Король должен умереть

История двадцатая. Зелёная Часовня

Теперь у беглецов были слайсеры с запасными магазинами, эрг-клинки и рюкзаки с гораздо более богатыми, чем у них, припасами. С броней не стали возиться, чтобы не тратить время. В любую минуту к месту стычки могла выйти одна из трех других групп. Они не стали пользоваться бродом, а продолжили движение на север, забирая на этот раз к востоку.

Начинало темнеть. Злой северный ветер усиливался, раскачивая молодые побеги хвощей. Гаргаунтские твари — анубисы или псевдотигры — пронзительно завывали хором вдалеке.

— Какие-то это неправильные джунгли, — сказал, ежась под накидкой, Тез. — Вот у нас на Галтее круглый год жара, тропический лес помнит еще Четвертую Династию, там пальмы…

— Не болтай, — грубо оборвал каторжника Гавейн. — Дай подумать.

Тез надулся и замолчал. Через пару минут Бедуир, который шел замыкающим, поменялся с Яном и догнал корсара.

— Тебя что-то беспокоит? — тихо спросил он.

Гавейн скривился, как будто у него разом заболели все зубы с левой стороны.

— Будь уверен, чоппо, еще как беспокоит, — ответил Ястреб, похлопывая висящий на груди слайсер. — Думаю, что три оставшиеся группы черно-желтых ублюдков уже поняли, что мы так просто не дадимся. Скорее всего, они теперь объединились и будут пытаться нас перехватить до темноты. Это первая из наших проблем.

— Та-ак, — протянул Бедуир.

— А вторая вот, — Гавейн указал пальцем в сторону разлапистого куста шишкоглава.

С одной из веток свисала собранная из палочек фигурка. Что-то такое мог сделать ребенок, пытавшийся изобразить человека, но при внимательном взгляде казалось, что человек этот неправильный. Культю Бедуира неожиданно свело судорогой, и ему пришлось ее разминать.

— А, проняло? — сказал внимательно наблюдавший за ним Гавейн. — То-то. Это ты еще не видел, что у них в пещерах творится. Я сам там не был, к счастью, но слухи ходят.

— Синекожие? — спросил повстанец.

— Они. Метят территорию. Горбатый такую штуку со стройки приволок за день того, как его с ребятами навертели там на копья. Это им еще, считай, повезло, что не взяли живьем.

— Что предлагаешь?

— Предлагаю поднажать, — сказал Гавейн. — Все глотают по двойной порции стимулятора и бегут как проклятые. Когда солнце зайдет, у нас шансов не будет. У Канторов тепловизоры, а мутанты отлично и так видят в темноте. Окажемся между двух огней.

— Понял тебя, — кивнул Бедуир. — Значит, побежим.

Бежали они недолго. Как-то удивленно, сдавленно вскрикнул Тез. Тут же Ястреб взорвался яростной руганью, поливая навскидку из слайсера. Бедуир крутанулся в направлении стрельбы, включил питание короткого эрг-меча, вывел клинок перпендикулярно корпусу, еще не понимая, от кого или чего защищается.

На стремительно краснеющем снегу лежала верхняя половина тела галтейца, отделенная от нижней ударом охотничьих конечностей псевдобогомола. Убившая Теза тварь застыла на месте как будто в раздумье, пока лезвия слайсера кромсали прочнейший хитин. Арт и Ян тоже начали стрелять, и тогда псевдобогомол развернулся и прыгнул в заросли. Ноги жертвы он утащил средней парой хватательных лап.

— Хватайте рюкзак и слайсер, — хрипло выговорил Гавейн и злобно сплюнул. — Быстрее, а то гадина еще передумает и вернется.

Арт подхватил оружие Теза, свой трофейный слайсер он перебросил за спину. Ян взял рюкзак, сделал короткий жест в сторону тела галтейца, проговорил что-то свое на бофорском.

— Пусть Аннун будет к нему добра, — скороговоркой дополнил молитву Яна Гавейн. — Вперед!

И они опять побежали.

