Крапивники

Глава 27. Луна

— Привет, — дверь открыла мама. — Заходи. Ты к нам поужинать или на ночь?

— Да я… если честно, посоветоваться. А там видно будет.

— Что-то по работе? Эд наверху, — она забрала у меня куртку и, убирая в шкаф, прибавила с тяжёлым вздохом. — Строит с мальчиками очередную артефакторскую дрянь. Думаю, они согласятся прерваться.

— Я к тебе. Вопрос скорее… личный, чем рабочий.

Мама удивилась, но через секунду на её лице возникла улыбка:

— Правда? Ну, проходи на кухню.

Я вошла и ополоснула руки здесь, пока мама что-то искала в буфете.

— У нас ничего нет к чаю. Абсолютно, представляешь? Может, тебе каши с мясом положить? Голодная?

— Не…

Я села и подперев подбородок кулаком, наблюдала, как мать возится с чаем.

Потрескивал камин. Пахло чем-то не приторно сладким. Может, мама готовила к ужину сладкий соус? На меду и томатах. Должно быть так.

Давненько я не приходила к ней за советом. Когда в последний раз? Позаливать про свои проблемы — регулярно, поужинать или посидеть вместе — тоже, а вот за советом… последний раз лет в двадцать, наверное. По поводу парня, который в то время мне нравился. По-моему, тогда её советы навели меня на мысль, что мы друг другу не подходим.

Да, именно так.

— Так что у тебя случилось?

— Ну… помнишь, я однажды приходила за советом насчёт мальчика? Ты мне тогда посоветовала выписать себе всё, что должно быть в парне. И искать себе пару по этому списку.

— Да. Нашла такого?

— Ну… примерно.

— Так, — отставив чашки, пока вода не закипит, подсела ко мне и приготовилась перемывать косточки. — Я слушаю.

Я задумчиво ковыряя ногти, рассматривала столешницу и мелкие царапины на её поверхности.

— Давай приготовим печенье? Морковное.

Что-то есть в этом процессе — готовке печенья… объединяющее и успокаивающее. Ещё с самого моего детства было.

— Это то, что с овсянкой? — мама сдвинула брови, припоминая рецепт. — Никто кроме нас с тобой есть не будет. Давай ещё яблока добавим, вдруг им понравится?

— Хорошо.

Я принялась собирать продукты, пока мама завязывала длинные каштановые волосы в пучок. Рецепт нам не требовался — был выучен наизусть.

— Мам, яблока нет. Достать грушу?

— Давай. Почисти, ладно?

Я села с ножом, аккуратно срезая кожицу с плодов. Мама сложила в миску масло, яйца, овсянку, мёд и специи. По кухни распространился запах корицы.

Она включила водотрубку, и применила к текущей струе чары, чтоб вода обхватила венчик и взбила содержимое миски.

— Так что за молодой человек? — пока водные щупальца перемешивали за неё тесто, мама задёрнула шторы и закрыла дверь в кухню, чтоб нашему общению не помешали.

Холодый и тёмный окружающий мир остался где-то снаружи. Просторная уютная кухня была теперь для него недосягаема. Маленькая тёплая крепость.

— Ну… Мы с ним не то чтобы много общаемся, — призналась я. — А если и общаемся, то больше спорим и выясняем, кто кого сильнее обидел.

Мама отсыпала в миску немного муки. Принесла ко мне на стол таз и несколько круглых маленьких ножей, напоминающих сюрикены.

— Но уже из-за того, что я вижу… путаюсь. Он вполне симпатичный, но не совсем в моём вкусе. Он очень ценит семью, но из-за того, что в ней фигурирует аристократия — жуткий сноб. Он умеет и посмеяться, и поддержать… по-своему… но при этом с ним невозможно общаться — все вокруг виноваты, но не он! А мы ещё и знакомы были раньше, некоторые обиды были и с моей стороны, и с его. И вот вроде он мне и нравиться, но вроде и кретин какой-то, который в шестнадцать был и вовсе невыносим. Я ему даже чуть нос не сломала в те годы.

