Перед зданием аэроклуба нервно вышагивал директор, явно дожидаясь их. На лавочке сидели восемь незнакомых Мишке мужчин в комбинезонах со шлемами в руках, возле их ног лежало снаряжение.
— Вы чего так долго? — бросившись к подъехавшей машине, закричал директор, махая руками. — Как Казаков? Жив?
— Жив, — кивнул Игорь, устало выбираясь из машины и направляясь к дверям аэроклуба. — В госпиталь увезли. Езжайте домой, ребята, — перевел он взгляд на сидевших на лавке мужчин. — Сегодня прыжков не будет.
— Как это не будет?! — возмущенно всплеснул руками директор. — У нас сегодня показательные ночные прыжки с высоты четыре тысячи метров! Комиссия к одиннадцати подъедет! Ты меня под трибунал подвести хочешь?!!
Игорь замер, точно наткнувшись на стену. Постоял. Аккуратно положил парашют на землю и медленно повернулся к директору. Глаза его, налитые кровью, впились в его лицо. На скулах ходили желваки, кадык нервно дергался.
— У нас ЧП, — тихо, не своим голосом прошипел он. — При испытании нового парашюта разбился ведущий инструктор. Вы не имеете права выпускать в небо на этих парашютах имеющих мало опыта спортсменов!
— Твой Казаков сам виноват! Парашют ни при чем. Он сам со своими экспериментами во всем виноват! — в голосе директора появились визгливые нотки. — Кто ему мешал открыться раньше? А почему запасной не раскрыл сразу? Кому что опять доказывал? Полетать захотел? Возомнил себя птичкой! Орел, его маму! Крылья отрастить позабыл! Я его под трибунал пущу! В лагеря поедет, лес валить!
— Да ты… ты… — Игорь рванулся к директору, ухватив его за лацканы пиджака. — Я тебе покажу лагеря! — зашипел он, все сильнее натягивая ткань пиджака.
— Игорь, отпусти его, — раздался спокойный голос сзади, и инструктора потянули назад. — Пусти, говорю. Он правда может отыграться на Владе.
Хватка Новикова ослабла.
— А ты что думал, я на себя возьму его дурость? ЧП в аэроклубе? Нет уж! Пусть сам отвечает за свои художества! — в ярости глядя на Игоря, буквально выплюнул директор.
— Ты!.. — снова рванул ткань пиджака на себя Игорь.
— Игорь, пусти его! — мужики обступили обоих и пытались оторвать взбешенного, уже едва контролирующего себя инструктора от директора. — Пусти! Ты хуже сделаешь! Прыжка все равно не будет. У нас недобор. Заявлено было десять человек. Влада нет, ты не прыгнешь. Ему все равно объяснять придется, где еще два человека! Он не сможет замолчать ЧП!
— Почему он не прыгнет? — удивленно вытаращил глаза директор. — Еще как прыгнет!
— Потому что в таком состоянии нельзя прыгать! Вам Казакова мало? Хотите ЧП на глазах у комиссии? — спокойно проговорил другой спортсмен. — Так будет!
— Игорь, отпусти ты уже его, — тихо попросил еще один мужчина, державший инструктора. — Хватит.
Игорь, явственно делая над собой усилие, отпустил лацканы директорского пиджака и, сплюнув, отошел, усевшись на лавку и обхватив голову руками.
— Надо срочно вызвать еще двоих! Пока комиссия не приехала! — засуетился Михал Егорыч, поправляя пиджак. — А с награждения все разъехались? Я видел здесь и Климова, и Фетисова, Игнатьева и Грачко… — оглядывался он по сторонам в поисках инструкторов.
— Костя с ребятами за неотложкой в больницу поехали, а студентов вы всех сами велели отвезти отсюда, лишь бы не сболтнули кому чего не надо, — ухмыльнулся самый высокий спортсмен. — На аэродроме два пилота, техники, выпускающий и мы. Ну уборщица там моет что-то, три водителя с машинами. Можете их попросить заменить Влада, — насмешливо закончил он, закусывая сорванную травинку.
