Когда после отъезда Иды Дюма смог забрать сына к себе, то тщедушный мальчик быстро превратился в статного и красивого белокурого юношу. Годы работы в саду укрепили его физически, но нескончаемый конфликт с соучениками по коллежу сделал его молчаливым и замкнутым, и Александр, как в раннем детстве, продолжал сутулиться.
— Почему ты горбишься? — спросил Александра отец. — Послушай меня. У животных есть фигура, но только человек имеет осанку. Когда истинно человеческое существо идёт, его ум сознает тот факт, что с каждым шагом его нога касается нашей Земли, являющейся одним из небесных тел необъятной Вселенной. Поэтому ты должен понимать, что имя Александр Дюма, которое только мы с тобой имеем счастье носить, звучит на всей поверхности земного шара. Теперь покажи-ка, как ты будешь ходить согласно астрономическим принципам.
И Александр со слезами на глазах гордо выпрямился. Хотя Александр сильнее всего желал жить с отцом, он почёл своим долгом признаться в том, что очень отстал в учёбе и только через несколько лет сможет сдать экзамен на степень бакалавра.
— Но я полагал, что ты готовишься стать писателем, — сказал Дюма.
— Ну да, конечно.
— Тогда зачем тебе думать о дипломе? Неужели ты считаешь, что театры начнут брать твои пьесы благодаря диплому и что, имея его в кармане, тебе больше не нужно будет учиться?
— Не считаю, папа.
— Писатель учится беспрерывно. Для нас дипломов не существует, важна только работа. Иди сюда, ты сразу поймёшь, что ремесло писателя — дело нелёгкое. Я хочу сейчас же сделать тебя моим сотрудником.
Он привёл Александра в комнату, соседнюю с рабочим кабинетом. На книжных полках стояли огромные старинные фолиайты; на маленьком столике были разложены стопки бумаги, перья, чернильницы.
Дюма взял толстый том.
— Это Виллардуэн в издании Полэна Париса[110], — пояснил он, — а это — «История Константинополя» Луи Кузена[111]. Она написана полтора века тому назад, но сохраняет всю свою ценность. Садись, сын мой. Я обещал «Ревю де Пари» роман о взятии крестоносцами Константинополя. Источники, к которым следует обращаться, чтобы рассказать историю Исаака II Ангела, византийского императора, свергнутого с трона и ослеплённого его братом Алексеем, — это Виллардуэн, греческий историк Никетас, немец Гунтер и англичанин Гиббон[112]. Здесь ты найдёшь много других полезных книг о крестовых походах вообще и о Константинополе в частности. Но самое лучшее — это превосходная картина моего друга Делакруа «Вступление крестоносцев в Константинополь»; на ней изображены все герои, и внимательное её изучение избавит тебя от поездки на место. Ну, разве не захватывающий сюжет?
— Да, папа, — согласился Александр, всячески стараясь скрыть охватившую его панику.
— Ну что ж, сын мой, за работу! — воскликнул Дюма. — Мы напишем новый, ещё более прекрасный «Монте-Кристо»! За работу!
После этого Дюма вернулся в кабинет и немедленно начал писать.
Александр же спустя несколько минут раскрыл один из томов, посвящённых истории Византии, и принялся за чтение. Ему было неизвестно множество понятий; что ж, ему их объяснят другие книги, стоящие на этой полке. Подобные систематические занятия Александру совсем не нравились. Всё путалось у него в голове. Тем не менее он отчаянно твердил себе, что ему абсолютно необходимо добиться успеха, чтобы отец мог гордиться им так же, как он гордится отцом. Но путь к этому был тернист.
Через несколько часов Дюма зашёл к сыну и сказал:
— Мой слуга Франсуа, кстати, он будет прислуживать и тебе, уверяет меня, что твой гардероб в жалком состоянии. Сейчас мы поедем по магазинам. Я велел заложить тильбюри.
Проходя по кабинету, Дюма задержался перед мраморной кропильницей на бронзовой подставке — раньше она наверняка находилась в богатой церкви — и пошутил:
— Будет лучше, если мы прихватим с собой немного «святой воды», чтобы спрыснуть наши покупки.
Подойдя к кропильнице, Александр с изумлением увидел, что она наполнена серебряными и золотыми монетами, а также банкнотами, среди которых было немало тысячефранковых. Вместе с деньгами в ней лежали драгоценности: золотые цепочки, часы, брелоки.
— Ты хранишь свои деньги здесь? Открыто? — удивился он.
— А ты думаешь, что они от этого испортятся? Не волнуйся. В этом доме деньги не прокисают.
— Но если их украдут?
— От этого я хуже спать не буду. Единственное, что меня огорчает, — это часы, принесённые мне в залог: все они ходят плохо.
— Тебе следовало бы иметь доверенного человека, который вёл бы твои дела, — посоветовал Александр. — Ты сэкономил бы больше того, во что тебе обошлось бы его жалованье.
— Несомненно, — ответил Дюма. — Но люди стали бы говорить: «Дюма уже не Дюма», и это стоило бы мне дороже любой возможной кражи. Ну, хватит разговоров. Набивай карманы!
