Крапивники

Глава 38. Луна

Я допила остатки чая. О, да! Наброски расчётов готовы! Можно было бы уже разбудить отчима и его престарелую преподавательницу, но…

Категорически не хотелось с ними снова разговаривать. Я жутко устала. А мне ещё рассказывать Эду полночи про свою идею и участвовать в работе…

А потом он ещё дня три будет без перерыва всё считать и выверять… А потом мы будем всё это собирать…

Я отнесла посуду на кухню.

Взгляд упал на зеркало. Подойдя ближе с грязной чашкой в руке, посмотрела на своё вымотанное лицо.

— Ну что? И у кого теперь нет своих достижений? Ты только что решила проблему побочки. Ну… разумеется, тебя вдохновило чужое воспоминание, просмотренное… аморальными путями, но простительно — цель оправдывает средства.

Улыбнувшись, отсалютовала чашкой отражению:

— За меня, — допила последние капли чая.

Помыла посуду, протёрла и расставила по местам.

Вернулась в гостиную и развалилась на диване. Что ж… я заслужила ещё немного позаниматься аморальным поведением.

Нельзя упускать такой шанс насмотреться чужих воспоминаний.

Я остановилась на том, что Эдмунд и Мадам занимались у неё.

Продолжим.

Магия подобрала для меня недосмотренные воспоминания.

Эд поступил на второй курс.

И первое значимое, что открылось взору — сентябрь следующего года.

Старуха сидела в кабинете, занимаясь какими-то рабочими вопросами. Вдруг туда ворвался мальчик со второго курса — ровесник Эда.

— Мадам, Крапивник… ой, то есть Рио! У него эксперимент на тренировочном поле. Собака взбесилась!

Дослушивать не стала — не в первый раз одарённый студент устраивал беспредел. Она поспешила спасать.

Уже издалека виднелась толпа и купол щита, разделённого надвое.

В одной половине купола в крапиве прыгало огромное, как лошадь, костлявое существо с колючей чёрной шерстью. Оно бросалось на щиты и щёлкало окровавленной пастью.

Во второй мальчик с разорванным плечом, тоже окружённый крапивой, пытался колдовать, чтоб уничтожить животное.

Эдмунд запустил в животное плетение-проявитель. Чувствуя опасность, Оно бесилось сильнее.

Студент рухнул на землю, казалось без сознания. Волна белой энергии вырвалась за пределы ослабевших щитов. Стебли крапивы в одно мгновение вырвались из земли, жаля детей.

Сознание преподавательницы захватил ужас. Во-первых, Эдмунд лежал там, внутри, как неживой. Во-вторых, если он не контролирует чары — их не контролирует никто, а значит, другие дети в не меньшей опасности.

Белый рисунок чар преподавателя воздвиг ещё щит. Старуха-декан, оказалась заперта внутри перед щитом Эдмунда.

Она не могла позволить себе беспорядочных действиях. Только уверенность. Возраст научил этому… как она думала.

Руки дрожали, но мало кто мог заметить это в суматохе.

Один удар сильного плетения и остатки защитного купола студента разлетелись тлеющими лоскутами магической материи по пузырю её защиты.

Магия под корень снесла крапиву, но настырное растение стало пробиваться вновь.

Нить, соединяющая Эда и создание, с хлопком разорвалась. Ничто теперь не сдерживало монстра и не отделяло его от декана света.

Джейн подняла ладонь, наведя её на чудовище.

С воем монстр атаковал старуху, но всё так же вытянутая навстречу опасности рука засияла.

Белая полоса света, как вертикальное лезвие, встало на пути, при соприкосновении обратив тварь в прах.

Чёрный пепел обдал зелёное платье и седые волосы.

Ещё один удар плетения и крапива снова исчезла на всём поле.

Щиты рухнули.

Всё время визжащие студенты умолкли. Тишину нарушило лишь хриплое дыхание лежавшего рядом Эдмунда.

Секунду оценивая ситуацию, Джейн бросилась к нему.

Она на ходу сформировала плетение, заращивающее тяжелейшие раны в считанные минуты. Десять рун или даже двенадцать. Присела на колени около мальчика и убрала с разорванного плеча кусочки одежды. Пошла кровь, ранее остановленная чарами парня. Эд громко застонал.

— Тихо, — голос её, обычно грубый и неприятный сейчас пусть и сохранял строгость, казался заботливым и тёплым.

Плетение сжалось и впиталось в травмированную руку. Можно было видеть, как магия восстанавливала кости и мясо, возвращала кожу и кровь.

— Как ты себя чувствуешь? — когда процедура почти завершилась, она повернула на себя лицо мальчика и убрала со лба и щёк мокрые от крови кудри.

— Почти отлично, — глаза блестели от выступивших слёз, но парнишка улыбнулся ей. Следов пережитого страха в них почти не было.

Жив.

Мальчик жив.

