Например, СТРАЖА.
Всесильного стального великана.
С его помощью я мог превратить пустыню в песочницу. Разве что у Тани появится много вопросов, если я действительно сделаю нечто подобное. И ещё мне может просто не хватить туманности. СТРАЖИ были довольно прожорливы. В мире Натаниэля в качестве источника энергии можно было использовать песок лайма; в мире Ямато СТРАЖИ представляли собой своеобразных НИСов, внутри которых изначально находились трещины в другое измерение, которые, однако, оставались запечатаны, пока их не приоткрывал «заражённый» пилот.
Вряд ли я смогу запустить СТРАЖА в своём текущем теле и с моими нынешними силами. Всё же материальный барьер этого мира был слишком твёрдым, прямо как…
Стоп.
Я замер.
Сморгнул.
Материальный барьер был слишком твёрдым… прямо как в моём собственном мире.
А что если это не мой дом перенесло в другой мир, но моя собственная родная Земля переменилась? Тогда понятно, почему не было трещины с другой стороны шкафчика с одежкой и почему я не мог покинуть свою оболочку — потому что всё это время я находился в своём мире внутри своего первоначального тела.
Никто не перебрасывал меня в другое измерение.
Изменениям подверглось моё собственное.
Но почему?
Нет, глупый вопрос. Причина была очевидной. По мере понижения Стабильности все миры проходят через определённые метаморфозы. Вопрос в другом: почему всё происходящее казалось мне, и Тане, странным? Обычно я не мог определить перемены, вызванные спонтанными понижением Стабильности; что бы ни происходило с миром, последний всегда казался мне естественным и закономерным.
Но теперь всё было иначе. Не только я, но и Таня считали всё происходящее предельно странным.
Были ли раньше такие претенденты?
Хм… Да, были.
Когда в Мире Ямато появились первые НИСы.
Когда королевство Небелы уничтожил Вестник.
Когда туман не просто следовал за местной верой конкретной мира, но когда его направлял один из Них. Один из Нас. Если Владыка кошмара намеренно изменял природу мироздания, местные жители мира могли это заметить.
Следовательно, — я посмотрел по сторонам, чувствуя на коже лица порывы сухого ветра, — всё происходящее не было спонтанным происшествием. Один из Них устроил для меня ловушку. Однако зачем было делать её такой запутанной и странной? Почему бы просто меня не уничтожить?
Может потому, что он не мог этого сделать? Убить меня довольно сложно. В конце концов я тоже — Владыка кошмара. Поэтому противник решил нанести удар в наиболее уязвимую точку. Он попытался подточить моё психическое состояние. Для этого он перенёс сюда, в том числе, Таню. Когда я впервые увидел её, то действительно почувствовал сильнейшую тревогу, которая почти выбила меня из колеи. С этой же целью Он создал трещину, зная, что я обнаружу последнюю с помощью компаса, а затем оставил следы, которые вели в противоположном направлении.
Всё это он сделал с единственной целью надавить на мою психику.
Ведь это был единственный способ уничтожить другого Владыку — посеять в его сердце семена тревоги и сомнения, и когда они начнут прорастать, разрыхляя фундамент его души и покрывая её многочисленными трещинами, поглотить его, как пережёванное мясо.
Сделать его частью самого себя.
И своего безумия.
Чем больше я размышлял об этой теории, тем сильнее становилась моя вера в неё, и когда я в следующий раз посмотрел на песчаный горизонт, мне уже не казалось, что пустыня была совершенно безлюдной. Теперь от неё исходило незримое давление, точно каждая из триллионов песчинок превратилась в маленький глаз, который смотрит прямо на меня.
Я прищурился.
По мере того, как картина происходящего становилась всё более чёткой, в голове у меня формировался план. Он был рискованным. Разрушительным. Безумным. И тем не менее в данный момент у меня не было иного выбора. Тварь посмела просунуть руку через дверцу моего мира? Пускай. Сперва я открою её нараспашку, а потом захлопну с такой силой, что переломаю Ему все пальцы.
И для начала…
— Таня.
Девушка встрепенулась и посмотрела на меня.
— Амонус гранде, — проговорил я и показал на неё указательным пальцем.
Таня растерянно наклонила голову, после чего её веки стали стремительно слипаться. Она качнулась и свалилась на песок. Я подобрал её и положил в более удобную позу. Продолжительность заклятие «сон» — кстати, кажется, это первый раз, когда я использовал его на ком-то кроме своего носителя, — зависела от силы мага. Таня должна была проспать по меньшей мере несколько часов — более чем достаточно для реализации моего плана.
После этого я поднялся, потёр руки, сосредоточился — в таких делах нужна предельная концентрация, ибо любая ошибка может привести к самым пагубным последствиям, — и наконец вытянул руку и вызвал серебристую табакерку.
Это был тот самый артефакт, который в своё время перенёс остров, на котором происходило собрание пиратов, в другой мир — в самое сердце Законы кошмара.
С его помощью можно было переместить довольно обширный участок суши в другую реальность.
Мой противник, кем бы он ни был, не мог изменить весь мир — собственно, почему я до сих пор ощущал настолько сильную материальную границу. Нет, он поменял только часть последнего, и вполне может быть, что у этой пустыни, на создания которой он потратил немало сил, желая от меня избавиться, были определённые пределы, а значит…
Начинаем.
Я сосредоточился и направил в табакерку свою волю. В следующую секунду мир вокруг меня стал стремительно меняться. Я стоял на месте, на твёрдой поверхности, и всё равно ощущение было такое, будто под ногами у меня распростёрлась бездна. С виду ничего не изменилось, и лишь постепенно голубое небо стали заволакивать струи серого тумана.
Я немедленно вернул Таню в изначальную реальность и сосредоточился на образе Золотого дракона в своём сердце; в руках у меня появился сверкающий алмаз, сокровище королей, краеугольный камень бытия. Сперва первый и второй напоминали полые формы, но затем в них устремились вихри тумана, наполняя и дарую сперва физическую оболочку, а потому и великую Божественную силу.
Песок вокруг меня затрепетал, засиял, стал золотистым; на моей спине раскрылись огромные крылья. Серая энергия наполняла меня изнутри, и вместе с ней моя воля крепла и расходилась за пределы моего тела; алмаз сиял всё более пронзительно. С его помощью я мог превратить пустыню в цветущий сад. Вместо этого я взмахнул крылья, поднялся в небеса и окинул землю пронзительным взглядом, разглядывая каждую песчинку на расстоянии многих сотен километров.