36. иное

Когда я вернулся в дом на берегу, Х уже не было на месте. Я глянул на шахматную доску, что стояла на деревянном столике, присел на кушетку и задумался.

Взгляд мой, как обычно, обратился на корабль, на котором мелькал загадочный свет.

Вид последнего таинственным образом успокаивал меня и позволял собраться с мыслями.

Их было довольно много.

Сегодня я стоял на границе смертоносного обрыва. Не только в прямом значении, но и в переносном. Ещё немного, и я превратился бы в кошмар — сделался монстром, безумцем, от становления которым меня предостерегал предшественник, и чтобы не допустить которое он стёр мои (свои) воспоминания и сказал защищать миры, несмотря на то, что действительно отвадить туман было невозможно.

Нужно это было для того, чтобы я научился ценить материальную реальность такой, какой она была на самом деле и не пытался проецировать на неё свои желания. Я мог запросто построить из мира Натаниэля утопию, но тогда между мной и всеми остальными не было бы никакой разницы. Все они, Владыки Кошмара, проецируют на вселенную свои безумные желания, и хотя мои собственные казались мне предельно логичными… Дудка правильно сказала, что это было не более чем моё собственное представление.

Все Они… нет, Мы, каждый из нас считает свои иллюзии правильными, «логичными», но реальный мир совсем другой, и если я хочу сохранить именно реальностью, мне нужно стремиться оставить её неизменной.

В этом была идеология моего предшественника.

Да и моя, пожалуй, тоже.

Кстати говоря — моя взгляд снова сосредоточился на корабле — спасибо Дудке. Совет оказался дельным.

Впрочем, чего и следовало ожидать от моей ипостаси.

Я ещё немного посидел на кушетке, уже не столько размышляя, сколько перебирая разнообразные мысли, поднялся и направился в спальню. На сегодня с меня определённо хватит. И потому что душа моя всё ещё была пропитана туман, была «радиоактивной», отчего мне было опасно совершать новые экспедиции, и потому что я банально утомился и мне хотелось, хотя бы чуточку, вздремнуть.

В какой-то момент я заволновался, что снова забреду в странный лес под фиолетовым небом и с «ра-ди-о-баш-ней…» Но, благо, всё обошлось, и я спокойно добрался до своей кровати, свалился на матрас и погрузился в дрёму…

Сегодня в программе семейных развлечений — озеро.

Последнее находилось всего в нескольких часах езды, что, однако, совсем не мешало Тане в прежние времена постоянно жаловаться и спрашивать, когда мы наконец прибудем на место; теперь, однако, то ли потому, что девочка повзрослела, то ли потому, что хотела казаться взрослой, но за всё время поездки она не сказала ни единого слова, словно кукла, брошенная на заднее сидение. И лишь когда я припарковался, она немедленно вышла из машины — уже в купальнике, кожа белая как мел в лучах палящего солнца, — и стала ходить вокруг озера, время от времени забираясь на песчаные утёсы и качая головой.

Когда я спросил, чем она занимается, Таня ответила, что пытается подобрать хорошее место, чтобы прыгнуть в воду с разбега.

— Ноги сломаешь.

— Будешь катать меня на инвалидном кресле? — просила девушка.

— Нет.

После этого я проверил зарядку на телефоне — чтобы можно было в любой момент вызвать скорую помощь или в крайнем случае ритуальную службу.

Аня в этом время постелила себе полотенце. Её кожа тоже была очень светлой, хотя и с тусклым, как закат, румянцем. В этом плане мать и дочь были довольно похожи. Обе быстро обгорали, после чего денно и нощно жаловались на солнечные ожоги, а потом, с наступлением осени, немедленно сбрасывали загар и снова становились беленькими, как ощипанные курицы.

Впрочем, у меня были похожие проблема.

Семейная черта.

Через некоторое время Аня попросила намазать свою спину кремом для загара. Сразу за ней подоспела Таня.

— Ты же всегда говорила, что на тебя эти крема не работают.

— А вдруг? — поглядывая в сторону пространно ответила девушка.

Я вздохнул. Таня, немого покраснев, опустилась на полотенце. Она казалась удивительно тонкой в таком положении, как спичка. Её лопатки напряглись и приподнялись как маленькие крылышки, когда мои пальцы коснулись её бархатной и немного тёплой кожи. Вдруг я понял, что с её спиной… было всё в порядке. Хотя совсем недавно она вызывала у меня сильнейшую тревогу. Почему всё изменилось? Я задумался, напрягся; в моей голове прозвучал писклявый голос:

«Мы ей всё расскажем, Алекс…»

Тогда дудочка казалась мне ужасающим монстром… Собственно, предположение было довольно метким, однако затем, в ходе нашей последней беседы, Д. напротив попросил меня приглядывать за Таней. Почему? Нет, я знаю почему. Причина была очевидной. Но суть не в этом. Почему изначально Д. пытался ей навредить?

Если, собственно, пытался.

Возможно, у нас просто было разное понимание того, что правильно, а что нет. С точки зрения Д. именно я был психом — тем самым кошмаром, который мешает воцарению всамделишной утопии. В свою очередь его собственные действия были предельно логичными. Возможно, всё это время Д. пытался защитить Таню, да только единственный способ, с помощью которого он мог это сделать, был… или по крайней мере казался мне вредоносным.

Впрочем, был и другой вариант.

Что всё это время Д. действительно защищал Таню… от меня. Ведь был момент, — представить его сейчас, в ясных лучах полуденного солнца, было почти невозможно, — когда я раздумывал о том, чтобы её… Поэтому он хотел напомнить мне, кто я такой на самом деле — «Мы ей всё расскажем, Алекс…»

Большой вопрос, кто здесь настоящий монстр.

Наконец была ещё одна версия. Что всё это время Д. действительно защищал Таню от некой другой, чужеродной силы.

В таком случае его слова приобретали несколько иное значение. Д. не просто просил меня приглядывать за Таней, но говорил, что забота о ней — теперь моих рук дело.

Но тогда возникал другой вопрос.

Что именно представляет собой таинственная другая угроза?..

Загрузка...