Конунг: Королевский тракт

Глава 24. От гостей жди вестей

Цитадель крепости Эверберг, полдень

(27 августа)

Послы от Ингвара Треверского прибыли еще накануне вечером.

При этом к крепости они приблизились не с востока, ка ожидалось, ведь именно в той стороне находилась Треверская марка, относительно владений ивингов, и не с севера — по привычной дороге, через торговый Линкебанк, — как уже бывало не раз. Небольшой отряд отборных хирдманов приблизился к крепостным стенам Эверберга с запада.

Судя по всему, большую часть пути они преодолели по реке, и только последние два дня пересели на коней. Эрвин Сильный догадывался, что не склонный к ненужному риску, его недавний гость и подопечный просто велел избегать владений племен, которые входили в Торговый Союз.

И ярл Эрвин не мог не одобрить такой подход.

Слишком уж много накопилось противоречий и прямого «непонимания» между стремительно восходящей звездой Ингвара и сильнейшим объединением фризов, частью которого был и он сам. Так что «случайное» нападение, или даже просто «невинное» оскорбление послов — сильно усложнило бы и без того запутанное положение.

Стремительное возвышение нового ярла на своей восточной границе, остальные лорды восприняли неоднозначно. Ни кто из них не сомневался, что чужак был ставленником ивингов. Потому Торговые владыки не могли не относиться к нему иначе, как некоему опасному инструменту в руках одного из них. Даже союзники ярла Эрвина не могли не испытывать некоего беспокойства.

Тем более что это восхождение немного удивляло и даже …пугало и самого ярла Эрвина.

Продукт своего мира, он во всем видел волю богов. И, естественно, не сомневался, что если они и задумали нечто связанное с перенесенным через границы миров пришельцем, то вряд ли оно обойдется без большой крови и падения некоторых великих прежде домов. А может и многих.

В конце концов, именно прямое вмешательство и междоусобица божественных аватаров безнадежно ослабило янгонов накануне вторжения самих фризов в этот мир. Так почему бы небожителям не провернуть нечто похожее еще раз?

Сейчас у богов не было никакой возможности присутствовать в Эйдинарде лично. Как бы их аватары не появлялись на этом свете, дело это явно не быстрое. Поэтому логично было бы предположить, что в качестве «тарана», способного сокрушить нынешний миропорядок (если они это действительно задумали), асы могли использовать кого-то еще?

Но об этом думать не стоило. Слишком уж безрадостным становилось тогда предвкушение будущего. Слишком уж опасным оно выглядело из дня сегодняшнего для его потомков и родни.

Оставалось надеяться, что все эти мысли лишь страхи и игра ума, а не откровение небесных Прях[112], посланное ему в насмешку или назидание…

…Ярд Эрвин догадывался, о чем именно расскажут ему послы.

Вести из Линкебанка, о победе Игоря в генеральном сражении до него уже дошли. Знал он, и о чем послы спросят. Тем более что гонец от треверов прибыл на сутки раньше, и запросил именно официальную аудиенцию, в присутствии «народа ивингов» — то есть вождей самый влиятельных местных кланов и самых доверенных слуг.

Пока противоречия между Торговым Союзом и треверами не разрешились, было не очень ко времени исполнять клятвы, но на то они и клятвы. Так что немолодой и опытный ярл внутренне давно уже готов был к этому разговору.

Воины на главных крепостных воротах начали отбивать первую дневную стражу и, одновременно с этим, в тронный зал заглянул предводитель его личной дружины — многолетний друг Дитмар[113]. Дождавшись кивка, тот обернулся, что-то передал ожидающим его слов снаружи, а сам отравился на свое привычное место — справа от ярла.

Возбужденная толпа высокопоставленных ивингов, переполнившая тронный зал и плотными рядами обступившая самое престижное, а по факту — единственное стационарное сидячее место в нем — на мгновение расступилась, приняв в свои ряды рослого воина, и снова благоговейно замерла.

— Послы Ингвара Треверского простят позволения войти, — громким, хорошо поставленным голосом возвестил специально назначенный благообразный слуга, в остальное время руководивший цитадельной обслугой.

— Пусть войдут! — церемониально разрешил хозяин.

Среди фризов, как и в земном Средневековье, считалось очень важным хорошо выглядеть, что называется «на людях». В этой идее, конечно же, нет ничего непривычного жителю земного XXI века, хотя захватившие мир — сегодняшние идеи о «лишь бы удобно» — в Средние века воспринялись бы, как некое болезненное отклонение.

Фризы, и особенно их воинская элита, практиковала стандарты «красоты», приличествующие, скорее уж чернокожим рэперам или сутенерам, чем высокопоставленным послам могущественного правителя.