Мама как-то странно на меня посмотрела. То ли не могла вспомнить никого, подходящего под описание, кому я пыталась бы сломать нос, то ли догадалась до конкретного имени. В любом случае, ответа я не получила.

Вместо слов мама призвала воду к себе поближе. Перед ней завила большая как мяч переливающаяся капля. Мама вкинула в неё ножи-сюрикены и очищенную морковь.

В водном пузыре, левитирующем над столом, появились течения. Не вылетая наружу, швыряемые потоками воды, лезвия кромсали морковь в мелкий фарш.

Красивое заклинание. Жаль, что я не водный маг — может, тогда я любила бы готовить не меньше, чем мама. Но, увы, для меня процесс куда труднее. Мне морковь приходится тереть руками.

— Вот как у тебя так получилось, а? — я положила перед матерью ещё несколько очищенных плодов.

— Ты про что? — она выбросила из водного купола порубленную морковь в таз и отправила на помол грушу. Воды в «фарше» почти не было — всё-таки она была очень хорошим водным магом и вода почти никогда не оказывалась там, где не должна была.

— О папе и Эде. Ты каким-то образом нашла себе не одного, а двух идеальных мужей.

— Каких? — переспросила мама и нервно хихикнула. — Луна, доченька, если ты приведёшь себе такого «идеального», как папа или Эдмунд — я придушу его ночью подушкой. Просто потому, что желаю тебе добра.

Отжимая морковь от лишнего сока, я скептически прошлась по матери взглядом.

— Идеальных людей не бывает. Тем более, если речь про Эда и папу. Ничего себе… нашла идеалы.

— Ну, знаешь, я бы примерно такого себе и хотела. Разве что всю жизнь заниматься домом и детьми без посторонней работы мне бы быстро стало скучно.

— Ты же понимаешь, что это очень большое «разве что»? Мы с Эдом построили такие отношения по подобию своих семей. Ни у меня, ни у него матери не работали и занимались исключительно детьми. В случае его матери проблемными, а моей — многочисленными. Наши семьи были такими и такими выросли мы. И, вполне вероятно, такими вырастут мальчики. А твой папа просто был не против.

— Мам, я и не собираюсь выбирать себе кого-то из них. Один — мой родной отец и вдобавок мёртв уже тринадцать лет, а второй — твой муж, и он чокнутый от гениальности трудоголик на двадцать лет меня старше. Я спрашиваю, как мне подобрать себе настолько же идеально совместимую пару, как ты подобрала себе.

Выбросив перетёртую грушу в таз, мама присоединилась к отжиму.

Задумчиво фыркнув, погрузилась в раздумья.

Сбросив пару жменек отжатого сырья в миску с мукой, продолжила:

— Ты не правильно понимаешь, Луна. Они не идеальны.

— Да, я знаю. Идеальных людей не бывает.

— Всё ещё не правильно. Они не идеальны ни как люди, ни как мужья, ни как мои мужья.

— М-да? — я недоверчиво изогнула бровь. — А мне вот лично казалось, что ты их обожаешь. С папой я Ваши отношения помню чуть хуже, но вот Эд… не припомню от кого-либо из вас жалоб друг на друга.

— Во-первых, всегда есть на что пожаловаться. Во-вторых, да, я их обожаю, но это не значит, что они идеальны.

— Ну и что же тебя в них не устраивает?

Слыша в моих словах скепсис, мама непроизвольно стала отвечать в похожем недовольном тоне:

— Ну, например, отношения с работой. Что один, что другой — два любителя магии и детей в это втягивают. Думаешь мне нравиться, что папа водил тебя на испытания артефактов? Или что у меня малолетние сыновья такими терминами бросаются, что я себя полной дурой чувствую?

— Но тебе ведь нравится их трудоголизм. Разве нет?