— Спасибо, профессор. Я где-то ошибся, похоже…

Улыбается, как ни в чём не бывало.

Встанет и пойдёт дальше.

С ним всё будет хорошо.

Ничего не грозит.

Не умрёт.

Никогда.

— Уж не знаю, что ты делал, об этом мы ещё поговорим, — женщина вздохнула с облегчением.

Внутри разжались чьи-то холодные клешни, позволяя расслабиться.

Но вспомнив о том, каковы её задачи как педагога, Джейн сообщила:

— Но тебя ждёт дисциплинарное наказание.

— Справедливо, — кивнул подросток.

— Встать можешь?

— М… Да? — Эд перевернулся в живот и, оттолкнувшись от земли, сумел подняться. Рука двигалась и совсем не болела.

— Иди, приведи себя в прядок. Потом сразу в мой кабинет, — всеми силами она старалась вернуть на лицо нормальное выражение. Ей удавалось, но внутри всё кричало, что помятый мальчик — не шибко сообразительный при излишнем таланте — должен остаться с ней, под защитой.

Воспоминание изменилось. Час спустя в небольшой комнатке, где обитала Джейн, где всё было выверено до миллиметра и расставлено по линеечке, продолжилось их общение.

Чистый и одетый в целое Эдмунд сидел напротив старухи, задом наперёд на стуле, упершись грудью в его спинку. Он объяснял декану, как проводил вычисления, что и как пытался сделать.

Перед каждым стояло по чашке чая.

— Я выпишу тебе пропуск в библиотеку… — старуха потянулась за бумагой. — В раздел углубленной магии. Прочти… вот это.

Она набросала список литературы и протянула Эду. Следом выдала доступ к указанным книгам.

— Если соберёшься что-то пробовать — приходи ко мне.

— Да, мадам.

— Для чего вообще, позволь спросить, ты решил создать мутанта?

— Ну… девушке хотел подарить. Она, правда, не то чтобы моя девушка… но я хотел её погулять пригласить.

— Без предупреждения подарив домашнее животное? Не лучший вариант.

— Ну… Она как-то говорила, что хочет зверушку. Вот я собрал неприхотливое, милое и умное животное.

— Ох… — Джейн засмеялась. — Ну ты и придумал! Эдмунд, это же ответственность. Подари букет цветов. Не усложняй простые вещи. Ты ведь не замуж её зовёшь, а только на первое свидание. Не обязательно сразу горы сворачивать.

Мальчик задумался. Кивнул.

— Ну вот. Ладно, иди. Наказание я тебе озвучила, пропуск и список литературы дала — свободен.

— До свидания, — Эдмунд встал. Пошёл к двери.

Джейн взялась записывать что-то в бумаги — работа, от которой её отвлекли, ещё не была закончена, но любопытство пересилило мысли о «не её деле».

— Эдмунд, — улыбнулась. — Хоть кто она, если не секрет?

— Ну… она с водного направления, — Эд едва заметно порозовел, останавливаясь перед открытой дверью. — Пацифика Вэст.

Женщина кивнула. Она ничего не имела против выбора своего протеже.

Однако через пару дней, столкнувшись с моей будущей мамой в коридоре и обладая теперь новой информацией, смотреть стала по-другому.

Под внимательным взглядом недостатки посыпались из девушки как из дырявого мешка. И роста-то она почти того же, что и Эдмунд, ещё не превратившийся из мальчишки в юношу. И волосы у неё распущены всегда — ведь по всем поверхностям волокутся — пачкаются. И характер так себе. И фигура так себе: сверху плоская — снизу нормальная.

Ну, фигура и впрямь так себе… по себе знаю. «Спасибо» за наследственность, мама.

Высказывать своё фи, мадам Лониан не спешила, но приглядываться стала.

А тем временем одарённый дурень продолжал проводить дуэли и эксперименты, продавать решения, копить наказания, которые не отработал бы до конца жизни, прогуливать всё больше, убеждаясь, что те или иные предметы больше не дадут ему новой информации.

На собраниях преподавательского коллектива ей постоянно передавали какие-то списки книг для него и рекомендации.

Он не боялся её как другие, мог пошутить, даже если знал, что некоторые темы для юмора она не одобряет, мог выругаться, не опасаясь ничего.

Другие студенты начали посылать его решать все возникающие у них вопросы к ней: любимчика не загрызёт.

И не сказать, чтобы Джейн была против — проводить время с Эдмундом не было ей в тягость. Не ребёнок, а сплошные дополнительные хлопоты, но заниматься с ним было интересно.

Ему, очевидно тоже всё нравилось.

Они оба любили это общение. Разом и «за», и «вопреки», тому, что в нём происходило.

В целом всё было радужно. Я уже несколько воспоминаний не слышала ничего печального… интересно, когда это прекратиться?

Вспомни говно — вот и оно. Плохие новости начались, когда в конце второго курса он решил что хочет закончить академию экстерном после третьего.

