Крапивники

Глава 56. Луна

Я вышла из башни. Эдмунд сидел, скрестив ноги на траве перед полем, отдалённым от башни всего метров на пять. Смотря куда-то вдаль, драл листики картошки. На земле уже скопилась горсть рваной ботвы, а пальцы от сока и пыли имели грязно-зелёный цвет.

— Ты сидишь тут двадцать минут, — заметила я, опершись плечом о стен башни, заросшую виноградными лозами с незрелыми гроздьями.

Эд оглянулся и устало улыбнулся:

— Думал над тем, что ты сказала. Ну, про то, что я на вас тень отбрасываю.

— Ты же не обижаешься, правда? — я подошла ближе, виновато, почёсывая затылок.

— Нет, наоборот… я тут понял, что и сам на себя тень отбрасываю. Что бы я теперь не сделал — это будет детский лепет рядом с прошлым. Все будут говорить, что я размениваюсь на ерунду и вообще уже не то, что раньше. Так что… я вместе с вами буду ненавидеть крутого себя.

Оторвал от картофельного стебля чёрную ягодку. Ногтями разбирая её на мелкие кусочки, снова поглядел в пустоту, на надвигающиеся громадные тучи.

Они ползли по серому небу, не пропуская, казалось, ни одного солнечного луча. Дул холодный ветер, слышался стрекот насекомых, чувствующих надвигающуюся бурю.

— Мне так не хватало этого места.

— Ты провела здесь меньше года, — с мягкой улыбкой заметил Эдмунд.

Я улыбнулась в ответ, глядя в такое знакомое лицо.

Эдмунд. Мне не хватало такой его улыбки. Взгляда… в целом Эдмунда. Такого спокойного и любящего независимо от обстоятельств. Это странно, ведь он всегда был рядом, он почему-то только сейчас его присутствие помогало успокоиться.

Может… потому, что он и сам нервничал в последнее время. Из шаткого положения трудно успокаивать других. Сейчас же он выглядел почти расслабленным. Правда, слегка несчастным.

— Но мне тоже его не хватало. Представляешь, меня тут всё ещё зовут крапивником, а не профессором Рио. Правда, потом извиняются, но…

Он усмехнулся, глядя на поле.

— … А ведь раньше я очень ценил, когда кто-то мог вспомнить моё имя вместо клички. Мне так нравилось его слышать.

— Тогда, всё как будто было проще.

— Было. Отчасти. Мне кажется, иногда, я уже кто-то другой… не я. Аптека, пациенты, разработки, нелепая жилетка и старые сандалии. Прокатился по полу, вспахивая крапивой — и в жизни ничего больше не нужно. Такой… выброс эмоций… на весь год потом хватало. Когда колдовать только крапиву мог. А восхищение в глазах горожан!

Он будто видел картинки прошлого в картофельном поле и тёмных тучах.

— У прошлых нас не меньше насущных проблем, но легче груз опыта. Иронично, правда? Вчера нам не нахватает сегодняшней жизни — а сегодня вчерашней.

— Надежда на завтра всё равно остаётся.

— Не всегда, но тоже верно. В любом случае, сегодняшняя жизнь никогда не выглядит заманчиво на фоне других.

— Да… слишком она настоящая.

Я прикрыла глаза, подставляя лицо ветру. В абсолютной тишине слушать шум трав и насекомых, шорох и тихий треск листьев, которые продолжал рвать Эдмунд.

Сосредотачиваясь лишь на запахах и чувствах, ритме дыхания, не сразу заметила исчезновение этого шума.

Эд перестал рвать листья. Лицо, неизменно направленное к горизонту, озаряла улыбка. Странная. Я не видела таких улыбок прежде, будто в голове о отчима играла какая-то лихая мелодия, под звук которой какие-то маленькие рыцари у него в голове с особой и картинной жестокостью рубили все печали и проблемы в кровавое месиво. Эд даже слегка покачивал головой, будто в так музыке.

— Так, Луна, я тут вспомнил, что в те годы, меня иногда считали слегка чокнутым. — Эд прищурился с усмешкой. — Знаешь, что это значит?

— И что же?

— Если мне не хватает беготни по полю, то никто не может запретить мне. Я же чокнутый, — поднялся на ноги. — На больных не обижаются.

Я на всякий случай последовала его примеру.

