Красная дорама (СИ)

41. Пхеньян для двоих

Заранее полазив по «Кванмён», какое-никакое представление о парке Моранбон к воскресному утру я уже имел. И, тем не менее, тот сумел меня поразить — в хорошем смысле слова. С московскими аналогами сравнивать его было сложно — они совсем другие и иначе организованы, но, например, знаменитый сеульский Намсан проигрывал, на мой взгляд, своему пхеньянскому собрату практически по всем статьям. Роднило их то, что оба располагались на склонах сопок и оба же приютили телебашни, однако выглядел при этом Моранбон куда живописнее, и, главное — показался мне значительно удобнее. Если по «демократическому» южнокорейскому парку ходить в основном полагалось по тщательно огороженным дорожкам, то в «тоталитарном» северокорейском в этом плане царствовала граничившая с анархией свобода — ступай, куда пожелаешь, и где хочешь — устраивай пикник. Что, кстати, многие пхеньянцы и делали, разместившись веселыми компаниями на весенней траве.

Но это вовсе не означает, что Моранбон предстал передо мной каким-то диким и неблагоустроенным — как раз наоборот! Тут и там по нему были разбросаны аккуратные столики со скамеечками, оккупированные любителями перекинуться в картишки или сыграть партию в падук — что-то вроде корейского го. Внутри и вокруг оформленных в национальном стиле павильончиков под бодрую народную музыку самозабвенно танцевали как пожилые, так и молодежь. На спортивных площадках разворачивались жаркие волейбольные баталии или дробью стучали по столам для настольного тенниса пластиковые шарики. Уютные беседки манили уединиться… Последние, правда, жестоко обманывали — в каждой из них к нашему не столь уж и позднему появлению в парке уже прятались от воскресной суеты по три-четыре подобные нам парочки.

Что поделать, такова уж оборотная сторона любого хорошего, но при этом доступного местечка: далеко не ты один туда стремишься.

Встретиться с Лим мы условились на остановке, у самого парка. Я приехал туда первым, но долго ждать девушку мне не пришлось — Сук Джа вышла уже из следующего затормозившего у тротуара троллейбуса. На ней был нарядный чосонот — вроде бы тот самый, что и в прошлое воскресенье, и ранее, в четверг, на День Солнца, но немного иначе украшенный широкими лентами и смотревшийся будто бы по-новому.

Сам я сегодня отдал предпочтение своему костюму из «Тэсон» — ничего другого хоть сколько-то приличного у меня просто не нашлось. Оставалось надеяться, что получится не сильно его изгваздать на природе…

— Люблю это место! — с энтузиазмом заметила моя спутница, когда, перейдя широкую улицу, мы углубились в парк. — В детстве родители водили меня сюда почти каждое воскресенье — и я здесь каждый уголок изучила! Тогда, конечно, все тут было немного иначе — сейчас Моранбон буквально на глазах меняется! Как и вся столица, в общем-то…

— Да, наверное, — не слишком определенно кивнул я. И добавил: — Я же рос не в Пхеньяне, уже только после армии сюда перебрался…

Ну вот такой у нас Чон понаехавший, ничего тут не попишешь…

— И что, ни разу не бывал в этом парке? — удивилась Сук Джа, почему-то сделав из моих слов именно такой вывод.

— Ну, почему же, бывал… — предпочел ответить я: скажешь «нет», а потом еще случайно выясниться, что это не так — всем отделом, например, сюда ходили выпить на природе — и снова объясняйся… — Но так хорошо, как ты, его, конечно, не знаю, — добавил, подпустив в голос виноватую нотку.

— Тогда я буду сегодня твоим личным гидом! — охотно ухватилась за наживку девушка. — Все-все тебе расскажу!

— Договорились! — расплылся в глуповатой улыбке я.

Ну и всю последующую двухчасовую прогулку куда больше слушал, чем говорил. Что меня полностью устраивало.

Наиболее заполненную народом, относительно пологую часть парка мы прошли почти без задержек — замешкавшись лишь раз, возле волейбольной площадки, на которой команда девушек-военнослужащих играла против сослуживцев-мужчин. Инициатором этой неожиданной для меня остановки стала Лим — среди шумно поддерживавших спортсменов болельщиков она заметила свою приятельницу и не преминула подойти, поздороваться. А заодно, может, и кавалером похвастаться — почему нет?

Подруга моей спутницы носила форму с погонами старшего ефрейтора и, как потом рассказала мне Сук Джа, была зенитчицей — охраняла мирное небо столицы на батарее в окрестностях Пхеньяна — и сегодня все их отделение поощрили внеочередной увольнительной.

На площадке, кстати, выигрывали девушки.

Оставив бравую ПВО-шницу болеть за своих, мы с Лим двинулись дальше, и скоро тропинка у нас под ногами начала резко забирать в горку. В одном, наиболее крутом месте девушка судорожно ухватилась за мою ладонь — и с того момента ее уже почти не отпускала.