Директор в растерянности почесал затылок. Оглядел рассеянным взглядом собравшихся. Взгляд его, скользнувший по Мишке и Лене, побежал дальше и вдруг замер. Михал Егорыч, не меняя положения, напрягся, глядя в никуда и что-то яростно соображая, потом вдруг резко обернулся, уставившись на ребят.
— Есть у нас еще двое парашютистов! — вдруг воскликнул он, протягивая руку и указывая на студентов. — Вот! Они зачислены в секцию!
— С каких это пор? — резко вскинув голову, спросил Игорь. — У них сегодня закончились три ознакомительных прыжка! Студентам запрещено прыгать более одного раза в день!
— Они больше не студенты! — облегченно вздыхая и вытирая лысину платком, спокойно произнес директор. — Товарищ Ростов и товарищ Климова по итогам обучения, кстати, законченного с отличием, зачислены в секцию по парашютному спорту аэроклуба РОСАВ! С сегодняшнего дня!
Мишка с Леной потрясенно переглянулись.
— Вы с ума сошли! И в какую группу вы их зачислили? — раздраженно поинтересовался Игорь.
— В вашу, товарищ Новиков, в вашу. Ваши студенты, вам и дальше их обучать! — широко улыбнулся Михал Егорыч.
— Чтооо? — начал вставать со скамейки Игорь, которого тут же усадили обратно стоявшие рядом с ним спортсмены, попытавшись успокоить инструктора. — Вы в своем уме? У нас уровень группы не для новичков! Они Т-4 в глаза не видели, тем более не умеют с ним прыгать! — ярился Игорь.
— Ой, научатся! — отмахнулся от него директор. — А вы чего стоите? За снаряжением, бегом! Чтобы через десять минут оба были готовы! — рыкнул он на смотревших на него в полном изумлении ребят.
— Но мы не умеем прыгать с Т-4! С ним Влад не смог справиться… — растерянно залепетала Лена, но Мишка решительно задвинул ее себе за спину.
— Мы прыгнем, Михал Егорович, — игнорируя раздавшийся сбоку ропот и возражения, твердо проговорил он. — Но с одним условием.
— Я весь внимание, — расплылся в улыбке директор.
— Вы при нас, сейчас, пишете докладную и объяснительную записки, что с Казаковым во время тренировочного прыжка с новым парашютом произошел несчастный случай. Перехлест строп. По инструкции он попытался стянуть стропы с купола, но не удалось. Буквально на подлете к земле, срезав стропы, ему удалось раскрыть запасной, — Мишка в абсолютной тишине уставился тяжелым взглядом на директора. — Только после того, как товарищ Новиков прочтет обе записки и признает их достоверными и удовлетворительными, мы согласимся спасти вашу шкуру и прыгнуть. В противном случае эта информация будет донесена нами до членов комиссии, которая в скором времени прибудет на аэродром.
— Ты… Ты… — директор, тряся своими подбородками, наставил на Ростова дрожащий палец. — Ты что себе позволяешь, сопляк? Да я… я выкину тебя с аэродрома! Ты больше никогда ни к одному самолету в жизни не подойдешь! — возмущенно заорал он.
— Парень прав, — поднялся с лавки и встал рядом с Мишкой спортсмен, который пытался оторвать Игоря от директора. — Пишите. Так Влад и больничный, и компенсацию получит. А поправится — снова прыгать будет. Пишите, Михал Егорыч, пишите. Иначе мы все откажемся прыгать! — и, повернувшись к Мишке, протянул ему руку. — Егор Пузырев.
Мишка пожал протянутую руку и улыбнулся, назвав свое имя. Процедура повторилась с Леной.
К ребятам потянулись остальные спортсмены, знакомясь. Вскоре они стояли окруженные застывшими в ожидании смертельно серьезными мужчинами со сложенными на груди руками.
