ЗЕМЛЯ КРУГЛАЯ
Тем временем.
Один из «Архангелов» — кстати, с номером «001» на бортах (да в измайловских цветах, значит, прям гвардию на погашение мятежа сдёрнули!) — закончил обход и подошёл к нам. Пилот откинул лобовой бронелюк и отстегнул забрало шлема, явив молодое, румяное, бородатое лицо:
— Любезный! Если не ошибаюсь, это же англский шагоход «Локуст»?
— Да, почти. Только это «Саранча».
— Что, прям легендарная «Саранча»?
— Ага, — осторожно ответил я, — а чего она легендарная?
— Так на всю Российскую империю всего один такой МЛШ числится! И что, прям самого «свадебного Коршуна» шагоход? Или ещё где «Локуст» достали?
— Чего? Какого ещё «свадебного коршуна»? — давай в дурака сыграем, у меня это неплохо получается, ага. — Вы ваша милость, зачем моего пилота обижаете? Это ж боевой МЛШ, а вы его в свахи записываете, да ещё какие-то птичьи!
«Архангел» скучающе оглядел мой простой вид — папаха из длинной необлагороженной овчины (ну, как положено за- и при-байкальцам). Простая повседневка. Я даже колодки не стал одевать. Зацепишься ещё где за что… А погоны скрывала волчья пелерина.
— Если тебя решили подвезти, так и поперёк пилота не лезь! Сидишь в своём кармане… — тут он осёкся и ещё раз оглядел нас. В глазах пробилось узнавание, но разогнавшаяся фраза сама собой автоматически пробормоталась, к концу и вовсе сойдя на нет: — Сидишь и сиди себе…
Я пнул в крышу «Саранче».
— Слышь! Хаген! Ты теперь «свадебный коршун»! Всё, пиндец! Так тебя и буду теперь называть!
Фон Ярроу откинул боковой люк и удручающе спокойным голосом произнёс:
— Я был бы вам чрезвычайнее признателен, фрайгерр Коршунов, если бы вы постарались не усугублять это недоразумение.
— У-сука-бл*ть? — я не мог не подколоть Хагена, извините.
— Вы прекрасно меня услышали, фрайгерр.
Видели бы вы глаза «архангела»! Он сделал рукой такой жест, словно воротник мундира поправляет:
— Э-э-э, наше знакомство пошло не по той дорожке. Позвольте начать сначала. Александр Кириллович, брат Ивана, я…
— Приветствуем, ваше императорское высочество! — гаркнул Хаген, и мы синхронно склонили головы в поклоне. Фон Ярроу вроде и невежливо перебил, а вроде и честь отдал. У него иногда и не поймёшь — издевается он или взаправду чинопочитание выказывает. Одного поля с Петей ягоды. Хотя Петру ещё учиться и учиться. Слишком невозмутимая морда у дойча в эти моменты. У Петра-то хоть искра смеха в глазах мелькает, а тут хрен. Спокойное, вежливое до оскомины лицо.
А это, выходит, старшенький братец Ивана. Любимец женщин, блестящий офицер-измайловец и один из сильнейших боевых магов Российской империи… А мы тут смешки над ним всякие… ага.
— Вы не думайте, — уверил Великий князь, — «свадебный» это сестра наша Екатерина прилепила, когда вы так небрежно и ловко судьбу нашего младшего… да и не только его решили, — он помолчал. — Она так папеньке и сказала: а отправь, мол, Коршуна в Данию! А то от этого кронпринца не дождёсся… Пусть поспособствует…
— Па-па-па-азвольте! — я так испугался, что аж о чинопочтении забыл. — Какая, нахрен, Дания? Я из этих-то двух свадеб еле выгреб! Какая ещё Дания? Какой кронпринц?
— Хенрих Леопольд.
— Чего «Леопольд»?
— Кронпринца так зовут. Хенрих Леопольд Кристиан, если тебе интересно. Да не волнуйся так, там такой «высокий полити́к». Даже тебя не пошлют. Хотя-я… А кстати, почему две свадьбы? Иван, Витгенштейн и ещё Багратион. Три же?
— А у Серго ещё ничего не ясно, — пошёл в глухой отказ я.
