Колдун 3

Глава 6

Влад родился в семье обычного столяра из Смоленска. Семья была большой — аж девять детей было у Александра Казакова. Владька седьмым родился. Присмотра за мальчишкой почти не было, рос он как крапива под забором. Школа? Ну… В общем, школа-то была. Да только вот мало кто в школу ту ходить собирался. Раз — то, что денег не было — поди, прокорми девять ртов-то. А их еще и одеть надо! Да и обуть бы неплохо… Книги? Тетради? Не до них… А два — то, что желания особого учиться ни у кого не было. А на что им?

Жена его с утра до ночи в колхозе пропадала, дети же были предоставлены сами себе. Так уж получилось — родилось у Александра первыми четверо сынов. Дочка пятой только появилась. Родители его, как и положено, с младшим братом жили, он их и доглядывал. Да и далече они были — аж за пол-сто верст. Ну и куда? А жена и вовсе сиротой была. Так и вышло, что особо за детьми приглядывать некому было. Евдокия оставит им с утра в подполье кринку с молоком да картошку вареную, да хлеба краюху на столе, а сама в колхозе с утра до ночи. Да и он сам: покуда до городу дойдет, отработает там, покуда вернется… До детей ли? Растут, здоровы — да и ладно.

Владьке уж лет десять было, когда однажды сел на их поле самолет. Маленький совсем. Вся ребятня с деревни высыпала на то поле, самолет окружили, трогают его, на крылья лезут, в кабину заглядывают. Дядька, что на самолете том прилетел, ругался на пацанят последними словами, но разве отгонишь любопытную детвору?

Владька тоже, не обращая на активно раздававшего подзатыльники дядьку внимания, облазил тот самолетик сверху донизу, а опосля не выдержал — подошел к оравшему на детей багровому пилоту да за штаны его дернул:

— Дядь, а дядь! А ты почто тута энту штуку поставил? — проведя рукавом под носом, поинтересовался он у взглянувшего на него пилота.

— Владька, ну ты и дурак! Энта штука самолетом зовется! — донесся до него насмешливый голос Митьки, прыгавшего на верхнем крыле качавшегося от его прыжков самолета.

— А ну слазь с крыла, песий выкормыш! Сломишь же! — заорал дядька, бросаясь к сигавшему над ним пацану. Митька, смеясь, спрыгнул вниз и нырнул под брюхо самолета. — Вылазь оттудова! — взмокший от ярости и бесполезных попыток отогнать малолетнюю шпану от биплана, орал хриплым голосом пилот.

— Сам дурак! — нагнувшись вслед за дядькой, проорал под брюхо Влад.

— А ну геть отседова! — раздалось вдруг басовитое над головой. — Аль оглохли все? Митька, Данька, Сашка, Васька — ну берегите таперя места мягкие: усё батькам скажу! Витька, Павка, Алёшка — аль не вам сказано было? — несся строгий, но спокойный голос старого Игнатьича над полем. — Нюрка, Дашка, Катька — и вы тута? Стыдоба-то какая — девки, а туды же! А вот я вашим матерям-то пожалюсь, где вы нынче шаталися!

Владька, услыхав голос старого Игнатьича, шустро заполз за колесо и, распластавшись в некошеной траве, затаился, дыша через раз. Старика вся детвора любила и сильно уважала. Но и побаивались его. А потому, услыхав знакомый сердитый голос, мышами прыснули в разные стороны, растворяясь в высокой траве. Дед тока головой покачал, оглядывая то и дело появлявшиеся над травой любопытные мордашки.

— Уф… — выдохнул устало пилот и вытер потный лоб рукавом. — Разбежались наконец-то… Спасибо, — протянул он руку старику. — Думал, весь планер мне по кусочкам разберут.

— А что ж ты, мил человек, его тута поставил-то, ась? — пожимая ему руку, прищурился старик. — Нечто места другого нетути? Гляди, всю траву помял. Как ее косить-то таперича?

— Да вот… Масло перегрелось, видимо. Мотор отказывать начал. Как и заметить успел… Пришлось срочно садиться, — летчик, подойдя к фюзеляжу, принялся крутить винт. — Надо дать остыть, а лучше бы заменить, конечно. Тогда долечу потихоньку, а уж на аэродроме отремонтируют, — расстроенно объяснял он. — И так самолет еле живой, еще и эти хулиганы по нему поскакали вдоволь… — ворчал он, раскручивая фюзеляж. — Фанера-то тонкая, ее сломить — как делать нечего. А без крыльев разве взлетишь? — ворчал он, ковыряясь с фюзеляжем.

