В ТЁМНОМ ЛЕСЕ…
— Ну, дава-ай же! — я поскорее встал перед прыжковым механизмом. — Понеслась!
Ка-ак он меня треснет! Осознал я себя уже сидящим по уши в перепаханной земле. В ушах гас собственный крик. Сверху падали сбитые веточки и сосновые иголки. Остро пахло раздавленной травой и почему-то свинячим говном. В принципе, компенсатор и артефакт гашения сработали нормально, но повторять этот эксперимент меня не тянуло.
А на полянке творилась вакханалия.
В узких лучах тактических фонариков по лесу метались… э-э-э… свиньи? А за ними гонялись пьяные князья. Визг, гогот, треск сучьев.
— Чего расселся⁈ — провопил пробегающий мимо Иван. — Помогай! Кабанчика поймаем, с подарком к девчонкам приедем!
Какой, нахрен, кабанчик? Откуда он тут взялся⁈ Это Иван пояснить забыл. Пока я вставал, пока понял, что к чему, из леса раздался глухой утробный визг, которому больше подошло бы определение «рёв».
Опа! А вот и папаша-кабан пришёл.
Из-за деревьев вылетела здоровенная коричневая туша и врезалась в Витгенштейна. Длинный красивый полёт завершился в каких-то кустах — и слава Богу, что «подушек» было три, а не одна…
Следующее что помню — это Багратиона, успевшего накинуть звериный облик и рычащего в рыло вожаку. Только зря он. Правильный кабан-секач в лесу не боится вообще никого. А этот оказался по всем понятиям правильным. Неуловимый рывок — и Серго улетел в кусты к Петру.
— Ну его нахрен! — а ничего так у Сокола тактическое отступление на дерево отработано, практически взлёт!
Все эти идиотские мысли я додумывал, уже сидя на сосновой ветке. Нет, по здравому размышлению, я (да и любой из нас четверых), этого секача легко бы уработали. Ильин огонь или ледяной шип — и все дела. Но зачем? Это ж тебе не молодой поросёнок. Кабана есть — тут привычка нужна, мясо-то воняет самцом.
— А давайте я его! — предложил Иван. Судя по всему, не мне одному пришла в голову идея шмальнуть в секача магией.
— А давайте, без «давайте», а? — висевший на соседней ветке Багратион прям порадовал рассудительностью. — Тут, вокруг университета, очень специальных животин разводят. Лучше отпугнуть его, и свалим. Я вообще в шоке! Чтоб кабан оборотня не испугался?
— Это да-а… — я прицелился и метнул малый огнь перед мордой кабана. Ну, не может же животное огня не бояться?
Оказалось — может. И вообще не боится. Всего и реакции — рассерженный храп, и тварь забегала кругами. Пришлось повторить, но уже в загривок.
Раздавшийся взвизг, наверное, перебудил вообще всех, кто в лесу ещё не спал — если таковые после погонь за свиньями ещё были. Но, слава Богу, больше искушать судьбу секач не стал и убежал в лес, вслед за своим стадом.
Немного посидев на ветке я поинтересовался:
— А жратву всю растеряли?
— Ты сейчас реально о этом думаешь? — индифферентно спросил Петя.
— Ну а что? Я б и выпил ещё, после такого-то…
— Бутылки прямо под твоим деревом.
— Ага.
Короче, пока собирали разбросанное, употребляли невыпитое, выяснилось: кабанов-то сначала никто не видел, пока Серго не рухнул на затаившуюся свинью. С поросятами! Подросшие кабанчики прыснули во все стороны. Кому пришла в голову «светлая» идея принести девчонкам подарочек, уже и не понятно было.
— Коллективно придумалось, — вынес вердикт Иван.
— Коллективные балбесы! Это повезло вам, что у вас костюмы с «подушками» были!
— Не обзывайся, Коршун. Весело же было, согласись? — хохотнул Пётр и сделал длинный глоток из бутылки. — Хотя, конечно, папа кабан — это обосратушки!
— Зато у кого ещё на мальчишнике кабан-секач был? А? — Серго отобрал у Петра бутылку и тоже приложился.
— Э-э-э, мне оставьте! — Сокол протянул руку в коньяку, но Багратион резко убрал бутылку в сторону.
— Это нам с Петро, у вас с Коршуном своя есть!
— Да он же выпил её уже почти!
— А вот не надо врать! — возмутился я. — Ещё половина есть! Держи, пострадавший, употреби!
— А чего это? — с подозрением ткнул пальцем Серго в мелькающие в отдалении световые пятна.