— Да. В этом и суть, Луна. Не замечают недостатков во время влюблённости. Потом в отношениях наступает эдакий «кризис», когда начинаешь видеть все его ужасные черты. И не такой уж он и идеальный принц, оказывается.

Подумав, она пожала плечами:

— Правда, эти два этапа у меня в обоих случаях оказались совмещены. У Эда и Роланда недостатки читались с первых секунд. Вроде и классные, а вроде и сковородой прибить охота.

Я молча отправила ещё горсть тёртых груш к моркови.

— А потом… потом любовь. Когда любишь и хорошее, и плохое. Знаешь, из Эда такое же совершенство, как из меня карьеристка. В принципе, допустимо, но ведь лютый же бред. Эд он…

Мама задумалась, подбирая слова.

— Вот бывает, сидишь в парке, ждёшь свидания и вдруг видишь — идёт, — мама поудобнее села и принялась томно описывать. — В красивом костюме по фигуре. Весь идеален: фигура, волосы, глаза, носик, и непередаваемая улыбка… самая красивая улыбка в мире.

Тут я была с матерью почти согласна. Не решусь поручиться за весь мир, но среди моих знакомых у Эдмунда были самые красивые и яркие эмоции.

— И вот идёт он по тропинке, замечает тебя, улыбается шире и ускоряет шаг — спешит навстречу. И вдруг… — мама сделала паузу. — Спотыкается и коленом в собачий «подарок». Светлыми брюками… представляешь, каким словам научились дети, играющие рядом?

Я коротко хихикнула, понимая, что мать рассказывает реальную историю.

— Но он встаёт. Листиком стирает с ноги всё, что легко стирается, снова улыбается. Подходит, садится рядышком и тихонько так, на ушко: "Ужасные времена, не находите? Прекрасная дама вынуждена проводить день в моей дерьмовой компании'.

Я засмеялась, живо представляя эту картину.

— Иронично, что в такие моменты я нахожу Эдмунда милым, — мама смеялась вместе со мной. — Такой очаровательно непосредственный.

— Не совсем мой вариант, но отношение к проблеме мне нравится.

— Сдава Создателю, — мама дёрнула бровью, отправляясь мыть руки от сока.

— Ага.

Я добавила в миску с плодами и мукой остальные ингредиенты. Перемешивать решила руками.

— Не… С таким как Эд мы очень скоро разругаемся — кто за что отвечает и в каком объёме. Мне нужен человек, с которым можно было бы всё сразу структурировать — кто и за что — и отклоняться от договорённости только в случае необходимости.

— Ну, с Эдом-то вы не ругаетесь.

— Это потому, что он воспринимает меня как ребёнка и готов уступать. А теперь замени в его отношении «опеку» на «сотрудничество», и наши непомерные лень, упрямство и принципиальность просто нас раздавят.

— Скорее уж разорвут дом изнутри, — мама отправилась за противнем. — Кстати об этом, мне тоже бывает тесно с его характером.

Мама бросила на противень кусочек сливочного масла и размазала, чтобы про выпекании печенье не приставало к металлу.

— Твой папа едва ли был сильно лучше. Не думай, что он был безусловно хорошим. Ты просто его плохо помнишь — в одиннадцать лет дети редко могут чётко осознавать недостатки родителей.

— Что было не так с ним?

— Ну… — мама задумалась. — Если уж говорить примерами… Вот однажды он разговаривал с кем-то из коллег. Ещё до нашей свадьбы было, я тогда практику проходила в Королевском Научном. Зашла речь про девушек, про мужественную внешность, а потом — как так вышло уже не помню — начали обсуждать волосы на груди. Так он мои волосы к груди прижал и отказывался слушать доводы коллеги, что это не считается. Волосы на груди? На груди. Ну и плевать чьи. Стоит, смеётся и уверяет, что он самый брутальный мужик во всём Королевском Научном — самые длинные волосы.

Я захохотала:

— А потом ты спрашиваешь, в кого у меня такое ужасное чувство юмора.