Потом, когда решил уехать на лето к другу.

Без доставучего заучки, приходящего на всех каникулах на дом для дополнительных занятий, стало невыносимо скучно.

Снова не было никаких дел. Развлекать старушку приходили только внуки братьев и сестры. Джейн любила их, но разговаривать им было не о чем — только школа, приятели и какая-то детская ерунда. Неплохо для разнообразия, но шумные игры малышни начинали раздражать быстрее, чем поток «почему?».

Джейн радовалась началу учебного года.

Однако вместо мальчугана ростом метр семьдесят вернулся симпатичный юноша сантиметров на десять выше. Плечи стали шире, лицо сильнее вытянулось, чуть отросли волосы, из немного вздёрнутого нос стал прямым, но остался таким же «клювом».

Характер не изменился. Ни капли. Всё тат же оболтус. Разве что травмироваться стал реже — научился не ошибаться.

Всё больше времени проводил с дамой сердца. С моей мамой. Она же, в свою очередь, сильнее раздражала Джейн — прямо пропорционально времени, которое Эдмунд уделял ей.

Да, нормальность и правила Эду не были поняты. Без влияния кого-то с очень чётким моральным и этическим компасом — кого-то вроде моей мамы — этот странный парень со временем просто обязан был однажды хорошенько вляпаться. Но это ведь не значит, что такой человек должен похищать мальчика постоянно!

К выпускным экзаменам Эдмунд почти не готовился — не было нужды. Всё больше приходил за пропусками в лабратории и библиотеки и за консультациями по практической магии.

Именно Джейн научила его поглощению чужих чар…

— Так можно разорвать связь плетения и призывателя практически в любом случае, но помни, что это скажется на самочувствии, — наставляла она, демонстрируя, как рука сияет белым, а от кончиков пальцев в центр ладони сходятся серые линии. — Тебе придётся бороться с чужой энергией внутри себя.

Я уже знала, где это знание потом пригодится… и как откликнется.

Видение сменилось.

— Я договорилась в Королевком Научном Обществе. Ты должен завтра прийти на собеседование. Если хорошо себя покажешь, после академии тебе подыщут рабочее место.

— Спасибо, мадам!

И снова сменилось.

— Меня возьмут в ассистенты! Правда перспективы карьерного роста… они есть, но медленные.

— А как ты хотел? Всё и сразу?

— Да было бы неплохо.

— Ну знаешь… много хочешь. И, насколько я знаю, есть пути для ускорения.

— Ага: либо опыт работы, либо военная служба, либо ещё что-то там, что мне не подходит.

— Военная служба это очень хороший вариант, — в Джейн заговорило детство.

Ненависть к чужим солдатам и восхищение своими.

— А сколько необходимо отслужить?

— Не меньше трёх месяцев.

— Совершенная ерунда. Сейчас даже войн как таковых не идёт.

— И всё же, это не то, чем я хотел бы заниматься. Даже если вся работа будет выглядеть как мытьё пола в казарме.

Старуха хмыкнула:

— Служение родине — благородное дело.

— Рисковое, — возразил Эд. — И потом, война — это всегда жестокость. Смерть, увечья. Я бы не хотел в этом жить.

— Любая медицина это смерть, увечья и в определённом смысле жестокость. На эти вещи вырабатывается противоядие — называется, цинизм. Хотя, само собой, решать тебе.

— Не, я не так уж тороплюсь.

Это пока. Скоро Эд начнёт торопиться. Очень зря, но начнёт.

То ли магия чтения воспоминаний среагировала на эту мою мысль, то ли между событиями не нашлось ничего важного, но вот уже по академии поползли слушки, что Эд сделал моей маме предложение.

— Вы вызывали, мадам? — весёлое лицо парня просунулось в кабинет старухи.

— Да, Эдмунд, проходи. В академии говорят, ты собираешься жениться.

— Да, — и без того счастливый, расплылся в широченной улыбке, опускаясь на стул напротив декана. — В конце декабря будет свадьба. Я собирался сказать, но первый день только в академию сегодня пришёл после выходных, а меня тут все уже поздравляют.

Она умилённо посмотрела на парня.

— А тебе не рано?

Эд пожал плечами:

— Может. Но лучше раньше, чем позже.

— Лучше вовремя, — она вздохнула. Почему-то ей казалось, что Эд гораздо младше.

— Я вот только теперь сомневаюсь насчёт работы. Содержать себя — это одно. Содержать себя и жену, а в перспективе и детей — это другое. И, если мы не хотим затягивать с малышнёй лет до тридцати, надо бы накопить некоторую сумму на первое время.

— Разумный подход.

— То ли вторую работу искать, то ли пытаться ускорять карьеру в Королевском Научном.

— А она работать не собирается? — старуха изогнула бровь.

