Открыв рот, Вайгал наблюдал за происходящим. Даже холод перестал донимать его, отступил даже гнев на непутевого варвара.
Татуированный старик шагнул в огонь. Прямо в сердцевину пламени.
И как только это произошло, Вайгал уже не в силах был о чем-то думать, перестал мерзнуть и вообще что-либо чувствовать, забыл и Конане, и о том, зачем он сам здесь. Он — смотрел. Равномерно текшая по его телу жизнь прильнула на время к глазам. Только они жили, только они оказались причастны к тому, что вытворялось перед ними…
Старик шагнул прямо в сердцевину пламени, и пламя обрадовалось ему. Огненные языки накинулись на него с ласками: нежно облизывали морщинистую кожу, терлись о ноги, целовали руки и лицо, гладили бедра и живот. И медленно, с заботливой осторожностью любящего существа проникали, втекали в человечье тело, наполняли его, завоевывали его…
…Вайгал не знал и не мог знать, что начертан круг, за который до завершения ритуала не может шагнуть посторонний, и что он оказался внутри круга гораздо раньте, чем тот обрел свое магическое действие. Повезло или не повезло Вайгалу, но он оказался свидетелем того, что вряд ли до него удавалось узреть непосвященному…
Человек и огонь слились воедино. То соитие высвободило синие линии татуировок из их кожного плена. Отпущенные на свободу, они зашлись в вихревом кружении в пространстве огня. Из неистового вращения и неразличения слипшихся в клубок форм стали образовываться картины — будто бесплотная синь что-то вспоминала, переживала заново, рисуя эти воспоминания на огне.
Сначала было Нечто. Одно-единственное существо. Неописуемо омерзительное и тем самым красивое до великолепия. Любящее и ненавидящее само себя. Поедающее само себя. Разрывающее само себя. И разорвавшее. На две сущности, на два существа. Которые тут же сошлись в смертельном противоборстве. И разлетались в разные стороны выдираемые друг у друга клочья тел, которые тут же превращались в камни, в рыб, в воду, в птиц, в человека, в деревья, в чудовищ и богов. А два существа (в одном из них проступало женское начало, в другом — мужское) не могли прекратить битву, так же как и умертвить друг друга…
…Одно из существ потеряло в схватке глаз, который разлетелся на неисчислимые множества осколков…
Огня не стало. Татуированный старик лежал на остывающих углях. Рисунки располагались на его коже не как прежде. На его груди мерцал неярким зеленым светом то ли изумруд размером с горошину, то ли осколок неизвестно чего. Колдун был жив. Он протянул руку к зеленому камушку, взял его, поднес ко рту и проглотил. Затем приподнялся на локтях, произнес негромко короткое слово. К нему тотчас подскочил и склонился над ним один из дикарей. Старик сказал ему что-то и, обессилев, рухнул без чувств на совсем уже остывшие угли. Подбежавшие соплеменники бережно подняли своего колдуна и унесли на руках в хижину.