В ресторан входит женщина в розовых солнечных очках.
– Столик на одного, – говорит она хозяину. – На террасе, пожалуйста.
На ней черное платье-кафтан, к светлым волосам приколот шиньон. Она знает, что в последние годы людей, которые выглядят как она, здесь было немного, хотя сейчас они стали возвращаться. Тем не менее она понимает, что никто не примет ее за жительницу этого города, потому что, хотя ее французское произношение почти идеально, что-то в нем по-прежнему выдает в ней иностранку.
Хозяин кивает, и она следует за ним, осторожно приподнимая подол, чтобы не споткнуться на каменных ступенях. На улице нещадно палит солнце. Она надевает шляпу, но тут же снимает ее, потому что широкие поля закрывают обзор, а ей хочется полюбоваться видом с террасы. Справа высятся горы, а впереди раскинулось море, поразительное в своей прозрачности.
Она успела оценить вид по дороге из города, бросая быстрые взгляды на неровную береговую линию из окон машины, которую взяла напрокат на день. Средиземное море лежало совсем рядом, и костяшки ее пальцев побелели, когда она вырулила из очередного крутого поворота и подъехала еще ближе, слишком близко к кромке воды. Здесь все по-другому, думает она, стоя во внутреннем дворике и держась за кованые перила. Кажется, что между ней и морем внизу нет никакой преграды. Она подносит руку к шее, где между ключицами покоится амулет – “рука Фатимы”.
Сев за столик, она указывает на меню, говорит официанту: “Я возьму вот это”, потом спохватывается: Je vais prendre ceci. Она уверена, что официант понял ее и в первый раз, но все равно переходит на французский. Прошло уже много месяцев с тех пор, как у нее в последний раз была возможность говорить на нем, и сейчас вспоминать его приятно – язык возвращает ее в те времена, которые она почти уже забыла.
– Et un verre de vin aussi, s’il vous plaît[88].
Она обводит террасу взглядом. В ресторане есть и другие посетители. Пары, семьи, двое детей, которые то ли уже закончили есть, то ли не хотят начинать и бегают взад-вперед по всему дворику, подначивая друг друга постоять на краю. Мать кричит на них, и они успокаиваются, отходят в угол. Носы у них обгорели на солнце.
– Cette place, est-elle libre?[89] – спрашивает какой-то мужчина, положив ладонь на спинку второго стула за ее столиком.
Она дотрагивается до его руки мягко, но уверенно.
– Non, désolée, месье, это место занято.
Вскоре ей приносят еду. Рыба, приготовленная на гриле, и кускус. Салат из помидоров и сыра. Она ест быстро, проголодавшись после сегодняшней экскурсии, потом закуривает сигарету. Все утро она гуляла по корнишу, любуясь портом. После полудня взяла напрокат машину, которая сейчас ждет ее на стоянке, и поехала к крепости на вершине горы, чтобы посмотреть на город, распростершийся внизу, на горы, на небо и море, – она пытается вспомнить, как называется этот поразительно чистый синий цвет. Кажется, что у него нет границы, что он тянется бесконечно.
– Vous desirez autre chose, mademoiselle?[90]
– Oui, un café. – Она делает паузу, пытаясь вспомнить, видела ли она это блюдо в меню. – Avez-vous du créponné?[91]
Он улыбается:
– Oui, мадемуазель.
Когда блюдо приносят, она на мгновение замирает, разглядывая белый десерт, который выглядит почти как сливки. В последнее время она все хотела его попробовать. Закрыв глаза, она набирает ложкой немного сорбета. У него вкус лимона, но есть и другие нотки – свежие и сладкие, и это разительно отличается от того, что подают в других местах. Наконец официант приносит счет, но она не обращает на это внимания.
Она не сразу добралась до Орана. Прошли годы с того дня, как она отплыла из Стамбула, решив никогда не возвращаться назад, выбраться за рамки своей истории, а не переписывать все заново. Почти все это время у нее ушло на перевод слов, которые он произнес в тот день в порту. Она догадалась, что там было ласковое обращение, и шептала его себе в течение нескольких следующих дней и даже недель – моя любимая, – но остальное оставалось загадкой, которую она не смогла разгадать.
Она сберегла его слова в памяти, чертя буквы на ладони, и в конце концов начала выяснять значение одного слова за другим, пока не перевела их все. Тогда она расположила их по порядку, собрала в единое целое и наконец поняла, что это было – обещание и приглашение, но без начала и конца, без места и времени. Она не знала, как сделать первый шаг, как приступить к поискам. Но потом вспомнила, как назвала его однажды, еще до того, как узнала его имя, до того, как они познакомились в том поезде, идущем в Стамбул.
Человек из Орана.
Луиза смотрит на часы и говорит себе, что спешить некуда. Она достает из сумки роман, на обложке которого изображение черной шляпы и усов. Машину ей возвращать только через несколько часов, а кроме того, не зря же она проделала весь этот путь. Что-то привлекает ее внимание: у входа на террасу стоит мужчина. Она наблюдает, как он выходит на освещенное место и заключает в объятия одного из детей. Его лицо – незнакомое, как она теперь видит, – расплывается в улыбке. Неважно, у нее есть время. Она подает знак официанту, заказывает еще кофе.
Подставляет лицо солнцу, поправляет очки и ждет, когда он найдет ее.