— Ну да, ну да. Так что не думай, что любовь всей жизни должна быть идеальной. Это просто значит, что с недостатками этого человека ты готова жить. Возможно со временем, ты полюбишь эти недостатки. Как я, например, светлые волосы твоего отца.

— А что с ними не так? Нормальные волосы, — забыв о тесте на руках, я потянулась к собственной шевелюре, унаследованной от него.

— Всё хорошо, просто я больше люблю брюнетов, — мама чистой рукой сняла в моих волос прицепившейся кусочек моркови. — На мой вкус, волосы Эда — идеальны, но у него свои проблемы.

— Неужели хочешь сказать, что у тебя есть претензии к его внешности⁈ — не поверила я.

— В нём я не сразу полюбила нос.

Вот где возразить было нечего! Длинный острый, как «клюв», да в сочетании с научным любопытством, он придавал особое значение фразе «совать нос в какие-то дела».

— Знаешь, целоваться не удобно — в щёку упирается. Потом мы научились правильно головы ставить, а нос стал просто забавной изюминкой.

— Ясненько.

Я принялась раскладывать приплющенные шарики по противню. Мама пошла, включать артефакт-печь. Печенье полагалось ставить в разогретую.

Вот интересно, на что влияет эта тонкость? Что такого ужасного случится, если разогревать с тестом внутри?

Впрочем, не важно. Может, когда-нибудь проверю.

— Мой «неидеальный» тоже не вполне в моём вкусе, но больше беспокоит характер.

— Тут труднее, — мама кивнула. — Что-то тоже полюбишь, как трудоголизм каждого из моих мужей и их тупые шутки. Но с чем-то придётся мириться до конца жизни, так и не сумев это полюбить: например, расхождения во вкусах, курение твоего отца, матерную речь Эдмунда. Некоторые вещи будешь в равной степени обожать и ненавидеть: особо тупые шутки и тот же самый трудоголизм. С этим просто приходится жить.

— Ясненько.

— Ну а как ты хотела? Ты тоже им не подарок. Думаешь, Эда не бесит моя паника при его или мальчишек безответственном поведении? Или желание заставить его пойти к врачу по любому поводу? Или «подтирание соплей детям, когда они и сами разберутся»? Бесит, ещё как. Он вырос в другой среде: его друзьями были мальчишки-беспризорники, а родители отпускали гулять до поздна. Ну… и заодно не знали о худшей половине его проделок. А я росла абсолютно домашним ребёнком, которого мама наряжала в платья и учила печь блинчики, и, не приведи тебя Создатель, при ней сказать даже слово «задница».

— Ага, — я кивнула, показывая, что знаю об этом.

— За Эда не поручусь, но за себя скажу: ты даже не представляешь, как хочется иногда запустить ему в голову сковородкой.

— По Вам и не скажешь.

— Конечно не скажешь, потому, что я его люблю и никогда не брошу в него даже вилкой, не то что сковородой, — мама сделала из таза глоток сока, который я отжала из перемолотых фруктов. — Вкусно. Тебе налить?

— Да.

Она отошла за чашками. Разливая, напиток, продолжила:

— Злится нормально. Проблемы начинаются тогда, когда мысль о том, что ты можешь ему навредить или сделать больно, перестаёт быть веской причиной чего-то не делать.

— Хочешь сказать, если я со сковородой встану за спиной у своего молодого человека и буду представлять суд и сокамерниц, а не рыдания над его бездыханным телом — это не мой человек.

— М…

Мама провела секунду в задумчивости, оценивая формулировку. В размышлениях она влила весь сок в одну чашку — из груш и моркови сцеживается не так много. Осознавшись, разлила на несколько порций.

— Да, примерно это я и хочу сказать. Но, разумеется, не стоит себя мучить и любить его через силу, если есть что-то, что ты категорически не приемлешь.

— Да, да, это я понимаю… М… И всё же… если мы раньше уже были знакомы и не в самом позитивном ключе?