Мы дважды перешли бурный ручеек — сначала по симпатичному горбатому мостику, а затем по специально выложенным круглым камешкам — оставалось только поражаться, как ловко Сук Джа процокала по ним на своих гигантских шпильках, пусть даже и опираясь на мою руку. Полюбовались живописным водопадиком — в компании десятка школьников с этюдниками, старательно его зарисовывавшими, кто маслом, а кто и тушью. Осмотрели приземистые ворота, оставшиеся от некогда стоявшей здесь древней крепости. По каменным ступеням поднялись к беседке под двускатной крышей — из нее открывался великолепный вид на сам парк, на какой-то большой стадион и на телебашню.

А уже на обратном пути я обратил внимание на увенчанный красной звездой обелиск, возвышавшийся на склоне.

— Хэбантап, — перехватив мой взгляд, с готовностью пояснила Лим. Значило это «башня освобождения». — Монумент в честь русских союзников… Ну, то есть советских… Мало кто знает, — продолжила Сук Джа после небольшой паузы, — что в избавлении Родины от подлых японских оккупантов партизанам Великого Вождя товарища Ким Ир Сена помогали отряды советской армии! Конечно, в той борьбе они играли сугубо второстепенную, не слишком значительную роль, но свой посильный вклад в нашу славную победу все же внесли…

— Что⁈ — не сдержавшись, вытаращил я глаза на собеседницу.

Второстепенную роль⁈

Хм… Нечто подобное — только в отношении другого театра военных действий — мне уже приходилось слышать: Wojsko Polskie Berlin bralo, a Radzieckie pomogalo[1]… Но там, во-первых, изначально это звучало не без сарказма, а во-вторых, три польских полка в штурме столицы гитлеровской Германии действительно принимали участие…

Как и большинство из тех, чьи школьные годы пришлись на времена СССР, историю Второй мировой войны я знал неплохо. По крайней мере, в той части, которая прямо касалась моей страны. И моей семьи — с теми же японцами у меня воевал дед. Так что я прекрасно понимал, что тут у нас даже не «советско-польская» ситуация. В рядах Красной армии, вошедшей на территорию Кореи летом 45-го, местные патриоты если и присутствовали, то на уровне статистической погрешности…

Незначительный вклад, значит? Да и о нем — мало кто знает⁈.

— Сколь бы скромна ни была помощь друзей, забывать о ней ни в коем случае нельзя! — между тем с точностью до наоборот поняла мое недоумение Сук Джа. — Поэтому правильно, что поставили памятник русским!

— Да, верно… — вот с последним было не поспорить. — Подойдем, посмотрим? — предложил я.

— Там ничего особо интересного… — заколебалась было девушка, но видя мой интерес, упрямиться все же не стала: — Ну, давай, если хочешь… — согласилась, пусть и нехотя.

Мы свернули в сторону монумента.

— Я когда в детстве видела Хэбантап, даже не задумывалась, чему он посвящен, — снова оживилась моя спутница уже по пути к обелиску. — Ну, освобождение и освобождение — вроде все понятно же! В надписи на стеле особо не вглядывалась. А как-то прочитала — и ничего не поняла. Подумала: при чем тут вообще советские войска? Тогда мама мне и рассказала про русские отряды в народно-революционной армии Великого Вождя. А то бы тоже не знала… Стой! — осекшись на полуслове, дернула внезапно она меня за руку.

— Что такое? — нахмурился я.

— Смотри, там сейчас иностранцы! — зачем-то понизив голос, показала на площадку перед памятником Сук Джа.

Возле монумента и в самом деле стояло с цветами человек десять совсем не азиатской внешности — при паре корейцев-сопровождающих.

— Наверное, как раз русских привезли — туристов или дипломатов… — пробормотала девушка. — Давай тогда туда не пойдем, а? — чуть ли не жалобно попросила она, обернувшись ко мне. — Лишний раз пересекаться с иностранцами — сам понимаешь… Лучше в другой раз как-нибудь…

«Даже с друзьями, о помощи которых не стоит забывать, как бы скромна она ни была?» — проговорил я это, понятно, только про себя. Вслух же согласился:

— Хорошо, давай в другой раз, — мысленно поставив себе пометку при случае до Хэбантап все же дойти, поклониться памяти деда. Правда, именно в Корее он в ту войну, кажется, не был — по крайней мере, не рассказывал об этом. Сражался в Манчжурии, но она ведь рядом…

Но это уже действительно как-нибудь потом и, наверное, без свидетелей — во избежание ненужных вопросов. А сейчас мы с моей спутницей повернулись и зашагали к выходу их парка — подальше от всяких стремных иностранцев, друзья они там или нет.