Конечно же, самой важной деталью наряда было оружие и броня, но множество украшений, подобранных по принципу, чем массивнее и, соответственно, богаче, тем лучше, создавали довольно причудливое зрелище на земной взгляд.

Вошедший треверский посол да и его сопровождение, блистали, как новогодняя елка. Одного только золота на нем было, наверное, килограмма два. Плюс серебряные украшения, плюс щедро украшенное оружие…

Но ни один из мужчин в зале «не обратили на это внимания». В нашем понимании, в смысле — даже на секунду не осудил все это великолепие. Потому что на самом деле, каждый из мужчин-ивингов внимание как раз обратил, оценил, и в большинстве своем — крепко позавидовал.

Все они были воинами, и куда притягательнее в их глазах выглядела тщательно начищенная стальная кираса, руки и ноги заключенные в такой же блистающий и надежный металл. Ну и посеребренные звенья кольчуги, виднеющиеся на неприкрытых откованными пластинами участках тела.

Все вместе это создавало потрясающую картину!

Идеально схожие между собой наряды сопровождающих, выдающие в них членов единого отряда, на этом фоне выглядели уже не так примечательно, хотя в обычной ситуации любому было бы понятно, что в их броне не стыдно появится, было даже правителю.

— Ярл Эрвин, славный и мудрый, мой господин шлет тебе привет и сердечное уважение! Желает роду твоему процветания, и сообщает. Семь дней назад, благородные мужи треверов, тулингов и убиев собрались в храме Нойхофа. Оглянулись они на земли Эйдинарда, где расселились их предки, и предки их предков, и многие поколения других людей их крови, и сказали они, что мир изменился, но братья их не хотят замечать того!

Посмотрели они на Запад, на земли тубантов и кинефатов, и не увидели в них исполнения старых, установленных предками и освященные богами обычаев. Оглянулись на Восток, и ужаснулись кровавой бойне, что отринув доводы разума, развязали тамошние племена.

Неся ответственность перед богами, предками и ныне живущими братьями и сестрами, сказали они: раз мир больше не тот, что прежде, то закрывать глаза на такое беззаконие далее не можно! Склонились они перед моим господином, и попросили его принять титул «конунга» трех племен и иных народов, что поклялись ему в верности за Великим хребтом! Выслушав благородных мужей, Ингвар Треверский решил склонить слух к их мнению и исполнить эту просьбу. Заботы о благополучии новых детей своих, он будет исполнять под именем Ингвара «Первого» этого имени. О чем тебя, своего доброго друга и, смеет надеяться, что будущего родственника, он и извещает моими устами…

Мыслитель и финансист Нассим Николас Талеб ввел в оборот понятие «Чёрного Лебедя».

Если сократить разъяснение до самой малости, то «Чёрный Лебедь» — это внезапное событие, полностью изменяющее положение дел вокруг. Главное его отличие от всех других изменений в том, что никто его не предсказывал, но позже, все начинают вдруг убедительно объяснять, что «иначе и быть не могло».

Ярл Эрвин при всей своей мудрости и долгой жизни, с трудами земного «эмпирического скептика» знаком не был. Однако озвучить ему кто-нибудь эту теорию — и он немедленно бы согласился с ней. Ибо ничего другого и быть не могло. И сейчас он видел это со всей возможной очевидностью…

— Еще мой господин велел напомнить, что борьба против изощренных в торговле и войне канаанеев закончена. Он сокрушил армии трех городов, создал в тех местах новое владение, а значит пришло время исполнить клятвы, что были озвучены прямо в здешних стенах меньше полутора лет назад. Обрученные должны соединиться, и дать начало новому владетельному роду фризских конунгов!

Начинался разговор в полной тишине, даже мухи не жужжали. Но новости оказались выше человеческих возможностей, а последние слова посла и вовсе вызвали в рядах ивингов всплеск гомона, который невозможно было игнорировать. Однако ярл Эрвин знал, как обращаться со своими подданными.

По толпе хлестнула волна гнева и недоумения. Если бы в этот момент там присутствовал Игорь, он бы вне всякого сомнения нашел в этих ощущениях нечто общее с силами немертвых, и заметно развил бы свою теорию на счет магии, богов и прочего, но его тут не было.

Собравшиеся мгновенно пришли в себя, испуганно замерли и, не дождавшись других проявлений силы, снова изобразили благоговейную и почтительно-молчаливую массовку.

— Я горжусь, что не ошибся, рассмотрев в твоем господине великое будущее, и очень рад слышать о его победах. Они меня, без всякого сомнения, радуют. Что касается обручения …конунга Ингвара, — запнувшись перед новым титулом Игоря, ярл смущенно улыбнулся, но все же продолжил, — и благородной девицы из моего рода, то я согласен: время пришло! Теперь уже можно озвучить ее имя. Женой его станет …моя внучка — благородная Одетта!