Похоже, наш яркий выход с кабанами не остался незамеченным. Хорошо, что это рассказываю я долго, а на деле-то всё очень даже стремительно получилось. Но теперь кто-то (или что-то) довольно быстро приближалось, шаря по подлеску фонарями.
— Когти рвём! — сдавленно скомандовал Иван, и мы дали ходу в противоположную сторону.
Как мы неслись сквозь лес к дороге, проламываясь местами сквозь заросли, это отдельная песня. И дамам эту песню петь ни в коем случае нельзя, ибо матов в ней как бы не больше нормальных слов.
— Вон туда! — крикнул Витгенштейн. — Там дорога!
— Фонари, вроде⁈ — рыкнул Серго. — И подковы цокают! Экипаж!
Иван вылетел на дорогу прям под колёса фиакра и, широко расставив руки, заставил его остановиться. Кони взбрыкнули!
— Аж ты ж, ядрёна колупайка… — успел просипеть я, живо вообразив, как испуганные коняги проламывают жениху буйну голову копытами.
Но Серго уже забирался в салон.
— Коршун, живее! — не успел я запрыгнуть, как князья в три глотки заорали на возницу: — Давай-давай! Гони!
— Куда гнать-то? — ошалело вытаращил глаза тот.
— Вперёд гони! — гаркнул Иван и сунул дядьке пачку андреек, на которую можно было бы десяток таких фиакров купить. — Там разберёмся!
Тут возница мигом разморозился, этак особенно свистнул, кони резко оживились и фиакр волшебным образом начал набирать скорость.
— Пое-е-едем, красо-отка, ката-а-аться! — пьяно и весело запел Витгенштейн.
Вообще, алкогольный туман, почти отпустивший меня после приключения с кабаном, вновь затягивал сознание. Бутылка коньяка с горла на двоих — всё-таки многовато.
ОБОРУДОВАНИЕ
Фиакр нёсся по дороге меж густо-тёмных деревьев под пьяное пение князей. Песня оказалась долгой и остановить их было решительно невозможно. Наконец — в крошечный промежуток между концом старой песни и началом новой, пока Петро набирал побольше воздуха, я ткнул его в бок и спросил?
— Куда едем-то?
Петя сдулся и непонятно пояснил:
— Так в гараж.
— Не понял. В какой гараж?
— Да в наш! Возьмём грузовичок и оборудование. Ты на этом фиакре княжескую охрану штурмовать будешь? — а возница-то, смотрю, напрягся.
— Не волнуйся, дядя, — хлопнул его по плечу Серго, — мы не бомбисты эти. Нам на девичник к княгине Гуриели надо!
Дородный мужик на полном ходу спрыгнул с облучка и унёсся в проулок. Как бы не в трое быстрее своего экипажа.
— Мда, Серго, умеешь ты успокоить. Щас он ещё жандармов вызовет, сам объясняться будешь!
— Ва-ай молчи уже, женишок блин! Петя! Далеко ещё до гаража?
— Да почти приехали. Тут километра полтора.
Я запрыгнул на место извозчика.
— Командуй, штурман. Н-но! Веселей, залётные!
Но лошадки не жаждали бежать. То ли квёлые к концу дня, то ли привыкли к одному хозяину… Серго перевесился в сторону облучка и рыкнул. Вот тут лошадки помчали.Я бы даже сказал, понесли!
Через два квартала Витгенштейн заорал:
— Стой! Сто-о-ой! Вон туда!
Еле я этих кляч затормозил.
Петя спрыгнул из повозки принялся долбить ногой в зеленые железные ворота.
На вопросительный взгляд Ивана Пётр только отмахнулся:
— По-любому, спят, не услышат иначе!
— Я щас кому-то по ухам надаю! — грозно раздалось изнутри. — Ишь, «спят оне»! Никто и не спи… — калитка в вороти́не распахнулась, и в глаза нам ударил фонарь. — Ох ты ж! Вашсиятельство! А чего так поздно, да и не предупредимши? — здоровенный детина в замасленной чёрной форме посторонился, впуская нас внутрь, и аккуратно убрал куда-то за спину метровый брусок. Судя по всему, им он и собирался встретить ночных гостей. А тут Пётр, какая незадача.
— Никифор, грузовик тут?
— Тута! Куда он, холера, денется? А вам на кой?
— На той! Меньше знаешь — крепче спишь.
— Ага, а потом Евсей Петрович ка-ак спросит с меня! Ка-ак батогов выпишет! — судя по всему Никифор был против выдавать нам грузовик просто так. — Оно, конечно, батоги — дело привычное, но всё равно порядок должон быть, — неожиданно закончил он.