— Для начала она ещё два года будет учиться — на полноценную работу не устроится — только если на вечернюю подработку. Но мы посовещались и решили, что проще будет, если она заберёт на себя все бытовые вопросы. Может, потом, её отец куда-нибудь к себе пристроит после академии.

— Не знаю, что и посоветовать, — Мадам покачала головой. — В любом случае, что бы ты не решил, помни, что всегда можешь обратиться ко мне за помощью.

Служба.

Он выбрал службу.

Невеста и тёща рьяно крутили у виска.

Декан подбадривала.

Тесть не одобрял, но мотивацию понять мог. По-моему, она ему даже льстила: зять так старается ради будущей семьи — хороший зять.

Моё мнение? Конечно, Эдмунд идиот! Он и сейчас излишне старательный. Но и тогда и сейчас причина в лучших побуждениях.

В том возрасте он остро нуждался в любви и одобрении после смерти родителей. Сейчас, к счастью, практически перерос это, получая всё необходимое в достаточной мере.

Эдмунд начал усилено готовиться к службе.

Джейн не переживала за него.

Он умный.

Он талантливый.

Он умеет абстрагироваться от личности пациента.

Он справится.

С ним ничего не случится.

Это ведь её мальчик! Её идеальный мальчик. Да, не родной, но всё равно…

Разве может что-то плохое случиться с самым лучшим и талантливым мальчиком в мире?

Разумеется, в её сознании, ответ был «нет».

Вот и беда магов-менталистов… просматривая чьи-то воспоминания, знаешь всё наперёд. Ведь я — всё моё существование — буквально доказательство того, что с «её милым мальчиком» таки может случиться — и случится! — плохое.

Следующее воспоминание появилось в мае.

— Мадам!

Эд нагнал преподавательницу в коридоре.

— Можно отвлечь Вас на минуту?

— Слушаю, Эдмунд.

— Я уже говорил, что женюсь зимой. Так вот… дело в том, что у невесты в семье принято собирать на свадьбе максимум традиционных обрядов. Тёща очень хотела танцы между родителями жениха и невесты, а мои, понятное дело, не придут.

Потерев кончик носа, сделал паузу.

— Так во-о-от… это не очень важно — у них ещё много вариантов традиционных развлечений, но я тут подумал… может, Вы придёте?

Она сжала в руках свои бумажки, оставив на них вмятины. Смешанное чувство боли и радости выдавило слёзы.

— Конечно, мальчик мой, — Джейн обняла студента, не обращая внимания на собственные слёзы и проходящих мимо учеников.

Эдмунд ответил на объятье.

— Я за тебя очень рада. Конечно, я приду…

И в следующий миг открылся день проводов.

Коротко остриженный Эдмунд в военной форме забежал в академию попрощаться перед отъездом на службу.

Красивый парнишка в военной форме. Такой же, каким был Рауль. Такой же, каким Джейн хотела бы видеть сына.

— Ты умница. Ты всё делаешь правильно.

И он уехал.

Они переписывались.

Всё, казалось, шло превосходно.

И вдруг через месяц пришло письмо. Вызов в больницу.

Эда доставили туда прямо из пустынь, где проходила служба.

В воспоминании Джейн шла по коридору с врачом. Он объяснял диагноз:

— У мистера Рио разорван источник. Сослуживец, Роланд Солена…

Мой папа. Он служил вместе с Эдом.

— … наложил на источник печать, чтоб предотвратить смерть от разрыва, но пошли осложнения.

— Что с ним случилось? Как это произошло⁈

— Столкновение с личем. По словам мистера Солена, использовалась техника поглощения энергии. Поток был слишком мощным и произошёл разрыв пузыря источника. По факту, Ваш студент спас друга, пожертвовав магическими способностями. А тот в свою очередь оказал ему первую помощь и отнёс на базу.

Её вина.

Несомненно, это её вина.

Романтизация службы и «Ты всё делаешь правильно»…

Вот и результат: лежит без магии на кровати, бледный и обессилевший. Растерянно смотрит на неё, не понимая, за что ему выпал такой жребий и как быть теперь.

Чуть не потеряла и его.

И виноваты всего двое: она — Джейн и его невеста — моя мама.

При чём тут мама, если именно она больше всех просила Эда не ехать? Не будь её — он не поехал бы. У него не было иной причины ехать, кроме желания быть для неё идеальным.

Джейн старалась помогать в реабилитации — очень старалась — искала врачей, приходила общаться с Эдом, сходящим с ума от бессилия, скуки и боли.

И вдруг…

Одна ссора с мамой, всё ещё настроенной на свадьбу… и он пропал. Куда-то убежал, оставив смутную записку с объявлением о расставании.

Неделю, месяц, год… он не вернулся, и его перестали ждать.

Мама училась в академии ещё два курса. Всё это время Джейн ненавидела её. Сильнее чем когда-либо ненавидела кого-либо из студентов.

