Крапивники

Глава 19. Луна

Мероприятия академии.

Отдельная боль каждого преподавателя это события, не относящиеся к учебному процессу. Почему?

Во-первых, для них, как правило, нет рутинного протокола. Организация продумывается чуть ли не на ходу.

Во-вторых, практически никогда нет чётких правил кто за что отвечает — всё решается в оперативном порядке. Не успел отмазаться от плохо оплачиваемой дополнительной работы — придётся мучиться.

В-третьих, чаще всего эти мероприятия проводятся по субботам. Тратить выходной на всякую чушь учителя хотят не больше, чем студенты, но при этом над ними висит карающий меч в лице приказа ректора. Самое забавное, что и ему это не нужно — всестороннее развитие молодёжи навязано ему сверху королевским Советом, состоящим из людей, ни дня в жизни не преподававших.

Ну и в-четвёртых, учителям надо при этом делать бодрые лица. Если дети могут ругаться и ныть, то вот нам приходится делать вид, что заниматься всем этим — весело и круто, когда на деле хочется засунуть приказ ректора ему… кхм… и всем вышестоящим их указы туда же.

Нет, я не то чтобы против. Рутинность работы меня достала и за дополнительные задачи я взялась даже с некоторым азартом, но вот те, с кем мне пришлось работать для организации праздника, бодростью духа не отличались.

И всё же, с матами и слезами, мы оформили поляну и трассы для забега в столичном парке «Королевский лес».

Тем более спортивные мероприятия это ещё не худший вариант — замечательная прогулка на свежем воздухе.

Я всю семью притащила с собой и теперь, поглядывая, чтоб музыка играла, дети бегали, а угощения раздавались, слушала байки матери и отчима о временах юности.

Вполне удобоваримая суббота.

— Когда я тут учился, я мог за один день пробежать три дистанции. И даже призовые места занимал, например, в пятнадцать я взял золото на пяти километрах. Тогда тоже шел дождь, прям как сегодня.

Мелкая морось, то пропадавшая, то начинавшаяся снова, оставляла на одежде недолговечные тёмные точки.

— Точно. Пять километров за девятнадцать с половиной минут. Падение в грязь на финишной прямой, и вопли «Я первый! Первый!» — с усмешкой передразнила мама. — Потом жалобное «Воды…» и драматичное падение лицом в лужу.

— Зачем ты омрачаешь мои воспоминания? — Эд вёл её под руку, поглаживая по ладони.

— Я не омрачаю, а освежаю.

— Велика ли разница? — он улыбнулся.

Чмокнув супруга, мать вернула взгляд к разминающимся юношам.

— Как думаешь, кто победит?

— Вон тот, длинноногий, который разминается задом к нам.

— Мисс Солена! Хотите сделать ставку? — рядом со мной материализовался ученик. Бэн.

— Давай.

— Студенческие или преподавательские бега?

— Я сама в преподавательских участвую.

— Ну и что? Можете на себя поставить.

— А кто у Вас в преподавательских участвует? — вклинился Эдмунд.

— Да почти все мужчины. И мисс Солена.

— О, солнышко, да ты фаворит. Против стариков-то бежать не трудно.

— Нет, ещё профессор Брэйскл участвует. Почти все на него ставят.

— Ага… понял, — за годы знакомства со своим отчимом я научилась замечать взгляд предшествующий безумству. И сейчас я его видела.

— Эдмунд, не смей, — мама, видимо, и вовсе начала читать его мысли.

— Я ставлю тридцатку на себя, — Эд полез за деньгами.

— Вы участвуете? — изумился Бэн. — Теперь да, — отчим поспешил в сторону своего бывшего декана.

— Эдмунд! — почти выкрикнула мама, побежав следом.

Бэн стоял в полной растерянности.

— Сделай лицо попроще, — посоветовала я.

— Он просто взял и решил участвовать?

— Да. Знакомься, это и есть Эдмунд Рио. Он всегда такой. С прибабахом.

Бэн взглянул на деньги.

— Он дал мне шестьдесят бронзой.

— Значит, он поставил тридцать на себя, и я поставила тридцать на себя.

— Понял.

Мальчик ушёл. Я отправилась к линии старта. Эд уже шёл туда преисполненный энергии и уверенности. Мама вслед за ним с растерянным лицом.

— Эдмунд, зачем? Ты что, собираешься с Луной наперегонки бежать? Давайте, вы в Трое-Городе посоревнуетесь, когда летом поедем. Зачем же на всю академию позориться⁈

Стоящий неподалёку от нас Джастин дёрнулся как ужаленный, оглянувшись на нас.

— Солнышко, ты слышала? Она в меня не верит. Циф, может ты ещё и идиотом меня считаешь? — он старательно сдерживал улыбку, значит, что бы мама сейчас не ответила, у него заготовлен ответ.

— Да, Эд, считаю, — тяжело вздохнула она.

— Вот! А всё остальное общество считает меня гением.

— Гениальность в работе не означает ум в быту.

— Отмазки, — нежно приобняв её за плечи, уткнулся носом в волосы и что-то прошептал на ухо.

Засмеявшись, мама ткнула Эда кулачком в бок:

— Не правда!

— Бе, — высунув кончив языка, Эд отодвинулся и начал разминку.

— «Бе» — не аргумент.

— Ну не аргумент, так не аргумент. Ты, знаешь ли, тоже не убедительна. Дашь ленту?

Заглянув в сумку, мама извлекла оттуда расшитую цветочным узором полоску атласа:

— На.

— Спасибо. Хм… я эту раньше не видел. Прикольная. Это ты где купила?

— Сама шила.

— Да? Круто.

Эдмунд собрал кудри в хвостик на затылке, отдал маме сумку, куртку и жилетку.

— Эй, Морти, — окликнул сыновей. — От матери не убегать.

— Мы и не собирались, — мальчишки, секунду назад шептавшиеся в метре от родителей, прекратили разговоры.

— При ней собрались чудить? Ну-ну… Ладно, вы у меня умные, сами разберётесь. Приду — похвалитесь.

Эд встал на линию старта.

— Пап, а можно мы в той палатке угощения съедим? — Морган протиснулся к нему сквозь собирающихся для забега преподавателей.

— Не больше двух на нос, — щёлкнул сына по носу. — Много сладкого вредно. Вы ещё маму спросите, вдруг у неё другое мнение на этот счёт.

— Хорошо.

Морган скрылся, а Эд обратился ко мне:

— Ты будешь бороться за победу?

— Почему бы и нет? Это длинная дистанция — она на выносливость, а не на скорость. Прогуляюсь быстрым шагом.

— И зачем мы на тебя ставили?

— А ты думаешь, я буду хуже других? Тут все так поступят.

— Ха! Кроме меня значит.

— Повторишь подвиг юности? Двадцать минут бега на полной скорости?

— Именно!

— Дедуля, а ты на финише ноги не протянешь?

— Ты прям как твоя мать. Я ещё бодр, молод и свеж… у меня хрустят только спина и коленки.

— Ух ты! Песок не сыплется при моргании — да ты полон жизни.

— Ой, ой, ой! Какие мы остроумные! Вот обгонишь старика — будешь смеяться, а пока рано.

— Я даже пытаться не хочу. Не люблю бегать.

— Тебе слабо, — он по-доброму подначивал. Ожидая сигнала к старту, перекидывал вес туловища с ноги на ногу.

— Уважаю старость.

— Ой, Солнышко… — Эд не успел закончить — раздался хлопок, вызванный простеньким воздушным плетением — сигнал к началу.

Быстро сориентировавшись, Эдмунд бросился вперёд:

— Подождёшь меня на богадельне!