КОМ-3 (Казачий Особый Механизированный, часть 3)

15. ПРИКЛЮЧЕНИЙ-ТО НАМ НЕ ХВАТАЕТ

В ЖАНДАРМСКОЙ ПАЛАТКЕ

В обители перекрывшего дорогу жандармского поста отмечалась некоторая даже, так скажем, печать обжитости, свидетельствующая о том, что проблема серьёзная, и решают её уж несколько дней — вон, раскладные походные кровати приволокли, печка (ночи-то, поди, холодные), чайничек с кружками. Караулят посменно, чтоб, значицца, никто свою глупую голову в пасть к опасности не сунул.

Никто, вроде нас — ехидно подсказал внутренний голос.

— И как же эти смутьяны у вас тут расплодились? — хмуро полюбопытствовал я. — Нешто некому было к ногтю их прижать, покуда бошки свои мерзопакостные вздымать не начали?

Капитан поморщился:

— Что поделать-с? Успешно маскировались, негодяи. У нас тут, батенька места глухие, тайга-с! Мест нехоженых — сверх меры… — он резковато хохотнул; глаза его, впрочем, оставались серьёзными. — Господин хорунжий, несмотря на вашу решимость, я считаю своим долгом попытаться вас переубедить. Больно не хочется мне вашей головой рисковать. Кто там ещё в дебрях этих прячется? Стоит ли в одну голову-то?

— Ну, меня-то, господин капитан, не пугайте. Чай пуганый. И тайгу видал-перевидал, сколько иным и не снилось. Вокруг Иркутска-города тоже не пески-барханы! К тому ж, головы у нас две. А лучше давайте-ка бумагу мне на подпись, вроде как на свой страх и риск поскачу, посмотрю. Казак я или кто?

— Может, обождёте всё же? Не позднее часу дня обещали группу-то прислать.

— Пять часов ещё здесь топтаться? Когда дома ждут? Давайте бумагу.

Капитан махнул рукой:

— Что с вами делать… Синявин!

В двери палатки всунулось лицо ещё одного жандарма:

— Я, господин капитан!

— Принеси-ка господину хорунжему бланк!

Жандарм исчез. Вестимо, тут у них вроде штаба, а всякие бумаги уж в другом месте хранятся. Поди, и машина под перевозку бумажерии приспособлена. Вот же души канцелярские! Но, с другой стороны, (одёрнул я себя) в ихнем деле без этого никак. Сразу головы послетают, без циркуляров-то!

Заполнил честь по чести, капитан печать сверху шлёпнул, бумагу в папочку определил:

— Что ж. Давайте, господин хорунжий, на карту взглянем! — и к походному столику приглашает.

Карта у них, понятное дело, куда как более крупная и подробная была, чем у меня. С крестами, крючками и прочими значками, хаотически по ней разбросанными. Иные были вымараны, а кое-где снова начерчены поверх.

— Извольте видеть! Вот в этом районе, — капитан обрисовал карандашом над поверхностью довольно обширную область, — предположительно самое мятежное логово и есть. Точное место с воздуха определить не удалось. Либо под землю спрятались, либо хороший морок поставлен. На тракт выходят всегда в разных местах. Самый нахальный случай был — буквально вот, в трёх километрах отсюда. С другой стороны, благодаря тому, быть может, и двое свидетелей успели убечь и принесли в Тулун конкретное донесение о творимом безобразии-с. А по прочим данным, бесчинствуют с размахом, чуть не сотню километров тракта в страхе держат. Деревни местные либо зачищены, либо запуганы. А то, может статься, и пособничают.

— Ясно-понятно.

— Вы уж смотрите по обстановке. Коли бой неразумно будет принять, лучше уж вернитесь. А если сюда проскочите, — он пометил на карте отрезок дороги, — то бегите уж дальше, до Зимы. Там также по тракту кордоны выставлены, связь есть и телефонная, и новая радийная, на случай обрыва. Сообщите разведанные сведения.

Я в последний раз кинул взгляд на карту:

— Сделаем!

Капитан пожал мне руку:

— Ну, с Богом!

РЫСЬЮ

Вернулся я к «Саранче» — а Хаген уже тропку вокруг неё натоптал. И сразу давай мне в немецкой своей дотошной манере пенять:

— Вот, говорил же я вам, фрайгерр Коршунов: нужно было подождать и небом лететь. А теперь неизвестно сколько сидеть тут!

— Кто тебе сказал — сидеть? Залезай, поехали.

Он аж опешил:

— Как — «поехали»?