Она не могла завалить её на экзаменах — не того направления у мамы магия, но при встречах… готова была задушить, скажи та хоть что-то против Эда.

Но мама говорила только против самой Джен — злилась на ней за то, что она поддерживала военную службу для Эда. Попадала на больное.

Выпустилась. Но чувство вины вместе с ненавистной ученицей не ушло. А о любимом студенте и дальше не было информации.

Лиловый туман магии отделил этот жизненный период.

В один ничем не примечательный зимний день, старуха собиралась начать занятие, когда в дверь постучали.

В щель между косяком и дверью сунулся длинный нос. Следом светлое вытянутое лицо и облако чёрных кудрей.

— Здравствуйте, можно?

— Эдмунд?

К двадцати одному году снова здоровый, снова улыбчивый. Ещё немного подрос. Принёс небольшой символический букетик.

— Да, это я, — отдал цветы.

— Заметила уже, — приобняв бывшего студента свободной рукой, она искренне улыбалась. — Куда ты пропал-то? Как назад занесло?

Старческая рука, поглаживала мягки чёрные кудри и бледную щёку.

Стоит ли говорить, что студенты стояли с раскрытыми ртами. Могли бы уже и в обмороки попадать, если им не было так любопытно посмотреть на падение образа бесчувственной железиной леди.

— Я сегодня на конференции Королеского Научного выступаю. С докладом по теории снятия печатей с источника.

Студенты хором начали издавать разного рода удивлённые звуки от «А?» до «Фундаментальная болезнь⁈ Сколько этому парню лет?»

— Это правда только теория, — поспешил заверить преподавателя и любопытную молодёжь Эдмунд. — Расчёты и практические исследования ещё предстоят.

— И когда начнётся конференция?

— В двенадцать.

— Не успею… — Джейн нахмурилась. — Мне замену на последние уроки не успеют найти… Эдмунд, ты обязан — обязан! — потом прийти и всё мне рассказать. Понял?

— Да, мадам, — юноша заулыбался. — Как насчёт завтра? Меня выпустят оттуда не раньше восьми вечера.

— Я спать нормально из-за тебя не смогу, — запротестовала старуха.

— А лучше будет, если я завалюсь к вам в десять вечера с рассказом, — Эдмунд рассмеялся. Мягко и тепло, как в те годы, когда с ним всё было в порядке.

— Не хуже уж точно. Ну, ладно, приходи завтра. Устанешь, после конференции.

— Ну, раз не хуже, то ждите, — проигнорировал остальную часть фразы. — Вы домой сегодня или в академии останетесь?

— Домой.

— Понял. Буду.

Оглядев толпу переглядывающейся молодёжи, Эдмунд улыбнулся им:

— Учитесь, шпана. Тогда умрёте не в сырой холодной канаве, а в сухой и чистой. Всем удачи и успехов.

Вскинув руку на прощанье, вышел из кабинета.

Я мельком увидела вечер этого дня.

Услышала секунду разговоров о жизни. О том, что теперь Эдмунд перебрался в Трое-Город — родной город его лучшего друга — и живёт там в руинах старого замка. «Тишина, природа и всё такое… хорошее место. Захолустье душевное.»

Услышала о том, что встретив моего отца перед конференцией, Эд выяснил, что у них с мамой уже есть я. Это сильно по нему ударило, но Эд старался не показывать этого Джейн. Впрочем, она всё прекрасно видела.

Завершился разговор воспоминанием, как старуха бережно укрывает пледом Эда, задремавшего на диване в гостиной. «Не будить же мальчика в самом деле! Он очень устал сегодня».

С тех пор они переписывались.

В двадцать шесть Эдмунд открыл методы снятия печатей с источников, прошёл процедуру и реабилитацию. Разрывы не позволили ему снять печать полностью и вернуть талант в полной мере, но он смог выращивать крапиву и управлять ею и использовать несколько простых заклятий.

Начал работать над разломами.

И вдруг появилась я.

В свои тридцать пять Эд неожиданно для всех привёл меня на регистрацию на экзамены.

Кстати… с пятнадцати я всё же внешне изменилась. Сейчас выгляжу на пятнадцать, а тогда смотрелась на все двенадцать.

И, конечно же, рядом с нами была моя мама!

Нас хотели придушить на месте. Что ж…

Даже слушать не стану, как бабка выясняла у Эда, чем он вообще думал, принимая меня на обучение. Чувствую, что услышу о себе и матери много-много плохого.

Пропустить это воспоминание.

А дальше мой позор на экзаменах, где я переволновалась и сдала только со второй попытки…

Тоже смотреть не хочу.

Пропустить.

А теперь…

Конкурс.

Чёртов конкурс…

Старуха наблюдала за происходящим с преподавательской скамьи.

В большом куполе, отведённом для сражения за приз, мы с Джастином сцепились.

Остальных он удерживал в ограничивающих заклятиях — не попалась в них только я.