Очередь в пиццерию сегодня, в выходной, оказалась раза в два длиннее, чем вечером четверга, так что хоть она понемногу и двигались, провели мы в ней с Лим добрых два часа. Однако, может, это даже было и к лучшему: после истории с Хэбантап и «скромным вкладом друзей» настроение у меня здорово просело — к некоторому моему удивлению, вот уж не ждал от себя сентиментов по такого рода поводу. Но пока мы стояли в переулке у ресторанчика, мое душевное состояние худо-бедно нормализовалось — не без помощи мило щебетавшей и доверчиво жавшейся ко мне очаровательной спутницы. Так что в заветные двери я вошел, уже снова будучи на подъеме.

Затем меня, правда, слегка напрягло, что усадили нас не отдельно, а за один столик еще с одной парой, чопорного вида дяденькой и тетенькой, но Сук Джа восприняла это соседство абсолютно нормально, так что решил принять ситуацию как должное и я. В конце концов, окажись в этом вопросе политика заведения иной — топтаться бы нам на улице еще час, не меньше!

Что же касается Лим, то она была от обстановки в пиццерии в полном восторге. Восхищало ее все: интерьер, меню (на цены я ей нарочито строго велел не смотреть, но девушка, понятно, не удержалась), звуки караоке со второго этажа (нам предложили столик на первом), предупредительные официантки… А когда одна из них осведомилась у наших соседей, собиравшихся перейти к десерту, как им понравилось основное блюдо, Сук Джа так просто выпала в осадок:

— Они еще спрашивают!!! — пробормотала она — негромко, одними губами.

Себе я, решив не экспериментировать, снова взял классическую Пеперони, моя спутница после долгих и, кажется, мучительных колебаний остановила свой выбор на пицце с листьями желтой хризантемы. Любимый кофе товарища Джу я заказывать не стал, попросив принести нам по бокалу красного сухого — для начала.

Вино оказалось неплохим кьянти — в меню его название почему-то не было указано. А вот пиццу, по сравнению с прошлым разом, я нашел слегка пересушенной, но, возможно, это касалось только моей Пеперони — Лим ее «хризантема» оставила в восхищении. От десерта Сук Джа, не без колебаний, воздержалась, а вот от второго бокала красненького отказываться не стала. Я — тоже.

Из дома я прихватил как юани, так и воны — и в итоге моего запаса местных денег ожидаемо не хватило, расплатился китайскими. Психологически так было даже легче — не возникло ощущение, что отдаешь за обед две-три месячных зарплаты! При этом для закрытия счета я улучил момент, когда моя спутница отошла в «комнату гигиены» — чтобы зря не светить перед ней эти самые юани. Но все же немного просчитался: положил крупную купюру, а к моменту, когда официантка принесла сдачу, Лим уже успела вернуться — и от вида врученной мне пачки вон у нее в очередной раз глаза на лоб полезли.

Впрочем, лишних вопросов девушка задавать не стала.

На этом заранее оговоренная программа нашего свидания была, по идее, исчерпана. Сам я был настроен на продолжение — по московским меркам, оно определенно напрашивалось — но как с этим заведено в Пхеньяне, оставалось пока для меня загадкой. Разрешить которую требовалось поскорее — из ресторанчика мы как-то само собой направились в сторону остановки, и сейчас вдали уже показался троллейбус — моего маршрута.

Я набрал в легкие воздуха, таки собираясь пригласить спутницу в гости — до сих пор, правда, не придумав, как сделать это поделикатнее — и тут она заговорила первой:

— Скажи честно, Чон: с того воскресенья ты хоть раз пыль с портретов вытирал?

— Э… Нет, — несколько растерявшись, признался я.

— Так я и знала! — немного картинно всплеснула руками Сук Джа. — Что ж, видимо, придется мне сегодня снова этим заняться…

В общем, в подъехавший троллейбус мы сели вместе.

Что характерно, у меня дома Лим и впрямь первым делом озаботилась уходом за портретами — вернувшись с кухни, куда заносил купленные нами по пути в магазинчике соджу и кимчи, я застал девушку возле них с щеточкой в руках. Впрочем, много времени процедура уборки у гостьи не заняла.

Затем мы сидели друг напротив друга у низкого столика и смаковали то самое соджу из магазинчика. Не кьянти, конечно, но под кимчи — вполне себе нормально…

Потом — как-то незаметно оказались не напротив, через столик, а рядом, на футоне.

Еще чуть позже нам сделалось не до соджу — не осталось для него ни свободных рук, ни губ…

А где-то часа через два, уже собираясь домой, Сук Джа обыскалась одной из важных деталей своего туалета — из числа тех, что напоказ обычно не выставляют. В итоге, в отчаянии подняв голову, обнаружила ее небрежно висевшей на уголке портрета на стене. Очень смутилась.

Каким образом эта милая кружевная штучка там оказалась, нам оставалось только недоумевать…

[1] Польская армия брала Берлин, а советская помогала (польск.)