Владька, которому из-за колеса видны были только сапоги пилота, умирал от любопытства. Не выдержав, он высунулся из-за своей защиты, чтобы поглядеть, что же делает летчик, и в ту же секунду был ухвачен за ухо крепкой рукой.

— Влаадька!.. — разглядев добычу, протянул Игнатьич. — Попался, пострелёныш! А ну, быстро дуй в колхоз, к дядьке Толе, да попроси у него масла моторного да ветоши. Скажи, Игнатьич велел для самолету дать.

Владька, потирая отпущенное ухо, подтянул сползавшие штаны и бросился бежать. Домчавшись до колхоза, он отыскал возившегося под новеньким трактором дядьку Толю и, согнувшись в три погибели, проорал:

— Дядька, тама на поле самолет сломалси! Дед Игнатьич велел масла для него дать, да ветоши! Дядька Толь, слышь, что ля? — не разобрав, что проворчал механик, он оббежал трактор и потянул мужчину за ногу, торчавшую из-под трактора. — Дядька!!! Слышь, что ль? Масла дай для самолету!!!

— Чего голосишь-то? Какого тебе масла надоть? Для какого самолету? Ошалел что ли? — выбравшись из-под трактора и вытирая руки ветошью, заворчал механик. — Чего удумали сызнова? Почто работать мешаешь?

— Да не мешаю я, дядька! Масла надоть, Игнатьич к тебе послал, за маслом да ветошью, — аж подпрыгивая от нетерпения, замахал руками Владька. — Самолет тама!

— Какой самолет? Где? — нахмурился Анатолий. — Что ты выдумываешь? А ну я вот счас хворостину-то возьму! — угрожающе произнес он.

— Да тама, на покосе! Настоящий! — подтянул сползавшие штаны мальчишка. — Ступай сам погляди, коль не веришь!

— И погляжу, — кряхтя, поднялся на ноги механик. — На покосе, говоришь?

— Ага, на покосе, на том, что недалече от леса, — закивал Владька. — Ты тока масла дай, да ветоши!

— Ветошь вон тама, в ящике, возьми сколь надоть, а масло сам снесу, — проворчал Анатолий, махнув мальчишке на деревянный ящик, стоявший возле стены навеса.

Зная по прошлому опыту, что спорить с ним бесполезно, Владька ухватил из ящика ветоши и помчался обратно на поле.

На покосе вокруг самолета собралось уже довольно много народа, и с полей, с села, с выпасов торопились все новые и новые любопытные, обступая самолет плотной толпой. Протиснувшись сквозь собиравшуюся шушукающую толпу, Владька бросился к пилоту.

— Дядька, я ветоши тебе принес, — дернув пилота за штаны, прокричал Владька. — А масла сейчас дядька Толя притащит. Давай помогу?

Пилот, смерив мальчишку взглядом, усмехнулся:

— Ну помоги. Тряпицу вон там расстели. Я тебе сейчас детали подавать стану, а ты их на тряпицу аккуратно складывай, ладно?

Владька торопливо расстелил чуть в стороне самую большую тряпку и принялся ровненько укладывать на нее детали, которые подавал ему пилот.

— Дядька, а он правда сам летает? — не выдержал мальчишка через пару минут.

— Ну как сам… Сам-то он не полетит. Вот тут у него мотор, видишь? А вот винт. Мотор винт крутит, самолет ускоряется и взлетает, — старался как можно проще объяснить пацану пилот, не отрываясь от своего занятия.

— И прямо по небу летит? И ты тама сидишь, в нем? И не падает? — раскрыл рот мальчишка. — Дядька, а за что же он в небе-то держится? Тама же дороги нету!

— За воздух и держится, — рассмеялся пилот. — Он же быстро летит, а крылья у него такие большие для того, чтобы он ими за воздушные потоки цеплялся. Вот как птица, к примеру. Птицы же летают и не падают.