Мы… поругались накануне из-за того, кто сильнее, умнее и меньшее позорище для родных или учителя…

Какой же бред. И вот из-за этого всё и случилось! Из-за того, что каждый из нас считал себя «недостойным». Я сомневалась в своём соответствии легендарному учителю, а Джей… вообще всем. Им хоть кто-то, хоть когда-то гордился?

Пятнадцатилетняя я держала щит от заковыристых атак, специально сделанных до непрактичного сложными, чтоб напугать меня.

Я резко выбросила щит вперёд, на противника и отскочила в сторону. Мои чары моментально схлопнулись, оставшись без подпитки, но перегруженное плетение Джастина приняло в себя часть энергии, достроившись.

Необходимо было сбросить его сейчас, пока оно не вышло из-под контроля, но Джастин просто не успел этого сделать — отвлёкся на крысу, которой я него швырнула.

Да, чёртова крыса! Созданная кем-то из соперников светлого направления. Она врезалась в испорченное плетение. Тоже встроилась в него.

По нервным движениям Джастина Джейн и я из прошлого одновременно поняли, что-то не так.

Мы с Джеем перекрикивались, желая исправить ситуацию, но, пытаясь перерубить связь чар с источника противомагическими щитами, лишь добились того, что они пристроились к общему рисунку.

Джей что-то кричал.

Со стороны могло показаться, что мы просто ругаемся, на деле же, у него начиналась паника.

Мелкая я призвала энергию, что бы что-то наколдовать, но прежде, чем собрала хотя бы одну руну, лиловая дымка потянулась в общую кучу.

На трибунах началась возня.

Я побежала прочь от Джастина, в сторону купола. Его собирались поднимать.

Сломанное плетение зацепило шар, управляемый преподавателями, поймать который было целью конкурса. Он влился в систему. От пойманных Джеем студентов к нему потянулась энергия.

Старуха поднялась и заспешила вниз, к преподавателям, утратившим контроль над шаром.

Песок расчертили тёмные полосы и слились с уже поднимающимся куполом. С глухим ударом, энергия купола уплотнилась. Он снова закрылся. Дети оказались заперты внутри.

Я из прошлого уже у края купола пыталась докричаться до Эда и мамы на другой стороне.

Джей паниковал, стоя посреди купола в полном одиночестве.

Началась эвакуация. Учителя и взрослые маги, стремившиеся помочь, собирались в одном месте.

Преподаватели, управлявшие куполом и шаром-целью — тоже стали частью плетения Джастина, против воли подпитывая его за счёт своей энергии. Они не могли разорвать связи.

Джейн пыталась разобраться в происходящем. Не понимала ничего, кроме простого факта: неровности на куполе и трещины — признак того, что скоро прогремит взрыв.

Слава Создателю, что в те годы этого не понимала я!

Зачем я смотрю это воспоминание?

Я и в своей-то памяти его ненавижу, так зачем сейчас смотреть? Я не хочу!

Но, тем не менее, заворожённо наблюдала.

Сюда бежал Эдмунд. Следом мама.

Люди спорили, что делать.

— На него нужно воздействовать одним ударом сопоставимой силы, — возразил на чьё-то предложение Эдмунд.

— И каким же образом⁈ Мужик, ты эту хрень видел⁈ Там все типы магии!

— Да! И ломать надо общим плетением! Есть тут кто-то, кто раньше работал с подобным дерьмом?

Никого.

— Тогда, слушаем меня.

Разбавленные матами понеслись объяснения. Эд рисовал магической энергией огромное плетение для всех типов магии разом. Указывал, что придётся делать, но в глазах всех присутствующих — а их было четыре десятка, включая преподавателей — видел абсолютное непонимание.

А из-за купола на него смотрела я. Мелкая и испуганная.

— Кто-то возьмётся? — Джейн понимала, к чему всё идёт…

Вокруг тишина.

Смешение чар разных направлений входит в программу академии только в формате теории. Практику нужно изучать дополнительно, и мало кто был в этом достаточно заинтересован.

Только Эдмунд — заучка с шилом в одном месте. И с полу запечатанным источником.

Но добровольный слом остатков печати, способный дать ему возможность колдовать снова — с большой вероятностью просто убьёт его.

Маленькая я осела на землю — откачка энергии из моего источника отбирала силы.

Это заметила мама.

— Эдмунд, сделай что-нибудь! — вцепилась в рукав его рубашки, содрогаясь всем телом.

От её визга Джейн заложило уши.

Слава Созателю, что это не мамины воспоминания… боюсь даже представить, с каким потоком эмоций мне пришлось бы столкнуться.

Эдмунд взял её под руку и, поглаживая ладонь, продолжал корректировать свой огромный эскиз.

Я перевела взгляд на Джастина. Он дёргался, озирался, с надеждой смотрел в эту сторону. Испуганный ребёнок. А рядом никого не было.

Я-то была тут. В двух метрах от матери и учителя.

