К Конану вернулись силы. Отлив сменился приливом. Он распахнул глаза, увидел по обе стороны от себя сестричек, положивших свои головки ему на плечи и поглаживающих его грудь, и желание вновь пробудилось в нем. С прежней силой, но без прежней необузданности. Он взял за плечи ту из сестер, что пока была обойдена его вниманием — отличить одну от другой позволяли обрывки одежды и отсутствие одежд — положил на себя сверху.

— Я показал, как любят варвары, а тебе покажу, как умеют любить в других краях. Какую любовь ты хочешь, женщина? Назови.

— Может, ты был в Кхитае?

— Я не был в Кхитае, но я знал многих кхитаянок, они показали мне любовь по-кхитайски.

Конан чувствовал себя прекрасно, чувствовал себя в здравом уме и твердой памяти, не подозревая, что в нем сейчас заглушены те звенья рассудка и памяти, какие не имеют отношения к любовным утехам.

— Ляг на живот!

Рохана подчинилась. Перевернулась на живот, уткнулась лицом в простыни. Она почувствовала его руки — они гладили спину. Пробежались по позвоночнику, забрались в волосы, ероша их, размяли шею и, усиливая нажим, стали спускаться ниже. Сильные грубые руки заставляли наполняться кровью и жизнью самые бесстрастные точки на ее теле. Эти руки забирались в самые потаенные уголки и хозяйничали там.

Потом она почувствовала, как бедра коснулся он сам, каменно-твердый, нетерпеливо вздрагивающий, вдавливался в тело, терся об него, переместился к внутренней поверхности бедер, поднялся к ягодицам, к талии, выше…

Возбуждение сотрясало ее. Она, уже не в силах сдержаться, кричала ему:

— Войди же скорей, ну, войди же!

Мужчина шептал ей в ухо, что он хочет ее не меньше, он готов разорваться от желания, но чем дольше они сдерживают себя, тем сильнее…

Сам не вытерпев долее, Конан перевернул женщину на спину. Два полыхающих костра их вожделений слились в одно беснующееся пламя. Оно жило недолго, но когда бушевавший в жилах огонь вырвался наружу, они, показалось им, оторвались от земли, они будто уходят в иные миры, в миры блаженства.

Загрузка...