Вскоре новость распространилась по всему миру — правительство использовало собственные корабли, чтобы доставить газеты как можно быстрее. Нельзя было выйти на улицу, чтобы не услышать взволнованные и радостные разговоры. Сперва в них ещё звучали сомнения, — опять же, бюро пропаганды конфедерации знает своё дело, — но затем про них забыли, когда стала маячить не призрачная, но вполне реальная выгода.
Правительство стало продавать землю, которая до сих пор находилась под водой. За умеренную, реалистичную и в то же время необычайно выгодную цену. Подводная (временно) земля стоила намного дешевле чем та, которая находилась на суше. Особенно если последняя была плодородной или на ней находились ценные минералы.
Многие люди стали тратить все свои сбережения в надежде стать землевладельцами. Некоторые набирали для этого дела кредиты. Это было прекрасно. Таким образом, они связали своё будущее с успехом грядущего предприятия. Самая влиятельная богиня — богиня удачи, ибо нет человека, который молился бы сильнее, чем азартный игрок после того, как сделал ставку.
Бездомным и вовсе клочок земли раздавили забесплатно и даже обещали небольшую лачужку за счёт государства.
При этом мы совсем не торопились. Мы назначили точную дату великой реконкисты, но последняя была умеренно отдалённой. Нужно было ещё немного поварить людей в их собственных мечтах и грёзах; сделать так, чтобы они сгорали от нетерпения, и всё время подбрасывать им новые и новые косточки. Например, плановый государственный бюджет на следующий год, едва ли не половину которого собирались отвести под застройку новоявленных земель; или новость о создании Имперской Железнодорожной Компании, треть акций которой принадлежала государству, а ещё две трети — частным инвесторам.
Надо или говорить, что успех данной фирмы напрямую зависел от нашего плана?
Судьбоносный момент неумолимо приближался. Азарт, выгода, отчаяние и надежда — все они смешались воедино и превратились в гремящую симфонию, которая полностью захватило пространство общественного дискурса. К тому времени, когда остатки конфедерации пришли в себя и стали вести ответную пропаганду, было уже слишком поздно. Крики их пропагандистов напоминали комариный писк. Они раздражали. Многие люди уже поставили жизни на успех данного предприятия, и последнее, что они хотели слышать, это то, что оно может провалиться.
Сам я всё это время сидел у себя в кабинете, наполнял песком бутылки и временами открывал окно и пытался расслышать разговоры, которые происходили на улице. В тот момент, когда единственной темой уличной беседы стало возрождение цивилизации и сокровище господина Натаниэля, я понял, что момент настал.
Через некоторое время мы снова переговорили с Крисс, после чего я приказал погрузить запасы драгоценного песка на Тиберий и подготовиться к отплытию.
Дорога была довольно близкая.
К этому времени над поверхностью воды оставались только те регионы, которые в прежние времена представляли собой горы и возвышенности. За многие годы у них появилась береговая линия, которая, однако, бежала на перегонки с постоянно возрастающим уровнем моря. Поэтому «изначальных» островов, тех, которые были таковыми ещё до начала великого потопа, почти не осталось, а значит почти любой клочок земли, если только заглянуть под воду, оказывался выпирающей «морщинкой» затонувшего континента.
Тиберий обогнул столичный архипелаг и причалил возле небольшого мыса, который в прежние времена, верно, представлял собой горный утёс. До самого горизонта простирались разноцветные палатки. На траве сидели журналисты. Богатые люди восседали на стульях и пригорках — они заранее выкупили себе лучшие места — в то время как бедняки теснились у подножия, откуда, правда, всё равно открывался прекрасный вид на всё происходящее.
Мы заранее старались подобрать такое место, где можно было уместить как можно больше народа.
Ведь именно они, люди и сила веры определяли успех или неуспех моего плана.
Встретили меня громогласными овациями; я принял их, как и подобает благородному человеку, который уже давно занимает важную руководящую должность.
Затем я поднялся на самый высокий холмик, на котором, в окружении прислуги и ряженных, как индюки, министров стояла Крисс. На ней была прежняя шелковая рубашка, в серебристых пуговицах которой переливалось безоблачное голубое небо, но вместо кавалерийских штанов появилась длинная белая юбка; волосы её были завязаны, однако за спиной подрагивал на ветру длинный золотистый хвостик.
— Прекрасно выглядите, ваше Величество, — сказал я с лёгкой улыбкой.
Крисс бросила на меня скучающий взгляд.
«Готов?»
Я кивнул и сделал несколько простых движений пальцами правой руки.
Во время официальных собраний Крисс общалась с помощью блокнота и глашатого. Тем не менее, большинство министров всё равно худо-бедно понимали язык жестов, который использовала императрица. Поэтому для лично-публичного общения она и Натаниэль придумали особенный, зашифрованный подвид последнего, который знали только она, он и я — обладатель его воспоминаний.
«Да».
«Справишься?»
«Возможно».
Она прыснула и махнула рукой. К ней немедленно подошёл мужчина в красном жилете и передал золотистую ручку и записную книжку; Крисс сделала надписью. Мужчина поклонился, повернулся в сторону народа, взял медную трубу и прогремел зычным голосом, который немедленно устремился в небесную высь:
— ЕЁ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ХРИСТИАНА МОНТГОМЕРИ-СКОТ…
Все разговоры притихли.
Повисла тишина.
— … ВЕЛИТ ГОСПОДИНУ НАТАНИЭЛЮ, АДМИРАЛУ, ГЕРОЮ И СВОЕМУ КОНСОРТУ… ПРИСТУПАТЬ К ИСПОЛНЕНИЮ ВОЛИ СВОЕЙ, А ИМЕННО ПРЕКРАЩЕНИЮ ПОСЛЕДСТВИЙ ЗЛОЧАСТНОГО ЗАТОПЛЕНИЯ.
— Как скажете, ваше Величество, — я ответил я не менее громким голосом, — глашатай между делом вытянул в мою сторону свой рупор, — поклонился, немного опустив голову, как полагается консорту, и стал неторопливо идти в сторону мыса…