Другие участники кучковались в другом конце поля, хоть и тоже под куполом.

Даже среди тех, кто был на поле, о Джастине хоть сколько-то беспокоился лишь его учитель, стоящий за спиной у Эда таким же беспомощным балластом как и все прочие.

Он стоял один. В эпицентре. И надеяться мог только на малознакомого профессора. На человека, отказавшегося учить Джастина. Уважаемого, но чужого.

И больше никого. Ни родителей, ни друзей. Ни спрятаться, ни докричаться.

Я не хотела этого видеть.

Поглядела на Эда. Он тем временем закончил эскиз.

Опять смотреть на тот момент, когда учитель принимал решение жертвовать собой?

Я перевела взгляд на себя. Это был единственный человек, на которого сейчас мне не было больно смотреть.

Эд коснулся плеча старухи-декана:

— Поделите людей по типу магии, чтоб передавали энергию мне. И не дайте мне умереть до завершения процесса.

Я отгородилась от воспоминаний от её эмоций.

Ей было больно. Страшно. Она опять должна была потерять любимого человека.

Но вопрос стоял ребром: либо он, либо одиннадцать детей и преподаватели, привязанные к нестабильному плетению, которое вот-вот должно было рвануть, убив всех.

Она, без колебаний отдала бы предпочтение ему. Ни за что не подписала бы смертный приговор своему мальчику, но вот он…

Я видела перед собой лицо Эда.

Он не сомневался. Боялся, но не сомневался.

Ведь там была я.

Несмотря на тот факт, что сейчас я не имела тела, а была лишь проекцией себя в сознание старухи, на глаза навернулись слёзы. Ненавижу физиологию проекций! Зачем им все человеческие реакции⁈

Джейн кивнула, собираясь с мыслями. Она не переспорит Эда. Никто не переспорит Эдмунда в тот момент, когда он считает какой-то путь единственно верным. Сейчас этим единственно верным было… кратко говоря, самоубийство.

Мама и Эд подошли к куполу. Старуха, сдерживая слёзы, принялась руководить людьми. Они делились на семь групп. По типу магии.

Эдмунд сел на песок, скрестив ноги. Встретился взглядом с маленькой мной.

Он улыбнулся. Грустно, но с присущей ему мягкостью.

Улыбнулся! Господи, Эдмунд, да что с тобой не так⁉

Мама села за ним и обняла. Эдмунд упёр спину ей в грудь, как в любимое кресло. Поглядел на неё и тоже улыбнулся.

Что-то сказал. Довольно короткое, но Джейн не расслышала.

Мама улыбнулась, не пряча слёзы. Шепнула ответ и коротко поцеловала в лоб.

Позади них встали колонны людей, положивших руки впередистоящему на плечо. Первые сложили руки на плечи Эду или маме.

Старуха-декан наложила на Эдмунда несколько заклятий, призванных сохранять ему жизнь и сознание как можно дольше. Не просто применила, но и удерживала для усиления эффекта в случае необходимости. Скомандовала:

— Начали!

Ладони людей засияли. Они передавали друг другу энергию. Последние передавали её Эдмунду.

Разноцветные нити потянулись из рук моего учителя, сворачиваясь в рисунок более чем на полсотни рун.

Я села рядом, закрыла глаза, слушая хрип и стон. Эдмунду было больно, но пока лишь от передачи энергии — ломать печать Эд ещё не начал.

Пёстрый рисунок, создаваемый учителем, дрогнул. Казалось, на секунду все люди снаружи замерли.

Старуха усилила приток энергии. Кто-то что-то говорил. Мама крепче обняла Эдмунда. Он дрожал.

Процесс начался.

Эдмунд сжался. Мама крепко держала его, не давая ни скрючиться, ни упасть.

Я поглядела на Эда. Из-под его воротника показались белые полосы — они рисовались прямо по шее, вдоль сосудов. Симптом разрыва источника.

Учитель запрокинул голову. Лицо искривила гримаса боли. Рот раскрылся в крике.

Память Джейн не сохранила его.

Или сохранила частично.

Скорее всего, его крики слишком сильно били бы ей по психике, останься они в памяти.

Это хорошо. Не хотелось бы слушать.

В своё время для меня звуки подавил этот бурый барьер-купол. Я их не запомнила.

Сейчас я слышала что-то сродни вою банши, звону проволоки, колеблющийся в артефакте из-за перегрева, и каких-то человеческих криков на разные голоса, какой-то хрип или треск — смесь шумов, схожих по звучанию — замена травмирующей реальности.

Мир воспоминаний задрожал, исказился образ Эдмунда.

Его черты становились то чётче, то больше напоминание каких-то других людей. Солдатов из прошлого, Рауля, Эда в детстве…

Мир казалось тухнет вокруг нас. Джей не видела ничего, кромя странного сгустка света и фрагментов прошлого, объединённых в одного Эдмунда, кричащего на разные голоса.