Эд снял и отложил шёлковую жилетку, оставшись в рубашке.

— Беги.

— Куда?

— Через картошку.

Поднимался ветер.

— Не понимаю.

— А и не надо.

Эдмунд схватил меня за руки и потянул через поле. Секунду было больно от того, что меня тянут, но стоило войти в темп, Эдмунд отпустил мою руку.

В лицо бил ветер, порой принося песчинки и мелких насекомых.

Где-то вдали прогремел гром.

Крохотная капля дождя упала на щёку. Только на контрасте с холодной водой я поняла, что кожа горит.

Эд бежал быстро. Быстрее, чем в лесу, на забеге. Быстрее меня. Свободнее. Как он это делает, чёрт возьми?

Эд оторвался от меня почти на три метра и споткнулся обо что-то и с размаху полетел лицом в картошку.

Но миг спустя он снова был на ногах. Опять разгонялся, будто ничего не случилось.

Теперь мы бежали на равных. Но я снова стала отставать. Через силу прибавила ходу.

— У тебя кровь! — не тормозя крикнула я, сразу ощущая, что дыхание сбилось.

— Насрать! Просто беги!

Он был весел. По нижней половине лица была местами размазана кровь. Но он смеялся. Беззвучно. Дышал ртом, но порой при выдохе из носа вылетали капельки и тут же врезались в грудь белоснежной рубашки, измазанной травой и грязью.

Отвлёкшись, я зацепилась одежной за корягу и упала, сильно ударив колено.

По инерции я прокатилась вперёд на полтора метра, остановившись на земле.

Небо заволокли огромные ужасающе серые, тёмные тучи. Они перекрыли всё! Не было неба, не было солнца. Был только стрёкот паникующий кузнечиков и безжалостный ветер, рвущий листья с деревьев.

Маленький апокалипсис.

— Луна? — Эд развернулся и встал.

Только ветер и тучи. Ужасные и неотвратимые.

Ужасные и великие.

И маленькие мы. Я и Эдмунд.

Кажется, та безумная мелодия для рыцарей-инквизиторов, заиграла и у меня в голове. Кажется, безумство заразно.

Я подскочила на ноги и через боль в ноге, под падающими на распалённое лицо первыми каплями бросилась вперёд.

— Не тормози, старикашка, — на ходу пихнула Эдмунда в плечо. Кажется, сильнее, чем хотела, но его улыбка заставила чувство вины удавиться в уголке подсознания.

— Старикашка ещё тебя обгонит! — Эд бросился следом.

Я быстро оглянулась, замечая его лицо.

Светлое и вытянутое. В лёгком и опрятном облаке серебряных кудрей.

Оглянулась на острые черты, на длинный нос, на большие круглые тёмные глаза, светящиеся всё тем же молодым огнём, что и двенадцать лет назад.

Эд не изменился.

Плевать, что на нём красивый дорогой костюм, а не протёртые штаны и жилетка из рогожи на объёмной льняной рубахе. Плевать, что он поседел так катастрофически рано. Плевать, что под глазами можно заметить легкую паутинку мимических морщин.

Вовсе это даже не морщины! Это трафарет. Карта, нанесённая на кожу. Карта его эмоций. Вот и сейчас он улыбается, а кожа складывается, образуя эти лёгкие складки. Те же, что и двенадцать лет назад.

Те же, что и двадцать, что и тридцать лет назад, если верить тому, что я видела в чужих воспоминания. Его улыбка не меняется на протяжении всей жизни.

Эд не стареет. Совсем не стареет.

Это место тоже не изменилось.

Плевать на то, как выросли деревья. Плевать, что люди срубили старый дуб. Плевать, что башня пуще прежнего заросла лозой. Плевать, что знакомые мне люди постарели, выросли, умерли или уехали. Плевать, что появилось много новых. Трое-город и башня Эда не изменились.

Я не изменилась.

Мне не пятнадцать, за спиной разработки и преподавание, на плече шрам, а в волосах седая прядь. Я не боюсь больше магии так сильно как двенадцать лет назад. Но это я. Я! Это всё ещё та самая я!

Эд не стареет. Где-то в душе ему всегда есть и будет тридцать четыре, как двенадцать лет назад.

Эд не старел и тогда. Для мамы ему всегда будет семнадцать или даже четырнадцать.

На деле же… Ему лет пять. Где-то в душе.