— Да ясно там всё. Дядя внимательно посмотрел на открывающиеся перспективы, потом позвал главу Морозовых и старшего Багратиона (а это вовсе не папа Серго, это я тебе секрет открою) в Санкт-Петербург… Потом очень внимательно посмотрел на них… Короче свадьба будет. Хорошо хоть живыми от дяди ушли. Там ещё какая-то сибирская знаменитая травница влезла с предсказаниями…
— Евдокия Максимовна? — не выдержал я.
— Ага, Евдокия… стоп! А ты откуда знаешь? Это же совершенно секретно! — с внезапным подозрением выпятился на меня Александр Кириллович. И, что характерно, стволы «Архангела» на меня поднял.
— Стой-стой-стой! Догадался. Евдокия Максимовна –это матушка моя.
«Архангел» длинно выдохнул.
— Ах ты ж, ёк-макарёк! Ну не бывает таких совпадений! Чтоб вот так…
— Сам в прострации! — охотно согласился я. — Вы представьте, каково мне, а? Ещё совсем недавно простой казак и на тебе… Пользуйся, не обляпайся…
— Да, брат… Встрял ты по полной… Я прям тебе не завидую. Но! С тебя теперь не слезут, ты даже не сомневайся! Ты теперь — «свадебный Коршун». Это не я сказал, а принцесса Екатерина, а это брат, не собака гавкнула…
— Н-да-а… — я покрутил головой, снова поражаясь удивительному стечению обстоятельств. — В жисть бы не подумал, что вот так доведётся с великим князем познакомиться! Это что же, вас сюда именно из-за мятежа?..
— Так, чтоб конкретно меня? — удивился Александр Кириллович. — Да ну, бросьте! Первый взвод «Архангелов» на подавление кинули. А мой номер, как вы сами имеете удовольствие видеть, первый. Тут уж, — он усмехнулся, — при раздаче нумерков без непотизма не обошлось.
— Эй, на «Саранче»! — крикнул выскочивший прямо из-под опор вестовой. — Командира экипажа к майору Богданову, живо!
— Прошу прощения, ваше высочество. Придётся мне откланяться.
— Свидимся ещё! — кивнул нам Великий князь, захлопнул люк и повёл своего «Архангела» к остальным. А я к майору направился, следом за вестовым.
Без оформления бумаг обойтись, к сожалению, не обошлось. Тем более, что выяснилось, что опять-таки мы выступили геройски! Как сказал командующий этой операцией майор Богданов: своими решительными действиями демаскировали основное ударное скопление противника! Дирижбандель-то, оказывается, на высокой позиции давно висел да всё выглядывал — куда бы, значицца, броситься? А тут мы со своей «Саранчой»!
Значит, надо писать, ибо без бумажек — никуда, даже подвиг совершить нельзя.
Накачали меня осознанием ответственности да отправили рапорт составлять — чтоб по чину и без переписывания! А значит, сразу так налдо составить, чтоб комар носа не подточил.
— Надо полагать, вам не преминут вручить хотя бы грамоту за содействие, — отметил Хаген, пока я, потея, сочинял отчёт о совершённых мной в геройском порыве действиях.
— Не иначе… — скептически проворчал я. — Как дадут-дадут! И догонят, и ещё раз дадут…
Но дойча в рапорт специально красной строкой внёс, как доблестного пилота. А то что ж? Не одному ж мне отдуваться?
Понёс бумажку сдавать — слышу разговор:
— Так внутри-то — что? Не человек что ль сидел?
Я аж притормозил невольно.
— Специально натасканные псы, представьте себе!
В этот момент меня, призна́юсь, жалостью кольнуло. За животин бессловесных. Экий мерзавец их столь подло выучил да заставил на людей нападать!
Следом мне живо представилась стальная оскаленная морда, и как бы я стоял против неё без шагохода-то… Ох, нет уж! Когда на тебя нападает науськанная кем-то столь опасная зверюга — тут не до жалости.
Разговор меж тем продолжался:
— А я, дурак, думаю: почему оружия-то никакого? Когти да зубы!
— Так не один вы, батенька, оставались в недоумении!
— Хоть один экземпляр для изучения уцелел?
— И даже не один. И корпуса управляемые, и несколько самих зверей, и даже их псарь. Последний, правда, побит немного, но жить будет…
Я вырулил из-за раскуроченного бока «сколопендры», и разговор тотчас прекратился. Я козырнул офицерам, обратился к старшему:
— Господин майор! Рапорт о произведённых действиях готов. Разрешите проследовать далее по маршруту?
