки скатились две слезинки. — И ты как отец, Миш. У тебя просто нет выбора.

Иринка отпустила его к отцу только к вечеру следующего дня, взяв с брата обещание перед отъездом погостить у них пару дней. Да и сама собиралась с детьми приезжать почаще.

Встреча с отцом оказалась сложнее. Нет, он был искренне рад видеть Мишку, и крепкие объятия это подтверждали. Но гораздо позже, когда была выпита не одна рюмка за встречу, он горько спросил:

— Зачем ты полез в это кубло, Миша?

Мишке было, что рассказать отцу. Но он молчал. Долго молчал, разглядывая прозрачную жидкость в стакане, думая, что же ответить. И не нашел слов лучших, чем те, что сказала ему сестра, а ей когда-то мать:

— У меня не было выбора, отец.

— А теперь он у тебя появился? — не отрывая взгляда от приемного сына, спросил Егоров.

— Я же здесь, — горько улыбнулся Михаил. — Я сделал свой выбор, — тихо произнес он и опрокинул в рот содержимое стакана.

Две недели пролетели как один день. К матери отец ему съездить так и не позволил: «Куда с такой рожей? Ей сейчас волноваться совсем нельзя. Сердце… Мы скажем, что ты заскакивал по службе, на пару часов, и не успел к ней зайти». Как ни хотелось Михаилу обнять мать, он понимал, что отец прав. Ни к чему ей волноваться…

Дома Михаил отлежался, отоспался. Ребра начали подживать, перестали его беспокоить. Головная боль накатывала все реже. Синяки поменяли свой цвет с кроваво-фиолетовых на желтые…

Пришло время возвращаться.

Тепло простившись с родными, Михаил сел в поезд.

Войдя в свой отдел утром, он увидел корпевшего над бумагами Федора.

— Здоров, — вешая на крючок куртку, улыбнулся Ростов.

— О! Товарищ капитан! — радостно отозвался Федор, тут же погрустнев. — А у нас плохие новости… Зачем только вы уехали!

— У меня мать попала в больницу, — отговорился Михаил, чувствуя себя последней сволочью. — Что за новости?

— Зуева выпустили. Дело вернули на доработку. И знаете кому? Белову! — воскликнул Иванов. — На предварительном слушании, которое было вчера, ему даже защитник не понадобился… — скривился юноша. — Прокурор вообще ни о чем… Выяснилось, что улик против этого гада просто нет. Ну как же так, Михаил Сергеевич! Я же сам, своими глазами… — эмоционально размахивая руками, возмущался Федор.

— Ошибся я значит, Федор, — прервал его Михаил, но против его воли в голосе проскользнули горечь и злость.

— Да ни в чем вы не ошиблись! — возмутился Федор. — Там улик не осталось совсем. Кто-то…

— Федор, хватит! — рявкнул Михаил.

Федор рухнул на свой стул, изумленно хлопая глазами. Не выдержав, Михаил подошел к сейфу, поворачиваясь к юноше спиной.

— Что еще нового? — бесцветным голосом спросил он, глядя пустыми глазами на папки, лежащие на полках. За прошедшее время их количество значительно уменьшилось.

— Передали в суд несколько дел… — растерянно проговорил Федор, потерев рукой лоб. — Ребята хорошо поработали. Я вот тоже свое заканчиваю, думаю, завтра-послезавтра буду встречаться с прокурором, если в суд дело заберут…

— С почином тебя, — натянуто похвалил парня Ростов, с большим трудом выдавив из себя улыбку.

Дверь открылась, и в кабинет шумно ввалились Василий с Дмитрием. Узрев Михаила, стоявшего возле открытого сейфа, оба враз притихли.

— Привет отпускникам, — складывая руки на груди, мрачно проговорил Василий. — Как отдыхалось? Смотрю, рожа-то поджила?

— Поджила, — в тон ему ответил Михаил, не отводя взгляда. — И отпуск есть отпуск. Отдыхать не работать.

— Ну тебе теперь работать легко будет, — хмыкнул Дмитрий.

— Какие дела будут, — отозвался Михаил, садясь за стол. — Есть свободное дело?

— Наше вам с кисточкой, но сами справимся, — отвесил издевательский поклон Василий. — Вы бы, товарищ капитан, в отдел кадров сходили. Говорят, там вас с пятницы рапорт о переводе дожидается.

В груди Михаила шевельнулось давно забытое ощущение чего-то черного и безумно голодного. Он буквально физически ощутил, что тварь, когда-то поселившаяся в нем, зашевелилась и открыла глаза. Не в силах более сдерживать ярость, буквально разрывавшую его на части, он, схватив с крючка куртку, вылетел из кабинета.

Понимая, что просто не в состоянии сейчас общаться с людьми, Ростов выскочил на улицу. Пролетев насквозь лесопарковую зону, окружавшую отделение, он выскочил на оживленный проспект. Едущие по дороге машины, идущие по тротуару люди… В глазах снова потемнело. Развернувшись, он быстрым шагом пошел обратно. Обойдя по дуге отделение несколько раз, старательно избегая встреч с прохожими, он наконец смог присесть на заснеженную лавочку, не потрудившись смахнуть с нее снег. Вдыхая свежий морозный воздух, он изо всех сил пытался подавить неожиданную вспышку ярости, душившую его.

Постепенно он смог нормально думать. Мысли одна за другой скакали в его голове. Освободили ублюдка… Правосудие, мать его… Михаил снова сделал несколько глубоких вдохов. Нет, а чего он ожидал? Себе можно не врать. Знал он, что Зуев-младший очень быстро окажется на свободе? Знал. Понимал, что его не просто так удалили из отдела? Понимал. Догадывался, что улики изымут, а свидетелей подкупят? Догадывался. Так чего ты хотел, Миша? Отношение сослуживцев тебя ударило? Так они не дураки. Они вместе с тобой бились над этим делом. Это они, между прочим, прикрывали твою задницу, Миша. Так чего ты ждал в ответ на откровенно и бесстыдно слитое дело? Ты, кричавший о долге, о чести и совести, бросив все, уехал, зная, что будет дальше. Ведь знал? Знал. Может, снова покричишь о совести, Миша? О долге? О чести?

Михаил, уперев локти в колени, обхватил голову руками и застонал. Что ему делать? Что ему теперь делать?

Часа через два пришло понимание, что у проблемы есть только одно решение. Одно-единственное.

Михаил поднялся и медленно пошел в отдел кадров. Подав рапорт на увольнение из органов, он вышел из отделения и отправился домой. Собираться.