— По боевому распорядку! Раскакался он. Я в карман, ты за пилота. И короба патронные давай-ка проверим, от греха подальше.

Впрочем, проверка долгого времени не заняла, всё ж привычное дело. Перекрестил шагоход и полез в карман. Пробормотал привычно:

— Ну, Господи, в руке твоей судьба моя… Поехали! — я долбанул в крышу пяткой.

Выбежали на тракт. Если они, окаянные, прям на тракте нападают, значит, и мы с него уходить не будем. Сначала хотел напевы монгольские попеть, а потом подумалось — а зачем? Ежели чего, голос дать всяко успею, а так попусту горло драть?

Зная, что дорога впереди от мирного люда пустая, неслись смело. Вскоре миновали пару крохотных деревенек, имевших неприятно-опустелый вид. Кое-где по обочинам виднелись следы грабежа — то телеги изломанные, то тряпки окровавленные… И пустота-а-а, ровно вымерло всё, аж не по себе.

Чуть не час бежали — никого нет. Я уж надеяться начал, что так и пролетим, без задержек… И ровно в тот миг, как успел я сию мыслишку подумать — на тебе!

Из-за очередной пустой деревушки в три двора ракета красная в небо взлетела. Никак, предупреждают кого о нас? А?

Мне подумалось — это ж сколько потом у Тайной службы работы будет? Всех этих лиходеев выискивать, да выковыривать спрятавшихся. По-любому ведь, у них же и соучастники есть, и осведомители? Вот паскуды!

Но ничё-ё, да даже если мы не справимся, щас армия подойдёт, мало не покажется!

Я пнул в крышу:

— Хаген, внимательнее. Нас заметили.

— Понял! — о как, даже не привычное «яволь»?

Сам я, конечно, тоже настороженней оглядывался. Спасибо, как говорится, за предупреждение! Ежели б не та красная ракета, я бы эту холеру и не заметил.

Кого, спросите?

Что, точнее. Цепь толстенную, натянутую поперёк дороги. Да как раз с одной стороны несколько листвяков двуохватных отступ вбок перекрывает, а с другой — скала как бы не в «Саранчу» ростом. Не иначе, нарочно место подобрано!

А мы летим!

— Шпринг! — заорал я в люк Хагену.

И дойч не подвёл! Шагоход прям на ходу лягнул опорами тракт и, пролетев метров пятьдесят, с громким лязгом приземлился. Я чуть язык не прикусил! От, ядрёна колупайка! Это что за прыгучесть у нас феноменальная открылась⁈

Мысли горохом скакали в голове.

Зуб даю, раньше «Саранча» так далеко не прыгала!..

Опять студенты чего умудрили?

Или это с разгону так получилось?

Неважно!

А важно то, что дорога здесь виляла по ложбинке!

И после по-настоящему саранчиного прыжка вылетели мы на обочину — и дальше! — да вломились в молоденький сосняк. Наверное, лет десять назад тут пожар был, и поэтому сосенки стояли ровненькие, густые, прям как на подбор.

И вот из этого самого сосняка во все стороны ломанулись мужички. Кажись, мы с самое кубло разбойничье залетели! И потоптали кого… Хаген довернулся и дал ещё один прыжок. Не-е, таки намудрили господа студиозусы! Там в сосняке и не разгонишься шибко, получилось без разбега — а скаканули, я б сказал, чересчур. Пусть и не так длинно, но вылетели вновь на тракт.

А там прям полный аншлаг! Со всех обочин полезли. Только вот столов с разносолами и шампанским для встречи чёт не наблюдается. Бегают, орут, стреляют. Мозгой скорбные. Ну ладно, ты всадника или трактор караванный остановил стрельбой из винтовки. Но боевой шагоход? Вы в своём уме вообще? Как дети малые.

Я стесняться не стал, от души ответил им из мелкашки. Как говорится: вы к нам с угощением — так и получайте наше «спасибо»! Хаген крутился во все стороны — так я во все стороны и поливал. А и удобно — кругом враги! И давай мы косить, как Микула Селянинович в былине: «как махнёт — там улочка, отмахнётся — переулочек!» Судя по яростным воплям и отчаянной ответной стрельбе, разбойничкам не понравилось.

— А⁈ Что⁈ Невкусно, ядрёна колупайка⁈ — азартно орал я, раздавая люлей. — Это вам не купцов да караванщиков невозбранно разувать!

— Герр Коршунов! — выкрикнул Хаген в одну из пауз. — Берегите боеприпас! — и как прям в самую кучу двинет!