Тот слегка нахмурился, разглядывая мелко исписанный с двух сторон лист:
— Если возникнут к вам дополнительные вопросы, где вас искать — указали?..
— Так точно! Воинскую часть, место проживания, а также место временного пребывания на период учёбы.
— В таком случае более вас не задерживаем.
Я ещё раз козырнул и помчался к «Саранче», пока ещё чего нового не выдумали! До дома оставалось каких-то триста с небольшим километров.
ПРАЗДНИКИ
Хаген снова забрался за рычаги, я в короб — присматривать, мало ли. Помчали.
Страшное было желание разнестись до двухсоточки, так чтоб через полтора часа дома быть, однако ж через двадцать минут мы вылетели к перекрывающему дорогу кордону, за которым скопился огромадный хвост нервной очереди, ожидающей возможности проехать. Как положено, нашлись в ней и особо нервные, и не в меру хитрые, которые, чтобы обойти остальных, полезли по встречной (нашей!) полосе к самому кордону и плотно перекрыли всю дорогу.
Можно было бы свернуть и на обочину. Опасаюсь только, там меня непрерывно ветки сосновые будут хлестать, придётся внутрь кабины перебираться… И тут Хаген включил громкоговоритель и рявкнул:
— Немедленно освободить дорогу! Иначе мы вынуждены будем принять меры! — и манипуляторами с огнестрелом этак повёл.
Понятно, что чистой воды профанация — ну какие бы меры он принял против гражданских⁈ Но блестящие автомобили заёрзали и начали суетливо сползать на обочину. Так-то!
В общем, худо ли бедно, протиснулись мы мимо затора да побежали, и к позднему обеду были уже в Иркутске! Тут я вспомнил про обещание сообщить о своём прибытии, крикнул Хагену:
— Притормози-ка! — «Саранча» встала, и я перебрался в кабину. Тут, чай, город, не пустая степь да лес, орать туда-сюда несподручно. — Что с телефонограммой-то делать будем? На военный узел связи нас хрен кто пустит — кто мы такие, чтоб без Великого князя по таким местам свободно шариться?
— Разве что на главпочтамт идти, — предложил Хаген. — «Галоши» есть, можно и в центр.
Я представил себе эту картинку.
— Можно-то можно, только с кажным встречным-поперечным придётся объясняться да справку на эти лапти предъявлять. А то ещё задержат «до выяснения», ну их в пень… Вот что! Заворачивай-ка к паровозному депо!
— Это где?
— Так, меняемся давай. Проще самому, чем объяснять.
А там, в складской конторе у Трофимова, все приказчики меня помнят. И телефон у них стоит.
На складах оказался сам Трофимов-средний сын, встретил меня радушно, чаю предлагал, повыспросил новости и, конечно, не отказал в возможности позвонить. Я сразу набрал Виталия, обрадовал, что приехал на недельную побывку, зазвал в гости, получил встречное приглашение и надиктовал текст телефонограммы для Великого князя Ивана Кирилловича (в этом месте сидевший тут же за столом Евграф Трофимович невольно уважительно сел прямее). Впрочем, текст был краткий и вовсе не секретный: «Доехал хорошо. Познакомился с твоим старшим братом. Илья».
— Однако, высоко вы летать стали, Илья Алексеич, — уважительно покивал Трофимов, когда я положил трубку.
— Да какое там! Просто учимся вместе, приятельствуем, — я не стал вдаваться в подробности и встал: — Спасибо вам большое, Евграф Трофимыч. Не смею более задерживать.
— Отчего же! Вам мы завсегда рады! Захаживайте в гости!
— При случае — всенепременно!
Ну, всё. Теперь — домой!
Дома нас, конечно, ждали. Как называет это состояние матушка: «из окна в окно». Восторги пошли, целованья-обниманья! И хоть все праздничные столы отодвигались на завтра, на самую Пасху, на душе всё ж таки было легко и радостно.
Пока с дороги помылись, туда-сюда, пока новости последние рассказали — тут и время на ночную Пасхальную службу двигать. А после, от дури немереной, ещё и полезли на колокольню, звонить. Как же без того, в Пасху-то⁈ А там и за столы, праздновать. Угомонились когда утро чуть не в день перевалило. Причём, дядья уверяли, что солнышко, как в Пасху и положено, играет. Я спорить не стал — с дороги да с празднования глаза уж не смотрели.