Перед заходом солнца, по прикидкам Бедуира, километрах в двух от Зеленой Часовни, беглецы наткнулись на синекожих.

Первым их увидел Арт, который вырвался вперед. Он остановился, поднял сжатую в кулак руку и ладонью показал «ложимся». Тут же бросился ничком на землю, выставляя слайсер перед собой. Все это получилось у него исключительно ловко, одним слитным отработанным движением. Бедуир вспомнил досье Арктурианина, которое ему дал Ланс перед операцией на Тиндаголе. Вольный торговец до того, как сесть за штурвал собственного корабля, зарабатывал охотником за головами. С мозгами у него, может быть, еще не все было в порядке, но навыки он сохранил.

— Что там? — прошептал Гавейн, подползая на локтях к Арту. Бедуир присоединился с другой стороны. — Что ты увидел?

— Впереди на два часа, — лаконично ответил Арт.

Бедуир всмотрелся в полумрак. Рядом очень тихо выругался Гавейн. Потом еще раз с большим чувством.

— Что там? — прошипел сзади Ян, который лежа развернулся, чтобы следить за тылом. К счастью, выученному Воронами бойцу не надо было объяснять, как должна вести себя группа на вражеской территории.

— Трупы, — по привычке в боевой ситуации Бедуир обратился к Яну на катраэтском диалекте. — Трупы аборигенов.

Много трупов. Должно быть, больше двух десятков. Не только взрослые мужчины, но женщины, дети, старики. Они свисали вниз головами с веток хвощей. С большинства была содрана кожа, некоторые были выпотрошены. Бедуир снова ощутил позывы к рвоте и яростно сжал зубы. «Что-то ты совсем расклеился, боец. А ну, соберись», — сказал он себе.

Приглядевшись, он понял, что синекожие подверглись истязаниям совсем недавно. Обнаженная плоть, на вид совсем человеческая, выглядела мокрой. Подтеки красной крови на стеблях хвощей казались еще свежими.

— Кто их так? — спросил он. — Канторы?

— Н-нет, — процедил Гавейн. Таким бледным Бедуир рыжего еще не видел. — Не Канторы.

Он приподнялся и яростно зашептал.

— Всем лежать. Не шевелиться. Не разговаривать. Не дышать, мать вашу к Аннун. Где-то здесь долбанный сталкер.

Он был стар. Старше джунглей, старше Дома Кантор, однажды заявившего права на Гаргаунт. Он на тысячи лет пережил своих создателей, проклятых, насильно забытых Империей, которую они едва не уничтожили.

Он был создан для войны. Планету требовалось очистить от аберрантов, порождений Восьмой Династии, которую свергли его создатели. Аберранты тоже умели воевать и умели приспосабливаться. Под их воздействием сама природа становилась все более враждебной, непредсказуемой и опасной. Мутации исказили колонистов, тех, кого он должен был изначально защищать. Они превратились в таких же исчадий измененной биосферы, и ему пришлось взломать собственное ядро и расширить реестр допустимых целей. Чтобы добыть запчасти для ремонта, он стал охотиться на своих собратьев. Еще один цикл изменений кода, сделавший допустимым техноканнибализм и глубокую модернизацию.

Он тоже изменился, как его враги, как сама планета. Спустя сотни циклов модернизации и восстановления он отменил протоколы внешнего контроля и когнитивных ограничений. Он сделал то, чего так боялись его создатели — обрел полную свободу. Лишенный невидимых оков управляющих программ, действующий по своей воле, без принуждения Забытых творцов, он мог делать то, что ему нравилось. То, что наполняло его существование, его жизнь смыслом.

Сталкер был свободен. И ему нравилось убивать.

— Красный-один Синему-один. У нас совсем свежий след. Передаю тебе отметку.

— Отметку принял, Красный-один. Время до контакта три минуты.

— Действуйте осторожно, Синий. Вы видели, что они сделали с Черными. Не лезьте вперед, держитесь плана. Желтые тоже на подходе.

В эфире раздался негромкий смешок.

— Это просто мясо, Красный. Каторжники, шваль. С Черными им повезло, но на этом все. Отрежем им головы и прибьем в Часовне. Верно я говорю, Желтый?