Да, надобно сказать, кто бы ни собрал вокруг себя сию ватагу, организована она была ещё хуже, чем те нигры, которые в Трансваале поезд штурмовали.

Зато как удобно для человека, который вовсе не страдает излишними сантиментами! Сам фон Ярроу — чистокровный дойч, у него ненависть к бунтовщикам прям с молоком матери, полагать надо, впиталась. Вот он в эту толпу и кинулся.

Я впрямь стрелять перестал, клинок на всякий случай выдвинул — сам только глазеть успеваю.

Нет, ты смотри, что творит!

«Саранча» словно огромный боевой петух топталась по носящимся у неё под опорами противником. Вот же дойч, язви его в корень! Боеприпас он на столь ничтожного противника тратить не желает! Чистоплюй баварский! Угваздался в кровище по самые коленки! Ну, я его потом заставлю в одного шагоходу лапы отмывать!

Поглазев на сию тактику, я решил в стороне не оставаться. Присоединился скромно, малыми огнями помогая бунтовщикам согреться.

А потом случалось странное. «Саранча» словно в капкан встряла — дёрнулась, крутанувшись вокруг одной из опор. Я чуть из-за этого пируэта из кармана не вылетел!

Чего бы это?

Я поставил щит и перегнулся через борт.

О как! Оказывается, стальные медведи — таки не вымысел. В правую опору вцепилось нечто, покрытое редкими кусками коричневой шкуры, сквозь которую проглядывала ржавая сталь. Сверху особо не было видно: похоже это создание на медведя или нет? Но на первый взгляд — он. Стальной мишка собственной персоной. Массивный, отчего и подвижность нашему МЛШ сумел поубавить.

Хаген наклонил правый манипулятор и дал очередь в стальную спину надоеды. А ничё так — 14.5, прям навылет. Потом шагоход неловко приподнял манипулятор и стряхнул стальную тушу. Я аж обалдел! А что, «Саранча» так может? Оказалось — может! А ещё может поддеть дырявого медведя лапой манипулятора, подкинуть, а вторым треснуть его, словно мяч.

Надо срочно брать у дойча уроки высшего пилотажа!

Стальная туша улетела в соснячок и во что-то с лязгом врезалась. Лес затрещал и выплюнул из себя сразу три стальные конструкции.

На этот раз я их прекрасно успел разглядеть. И никакие это не медведи вовсе. Больше на крыс смахивают. Идут быстро, но грузно. Метра три в холке. Четверолапые, нарочито звероподобные. И неравномерно по тушке обляпанные кусками коричневого меха. На полные шкуры, небось, медведей не нашлось?

От этого мелькнувшего соображения по отношению к создателям сих конструктивов у меня какая-то аж брезгливость появилась. Малахольные, как есть!

Смотрите. Ну ладно, сделал ты сверхмалый шагоход. Так пусть тогда этот механизм несёт какое-нибудь штатное вооружение, а не только здоровенные стальные зубы и когти! Здраво же?

Опять же, интересно, как они управляются?

И все эти мысли проскакивали у меня между делом, пока я отмахивался малыми огнями от разбойничков, не оставляющих надежды взять шагоход наскоком и пробраться в кабину по опорам.

Кстати, может они нас за тех японских дипломатов приняли, оттого с такой настырностью и ломятся?

В общем, пока я занимался любимым делом (думал всякую чепуху во время боя), руки (не сами, конечно, а короткими очередями из крупняка) автоматически превратили двух стальных крыс в решето, а третью Хаген опять пнул.

А потом, гад ползучий, вдогонку ему снова прыгнул! И опять не предупредил!

Мы влетели в густой сосняк. Под опорами что-то хрустнуло, и «Саранча», наклонившись вправо, тяжело рухнула. Пока Ярроу резкими рывками поднимал шагоход, рядом с нами из сосняка вставала мобильная платформа. Наподобие самоходных монгольских юрт, только больше на сколопендру похожая, прости Господи. Здоровенная, как три железнодорожных вагона! А сосенки у ей прям на крыше были налеплены — вот Хаген её и не увидел.

Чего-то мы ей, похоже, при падении сверху слегка подломили, потому как конструкцию перекашивало слегонца, да и с подвижностью стало хуже — иначе тут бы и смертушка нам пришла, прям там, в переломанном подлеске. Уж сколько на неё было тяжёлого вооружения навинчено — моё почтение! Хорошо, что всё сейчас смотрело не на нас.

И тут эта дура броском рванулась в нашу сторону!

Я (прям как был, из положения лёжа, расперевшись в своём кармане) шарахнул ей навстречу всем запасом ильина огня!

