Я улыбнулся кривой улыбкой:
— Спасибо.
Явно не помешает.
Наконец я отправился в свою комнату. Мелькнула идея выйти из дому и снова посмотрел на лес под фиолетовым небом, но я сдержал себя и свалился на кровать.
Вскоре я почувствовал, как моё сознание неумолимо, словно песчинка, попавшая в водоворот, закручивается в глубокую дрёму…
Проснулся я в полутьме, и сперва подумал, что ещё стояла ночь, — всё же заснул я в несколько необычное время, — но затем посмотрел в сторону окна и увидел утренний свет, который пробивался через трещину в шторах. Не моих. Других. И квартира была другая. Я лежал посреди зальной комнаты своей сестры.
Я приподнялся, поставил ноги на ковёр и проверил время на телефоне:
06:41.
Рано. Даже для меня. Может, ещё чутка вздремнуть?.. Нет, сейчас это было опасно, и вообще странным образом я чувствовал, что прекрасно выспался.
Я приподнялся и направился на кухню. Последняя находилась совсем рядом — от зальной комнаты её отделяла только барная стойка, которая служила в качестве своеобразной перегородки.
В холодильнике нашлись все продукты, которые мы купили после переезда. Недолго думая, я достал пачку яиц и стал готовить яичницу. Для завтрака было ещё рановато, но мне всё равно хотелось занять руки и по совместительству желудок.
Наконец я поел — было вкусно — и откинулся на спинку стула.
Вообще сейчас отличное время, чтобы подумать, что именно я собираюсь рассказать Ане и Тане. Я обещал поведать правду, но ведь её тоже сперва следует облечь в удобоваримую форму; некоторые предпочитают порошок, другие — таблетки. И ещё такой вопрос: что именно мне следует рассказать? Не то чтобы я хотел что-то утаить, просто некоторые моменты, вроде моего прошлого в лице Безумного императора, им знать совсем необязательно.
«Кстати говоря, вы — реинкарнация моей жены и сына, которых я сжёг на костре».
Не самая приятная тема для обсуждения.
К тому же Таня наверняка спросит, кто она — жена или сын?
Не очень хочется переводить разговор в ЭТО русло.
В итоге даже сам процесс планирования будущего разговора оказался предельно болезненным.
В один момент я решил сделать перерыва и добрые двадцать минут просто смотрел в пустоту перед собой, пока не услышал скрип. Я повернулся и увидел, как двери спальни приоткрылись, и в зальную комнату вышла Таня. Её волосы были развязаны, глаза — заспаны. На ней была белая майка и трусы, и больше ничего. Совершенно меня не замечая, она, понурив плечи, лениво побрела вперёд.
Я наблюдал.
Таня пересекла зал, зашла в ванную, вышла, пошла назад и уже стояла возле софы, как вдруг остановилась и прищурилась сперва на приоткрытую штору, а затем — прямо на меня.
Повисла тишина.
Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Тёмные глаза Тани немного расширились. Наконец она покраснела и с криком: «Кья, извращенец!», — бросила в меня подушку и убежала назад в свою комнату и захлопнула дверь.
Подушка приземлилась посреди кухни.
Я подобрал её и снова положил на софу. Потом задумался. На самом деле Таня повела себя немного странно… В смысле, разве она не должна была сказать нечто вроде: «Привет, дядя!» не обращая внимания на свою не самую презентабельную внешность, или сразу попросить меня завязать свои волосы? Странно. Очень странно. У меня появилось дурное предчувствие, которое стало ещё сильнее, когда через пару минут Таня снова показалась из своей комнаты.
Её волосы уже были завязаны, хотя и неряшливо, что говорило о том, что завязала она их самостоятельно (почему?). На ней всё ещё была майка, но другая, не такая помятая, и домашние шорты. Не говоря ни слова, девушка прошла на кухню и присела за стол.
Повисла тишина.
Странно… Очень странно.
Обычно в это время она говорила нечто вроде «Привет, дядя!» или «С добрым утром!» Но теперь Таня молчала. Добрую минуту я наблюдал за тем, как она тыкает в телефон, пока девушка не пробурчала:
— Когда завтрак?
— Проголодалась?
— Просто время такое, — немного недовольно ответила Таня.
Чувствуя смутные сомнения, я стал возле сковородки, при этом продолжая краем глаза поглядывать на девушку. Обычно она сама косилась на меня в такие моменты, но сейчас Таня разглядывала стол, стул, картину на стене и магнитики на холодильнике, совершенно не обращая на меня внимания… Даже когда я поставил перед ней готовую яичницу, она в первую очередь посмотрела именно в тарелку:
— Недостаточно солёно, — пожаловалась Таня.
Я передал соль.
— И мала перца.
Затем перцемолку.
Девушка насыпала того и другого и стала поедать яичницу.
В один момент она нахмурилась, посмотрела на меня и спросила:
— Чего пялишься?
— Любуюсь своей красивой племянницей, — ответил я механическим голосом.
Таня вздрогнула и на секунду покраснела.
— В-вот как…
Но затем резко помотала головой и прохрипела:
— Извращенец…
Меня точно молнией ударило, но в этот же момент у меня стали зарождаться подозрения, что именно происходит. А что, если… нет, не может быть. Но если… Есть только один способ проверить мою теорию.
Я резко поднялся и прошёл к Тане. Девушка вздрогнула на своём стуле.
— Чего? — спросила она, отворачиваясь в сторону.
— Таня, — сказал я глубоким голосом. — Посмотри на меня.
Она (со скрипом) повернула голову, и я немедленно посмотрел в её большие чёрные глаза.
Затем, ничего не говоря, я стал медленно наклонять к ней свою голову. Таня вся затрепетала. Затрепетали её мягкие розовые губы. Я делал вид, что целился именно в них (на самом деле намереваясь в последнюю секунду поцеловать её в лоб), и между нами оставалось всего несколько сантиметров, как вдруг раздался щелчок, и в другом конце зальной комнаты приоткрылась дверь. Я хотел немедленно отпрянуть, но Таня оказалась быстрее. Девушка бросилась назад и немедленно полетала на пол вместе со своим стулом. Я тут же попытался схватить её на руки, и у меня получилось, но затем сам стул перевернулся и врезался в мои колени. Вместе с ним перевернулся весь мир.
В следующую секунду я уже лежал посреди пола; сверху доносились испуганные крики: «—Дядя? Дядя!!…», а в районе моего затылка разливалась липкая и жгучая субстанция.
Было… больно.
…
…