— Вылет назначен на половину двенадцатого ночи. Думаю, комиссия приедет как минимум за полчаса, а то и за час. Сейчас девять часов. Думайте быстрее, Михал Егорыч. Ребятам еще нужно объяснить, как управлять Т-4, иначе у вас будет еще два ЧП, — насмешливо проговорил Денис, высокий мужчина лет тридцати пяти. — И отнюдь не из-за того, что они не справятся с управлением. Просто мы даже рисковать не станем, — усмехнулся он.
— Вы не понимаете! — обрел наконец голос директор. — Начнутся проверки! Все парашютные системы могут изъять до особого распоряжения! Нас могут снять с испытаний… — начал он.
— Вы всерьез думаете, что мы откажемся от собственной безопасности и продолжим рисковать своими жизнями? — уставился на него Егор. — А если системы и в самом деле неисправны? Вам мало случая с Казаковым?
— Но Казаков резал стропы и раньше, каждый день, и ничего! — взвизгнул Михал Егорыч.
— Влад рисковый, ему нравится проверять границы своих возможностей, — подал голос Игорь. — Но тогда он подстраховывался. Раньше открывал парашют, срезал стропы и немедленно раскрывал запасной на высоте два километра! Он не был в свободном падении до километра, как обычно!
Директор затравленно переводил взгляд с одного каменного лица на другое, ни в одном не встречая поддержки.
— Вас всех отчислят из секции за отказ выполнения показательного прыжка, к которому готовились по поручению партии три месяца! — предпринял он последнюю попытку.
— Тушино не единственный аэродром в СССР, а хорошие спортсмены и опытные инструктора по парашютному спорту на вес золота, — спокойно возразил ему Егор. — А вот директоров пруд пруди! Так кого легче снять с должности, не ухудшая показатели? Или нам в профком обратиться и рассказать, что вы заставляете прыгать с возможно неисправными парашютами неподготовленных людей с малоизученной высоты?
Михал Егорыч сник окончательно. Постояв, он вздохнул и направилсяв свой кабинет. Уже входя в здание управления, обернулся и, вздохнув еще раз, медленно произнес:
— Товарищ Новиков, зайдите ко мне минут через пятнадцать, — и скрылся за дверью, аккуратно прикрыв ее за собой.
Когда директор ушел, мужики зашевелились, разом заговорили, довольно улыбаясь и хлопая друг друга по плечу. Досталось и Мишке — каждый считал своим долгом выразить ему благодарность за спасение обожаемого инструктора.
— Вы, суицидники долбаные! Вы хоть понимаете, что сейчас натворили? — раздался вдруг разъяренный голос Игоря, перекрывая всеобщий довольный гвалт. — Вам жить надоело? Я не выпущу ни одного из вас в небо!
— Игорь, у нас выбора нет. Прыгать должны десять человек. Все будет нормально, не переживай. Ребята понимают, что им надо делать, да и мы объясним. Справятся, — прогудел голос самого старшего из спортсменов, Дмитрия. — Они уже прыгали, так что проблем не будет.
— Прыгали? — змеей яростно прошипел Игорь, сузив глаза и брызгая слюной. — Мы их три раза как инвалидов вывели из самолета и, держа в воздухе, дали команду дернуть за колечко, страхуя до последней секунды! ЭТО ты называешь «прыгали»? — постепенно повышая голос, расходился инструктор. — Они не умеют держать тело в воздухе, не чувствуют потоков, не умеют управлять телом во время падения! Не понимают, что такое беспорядочное падение, как его остановить, как остановить вращение или ускоренное падение! Они не умеют убирать перехлест, в конце концов! Они ничерта не знают и не понимают! Я уже молчу о том, что Т-4 они в глаза не видели! — уже орал он дурниной. — Прыгали они! С учебной высоты в две тысячи метров! А вы их на четыре километра выкинуть хотите! Совсем охренели, долбодятлы!!!