И надо ж так — именно в этот момент Хаген исхитрился дёрнуть и поднять «Саранчу» на ноги! Один плюс — сколопендра тоже назад шарахнулась. А сгусток-то огненный — мимо тю-тю!

Мы замерли — слишком близко друг к другу.

Словно бойцовый петух против прижавшегося к земле дворового кобеля.

Я почувствовал, что опоры очень мягким, едва заметным движением начинают напружиниваться — и понял, что сейчас мы снова прыгнем. Потому как против тех стволов, что в нашу сторону разворачивались, у нас ничего противопоставить нетути, окромя скорости.

ИЗ-ЗА ХОЛМОВ

И тут прибыла кавалерия. В смысле — прилетела. С неба с треском и дымом рухнуло четыре «Архангела». Честно говоря, зрелище — прям обосратушки.

Да я серьёзно говорю! Второй раз не хотелось бы на себе испытывать.

Один вообще метрах в пяти от «Саранчи» грохнулся.

Спасибо, Хаген — хвала его немецкой выдержке — шпринг! Ядрёна колупайка! Большие дяди вокруг топчутся, под руку не лезь — основной принцип выживаемости МЛШ в бою!

Так что были мы — и нет! И пулей за ту скалу на дороге, попутно топча рассеянные остатки банды — и затаились. Не приведи Бог, «Архангелы» нас за вражин примут — мокрого места ж не останется.

За каменюкой притулились еле-еле — мне из своего кармана аккурат хватило нос высунуть, чтоб увидеть, как сходу четыре строенных двадцатки эдак небрежно прошлись по «сколопендре». Искры во все стороны — и здоровенный шагоход осел на бок! Что-то у него внутрях бумкнуло… и всё. Только дым повалил. Так нам в него и не досталось пострелять, пень горелый!

А потом с неба на тросах посыпалась обычная пехота. Вот и довелось увидеть, как выглядел наш десант в Трансваале с земли.

Красиво.

И страшно.

Почти кажный пехотинец палил при спуске по мятежникам. Ей Богу, как огненный дождь! Впрочем, мятежники — те, что чудом живые остались — уже поголовно руки в гору задрали. Это вам, паршивцы, не с безобидными караванщиками воевать! Это армия!

От явленной мощи и красоты хотелось орать. Вот такой я впечатлительный, ага.

Я задрал голову и только сейчас заметил, что в голубой небесной выси над нашими головами висит вытянутая сигара имперского армейского скорого.

Дирижбандель, ага.

А явление «Архангелов» было, как я понял, экстренным десантированием. Красиво! Впечатляет! И…

И тут КА-АК рявкнет:

— Всем оставаться на своих местах! Сложить оружие или вы будете уничтожены! МЛШ! Тебе отдельное предупреждение! Стволы в землю, шагоход в бивуачное положение!

Вот же труба иерихонская!

— И незачем так орать, — пробормотал я. — Мы тут тоже свои, между прочим.

А меня, прикиньте, услышали! Из-за скалы высунулся один из «Архангелов», срисовал тактические и опознавательные знаки на «Саранче», и из кабины уже сильно тише прогудело:

— Извиняй, перестарался.

— Иркутский Казачий Особый Механизированный, — для верности добавил я.

— Ну, добро. Ты просто постой неподвижно, лады?

— Понял. Стою, никого не трогаю.

— Отлично!

Разоруженных мятежников быстро согнали в толпу и отконвоировали неподалёку в поле. По любому, щас быстренько допрашивать будут. И этим уродам ещё повезёт если это не полевой экспресс-допрос будет.

Главное, чтоб теперь меня всякие бумажки для «геройского соответствия» не заставили писать.

Это ж ужас и мрак кромешный!

Все эти канцеляризмы… Вы просто представьте текст: «Предотвращая преступное деяние, я, нанёс косой рубящее-режущий удар табельным холодным оружием. (Шашка казачья, образца а1905, Златоуст, табельный номер е627…). Которое имею право (дарованное мне Высочайшим указом за номером 12−3) носить (холодное, огнестрельное оружие, см. сноску номер.5) с гражданским костюмом, (указ от 1999 г. Ст.1856, второй абзац)по неустановленному противнику, дабы предотвратить…»

И сидишь, из последних сил рожаешь до потемнения в глазах. А на деле-то — рубанул негодяя и дальше помчал! И лучше бы ещё десяток рубанул, чем подобные эпистолярии сочинять.

Гос-споди огради меня от писания бумажек всяких!