Всего несколько минут назад собравшиеся здесь ивинги показали, не смотря на своей высокий статус, они остаются простыми и очень эмоциональными людьми. Очередная новость и вовсе подействовала на них, как взрыв гранаты.

Собравшиеся прянули, и с удивлением уставились на присутствовавшую тут же девушку с таким неимоверным удивлением, словно у нее разом выросли рога или хвост. Сама она тоже онемела, словно громом пораженная. Было совершенно непонятно, как нареченная относится к самой идее брака с новым конунгом, но то, что она бесконечно удивлена, или скорее даже ошарашена, — было видно каждому.

— Благородный посол, услышал ли ты все, что желал услышать? — снова заговорил ярл Эрвин и, дождавшись короткого утвердительного поклона, продолжил. — Раз главный разговор состоялся, приглашаю тебя, твоих спутников и всех собравшихся, разделить с нами сегодняшнюю трапезу и радость от этих, без всякого сомнения, поразительных новостей. Сегодня мы пируем!

* * *

Тронный зал Нойхофа, вторая половина того же дня

Игорь в это время тоже проводил прием. Только это были не посольства от сопредельных племен или народов. Все его встречи сегодня были, что называется, внутренними делами. А если еще точнее — треверскими. За время отсутствия правителя накопились вопросы, которые не смогли решить оставленные на хозяйстве помощники.

Кто-то из просителей требовал «более справедливого суда», другие — непременно хотели поделиться неким прожектом, у третьих — поднакопились «особенные» просьбы. Вроде тех, когда «сын мечтает попасть в Младшую дружину, а его не берут. Накажи, господин, моих злопыхателей!» Или — «мы совсем оскудели, а у тебя ярл, прости, конунг, говорят, земель прибавилось…»

В общем, бремя власти требовало от него вникать, думать, а иногда и просто слушать.

Началось все это с самого раннего утра, но ко второй дневной страже, когда терпения уже почти не осталось, и очередному крикливому просителю хотелось просто дать в морду, спасение пришло откуда не ждали.

В зал заглянул один из немолодых десятников второй придворной «сотни», и наконец-то появился весомый повод свернуть все эти мучения.

По крайней мере, до завтра.

— Срочные дела требуют от меня присутствия в другом месте, — Игорь так резво вскочил с трона, что очередной проситель, немолодой бонд из какого-то мелкого рода, чьи земли влиятельные соседи недавно пытались обкорнать, испуганно отпрянул, споткнулся и, грузно сел на пол. — Ты, друг мой, и девять других просителей вместе с сопровождающими, сегодня будете пользоваться моим гостеприимством. Вас поселят в одном из гостевых поместий вокруг храма, попотчуют дарами с моего стола и пригласят на вечерний пир. А сейчас — прошу меня простить!

Старик, вообразивший сначала, что ему сейчас дадут в рожу вместо справедливости, в первое мгновение онемел и не смог поблагодарить, как следует, а уже через мгновение потерял возможность что-то переиграть. Спина его ярла, а с недавних пор еще и конунга, мелькнула и растворилась где-то во внутренних помещениях цитадели.

Доброжелательный хирдман в наряде, что стоил подороже, чем сам предмет разбирательства, если не все поместье старика, помог ему подняться, и сообщил, что проводит к выделенному жилью. Игорь за это время успел пересечь половину цитадели и спустится на три этажа.

…Его сопровождающий был, без всякого сомнения, куда старше просителя. А вот на сколько — в эту «угадайку» Игорь давно уже забросил развлекаться.

Почти беспрепятственный доступ к силе пирамиды, а это был один из само собой разумевшихся бонусов для самых доверенных слуг ярлов, танов и прочих правителей, превращал одних стариков в моложавых 40-45-летних (на вид) живчиков. Вроде того, как это получилось с Анваром.

На других такая возможность действовала не столь явно.

Да, даже после ста-ста двадцати лет жизни такие долгожители чаще всего по-прежнему интересовались женщинами, могли пьянствовать ночь напролет и вообще — неплохо себя чувствовали. Но выглядели они при этом не настолько подчеркнуто молодо, как первые.

Вот не достигался настоящий косметический эффект и все.

Игорь был уверен, что дело здесь, скорее всего, вовсе не в генетике, ведь само тело как раз омолаживалось, а в психологии. Тот самый случай, когда как ты не изощряйся, а груз прожитых лет не скрыть…

Вот десятник второй придворной «сотни» и был именно из таких.

Как ты его не накачивай энергией, а стоило встретиться взглядом, и тут же понимаешь — перед тобой очень-очень немолодой и повидавший эту жизнь человек.