— Игорь, подожди, — остановил его тезка. — Самое главное, что они уже прыгали. И три прыжка — это не мало. Мы все начинали так же!
— Да! — не понижая тона, рыкнул инструктор. — Только вас поднимали по высотам постепенно: тыща двести метров, полторы, две! И каждый раз рядом с вами были мы с Владом! И вы учились чувствовать потоки, учились понимать, как ложиться на них, как держать ноги, руки, как управлять парашютом, как секунды считать, в конце концов! И только потом вы прыгали сами! Вот ты, — зло ткнул он пальцем в грудь Игоря, — сколько у тебя было прыжков, прежде чем тебя внесли в показательную группу? Сколько?
— Сто двадцать семь, — неуверенно ответил спортсмен.
— А у них по три! — широко развел Новиков руки в стороны. — ТРИ прыжка, Игорь!!! Ознакомительных!
— Игорь, другого выхода просто нет! Где мы возьмем еще двоих? — мрачно проговорил молчавший до этого Виктор.
— Я прыгну! — зло ответил Новиков.
— Ты не можешь. В таком состоянии прыгать нельзя, — покачал головой Дмитрий.
— Подождите, — поморщился Егор. — Это действительно риск. Но мы можем их подстраховать. Если мы выйдем раньше и ляжем на потоки, а они выйдут последними и почти сразу раскроют парашюты, мы будем знать, что все нормально. И у них будет время понять, как управлять ими. А если что — мы сможем поймать их.
— А если мы еще и парами будем выходить и раскрывать парашюты одновременно, получится лесенка, и будет им страховка до самой земли, — широко улыбнулся Дмитрий. — Комиссия ничего не поймет, примут за показательную программу.
Игорь задумался. Он принялся просчитывать время.
— Но вы и выходить должны будете парами, с задержкой в пять секунд. И постоянно контролировать нахождение друг друга на одном уровне и одновременно следить за мелкими, — задумчиво проговорил инструктор. — И парашюты открывать вам придется с разницей в пять секунд, иначе первая пара рискует не успеть.
— Это было бы нормально днем, когда светло. А в темноте как? — задумался расчетливый и осторожный Кирилл. — Мы ж не будем видеть друг друга. Ориентироваться как?
— А мы фонарики к рукам привяжем, — блеснул зубами в улыбке Дмитрий. — Будет им еще и световое представление!
— Тогда уж не к рукам, — хмыкнул Егор. — К системе на спине, но так, чтобы не мешал раскрытию. Луч будет освещать купол. А нам это и нужно.
— Да как мы их привяжем-то? — развел руками Игорь-спортсмен. — Они ж мешать станут!
— Потерпишь! — вдруг зло огрызнулся Егор. — А как ты собрался увидеть, что у них все в порядке, и что те, кто над тобой, раскрылись?
— Новиков! — раздалось злое от двери. — Я долго тебя ждать буду?
Игорь тяжело вздохнул.
— Идите одевайтесь, — мрачно кивнул он Мишке и Лене. — Ребята, парашюты им дайте, да объясните все. И секунды считать научите! И обязательно проверьте всю систему как следует! — не выдержав, рыкнул он. — И фонари найдите…
Новиков, окинув всю компанию тяжелым взглядом, направился в здание управления.
В полдвенадцатого ночи Мишка с Леной вместе с остальными спортсменами поднялись на борт ПС-84. Лена заметно нервничала. Мишка, взяв руку девушки в свою, влил ей хорошую порцию спокойствия.
У него самого страха не было. Было волнение: как там? Что? С такой высоты они не прыгали. И хотя он точно знал, что все будет в порядке, но в голове то и дело мелькала мысль: «Только бы не перехлест… Только не перехлест!»