— Дык птицы-то чай крыльями махают… — возразил ему Владька, почесывая обгоревший на солнце нос. — Дядька, а ты до облаков прямо летал? — не отставал мальчишка.

— И до облаков, — подтвердил пилот.

— И не бился об них? Они что, мягкие? — вопросы не прекращая сыпались из мальчишки.

— Так облака — это же туман, что с земли вверх поднялся, — рассмеялся пилот. — Как же ты о туман-то ударишься! А что же, вам в школе о том не рассказывали пока?

— Да я и не ходил в ту школу, — пожал мальчишка плечами. — На что она мне? Сиди там пень пнем цельный день с утра до вечера, бумагу марай. Нешто дел больше нету?

— Ну это ты зря, парень, — серьезно взглянул на него пилот, принимая от подошедшего Анатолия масло и поблагодарив того. — В школу ходить надо. Там вон и про облака, и про то, почему самолеты летают, и еще много про что рассказывают. На-ка вот, возьми чистую тряпицу да протри вот эти детальки как следует.

Мальчишка, старательно натирая доверенные ему детальки, задумался. Наконец, пилот с механиком установили все детали на место. Владька, крутившийся возле них и изо всех сил старавшийся помочь, снова дернул пилота за штаны.

— Дядь, а дядь… А ты меня покатаешь?

Пилот взглянул сверху вниз на просительно смотревшего на него пацана, подумал, вздохнул…

— Ладно. Все равно опробовать надо. Но с одним условием: ты пообещаешь мне, что пойдешь в школу и будешь старательно учиться. Обещаешь? — сведя брови у переносицы, он выжидательно смотрел на пацана.

Тот помялся, повозил босой ногой по траве, размышляя…

— Обещаю, — вздохнув, буркнул неохотно. — Покатаешь?

— Полезай в кабину, — усмехнулся летчик. — Только пристегнуться не забудь и шлем одень.

Упрашивать Владьку не пришлось. Мигом забравшись в кабину, он, путаясь в ремнях, пристегнулся, натянул на лохматую голову шлем и победно оглядел все еще толпившихся неподалеку сельчан и завистливо смотревших на него друзей и широко, довольно улыбнулся.

Биплан заурчал, затрясся, побежал по полю и вдруг оторвался от земли. Владька расширенными от восторга глазами смотрел на проплывавшие под ним поля, лес, свое село, город, видневшийся впереди. А потом он перевел взгляд вверх и увидел небо. Небо… Нереально голубое, чистое, с плывущими по нему белыми клоками облаков… Они звали его, манили. Влад широко раскинул руки и закрыл глаза, представляя, что он птица, и он летит по этому чистому, светлому небу. Летит туда, вверх, к облакам, и еще выше, выше! И он летает в этих облаках, пронзая их насквозь, и смеется, и пытается сквозь густой белый туман разглядеть, что там впереди…

Гул мотора стих, и Владька в изумлении распахнул глаза. Они парили над полями, спускаясь все ниже и ниже, тихо, беззвучно, лишь ветер свистел, холодя раскрасневшиеся от восторга щеки.

Биплан опустился почти на то же самое место, откуда взлетал. Летчик повернулся к ошалевшему Владьке, вцепившемуся в кабину.

— Не испугался? — насмешливо спросил он.

Глаза у мальчишки расширились от крайнего изумления. Пугаться? Он бы так летал и летал!

— Дядька… Научи меня летать! — вдруг горячо зашептал мальчишка, вцепившись в руку пилота. — Дядька, научи!

— Вот если хорошо, на одни пятерки, закончишь школу, тебя возьмут в летное училище, и там научат летать. Помнишь свое обещание? — с улыбкой глядя в горящие огнем глаза мальчишки, усмехнулся он.

Влад кивнул.

— Вот и учись. А после и летать научишься, — усмехнулся пилот. — А сейчас ступай. Мне пора.

Влад нехотя выбрался из самолета и, отмахиваясь от лезущих к нему с вопросами мальчишек, потащился домой.

А еще через день он клещом пристал к отцу: хочу в школу. Ну, тот повздыхал, но, все же понимая, что от ученья может и большая польза быть, да и коль мальчишке так уж хочется… Всё не по улице гонять станет, а в школе хоть под присмотром будет, отпросился старший Казаков с работы, взял сына и повел в школу.