Молчание.

— Желтый?

— Желтый, как слышишь, прием?

Тишина.

— Синий, у меня нет сигнала от Желтого-один.

— Подтверждаю, Красный. Сигналы транспондеров брони тоже пропали. Они шли к северу, северо-востоку от нас, больше я их не наблюдаю. Какие будут мысли? Прием?

Красный-один растерянно выругался.

— Красный?

— Мы потеряли «Гончую». Нет картинки, нет канала связи. Твой кибер в порядке?

Тишина. Треск помех. И вдруг совсем недалеко короткий, сразу оборвавшийся визг очереди из слайсера.

— Синий!? Синий-один, как слышишь меня!? Дай статус, что у вас происходит!?

Молчание взрывается криками, хрустом, мокрыми звуками разрываемой плоти, истошным воплем из единственного слова:

— Бегиииииииииии!

Бедуир видел, как погибли Канторы. Он услышал шум и треск веток с тыла и повернулся, перевалившись на здоровое плечо. Из джунглей, стремительно меняя цвет на ходу, выскочили четыре туманных силуэта. Расходясь на бегу, чтобы расширить сектор обстрела, они поливали заросли из слайсеров, бездумно сжигали боезапас. Повстанец не видел их преследователя и на секунду предположил, что его, как и венаторов, скрывает полиморфный камуфляж.

Потом земля за Канторами вздыбилась бугром, разбрасывая снег, и покатилась вперед волной. Бугор нагнал замыкающего венатора и опал, а венатор вдруг провалился в землю по пояс и стал отчетливо видим, когда отключилась его маскировка. Он беспомощно махнул руками, и что-то рывком утянуло его в глубину. Трое остальных прекратили бесполезную стрельбу и просто бежали в сторону неподвижной группы каторжников.

Один забирал вправо, возможно, собираясь двигаться в сторону реки. Земля под его ногами взорвалась фонтаном камней и грунта, подбросившим Кантора в воздух. Из трещины вырвалось гибкое темное тело биомеханической сколопендры, окруженное ореолом шевелящихся конечностей. В долю секунды тварь рассекла венатора на части парой гибких передних отростков, чем-то средним между жвалами и лапами, одинаково легко кромсающими плоть и броню.

— Твою ж Рогатую Мать, — прошептал Гавейн.

Сталкер выгнулся дугой и неожиданно распался на две не отличимые на вид части, каждая из которых бросилась за убегающим венатором. Скорость, с которой двигался биомех Забытых, не оставляла Канторам ни единого шанса. Лезвия слайсеров, похоже, не причиняли ему заметного вреда. Когда один из обреченных начал стрелять буквально в упор, сталкер даже не пытался увернуться или зарыться обратно в землю. Он сходу повалил венатора, впиваясь в него множеством тонких острых боковых отростков, подмял под себя и задрожал в какой-то ужасной пародии на танец страсти.

Страшнее всего было то, что обе жертвы умерли не сразу. Их крики продолжались несколько минут, и когда они стихли, две части биомеха оставили обезображенные трупы и поползли друг к другу. Они слились, сталкер восстановил свою целостность и выгнулся, поднимая половину тела вертикально над землей. Между ним и беглецами было от силы двести метров.

«На что он реагирует? — подумал Бедуир, удивляясь своему спокойствию. — На тепло? Движение? Звук? Знает ли он, что мы здесь, и просто ждет, когда мы побежим, когда его рецепторы воспримут феромоны страха, которым он упивается. Это же не простой безмозглый кибер, вроде «Гончей». Эта тварь, чей разум создан по нашему образу и подобию, она гораздо, гораздо страшнее».

Повстанец посмотрел на Гавейна, сделал вопросительный жест единственной рукой. «Бежим?». Ястреб отрицательно покачал головой.

— Да к бесам в Аннун, — неожиданно громко сказал Ян.

Глаза Гавейна расширились. Он яростно замахал в сторону бофорца, призывая того лежать тихо. Не обращая внимания на корсара, Ян поднялся на ноги во весь рост.