— Его видишь? — Петя ткнул в Ивана пальцем.
— Дык, вижу.
— Кто он, знаешь?
— Так, почитай, весь город знат! Поздравляем вас, вашвысочство! — в пояс поклонился детина.
— Ты давай не поздравляйкай! Ему, ему автомобиль нужен, понял?
— Так что не понять-то? Мы ж завсегда! Мы ж для Великого князя Ивана Кириллыча-то! Мы ух!
С этим предельно ясным разъяснением Никифор ушёл в глубину двора.
— За ним! — скомандовал Пётр, как будто мы сами не сообразили бы.
За железными воротами начиналась огромная площадь, хаотически заставленная разной техникой. Честное слово, даже сеялка стояла. Кому, зачем, она тут нужна? Мы рысью пробежали мимо нескольких броневичков, и…
— Вот она, холера! Чума египетская! — не взирая на слова, Никифор с улыбкой гладил по капоту знакомый большеколёсный грузовичок. Он ему явно нравился. — Ай, красавица какая!
— Чего же красавица? Это скорее красавище. Трясучее красавище.
— Эвона, почто трясучее-то? Очень мягко идёт, вашсиятельство… — детина подозрительно сощурился и переспросил: — А вы подушки-то накачали?
— Какие ещё подушки?
— Та-ак, ясно, — Никифор тяжко вздохнул. — Значицца, так: заводим, — он крутанул кривой рычаг на капоте, автомобиль как-то сразу зафырчал, мелко-мелко дрожа. — Ага… вот за этот рычаг, — он залез в кабину и за что-то дёрнул, — тянете… И вот, значит, в таком разрезе.
Грузовичок словно немного приподнялся на своих колёсах.
— Это чего сейчас было? — спросил Пётр обходя автомобиль кругом.
— Так ить у её внутрях воздушная подвеска. Пневма! — Никифор важно поднял палец. — Ежели её не включить, очень трясти будет. Тут вы правы. Но вот с этой машинерией — другое дело же! Да!
— Петька, вот ты обалдуй! — Серго явно был недоволен прошлой поездкой. — Ты чего, инструктаж, перед тем как грузовик брать, не проходил?
Витгенштейн в кои-то веки выглядел обескураженным:
— Нет, я ж думал это обычный…
— Так ить, вашсиятельство, тута обычных и нету! — перебил его Никифор. — Тут же спецгараж ажно самого́! — наш провожатый вновь воздел палец, потом посмотрел на Петра и приопустил его. — Ну, для вас-то он папа родный, значит. А для нас — о-го-го!
— Да он и для меня о-го-го! — успокоил его Пётр. — И иногда даже ай-яй-яй! А скажи-ка мне, Никифор, — он приобнял детину за плечи, — а есть тут… — он обвёл площадку рукой, — что-нибудь такое… — Витгенштейн задумался, подбирая слова. — Короче, нам надо на охраняемый объект попасть…
— Ох, ты ж, батюшки! — Никифор решительно сбросил руку Витгенштейна с плеча. — Никак, дело тёмное задумали, вашсиятельство? Не дождётесь от меня помощи! Так и знайте! Я в делах злодейских не помощник. И вообще, шли бы вы отсюдова… раз такое дело!
— Да подожди ты, ты выслушай сначала, а потом гони нас в шею! Значит, смотри, вон его невеста, — он ткнул пальцем в Сокола, — девичник устраивает. А там охрана. А мы тут. Понял? А они там!
— А-а! Так бы сразу и сказали, вашсиятельство, ежели шалость-баловство, так подмогнём! — судя по всему Никифора прям отпустило, что мы не грабить кого собрались. — А там точно его невеста?
— Да я тебе говорю! Нам бы сквозь охрану проскочить, и там — опа! Вот они мы!
Судя по всему, Петра начал отпускать коньяк, и что конкретно мы будем делать на девичнике, он или ещё не придумал, или вообще не знал. Но нас такими мелочами было не остановить! Вижу цель — не вижу препятствий!
— Да-а, задачку вы мне загадали. — Никифор почесал подбородок и решительно махнул рукой: — Надо Кузьмича будить!
— Это еще кто?
— Это главный наш. Оне сегодня усугубили с водителями. Отсыпаются, значит.
— А он нас не сдаст? — подозрительно спросил Иван.