По сигналу выпускающего они с Леной один за другим шагнули из самолета. «Раз, твою мать! Два, твою мать! Три, твою мать! Четыре…» — Мишка, как научили, считал секунды свободного падения. «Пять… Пора!» Оглянувшись, он увидел, как Лена потянулась к кольцу. Улыбнувшись, Мишка выпустил свой парашют. Перехлеста не произошло и, хлопнув, купол раскрылся, остановив падение. Завертев головой, он нашел взглядом девушку, спускавшуюся медленнее, чем он — все-таки она была значительно легче.
Под ними парами начали раскрываться и другие парашюты. Освещаемые снизу лучами фонарей, они казались светящимися медузами в темном океане бесконечного моря. Мишка выдохнул и посмотрел вниз. Под ним, чуть в стороне, было огромное множество огней. Вся Москва была как на ладони. Огни качались, колыхались, точно светлячки в ночном небе. Он поднял взгляд вверх. Всё небо было усеяно звездами. Казалось, что они гораздо ярче и крупнее, чем на земле, и их больше… Намного больше!
Вспомнив, что надо попробовать управлять новым для него парашютом, он попытался развернуться. Получилось. Управлять этим парашютом оказалось проще, значительно проще! Вглядевшись внимательнее вниз, он увидел круг, ограниченный прожекторами — туда им следовало приземляться. Сделав поправку на ветер, он чуть скорректировал свое падение, стараясь находиться над очерченным кругом.
Спортсмены приземлялись один за другим и, подобрав свои парашюты, спешно отходили в сторону, давая место остальным. Лена приземлилась последней, немного в стороне от круга.
Подбежав к сияющей девушке, Мишка сжал ее в объятиях. Та, счастливая, расхохоталась.
— Как это здорово, Миш! Как же здорово! — восторженно воскликнула она, прижавшись к нему.
— Лен… Выходи за меня замуж! — вдруг неожиданно для самого себя брякнул Мишка. — Выйдешь?
— Согласилась? — выныривая из воспоминаний старика, спросил Алексей.
— Согласилась, — кивнул дед Михей. — На аэродроме и свадьбу играли. Скромную, конечно. Ребята стол, считай, сами накрывали — кто что из дома притащил. Егоровы приехали всем семейством, — он нежно улыбнулся, вспомнив приемных родителей и сестру с братом. — Андрейка был счастлив. Какая там свадьба! Самолеты же стоят! В нашу с Леной честь ребята прыгнули в затяжном прыжке, сформировав в воздухе два кольца. Влад их два месяца гонял как проклятых, тренируя формировать фигуры. Иринку с Андрейкой тоже в самолет взяли, полетать. Андрейка, как узнал, что прыгать будут, вцепился клещом в ребят, тоже парашют требовал. В итоге Костя пожалел мальчонку, прицепил его к себе и вместе с ним прыгнул. Восторга было!..
Дед Михей, прикрыв глаза и подставив лицо жарким лучам солнца, широко улыбался, вспоминая тот день. Алексею хотелось спросить его про Влада, но он не смел отвлечь старика, опершегося спиной на нераспиленные бревна и явно пребывавшего в каких-то счастливых воспоминаниях.
— Дед Михей… — не выдержав, робко позвал его Алексей.
— Да, Алёша? — вздохнув, повернул к нему голову старик. — О чем спросить-то хочешь?
— Дед Михей, а почему Влад перчатки все время носил? — выпалил мужчина мучивший его вопрос. — И почему так не хотел Лену брать в группу? И… Ты сказал, что Влад тренировал ребят строить в воздухе фигуры… Значит, он выздоровел? С ним все в порядке? Не сильно он тогда разбился?