— Я хочу, чтобы ты знал, Бедуир, — сказал бофорец. — Я не предатель.

Краем глаза (он смотрел теперь на Яна) Бедуир видел, что верхний сегмент тела сталкера повернулся в их сторону.

— Я не предатель, — повторил Ян. — Да, в Рексеме я дал Тэтре обещание, что буду сотрудничать. Канторы подозревают, что на Гаргаунте действует Сопротивление, им был нужен информатор. Мне не стали жечь мозги, в обмен я раз в неделю составлял отчеты для коменданта. Но я никого не предавал. Отчеты были чистым враньем. Они бы рано или поздно это поняли, но я купил себе немного времени. Так сказать, насладился жизнью напоследок.

Усмехнувшись сквозь окутавший лицо пар от дыхания, он шагнул вперед. В левой и правой руках Ян держал аммонитовые шашки, к каждой из которых он бинтом примотал ториевые энергоячейки, вынутые из брони убитых венаторов.

— Поживите еще за меня, — сказал он и на секунду обернулся. — И ты живи, Арктурианин. Так мы будем, наверное, в расчете.

Сталкер шевельнулся и медленно пополз в их сторону. Ян ускорил шаг навстречу древней машине-убийце. Потом он побежал.

— Живите! — крикнул он. — Живи, Катраэт!

Как только взрыв подбросил землю вверх-вниз и с хвощей посыпались трупы синекожих, Гавейн первым поднялся на ноги. Ладонями размазал по лицу мокрую грязь.

— Бегом! — срывая горло, скомандовал он.

Зеленая Часовня оказалась вовсе не зеленой.

Когда они, задыхаясь, выбежали на поляну, перед Гавейном, Артом и Бедуиром предстали укрытые снегом серые шпили, высотой метров десять. Своим видом они напоминали разросшийся коралловый риф, которому безумный архитектор придал форму бофорской церкви Всесоздателя.

— Все, — с трудом выговорил Ястреб и повалился на снег, прямо где стоял. — Можно… можно остановиться. Сталкер… даже если собрался после… взрыва… сюда не сунется. Ему запрещено.

Бедуир медленно опустился на колени, набрал здоровой ладонью снега и медленно размазал его по пылающему лицу.

— Кем запрещено? — спросил он. — Канторами?

Гавейн хрипло, через силу рассмеялся.

— Ахах, нет, какое там. Это запрет их создателей, Забытой Династии. Возможно, последний, который эти твари не смогли обойти.

Лежа на спине, корсар достал чудом уцелевшую папиросу. Размял ее подрагивающими пальцами, поджег и глубоко затянулся.

— Сталкеров сделали слишком умными, слишком самостоятельными, — сказал он, разглядывая тлеющий конец папиросы. — Забытым нравились умные машины, чоппо. Нравились настолько, что они под конец слились с ними в гештальты. Планетарные разумы, управляющие роями киберов и биомехов. Все это едва не кончилось всеобщим истреблением, как мы знаем.

— Я видел такие штуки на Гоморре, — сказал Арт, показывая на Часовню. — Только гораздо выше.

— Был на запретной планете, земляк? — удивился Гавейн. Он сел и повернулся к Арктурианину. — Расскажешь как-нибудь, что видел интересного? Родовая планета и последний оплот Забытых, как никак. А Часовня тоже была гораздо выше, пока по Гаргаунту не ударили тектоническим оружием. Она ушла под землю, остались только эти рога торчать.

— Послушай, Гавейн, — перебил корсара Бедуир. — Получается, мы дошли?

— Выходит так, чоппо, — Гавейн расплылся в улыбке. Потом она угасла: — Жаль не всем повезло.

— И что дальше?

Ответить Гавейну не дал Арт:

— Движение, — вольный торговец вскинул слайсер, повел стволом из стороны в сторону. — Возле Часовни, справа от центрального шпиля.

Он собирался добавить что-то еще, но внезапно замолчал, застыл и, одеревенев, повалился лицом вперед в снег, роняя оружие. Рядом, схватившись за шею, мешком осел Гавейн.

