Я прописывала особенности конструкции артефакта, который мы с Эдмундом должны были собрать.
— К маю управимся. Может даже, к концу апреля, — довольно перекладывая листы вычислений, болтал Эд. — Чёрт, а ведь всё весьма очевидно. Как ты до этого догадалась?
— Эм… цепь обрывочных мыслей, — лучше не рассказывать про копание в воспоминаниях. — Но навели меня на эту мысль ты и Мадам.
— Я же говорил, что стоит иногда её навещать, — усмехнулся отчим. — Видишь, она нам ещё и подсказала, что твой новый артефакт с кристаллом-накопителем можно вшивать под рёбра пациентам. Жёстко зафиксированный относительно тела артефакт будет эффективнее, чем болтающийся амулет.
— По-моему, звучит жестоко. И потом, тогда не выйдет убирать Фамильяров. Они всегда будут бегать рядом. А так, снял медальон — зверь исчез — практично.
— Фамильяр — чистая энергия. Он может менять свою форму, нужно только разобраться в этом получше. И потом, если моя теория о том, что размер фамильяра зависит от размера источника, верна, то моя дворняга — один из самых крупных вариантов. У большинства магов будет зверушка не больше кошки.
Я довела линию на чертеже и, подняв глаза, уточнила.
— А что насчёт объёма Астерата?
Эдмунд не спешил с ответом.
— Ты про своего парня спрашиваешь? — печально-задумчивый тон не предвещал хорошего.
— Да.
— Видишь ли, — Эдмунд задумчиво натирал пальцем кончик длинного острого носа. — «Объём Астерата» — это размер источника больше трёх объёмов сердца, при стандарте от половины до полутора. Понимаешь, что это значит?
— Ослабленный контроль. Большой источник тяжелее в управлении.
— Именно. Даже меня с моими «двумя сердцами» часто спрашивали о контроле. Но у меня при рождении контроль был идеальным! Травмы очень сильно его ослабили. Помнишь, когда я нервничал, росла крапива? Это сниженный контроль. То же происходит и с фамильяром. Он чувствителен к настроению хозяина и начинает колдовать, даже если я не хочу.
Я кивнула.
— Представляешь, что может сотворить травмированный «Астерат»? Тем более, что у твоего, кажется, объём не три сердца?
— Двадцать.
— А рекорд — тридцать пять. Твой парень ближе к рекордсмену, чем к здоровому человеку. Я не знаю, как и насколько Астерату нужно урезать объём накопительного кристалла по сравнению с изначальным источником.
— А полностью восстанавливать опасно, — кивнула я.
— Опасно, — подтвердил с кивком. — Как бы там ни было, «объём Асьерата» — это болезнь. Врождённая, наследственная, не поддающаяся лечению и опасная. В обществе она романтизируется из-за того, какие, якобы, открывает перспективы, но это всё ещё болезнь. А любое отклонение от нормы требует дополнительных исследований.
Я кивнула.
— А иногда и ограничений, — Эд взял меня за руку. — Мы постараемся разобраться, обещаю. Но сначала, давай не будем хвататься за сложный случай. Научимся лечить обычные.
— Справедливо, — я кивнула, не пытаясь скрывать, что надеялось услышать другое.
— Скорее всего, то, что мы делаем, сработает и на Астератах, он побочные эффекты для них усилятся многократно. Вопрос нужно изучать.
— Я понимаю.
— Не стоит обнадёживать его раньше времени.
— Я вообще ничего не рассказывала.
— Вот и правильно. Технологию мы скоро оформим в Королевском Научном. Получим копию бумаги об авторстве. И постараемся к лету закончить новую, улучшенную модель, оформить и пустить в производство. Я уже подобрал несколько человек, которые станут первыми подопытными. Возможно, предложим им и вариант с вшиванием амулета в организм.
— Меня больше пугает то, что после открытия свободных продаж этой продукции, именно мне придётся объяснять ситуацию Джастину. Для него это важно.
— Если твой парень не идиот, он поймёт. И потом, если захочешь, мы обязательно придумаем, как свалить эту миссию на меня, ладно?
— Ты всегда будешь решать каждую мою трудность? — я улыбнулась.
— Конечно, — Эдмунд с вредной усмешкой щёлкнул меня по носу. — Маленькое солнышко слишком маленькое для проблем большого мира.
— Издеваешься, да?
Эд свёл большой и указательный пальцы на расстояние сантиметра, как бы говоря «Самую малость».
— Но ты всегда можешь притормозить меня, если перегибаю палку, — он улыбался. Мягко и заботливо, как всегда. Опять, как всегда, готов был меня опекать и защищать.
— Знаешь, Эд… редко говорю, но… я тебя очень-очень люблю.
Эд опустил глаза к бумагам. Улыбка стала ещё шире. В неё примешалось смущение вперемешку с умилением. Он собрал листы и постучал краями по столу, чтоб стопочка вышла аккуратной.
— И я тебя, солнышко.