— С Владом-то?.. — вздохнул старик. — Да разбился он порядком. Подлечил я его. На сколько сил хватило, да еще и с Игоря потянул маленько, когда он меня отодвинуть от Казакова пытался. Я уж тогда научился потоки-то контролировать, да останавливаться, хоть и трудно от силы-то отказаться, ох трудно… особливо, когда она нужна позарез… — дед Михей снова задумался, пошамкал губами. — Да… Так вот. Ребра я залечивать ему даже и не пытался — сил бы точно не хватило, да и времени маловато… Кости-то… они ж долго, тяжко срастаются… Да и не помирают от сломанных ребер-то… А потому тогда то неважно совсем было. Вот внутрях все поправил. Легкие у него сильно пострадали, да жила лопнула, печень тоже, селезенка… А еще спину он сильно повредил. Сами-то позвонки ничего, а вот диски подвинулись, да мозг спинной сильно сплющили, едва не порвали. Вот со спиной я тож тогда долго провозился, чтобы Влад двигаться мог.
В госпиталь его забрали, осмотрели. Синяки-то у него страшенные были — все же сильно он спиной жахнулся. Но, окромя сломанных ребер да руки вывихнутой, ничего не обнаружили. Забинтовали его потуже, ребра, значит, стянули, да гипсом обмазали. Ну и, конечно, в больнице-то и оставили — кто ж его после такого падения домой-то отпустит? Сказали, полежит две недельки, отдохнет, понаблюдают за ним…
Ну, кто другой бы и полежал, только не Влад. Подождав, когда в госпитале все затихнет, он оделся, спустился на первый этаж, выбрался в окно и отправился искать машину.
На аэродром он примчался, когда мы уж спустились. Комиссия сильно довольна осталась. Директор развернул все так, что парашюты настолько просты в управлении и надежны, что даже новички с ними легко справляются. И нами похвастался: мол, вот, за несколько прыжков люди научились с ними управляться. Да представил, будто инструктора на нашем прыжке настояли — рано, конечно, да будто готовили нас к этому, и прыжков у нас с Леной уж двенадцать штук за плечами. Ну, за приписанные прыжки ему, конечно, спасибо — платили за них тогда, а нам копейка не лишней совсем была.
Комиссия его, конечно, пожурила, да не сильно, и в протокол это не записали. А тут и Влад подскочил. Разъяренный, что тот носорог. Но в руках себя держал. Поздравления от комиссии принял за прекрасную подготовку спортсменов, поговорил с ними… А только те по машинам расселись да отъехали — зарядил Игорю в челюсть. Тот только хекнул да наземь рухнул. Орал он тогда… вспомнить страшно. Ленка испугалась — она и слов-то таких не слышала никогда, но стояла, гордо вздернув подбородок, и, выслушав брызгавшего слюной Влада, твердо заявила:
— Я теперь полноценный член команды, спортсменка, и у меня за плечами тринадцать прыжков. И вы, товарищ инструктор, не имеете права препятствовать моим тренировкам!
Сказала и, обойдя задыхавшегося от ярости Казакова, спокойно направилась к машине.
Старик усмехнулся и снова надолго замолчал.
— Дед Михей… А почему он так не хотел, чтобы Лена прыгала? — нахмурившись, снова тихо спросил Алексей. — Ему-то какая разница?
— Аааа, Алеша… — горько усмехнулся старик. — Была причина… Спасти он ее хотел. Комсомольцев-то в РОСАВ не просто так привлекали… Кадры готовили, обучали на случай, если вдруг снова война. Чтобы воевать шли уже обученные люди, а не зеленые мальчишки, что по неопытности гибли там пачками. А тут готовый десант был. Мы ж там и плавать, и стрелять учились… Нормативы постоянно сдавали. А потому, случись что — нас бы первых на фронт забрали. А Казаков не хотел, чтобы девчонка на фронт попала, да там и погибла. Не мог он забыть девушку, которую спасти не получилось. Хоть и держал в воздухе самолет до последнего, хоть и горел сам — все ее спасти пытался, да не вышло… — дед Михей тяжело вздохнул и, помолчав, словно решаясь, проворчал: — Ладноть… Покуда Аннушка с поселка не вернулась, успею… Ну, чаво глядишь-то? Руку давай.