— Он виноват или ты?

— Он. В основном. Но во всём обвиняет меня.

— Ничего не могу посоветовать. Тут нужно видеть полную картину, чтоб прикидывать стратегию… Полагаю, тогда всё зависит от того, готовы ли вы друг друга простить. Если помнишь, мы с Эдом, тоже не с первой попытки сошлись.

— Да, знаю, вы поругались, и он ушёл от тебя за несколько месяцев до свадьбы.

— Да. Но одиннадцать с половиной лет назад мы смогли простить это друг другу. Ну и где б мы были, если б обижались?

Ковыряя ногти, я обдумывала возможность применить материнскую модель поведения на свой случай.

— Но это сработало для нас, — в унисон с моими мыслями напомнила она. — Это не значит, что тебе мои советы подойдут.

— Конечно.

— Погоди минутку, я отнесу сок.

Забрав четыре из шести чашек, мама пошла наверх.

Я отхлебнула из своей и, посмотрев на показавшееся дно, нахмурилась.

Мама могла бы просто поставить графин на кухне и предоставить домочадцам возможность самим прийти за соком, но нет. Налила и отнесла.

Мама вернулась. Переставила печенье в печь. Подсела ко мне и взяла в руки собственную чашку.

— Как Вы ещё не наскучили друг другу за столько лет? Он всё ещё приносит тебе цветы, сладости, подарки без повода. Ты ему кружки носишь, вкусняшки, никогда на него не орёшь. Ну, почти никогда. Что это за тайное знание?

Последняя формулировка напомнила недавно прочитанную книгу, заставив процитировать её кусок:

— … приправленное чудесами истиной любви?

— Я ещё ни разу не говорила про чудеса, — заметила мама и пожала плечами. — Хотя, может, это и чудо, Луна, но не без капельки расчёта.

— Как назло у меня плохо с математикой.

— Ничего, справишься. Отношения, это не дар с неба. Это рукотворное чудо.

— Вот только без удачи свыше, подходящий человек что-то никак не находится.

— Хорошо. Рукотворное чудо, благословлённое свыше.

— Ну и как его творить?

— Показывай сама, какие отношения ты хочешь. В моём случае это значит, не ленится принести ему чашку кофе, когда он третий час работает в кабинете. Даже если он об этом не просил. Если устал, вернувшись с работы, дать поесть в тишине. Если чем-то расстроен — поддержать.

— Это очевидно.

— Далеко не всем, — возразила мама и, отпив сока, продолжила. — Ещё знаешь что хорошо? Говорить ему, за что ты его любишь. Мужчины тоже любят комплименты. И что немаловажно… иногда ленись. Не забывай, что ты тоже человек. Время от времени сбрасывай на него детей и все домашние дела, чтоб немного вернуть в реальность, или можешь отложить зашивание пары домашних рубашек или уборку пыли — мир от этого не рухнет, а тебе будет проще.

— Ага, — я сделала мысленную заметку, но в моём общении с Джастином так ли это поможет?

— Это своего рода маленькая добрая манипуляция.

— Ну, манипуляциям можно посвятить отдельный разговор на три часа, — я пожала плечами.

— Да, — задумалась. — Только знаешь, что важно… старайся не просить о чём-либо после проявленя любви. Приготовить его любимый пирог, и тут же что-то затребовать — это просто жестоко. Будет выглядеть так, будто ты заботишься о нём исключительно из-за выгоды.

В кухню вошёл Эдмунд.

Мама замолчала, было что-то неправильное в том, чтоб продолжать обсуждать Эда как подопытную крысу в его присутствии.

— Что, девчёнки, сплетничаете?

Он включил водотрубку и ополоснул четыре чашки.

Мама внимательно наблюдала за тем, как супруг вытирает посуду и вдруг шепнула мне с улыбкой.

— Сейчас фокус покажу.

Отведя взгляд, будто занята соком, «невзначай» заметила:

— Сплетничаем. Кстати, чудесная рубашка, Эдмунд.