Всё вокруг стало чёрным.

Многоцветное плетение врезалось в купол, заставляя его содрогнуться.

Мир окрасился вновь. Я смогла снова взглянуть на Джастина. Он чуть не плакал, но с надеждой смотрел на пёстрое кружево чар.

И у нас, и у них поднялся ветер. От летящей пыли стало темнеть, она колола лицо, забивалась в рот, нос и уши. Волосы у мамы и у Эда взметнулись вверх.

Всё ровно так, как я помню.

Эд вытянул руку, прижимая ладонь к куполу, практически вдавливая в него плетение. Старуха всё подпитывала и подпитывала свои плетения, облегчая ему боль.

Я чувствовала, какие плетения она использует, а значит и то, что происходило с Эдом в тот момент.

У него рвались сосуды, скакал пульс, росла температура. Мне так и не сказали, отчего лечили Эда после этих событий. Лучше бы и дальше не знала.

Джейн лечила и укрепляла его. Не могла исправить всего и вынуждена была выбирать приоритетные травмы вроде серьёзных внутренних кровотечений и снижения пульса и температуры, пренебрегая полопавшимися капиллярами в глазах, параличом некоторых мышц и прочими не летальными травмами.

А руки тряслись — полностью отделяться от мысли, кого именно она спасает Джейн так и не умела. Но ошибаться ей было нельзя.

Яркий свет от двух противоборствующих сил слепил даже через веки. Пятнадцатилетняя я невольно упёрлась в купол со своей стороны. Помню, тогда покалывание охватило висок и плечо. Мне было плевать, какие побочные эффекты это даст — глаза закрывались сами собой.

Так появилась седая прядь над ухом. Выкачка энергии образовала подобный молении след на плече.

Не нравится мне это воспоминание. Совсем.

Эд стеклянным взглядом буравил купол, вдавливая в него руку. Он был в сознании, но больше не кричал — печать была проломлена. Мама крепко держала его, жмурясь от света.

Люди, подпитывающие Эда, стали постепенно отходить или падать в обмороки — у них кончалась энергия.

Учитель усилил напор на купол. Тёмное плетение проседало.

Купол помутнел.

Я помнила этот момент.

Посмотрела на Джастина. За барьером не было слышно, но он кричал.

Поднявшись на ноги, прошла сквозь купол. Как проекция, я могла делать что угодно, ведь я — не часть происходящего.

Встала рядом с размытой фигурой. Джейн не смотрела на него и память не сохранила подробности образа.

От Джастина стали отлетать чёрные эфемерные лоскутки — кусочки пузыря, сжигаемого ради энергии. Выгорание источника. Неостановимый процесс. Необратимое повреждение источника. Ужасно, но завораживающе. Как и всё в этом воспоминании.

Джейн заметила. Под её взглядом мальчик стал чётким. Кричал и плакал. Она не слышала из-за купола.

В те годы было почти безразлично… Меня пугал только Эд, от которого полетели такие же кусочки… белый источник. Тоже выгорающий.

Сейчас рыдать хотелось над обоими.

Я тронула Джея, хоть и знала, что просто пройду насквозь.

Рука Эда соскользнула с купола — напор белого плетения ослаб. Но через несколько мгновений, мама подняла его руку и прижала назад.

Купол и чёрное плетение в его центре затряслись.

Джастин при мне рухнул в обморок.

Хватит…

Довольно.

Светлый лиловый туман забрал меня отсюда.

На мгновение стало темно. Магия дала мне остро необходимую секундную передышку между воспоминаниями.

Дальше замелькали какие-то другие воспоминания. Эд лечился, потом начал с моей мамой отношения. Потом женился…

Я, кажется, смотрела на вальс. Очень трогательный в понимании Джейн — естественно, жених-то — её мальчик.

Потом что-то замелькало про появление Моргана. Потом близнецов. Возня с ними. Внуки. Просто прекрасно.

А меня не отпускали разбуженные воспоминания.

Сменялись мелкие события в воспоминаниях. Откуда-то доносился голос Эдмунда:

— Я не могу закончить артефакт для коррекции искры. Что мне потом делать? Иногда кажется, сам сломал бы всё, лишь бы работа не кончалось.

Это-что совсем свежее. Буквально в этом году я уже слышала об этой проблеме отчима от матери.

Меня выбросило из памяти — важные моменты закончились.

Дом старухи.

Точно?

После воспоминаний часто не ясно где ты.

Одежда, чай, поза — всё так и было… Дом совсем не изменился.

Я огляделась.

За окном уже темно. Эдмунд и Мадам спят.

Я посмотрела на отчима: лежит. Жив и здоров.

Весь тот кошмар в прошлом. Очень давно в прошлом.

Осталось… только одно маленькое воспоминание, которое я хотела бы увидеть — что он сказал мне после выгорания источника? Но почему-то я не решалась.