Нет, он не глуп как пятилетка, он не возьмёт конфетку у странного незнакомца… хотя, кто знает.

Эд просто молод. Его, как ребёнка, не беспокоят ярлыки, которые общество вешает на людей, его не ничто не останавливает, когда он хочет сделать что-нибудь детское и глупое. По жизни его ведут любопытство и бесконечная доброта. Как тогда, двенадцать лет назад, когда он пустил меня в дом.

Возможно, он слишком требователен к себе, но никто не без недостатков.

Хотя… может всё наоборот? Он просто мудр? Понимает что-то, чего не понимают другие? Может уже разочаровался в жестокости и эгоизме и теперь вышел на новый уровень существования в виде мудреца, одарённого высшим пониманием в прошлой жизни? Может, даже не понимает этого сам, а просто живёт.

Может быть, Эдмунд старик?

Не знаю. Как бы там ни было, передо мной великий маг. Не потому, что вылечил печати, не потому, что вылечил разломы, не потому, что вернул чары разрушенным искрам.

Этот человек остановил время. Остановил его в себе и во всём, чего хоть когда-то касался.

Трое-Город вечен. Башня. Сам Эд. Это картофельное поле. Эти грозовые тучи. Этот разошедшийся дождь!

Я.

Всё это вечно.

Состарится и станет пеплом, но то, что свершилось однажды останется правдой навсегда.

Эд догнал и перегнал меня.

— Поймал!

Эд исхитрился перекинуть меня через плечо как мешок картошки и закружиться, всё ещё продолжая бег.

Я не очень понимала, как мы движемся — от вращения в глазах всё поплыло, а Эда качало от моего веса и скользкой земли.

Казалось, вот-вот упадём, но Эд держался на ногах, а я всё ещё летала, лёжа животом у него на плече, промокшем от ливня.

Небо сбрасывало на нас воду.

Эд снял меня с плеча, надеясь отдышаться, но меня понесло.

Схватив его за руки, потянула, заставляя кружиться. Не то чтобы он сопротивлялся.

Промокшие и грязные, мы продолжали вытаптывать на картофельном поле маленький круг, вращаясь.

— Всё, хватит. Я устал.

Эд отиустил мою руку и сделал шаг в сторну, перевести дыхание.

Прижал руку к боку. Очевидно, чувствовал покалывание. Раскрасневшийся и усталый, с коричневатой от грязи шевелюрой.

Я подставила лицо ливню, чтоб оно скорее остыло.

— Хм, странно, — он хитро прищурился. — На небе тучи, а я вижу солнышко.

Эдмунд откинув с лица промокшие волосы, распрямившиеся у корней под собственным весом, вытащил платок. Тоже мокрый, как вся одежда, но чуть менее грязный.

— Чумазое, — он стёр грязь у меня с лица.

Зачем? Под таким ливнем это бесполезно.

— Да, брось, Эд, дождь всё смоет.

— Как скажешь, — отпустив меня, тем же платком стёр с лица кровь. — Знаешь, солнышко, надо почаще давить чужую картошку.

— Ага.

Всё, существующее в мире, скрыла серая стена дождя. Осталось лишь туманное поле. Бесконечный пустой мир.

Мой бесконечный пустой мир.

— Эдмунд.

— М?

— Давай украдём картошку?

— Давай, — он удивился лишь слегка. — Выбирай любую.

Я присела на корточки и принялась копать землю руками.

— Запечём её в камине с ветчиной. Поедим с солью и бульоном запьём. Вкусно так будет.

— Помидоркой закусим. Совсем без овощей трудно будет, — Эд выдернул стебель, который я раскапывала. Поскользнувшись, шлёпнулся на мокрую почку.

Пару картошин вылетели из земли вслед за корнями стебля. Остальное мы выкопали вручную.

Наворуем картошки и пойдём домой. Завернёмся в пледы. Запрёмся в башне.

— Ты ногтями-то не копай — камень возьми, — Эд вручил мне подходящий булыжник.

— Спасибо.

Я поддела ком земли.

— Вот тебе новый проект, Эдмунд: победи смерть.

— Смерть?

— Ага. И никогда не умирай, ладно?

Он мягко усмехнулся.

— Не думаю, что хоть кому-то в этом мире стоит жить вечно, — он потрепал меня по голове. — Копай. А то сейчас совсем простынем.