Отчим с недоверием оглядел проношенную до дыр на левой подмышке рубашку и, очевидно приняв за шутку мамины слова, фыркнул:

— Это потому, что ты её не зашила. Вторую неделю собираешься.

— Я без сарказма, Эд.

— Тогда я не понял, чем она такая чудесная. Ровно такая же, как все остальные. Даже ещё хуже.

— А я разве про них что-то говорила? Я только сказала, что ты в этой красавчик.

Встретившись взглядами они пару секунд молчали. Затем Эд усмехнулся. Убирая чашки в шкаф, он довольно улыбался, а мама хитро переводила взгляд с меня на Эда и обратно.

— Видишь, какой сразу счастливый стал, когда дошло? — едва слышно шепнула она.

— Чего вы там шушукаетесь?

— Ничего. Обсуждаем мальчиков.

— В смысле наших или её ухажёров?

— Наших ухажёров. Тебя, Роланда, её парня… обсуждаем маленькие добрые манипуляции.

— Да? Я это знаю. Что-то типа «Цифи, пожарь, пожалуйста, картошки, а то я тут с голоду умру».

— Нет. Мы скорее, про вот такие, — мама отставила чашку и нежно, слегка нараспев заговорила. — Эдмунд, сокровище, ты у меня такой добрый и хороший… самый-самый лучший. Отрежешь мне колбаски?

— Давай дам тебе нож и всю палку.

— Ну не-е-ет… — протянула мама. — Мне только кружочек. Я так нож мыть не хочу. Ты же у меня такой заботливый. Отрежешь?

— Да ты просто кукловод, — иронично засмеялся он. — Какие изысканные манипуляции. Но за такое надо ещё сказать, что-нибудь.

Эдмунд нашёл варено-копчёную, отпилил солидный кусок, всё вымыл, убрал и показал колбаску любимой супруге.

Она попыталась взять кусок, но Эд поднял руку, не давай дотянуться:

— Может, у меня сегодня особенно румяная физиономия или красивые волосы?

— Они просто роскошные.

— Спасибо, — с выражением под названием «Ах, как утомительно быть идеальным», встряхнул шевелюру и отдал колбасу. — На.

Мама забрала вкусняшку.

— Спасибо, — нежно провела рукой по его предплечью. — Как мальчики? Их пора бы уложить спать.

— Дай нам минут пятнадцать. Осталось закончить с соединениями. Потом прочитаем пару глав в книге и будем ложиться. А тестировать, так и быть, будем завтра.

— Хорошо. Мы с Луной ещё посидим.

Эд кивнул и, согнувшись, кратко прижал губы к её шее. Направился к выходу из кухни.

— Эд, постой, — я отставила пустую чашку.

— Что?

— Ты знаешь книгу «Машина смерти»?

Я и сама не поняла, как мысли привели меня к любимой истории Джастина.

— Эта та, где мужик кишки врагов на шест наматывал сразу перед сценой секса? Да, знаю, классная книга.

— Она у тебя есть?

— Где-то лежит, если в пожаре не сгорела, — пожал плечами. — А что, тебе нужна?

— Просто знаю человека, который очень хочет такую.

— Парень твой? — прочитав ответ в моём взгляде, пообещал. — Посмотрю. Странный он у тебя. Второсортное старьё какое-то читает. Этой книге же лет сорок.

Отчим ушёл.

Мама кивнула подбородком на закрывшуюся за ним дверь:

— Видишь? Делаешь один нормальный комплимент, чтоб настроить на правильное настроение, а потом открыто говоришь, что планируешь манипуляцию «комплимент плюс просьба». И он уже не думает, что первый комплимент к ней относился. Рубашку, кстати, я не зашиваю потому, что планирую постирать и пустить на тряпки. Но он зачем-то её надевает.

Я усмехнулась и отнесла чашку. Ополоснула и наполнила молоком. Минут через десять приготовится печенье — к нему понадобится напиток.