После небольшой проверки Влада приняли во второй класс.

— А долго надо учиться в вашей школе? — мрачно поинтересовался мальчишка у учителя, решавшего, в какой класс его определить.

— Всего семь лет, но тебе осталось шесть, — широко улыбнулся тот. — В первом классе учат буквы и учатся читать, считать и писать, а ты уже буквы знаешь, и считать и писать немного умеешь, поэтому пойдешь сразу во второй класс.

Буквы мальчишка и в самом деле знал, в колхозе нахватался. Да и читать немного умел.

— А чтобы сразу в третий класс пойти и учиться только пять лет, что надо? — поднял он глаза на учителя.

— Много знать уже надо. О том тебе на уроках расскажут, — с интересом посмотрел он на мальчишку. — А ты куда торопишься?

— На летчика учиться пойду, — исподлобья с вызовом взглянув на учителя, буркнул мальчишка. — Я летать стану! А туда только после школы учиться берут, — вздохнул он.

— Ну, тогда тем более надо учиться, — встал учитель из-за стола. — Приходи в сентябре.

Учиться Владу не понравилось. Походив в школу пару недель, он совсем собрался забросить это дело, но… Небо манило. Ночами ему снилось, как он летает, широко раскинув руки, словно крылья. Летал он и на самолетах, и без… Он летал. Каждую ночь. Мальчишка бредил небом. Оно звало его, не желая отпускать. Он радовался туманам, и бегал по покрытым росой полям в этом тумане, представляя, что оказался в облаке, стремясь подняться вместе с этим облаком вверх. Часами лежал на земле, рассматривая медленно плывущие по небу облака, мечтая подняться к ним и летать, летать, летать!

Вспомнив слова того пилота, что его возьмут в летное училище, только если он закончит школу на пятерки, Влад всерьез взялся за учебу. Постепенно наука начала ему даваться, двойки сменились на тройки и четверки, стали появляться пятерки… Ради мечты подняться в небо он был готов на многое.

В 1938 году Казаков закончил седьмой класс средней школы на одни пятерки и, едва получив аттестат, взял деньги, которые старательно копил все эти годы, попрощался с семьей, и, несмотря на причитания матери и просьбы отца одуматься, помчался в Москву.

Поступив в летное училище, Влад вообще пропал. Его мечта превращалась в реальность. Он будет летать!!!

В июне 1941 года Казаков блестяще сдал выпускные экзамены и через месяц должен был отправляться на новое место службы в Сталинград, но…

22 июня 1941 года. Влад спешил на вокзал — успеть бы съездить домой, навестить родителей, а потом уже и отправляться по месту назначения. По радио с утра обещали какое-то важное правительственное сообщение в двенадцать часов передать, но ему было не до того — на поезд бы успеть. Домой хотелось, да и родителям он обещал приехать, ждут.

«Граждане и гражданки Советского Союза! Передаем важное правительственное сообщение…»

Казаков сдвинул брови. Под рупорами, где уже толпились люди, ожидавшие обещанного объявления, начали притормаживать прохожие — уж больно непривычно прозвучало начало радиопередачи.

«Сегодня, в 4 часа утра, без всякого объявления войны…»

Влад остановился и направился ко все увеличивавшейся толпе, прислушиваясь к несшемуся из динамиков голосу: «…началась Великая Отечественная война нашего народа против немецко-фашистских захватчиков!..»

Казаков остолбенел. Война? На Советский Союз напали? Дыхание перехватило, голова шла кругом. Рядом с ним точно так же стояли замершие молчаливые люди, пытавшиеся осознать то, что только что услышали.

Из динамиков понесся взволнованный голос В.М. Молотова. Он говорил страшные вещи. Бомбили Киев, Житомир, Каунас? Люди ловили каждое слово, несшееся к ним из динамиков и, казалось, не дышали.

Молотов замолчал. Все продолжали стоять в полнейшей прострации. Ждали? Чего? Но вот раздался первый громкий полувсхлип-полустон:

— Господиии… Да что ж это деется-то?..

Этот всхлип словно снял с застывшей толпы чары. Люди зашевелились, зашептали, заговорили, заплакали…

Казаков, выбравшись из толпы, забыв про оставшийся стоять на земле чемодан, бросился в общежитие разыскивать своего друга Сашку Смородинова.