— А чего сдавать-то? Ежели и правда шалость великокняжеская, так вы ж и прикроете, если что. Ну ещё и благодарность бы… э-э-э… жидкую. Вы не подумайте, взяток не берём! Так, для сугрева иногда.
— За благодарностью, извини, сами сбегаете. Ибо человецы суть, и всё что было, уже употребили, — Сокол вытащил из кармана несколько купюр и сунул Никифору, царственно повелев: — Буди! Если что, на меня всё валите.
НЕТ, ПОГОДИТЕ…
Тут я с поразительной отчётливостью почувствовал, как в моём организме три флакона антипохмелина вступили в неравный бой с конскими дозами принятого алкоголя. Все окружающие звуки и краски то становились кристально-отчётливыми, то мутнели и отдалялись. В краткую секунду просветления до меня дошло, какой безумной дичью выглядит всё, что мы сегодня натворили.
— Ваня, ты бы прыть-то поумерил, — попытался я донести своё озарение до князя. — Как бы Дядя…
— А что дядя? — Ивана, похоже, тоже штырило. Он то начинал быстро говорить, то делал длинные глубокомысленные паузы, во время которых начинал раскачиваться, словно на палубе в качку. — Ты вообще в курсе, что он на своём мальчишнике… на спор, у италийцев линкор украл?.. И напротив Кронштадта… его в воду плюхнул!.. Его потом полгода… с мели снимали…
Иван вдруг начал расплываться, и я торопливо спросил, пока он не истаял, как чеширский кот:
— А италийцы?
— А что италийцы? — картинка моргнула и проявилась с глянцевой чёткостью. Только, кроме своих обычных, у него теперь обнаружилась ещё пара ушей. Как у рыси. Рыжих таких, с кисточками. — Они и снимали, — объяснял Великий князь, подёргивая этими ушами, — и потом через всю Европу к себе волокли. Там чего-то в ходовых машинах повредилось.
Я сморгнул, но картинка не изменилась. И при этом мне не давал покоя размах гуляний:
— Да нет, я имею ввиду и что, прям утёрлись италийцы?
Сокол хохотнул:
— Нет, сперва они ноту возмущенную выкатили. На что государь император им ответил, что в следующий раз выложит оный линкор прямо у мартеновских печей, в Выксе, там его быстро порежут и поплавят, и никто ничего не узнает. Ну, они и заткнулись быстренько.
— Лихо! — я восхищённо присвистнул. — Вот это, я понимаю, размах! А мы ногу у списанного «Воеводы» спёрли… Мельчаем!
— Вот и я говорю, надо широко мыслить! — вернувшийся Витгенштейн аж подпрыгивал от нетерпения.
— Чэго ты, малахольный, чэго скачешь? — Серго почему-то загрустил, и его серые волчьи уши — вот тоже уши! — уныло поникли.
— Господа, там такое! ТАКОЕ! — подпрыгивал Петя. — Это просто феерия!
— Чего разорался-то? — Иван, наоборот, взбодрился, кисточки торчком.
— Да идём, идём, бросьте этот грузовик!
— Подождите, — я решительно схватил Ивана и Серго за плечи. — Это вообще, что?
Видели бы вы, какие у них сделались обалделые рожи, когда я начал эти звериные уши проверять.
— Илюх, ты чего? — опасливо спросил Иван.
— А вот скажи мне, братец, — насел я на него, — почему у Серго уши ощущаются меховыми, а у тебя — нет⁈
— Уши⁈ — Серго в панике ощупал голову. — Частичная трансформация, вай ме! Стыд-то какой… А вы чего молчите⁈
— Па-гади, — Иван качнулся. — И у меня⁈
— Ну! — возмущённо подтвердил я. — Тока кошачьи.
— Бля… — только и сказал Сокол. Но Витгенштейн с Багратионом только синхронно отрицательно помотали головами:
— М-м.
— Ядрёна колупайка! — Иван, явно не веря им, ощупал голову. — Много… Много… Ой-ё-ё-ё… У кого есть протрезвинка?
Все похлопали себя по карманам.
— У меня две, — Серго продемонстрировал два пузырька. — Думал, на утро.
— Утром найдём аптеку! — категорично рубанул Сокол. — Давай, по полбутылька на нос. Пока мы тут в котов не превратились…
Полглоточка мятной микстурки. Досчитать до десяти, прикрыв глаза — и Великий князь счастливым образом избавился от лишних ушей. Мы все встали прямее.
— Ну что, братцы? — совсем посвежевший Витгенштейн радостно потёр руки. — Пошли! Там такая дивная конструкция!
Ну, пошли, конечно. Чего он там такое этакое увидел?