Александр никак не мог решиться запустить руку в эту кучу денег. Он робел. Он ещё не совсем забыл о своём положении внебрачного сына.
— Бери, — предложил Дюма. — Не стесняйся. Это приятное ощущение, и, кстати, у твоей руки больше прав черпать из кропильницы, чем у многих других, кто это проделывает. Запомни одно правило, касающееся кропильницы: ты можешь брать из неё сколько угодно, но лишь до тех пор, пока в ней не останется всего двести франков; в последнем случае ты должен взять только половину.
— Но, папа, мне не нужны деньги, — сказал Александр.
— Не нужны деньги? Разве такое возможно? — воскликнул Дюма.
— Ты же сказал, что купишь мне всё необходимое из одежды. У меня есть комната, прислуга, стол. Кроме всего прочего, я имею книги и рабочий кабинет. Что я буду делать с этими деньгами?
— Если ты сын Александра Дюма, это налагает на тебя определённые обязанности. Необходимо, чтобы тебя видели в дорогих ресторанах. Ты не должен отказывать себе в развлечениях. Ты обязан иметь любовниц, которые будут вызывать всеобщую зависть. Короче говоря, ты должен входить в круг тех людей, о ком пишут в газетах. И не позорить меня, оставаясь в тени.
— Да, папа, — согласился Александр, пытаясь ничем не обнаружить своего смятения. Особенно взволновало его слово «любовницы».
Александр нерешительно взял из кропильницы несколько монет, потом, поймав на себе взгляд отца, достал две банкноты по сто франков, одну тысячефранковую и сунул деньги в карман.
Дюма расцеловал сына в обе щеки.
Они заехали к самым известным торговцам рубашками и обувью, к самому модному портному, и Дюма в изобилии выбрал сыну самые элегантные вещи. Наконец он купил ему у Брегета золотые часы с цепочкой, несколько брелоков и зубочистку, тоже золотую. Стоимость этих вещей потрясла воображение Александра.
Вернувшись домой, Александр поработал ещё два часа, потом попросил у отца разрешения взять тильбюри.
— Конечно. Поезжай, мой милый, развлекайся.
Александр пересёк весь город, выбрался в предместья и остановился в тупике перед дряхлым домом. Выбитые стекла были заткнуты тряпками; у ворот было полно бродячих собак и сопливой ребятни. В глубине двора, где две свиньи рылись в куче отбросов, стояло другое, совсем убогое строение. Александр по шаткой лестнице поднялся на верхний этаж и постучал в дверь.
— Это я, мама! — крикнул он.
Ему открыла седая женщина; Александр нежно её обнял.
— Почему ты так испугалась, когда я вошёл? — спросил он.
— Я перенеслась на много лет назад, и у меня закружилась голова. Точно так же ко мне вдруг нагрянул твой отец, одетый, как и ты сейчас, по последней моде, и объявил, что отныне моя жизнь полностью изменится.
— На этот раз она действительно изменится! Посмотри, что я принёс! — сказал Александр, выкладывая на стол все деньги, взятые им из кропильницы.
— Откуда у тебя деньги? — спросила Катрин.
— Я ушёл из коллежа и теперь живу с отцом. Я могу брать сколько угодно денег.
— Чего тебе дать? Чаю или чашку шоколада? — спросила она.
— Это всё, что ты хочешь мне сказать? Тебе не нравится, что ты можешь покинуть эту лачугу и перестать работать? На те деньги, что я принёс, ты можешь безбедно прожить год.
— Ну а потом?
— Я дам тебе ещё больше.
— Наверное. А может, меньше или совсем ничего. Нет, благодарю тебя. Мне вполне хватает денег. Доктор Делярю разрешает мне брать с собой остатки его обедов. Если всё его бельё выстирано и в доме порядок, я могу приходить и уходить в любое время и работать в те часы, что меня устраивают. По-моему, я почти независима. И почему я должна менять мою жизнь?
— Ты смогла бы найти более приличное жильё. Я всегда мечтал, чтобы оно у тебя было.
— Ты сам заработал эти деньги?
— Нет, но я их заработаю. Я работаю на моего отца. Готовлю материалы для его нового романа.
— Деньги отца всегда приносили мне одни огорчения, — сказала она. — С твоими деньгами всё будет иначе; ты мой сын, мы с тобой родня. А он мне никто, и я не имею права брать его деньги. Я его не видела лет десять, даже больше. Если он встретит меня на улице, то, вероятно, даже не узнает.
Александр молча выпил шоколад. Как всегда, несмотря на его любовь к матери, ему очень хотелось уйти поскорее.
— Не забудь свои деньги, — сказала Катрин, показав на маленькое состояние, лежавшее на столе.
Александр, забрав деньги, пообещал:
— Скоро я принесу тебе деньги, которые заработал сам.
— Я подожду, — ответила Катрин. — Эта квартирка не так уж плоха. Здесь даже и для тебя хватит места. Я позволила себе помечтать о том, что, уйдя из коллежа, ты поселишься у меня. Почти весь день ты был бы здесь один, и никто не мешал бы тебе работать. А заработанные тобой деньги скоро позволили бы нам зажить получше.
Александр не знал, что ответить матери, но на глазах у него выступили слёзы.