До вечера проспал — а там уж сеструхи с мужьями приехали, снова за столы!
Так неделя пролетела — из гостей да в гости, сплошные гулянья. Еле время выкроил с Серафимой да с матерью переговорить. Выложил им свой план: как бы в городе Новосибирске снять квартирку, да Серафимушку мою туда поселить, да и мне самому из общежития сбежать, чтоб каждый день, значицца, жену мою разлюбезную видеть.
Дамы переглянулись.
— Я бы очень хотела, Илюша… — первая начала Сима. — Да что-то боюсь я в дорогу с малышом…
Матушка моя задумчиво подпёрла щёку:
— И впрямь, что-то ты рано затеял их по городам таскать, сынок. Мы, чай, не кочевники, чтоб вот так. Да и как ты себе мыслишь там жизнь устроить — ты весь день на учёбе, а она одна — и за дитём успей, и по хозяйству, да ещё ужин свари? А отдохнуть?
— Ужин я мог бы из столовой приносить… — несколько обескураженно пробормотал я. — А няню с собой взять.
— В судками таскаться? — неодобрительно поджала губы матушка, пропустив мимо замечание о няне.
— Ну… Повариху нанять? Или как в доме у отца Симиного — обслугу за всё?
— М-м-м… так-то неплохо, — она снова вздохнула и поменяла руку, подперев голову на другую сторону. — Но рановато, рановато ты её сдёргиваешь. Тут вся родня — отец, тётя, мы…
— Так это не на всю же жизнь!
— Ильюша, — маман успокаивающе погладила меня по руке, — давай, ты сейчас не горячись, оставим пока как есть. А к осени присмотри квартирку или домик. Опять же, немец твой снова поедет. И чтоб для няни комнатка была. Может, и я на недельки две с вами поеду, помогу Серафиме обжиться на новом месте. А то ты на учёбе, она с младенцем — как вопросы решать?
В глазах женщин затеянное мной предприятие выглядело не иначе как великим исходом, полным подводных хозяйственных камней, и подготовиться к сему следовало основательно. Убедили они меня, в общем.
Эх, а я уж разогнался… Ну, ничё. Три месяца с половиною как-никак перетерплю.
И, видать, чтоб меня добить, тем же вечером к воротам Коршуновской усадьбы подкатил автомобиль, из которого выскочил посыльный рядовой, заколотил в ворота. На его счастье, мы были дома — гостей принимали, и играющие во дворе ребятишки быстро его услышали. Солдатика пригласили в горницу, и весёлые дядья сразу принялись усаживать за праздничный стол — еле он отбился.
— Прощенья просим, господа хорошие, но никак не можно! Ещё четыре адреса объехать надобно. Срочный пакет для господина хорунжего Коршунова И. А. — есть таков?
Все, конечно, заголосили, что есть, а как же! Вот он, собственной персоной — я.
Посыльный вручил пакет (под роспись!) и умчался. В пакете (размером с лист, но тонком на ощупь) обнаружилось как раз-таки три листа. Первый — почётная грамота для меня, как и предполагал Хаген, за содействие в подавлении мятежа. Глянцевая, с золотыми виньетками, рамками и печатями. Батя сразу заявил, что тоже на стену повесит!
Вторая — такая же грамота временному подданному Российской Империи Хагену фон Ярроу! Обалделое лицо дойча, которого все мужчины тут же бросились хлопать по плечам, мне прям доставило.
А третья бумага — я аж зубами скрипнул — предписание от командующего Иркутского казачьего войска на отправку меня по окончании каникул к месту учёбы военным дирижаблем, отправляющимся в воскресенье в 23.20 с четвёртого причала Военного воздушного порта.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Афоня. — Я-то, конечно, тебе местечко на наш обеденный зарезервировал, но тут — такой почёт и уважение! За это надо поднять!
И все бросились разливать и поднимать «ещё по маленькой» — за меня. А я думал: ну, Ванюшка, спасибо! Удружил! Нет, меня, конечно, радовала возможность лишний почти день с семьёй провести, но вот эти поползновения взять мои перемещения под контроль…
Ну, подбешивает же, а?