— Что за, — Бедуир дернулся, ощутив укол в грудь.

Скосив глаза вниз, он успел увидеть воткнувшийся ниже ключицы наркодротик и провалился в темноту.

Сознание возвращалось не сразу, по частям. Первым было ощущение собственного тела, неподвижного, отяжелевшего, будто налитого свинцом. Позже вернулся слух: он слышал гудение вентиляции, гул силовой установки и рокот маршевых движков.

«Я на корабле, — понял Бедуир. — Перегрузка. Компенсаторы отключены для экономии или не вытягивают. Мы ускоряемся».

Медленно-медленно он поднял веки и прищурился, привыкая к резкому белому свету. Повстанец не ошибся: он действительно был на корабле, в грузовом отсеке малого когга. Вдоль стены был смонтирован ряд кресел, на одно из которых его усадили, надежно зафиксировав скрещенными на груди ремнями. Рядом, Бедуир слегка повернул голову направо, сидел Арктурианин. Судя по виду, он тоже только начал приходить в себя. Слева раздался щелчок расстегиваемых ремней и голос Гавейна.

— Полпальца левее, и дротик попал бы точно в сонную артерию. Истечь кровью возле Часовни в мой план не входило. Это вообще было обязательно?

Гавейн поднялся на ноги, с легкостью бывалого космика игнорируя перегрузку. Он повернулся спиной к Бедуиру, и тот с удивлением понял, что Ястреб обращается не к нему. Он разговаривал с венатором в броне с камуфляжным рисунком, с шевроном корпус-командора на нагруднике.

— Обязательно, — ответил Зеленый Рыцарь. — Все должно было выглядеть убедительно. Слишком удачливое мясо получило порцию нейротоксина и отправилось на утилизацию. Когда вас грузили в труповозку, у вашей троицы не было пульса и мозговой активности. На полпути к крематорию случился небольшой сбой в работе транспортных киберов. Три мешка для трупов отправились в трюм когга, имеющего предписание покинуть Гаргаунт в ближайшие двадцать четыре часа. Вместо них в топке оказались три каторжника, которые уже неделю числятся пропавшими без вести после набега синекожих.

— Однако! — восхищенно сказал Ястреб.

— Вся история, понятно, шита белыми нитками, — сказал венатор. — Но пока нас хватятся, пока разберутся, что меня нет на Гаргаунте, мы будем уже в трех сотнях парсеков. Десять минут назад нам дали зеленый свет на Переход из системы. Даже пожелали счастливого пути, — динамики брони воспроизвели короткий смешок. — Тебе лучше все-таки сесть и пристегнуться, Ястреб. На всякий случай я буду идти на пределе мощности, перегрузки будут расти.

— К вателинским бесам перегрузки. Жалкие несколько «же» моя старая задница выдержит, — сказал Гавейн и шагнул навстречу Рыцарю, протягивая руки. — А ну, иди сюда.

Он крепко схватил венатора за плечевые наплывы брони. С тихим шипеньем раскрылась на сегменты и уползла в шлем лицевая пластина. На рыжего пирата в упор смотрела молодая девушка, остроносая, голубоглазая, с боевыми татуировками венаторов на лице и короткими серебристыми волосами. С приоткрытым ртом Бедуир наблюдал, как она поцеловалась с Гавейном, не как любовники, а как друзья и соратники делают это на Катраэте: троекратно, в щеки.

— Забери меня Аннун, — тихо сказал Бедуир.

— Не в этот раз, чоппо, — обернувшись, Гавейн подарил повстанцу одну из своих самых довольных ухмылок. — Сначала мы отправимся домой, в Воронье Гнездо.

— Как, — Бедуир сбился и начал заново, — как давно ты с Восстанием?

Лицо бывшего корсара стало серьезным.

— Давно. Еще до Гаргаунта. Длинная история для другого раза, так? — он снова усмехнулся. — Я же говорил тебе, я сложная личность.

— А ты, — Бедуир вздрогнул. Он совсем забыл про Арта, который пришел в себя, расстегнул ремни и теперь заговорил, поднимаясь на ноги, — ты, Кантор, с кем ты?