Кстати, немолодой воин был одним из немногих, кто нынешнему треверскому правителю достался, что называется «в наследство» от прошлой власти. И был им принят, практически в том же статусе, что и раньше. Правда, в прежние времена этот самый «статус» был не настолько формализован, как теперь.

Практически для всех своих слуг и воинов, Игорь, создал что-то вроде петровского «Табеля о рангах». Любую должность можно было сравнить с положением его гвардии, и доход такого чиновника тоже можно было легко «угадать».

Отсидел год на должности равной десятнику гвардии — так и получаешь не меньше 2 гельдов ежедневно. Ну и еще это значило, что «построить» тебя может кто-то, не ниже «старшего десятника гвардии» или равного ему по положению человека.

Но спутник Игоря не был равен десятнику гвардии. Он там именно что числился. Хотя, конечно же, в караулах старик не стоял. Его люди — те да, стояли, а он сам — выполнял совсем другие функции в «тюремном» десятке второй придворной «сотни».

Старый воин считался человеком очень полезным — он был штатным палачом, что прежнего, что нынешнего треверского владыки.

— Неужто же наш гость наконец-то раскололся? — спросил Игорь, просто чтобы не идти молча.

— До самого донышка, мой господин! — позволил себе улыбнуться его спутник, всем своим видом подчеркивая факт, что конунг имеет дело с умелым профессионалом, а не каким-нибудь болтуном.

Они преодолели еще три лестничных пролета, несколько сквозных комнат с предупредительно распахнутыми дверьми и решетками, и оказались в приземистой, наполненной запахами крови и боли, комнате.

И в этот момент, так совпало, Игорь подумал о ярле Эрвине.

Нет, не в том смысле, что он хотел бы, чтобы его предположительный друг и возможно будущий родственник, оказался на месте здешнего обитателя. Просто Игорь отчего-то не сомневался, что услышанное сейчас, будет тому, несомненно, интересно…

…Перед ним сидел очень мужественный человек.

Судя по тому, что почти все его тело было покрыто новой, по-детски тонкой розовой кожей, можно было не сомневаться, что недавно он ее лишился. Энергия пирамиды, конечно, залечила раны, но никакая сила не могла стереть пережитое с души.

Бывший журналист не сомневался — если бы половину того же самого сделали с ним самим, он бы признался во всем куда раньше. На фоне этого знания, необходимость лично участвовать в последнем этапе допроса воспринималась сущей ерундой.

— Рад, что ты одумался, — рожденная вежливостью, фраза прозвучала изощренной издевкой, но его гостю было совсем не до всех этих тонкостей, поэтому он отреагировал только на прямой вопрос. — Расскажи мне о последнем посольстве Торгового Союза к твоему господину!

— Я понимаю, что тебя интересует, поэтому скажу сразу: последний вестник приехал не от всех торговцев. Его прислал лично ярл нервиев. Он, конечно, один из влиятельных владык Торгового Союза, но говорил его человек от имени лишь части лордов. И нет, их имен я не знаю — они не звучали во время бесед, где я присутствовал…

Тут следует уточнить, что своего нынешнего «гостя» Игорь получил в подарок от нового ярла убиев. Тот привез и передал его накануне переговоров, в знак приязни и подчинения.

— А кто именно приезжал к твоему прежнему господину?

Бывший убийский ярл погиб в Долине Штейнхайм во время Битвы племен, и нежелание говорить без пыток, означало только то, что пленник хотел попытаться отомстить его победителю хотя бы так.

— Привез деньги, чтобы остальные кланы убиев поддержали нападение на твои земли, да и сами переговоры вел их купец.

Игорь имел среди торговцев-нервиев не так уж много «знакомых», поэтому он в двух словах описал единственного известного ему негоцианта. Того самого, что попал в их руки в замке Грисбург, и потом вынужденно сопровождал треверскую армию. Какого же было его удивление, когда пленник подтвердил предположение.

— Да, это он…

— Сука!

Искренний гнев, а точнее — досада Жреца — это нечто настолько материальное, что даже, казалось бы, совершенно сломленный мужчина, немало чего переживший в последние дни, испуганно дернулся и попытался отстраниться.

— Нет, я же все рассказал… и дальше готов рассказывать, спрашивай, господин!

— Извини, я не имею к тебе претензий, просто человек, о котором мы говорим, был в моих руках, и если бы он «пропал», никто бы не стал его искать…

— Судьба играет нами. Сегодня Пряхи сплели события так, что я сижу в пыточном кресле, а завтра… — встретив удивленный взгляд Игоря, пленник, дернулся и замолчал, уперев взгляд в покрытый его кровью пол.

— Да, иногда ее удар трудно предугадать, — доброжелательно и немного насмешливо улыбнулся конунг, хотя в душе он был совсем не так спокоен, как пытался это изобразить.