* * *

Наконечник копья, которым чернокожий ранил Вайгала, некоторое время до того пролежал в луже, а потом пребывал в потной ладони Бванги. Таким образом, яд муараре несколько утратил свою силу, но ни Конан, ни Деливио, ни Рыжий об этом не знали.

«Того, кто забрался в хранилище изваяний, можешь убить; того, кто побывал в моем кабинете, желательно доставить живым», — вспомнил Деливио слова своего хозяина, сенатора Моравиуса. А теперь тот, кого желательно было доставить живым, умирал от яда никому неизвестных, неизвестно зачем пришедших чернорожих бродяг.

И теперь, глядя на лежащего неподвижно на лежаке рыжего пройдоху, старый воин запаниковал. Ведь именно он, этот рыжий, виноват во всем происшедшем! И именно он, рыжий, должен выжить! Выжить, чтобы ответить за все. За свои слова касательно сенатора Моравиуса. Даже если он прав и сенатор действительно продался Немедии, он, рыжий, должен жить. Потому что, кроме него, никто не сможет держать ответ.

«До отставки осталось три года. Каких-то три года — и на желанный покой. Откладывая от того жалованья, весьма приличного, надо сказать, что я получаю на службе у сенатора и неизвестно, где еще смогу получать столько, я сумею-таки скопить на собственный домик на Пастушьих прудах. И буду доживать себе спокойно с супругой… а то и с Алаккией оставшиеся дни в тишине. Лишившись службы у Моравиуса, можно остаться и без домика…»

Пока Конан стоял к Деливио спиной, склонившись над телом рыжеволосого, начальник сенаторской стражи тайком спрятал за пазуху пергамент, который все еще держал в левой руке, и со всей возможной для его возраста прытью метнулся к двери.

— Тут неподалеку живет лекарь Пробе. Он мой шурин, — кратко бросил он на ходу. Он лекарь. Очень хороший лекарь. Он должен, он может помочь. Я сейчас, Конан. Я скоро. Мы поможем ему…

И Деливио исчез за дверью.

Конан не слышал его: он смотрел в лицо Вайгалу, с ужасом ожидая начала действия яда. Он не знал, что делать, что нужно предпринять…

Но едва Деливио покинул комнату, Вайгал поднял голову, открыл глаза и устремил пронзительно ясный взор в глаза киммерийцу.

— Конан, — сказал он отчетливо. Вдруг его рука метнулась вверх и крепко ухватила киммерийца за шиворот.

— Я здесь, — тут же откликнулся варвар. Он чувствовал полную свою беспомощность: единственный человек, которому он, казалось бы, мог доверять в этом городишке, смертельно ранен!

— Слушай меня внимательно, варвар из Киммерии…

Очевидно, резкое движение истощило быстро утекающие силы лже-вора: он закашлялся, изо рта выплеснулась струйка крови и побежала по щеке.

— Тихо, Вайгал, тихо, друг, — успокаивающе проговорил северянин и попытался освободиться от железной хватки подельника. Не тут-то было: сведенная судорогой рука сжимала его шею, точно ошейник раба. — Полежи спокойно. Скоро вернется Деливио…

— Пока он вернется, я… должен сказать тебе кое-что… очень важное… Слушай…

Вайгал вдруг издал хлюпающий звук, будто ребенок, который собирается заплакать, и кровь пошла не ТОЛЬКО горлом — две кровавые дорожки потянулись из ноздрей. Кровоточили, как заметил Конан, и уши. Медленно, но неумолимо яд делал свое дело.

— Вайгал…

— Я сказал — молчи и слушай! У меня очень мало времени… Конан. Я не сказал Деливио о самом главном…

Тело его скрутила судорога, дыхание прервалось, и киммериец испугался, что сотоварищ умер. Нет: спустя несколько мгновений спазм закончился, и Вайгал вновь задышал — часто, прерывисто, неровно.

— Я… умолчал о самом главном… Потому что Деливио слишком… Я не мог сказать… Потому что я выяснил, кто такой Аффендос. Я знаю, кто он. Но у меня нет прямых доказательств. Немедийские документы… это… ерунда… Но с их помощью можно связать Афф… Афф… как сенатора… по рукам, но… Потому что король не простит предательств сенатора… Я знаю, кто Аффендос, Запомни, Конан… Ты должен запомнить… И завершить начатое… Возьми мой перстень… Королевский знак… По… покажи его, и власти всюду будут помогать тебе… Сообщи королю… Я знаю, кто такой Аффендос…

Некоторое время Вайгал не мог говорить: кровь из горла текла алым пенящимся ручьем. Фальшивый вор несколько раз непроизвольно отхаркнул, чтоб не захлебнуться. Голос его становился все тише невнятнее; Конан наклонился поближе, чтобы н упустить ни слова. Сильные пальцы Вайгала вдавил ему в ладонь, перстень.

— Мне известно, кто такой Аффендос… О Боги, как не вовремя я умираю… О Боги, как больно.

— Вайгал, Вайгал, — от бессилия чуть ли не простонал киммериец, крепко сжимая руку Вайгала, горячую, как печка. — Потерпи немного… Помолчи, тебе нельзя разговаривать.

— Я… Я знаю, кто такой… Ты должен доложить Королю…

— Кто? Так кто же он такой, Вайгал? — Конан наклонился еще ниже.

— Обещай мне, варвар из Кимм… Киммерии… Ты должен… доложить королю…

По глазным яблокам умирающего вдруг побежали ярко-красные прожилки, множась, ширясь, разветвляясь… и глаза Вайгала вдруг взорвались, как гнилые сливы, едва не обдав северянина тучей кровавых брызг. Тело Вайгала выгнулось дугой, ноги дробно заколотили по полу. Лопнула артерия на шее. Из горла вместе с предсмертным хрипом вырвалось:

— Обещай…

— Хорошо, хорошо, я обещаю передать Королю, будь он проклят! — в отчаянии закричал Конан. — Но кто, кто, Бел забери меня, этот Аффендос?!

Лицо Вайгала стало пепельно-серым. Его тело неожиданно расслабилось, обмякло как тряпичная кукла. Рука, которую все еще сжимал Конан, из горячей превратилась в ледышку.

Однако тайный посланник был еще жив.

Он приподнял мокрую от крови голову, приблизил ее к уху северянина и на последнем в своей жизни выдохе произнес два слова — два коротких, два тихих слова, но таких явственных и отчетливых, что ослышаться Конан не мог.

— Аффендос — это… сенатор… Моравиус… — сказал Вайгал.

И умер.

Загрузка...