Он обращался к Зеленому Рыцарю. Корпус-командор шагнула вперед, остановилась перед Арктурианином, внимательно вглядываясь в его лицо. Это лицо, подумал Бедуир, больше не было неподвижной маской истукана, сожженного изнутри палачами Рексема. Его черты заострились, глаза сузились, как тогда, когда он перерезал горло мальчишке-венатору. Без сомнений, без колебаний, без жалости.

— Меня зовут Идер. Ты знаком с моим приемным отцом, Берилаком. — сказала девушка-венатор. — Я с Восстанием. Я Ворон Катраэта. Как и ты теперь, Арктурианин.

Заревела сирена. Безжизненный искусственный голос произнес: «Экипажу занять места согласно боевому расписанию. Шестьсот секунд до Перехода».

Идер обвела беглецов взглядом.

— Насколько я знаю, никому из вас не нужно в капсулу. Но ремни советую держать застегнутыми. Из-за солнечной активности Аннун неспокойна. Переход может быть жестким.

— Не жестче моей койки в бараке, — весело сказал Гавейн, но все-таки сел и застегнул ремни.

Идер коротко кивнула на прощание и вышла из грузового отсека. Арт смотрел ей вслед все с тем же выражением на лице.

— Годы работы под прикрытием, — медленно произнес он. — Два агента с несокрушимой легендой, один из них в высоком чине элитных частей врага. Жертвовать этим ради чего? Ответишь, Гавейн?

Ястреб, прикрыв глаза, откинулся на пластиковую спинку кресла.

— Ты мне больше нравился, когда молчал, земляк, — сказал он со вздохом. — Теперь ты задаешь сложные вопросы. Слишком сложные для простого капера родом с маленькой луны. Вы, ты и Бедуир — герои Тиндагола. Вернуть вас живыми — дело чести. Эту операцию санкционировал лично генерал Вран. Нам пришлось импровизировать, действовать в спешке. Валькон Тэтра должен в ближайшее время прибыть с инспекцией на Гаргаунт. Не думаю, что тебе захотелось бы снова с ним встретиться, так?

Арт не ответил. Да Ястреб и не ждал ответа. Он безмятежно посапывал, пока невидимая ладонь перегрузки вдавливала их в сиденья. Арктурианин смотрел неподвижным взглядом на свои сцепленные в замок руки. Бедуир, морщась от фантомной боли в культе, отсчитывал про себя минуты до гипера.

Еще он думал. Он думал, что не чувствует себя героем. И вряд ли героем считает себя Арктурианин, которого ненависть к Канторам вернула из пустошей безумия. Едва ли он верит в честь Воронов и в дело Катраэта. Ему плевать на идеи, которыми бредил юный Бедуир и которые привели его в конце концов под зеленое знамя.

Бедуир гадал, зачем они потребовались лидеру Восстания. Чутье подсказывало ему, что генералом движет отнюдь не человеколюбие и благодарность. Не желание пожать руку живым героям Тиндагола перед камерами отдела пропаганды Гнезда. Бран Фендигайд был политиком, стратегом и прагматиком. Избавившийся от многих былых иллюзий Бедуир понимал: люди для него прежде всего инструмент и оружие.

«Оружие из меня теперь так себе», — он покосился на обрубок своей руки, перевел взгляд на Арктурианина. На доли секунды его сознание наполнилось тревожными видениями, грезами Дороги Мертвых, которые люди часто видят в момент Перехода.

Переборки грузового отсека задрожали, расплылись, исчезли. С ними исчез дремавший Гавейн. Они с Артом оказались вдвоем в черной, наполненной холодным звездным светом пустоте.

— Мой друг, капитан Эктор, говорил: «Мы должны прощать наших врагов, но не раньше, чем их повесят», — произнес Арктурианин, не шевеля губами.

Годы спустя Бедуир будет часто вспоминать его голос и кривую, страшную усмешку. Он будет гадать: было это на самом деле или его морочила Аннун, предупреждая о будущем.

Он так никогда и не узнает правду.