Красная дорама (СИ)

8. Дом, милый дом…

Если на лестничной площадке было достаточно светло — благодаря небольшим, но идеально чистым окнам (интересно, кстати: их мы, жильцы, тоже моем по очереди, или для этого все же есть какой-нибудь специально обученный человек?), то в тесной прихожей квартиры царствовал полумрак. Не столько углядев, сколько нащупав на стене выключатель, я попытался зажечь свет, но фиг там — не вышло. Не тот рубильник? Оставалось надеяться, что, перепутав тумблер, я только что случайно не запустил ядерные ракеты в сторону Штатов или Японии. С моим самозванно секретным военным прошлым — мало ли? А шпионы — настоящие, не чета мне — точно не станут искать тайный командный пункт в этой, уж извините, дыре!..

Снова шучу, разумеется. Такой вот у меня здесь почему-то извращенный недоюморок прорезался, не знаю уж чем навеянный.

На самом деле, в угадывавшейся под низким потолком безыскусной люстре, видимо, просто перегорела лампочка. Что ж, бывает…

Не разуваясь — жуткий моветон по корейским меркам, по крайней мере, на Юге — я протопал в ближайшую комнату. Собственно, единственную жилую — кроме нее и крохотного пятачка прихожей в квартире имелись еще только маленькая кухонька и совмещенный санузел. Но пока я ничего этого не знал — просто двинулся на свет, как мотылек.

А вот что выяснилось почти сразу — выключатель не работал и здесь. Не иначе, электричества не было во всей квартире. А может, и во всем доме. Или даже в квартале? Я попытался припомнить, горел ли свет в давешнем магазинчике — не факт, очень может быть, что там тоже все сводилось к чистым окнам.

Хотя, вон, троллейбусы по улицам как-то ездили…

Ладно, не суть.

В любом случае, в комнате, куда я попал, было достаточно светло, чтобы уверенно осмотреться. Простором она не поражала, но в силу минимума мебели единственному жильцу здесь вполне нашлось бы где развернуться. Еще в дороге по отдельным обмолвкам Пака я предположил, что дома проживаю один — нет ни престарелых родителей, ни жены или актуальной подружки, ни братьев с сестрами. И беглый осмотр этот вывод сходу подтвердил.

Почти треть комнаты занимал разложенный прямо на полу матрац-футон — определенно, слишком узкий для двоих, одному-то — впритык. К слову, само по себе отсутствие в корейской квартире кровати — это не от бедности, на Юге такое тоже вполне себе принято, даже в не самых дешевых отелях — по крайней мере, в некоторых из них.

К спальному месту примыкала ширма, за которой я обнаружил пару комплектов сменной верхней одежды — явно моего размера: рабочий комбинезон — наверное, тот самый, в котором полагалось мыть подъезд — и легкую курточку с выцветшими брюками. Плюс внизу стоял электрический утюг.

На стуле неподалеку висел линялый спортивный костюм — не иначе, использующийся в качестве одежды домашней. Еще здесь имелась тумба с бельем и всем подобным — на которой, кстати, стоял телевизор. Вовсе не допотопный — с пультом и плоским экраном. Почти на автомате я попытался его включить, но не преуспел — ну да, электричества-то нет…

Дополняла обстановку небольшая полочка с книгами. Я наугад взял одну — и хмыкнул: это оказались «Записки о Шерлоке Холмсе» на корейском.

Хм, неожиданно…

Вернув гениальное (вон, даже в КНДР оценили!) творение сэра Артура Конан Дойля на место, я потянул соседний с ним томик — и чуть было не треснувший в моей голове шаблон благополучно склеился: эта книга таки называлась «О трех принципах объединения Родины» и принадлежала перу аж самого Великого Вождя Ким Ир Сена. Впрочем, и она оказалась полна сюрпризов: между страниц в ней что-то лежало, и при попытке открыть — веером разлетелось по полу.

Ха: да это же деньги!

Отложив пакет с продуктами, который до сих пор так и держал в руке, я собрал выпавшие из «Трех принципов объединения» купюры — всего набралось около шести тысяч вон. Если ориентироваться на подслушанные мной в участке цены торгового центра «Тэсон» — стоимость жалкого килограмма риса. По меркам же соседнего районного магазинчика — хватит аж на сто двадцать пачек гречневой лапши. Судите сами, много это или мало.

Спрятав заначку на прежнее место, я наскоро перебрал остальные книги — благо, было их на полке не так уж много — но больше денег не нашел. Зато наткнулся на стопку продуктовых карточек — уже не между страницами, просто заставленную печатными изданиями сверху. Прямоугольнички двух цветов сулили приобретение по фиксированной цене кукурузу и пшено.

Помимо книг, на полочке стояла еще довольно большая картонная коробка с какими-то документами. Я проглядел пару верхних — это были копия ордера на вселение в квартиру и старый — от февраля месяца — график дежурств по подъезду. Решив, что подробнее изучу все эти бумаги позже, пока я оставил их, где нашел.

Ну и, наконец, главное, что сразу привлекло мой взгляд в комнате — при том удивило, но скорее удивило неприятно, почему я и оставил этот предмет обстановки на потом. Но вот дошел черед и до него: в углу стояла черная печурка — так называемая «буржуйка» — с выведенной в окно, через отверстие в стекле, трубой дымохода. Рядом на полу громоздилась стопка угольных брикетов — видимо, приготовленное топливо. В городской квартире, рядом с вполне современного вида телевизором смотрелось это, признаться, несколько сюрреалистично.

Я подошел к печке, осторожно приложил ладонь к ее металлическому боку — тот был холодным. Мне почему-то казалось, что остывать подобного рода агрегаты должны долго — но, видимо, моему времени хватило. Может, этой ночью я — то есть мой предшественник в этом теле — печку и не топил, в силу теплой погоды?

Я приоткрыл тяжелую дверцу: золы внутри не было. Если только утром перед уходом на работу аккуратный жилец ее тщательно не выгреб (что все же вряд ли — горячо же небось!), значит, и впрямь накануне огня не разводил. Наверное.

Ну и о чем нельзя не упомянуть — хотя бы и для общей атмосферы — это об украшениях стен. На одной — той, что напротив окна — висели портреты Вождей. Причем, не два, как я раньше встречал на работе или в полицейском участке, а целых три: Ким Ир Сен и Ким Чен Ир по отдельности, крупно — и они же вместе, что-то вдохновенно обсуждающие на фоне карты Корейского полуострова. Знать бы: это так положено, или тут Чон Сун Бок проявил верноподданническую инициативу?

На другой стене красовались в аккуратных рамочках две военные грамоты за успехи в боевой и политической подготовке (первая — на имя рядового Чона, вторая — его же, но уже сержанта) и групповая армейская фотография. На не столь уж крупном снимке был запечатлен, наверное, целый выстроившийся батальон, несколько сот солдат и офицеров. Лиц при таком масштабе было, понятно, не разглядеть — себя я даже искать не стал.

Завершив на этом осмотр спальни, я подхватил с пола пакет с покупками и направился на кухню, но по пути заглянул в санузел — не по нужде, просто из любопытства. Ванны здесь не оказалось — только кривоватая раковина со следами ржавой воды и поддон под душ — кажется, самопальный. Вместо унитаза — так называемая «чаша Генуя» то есть, по сути, самую малость обустроенная дыра в полу — подобные когда-то встречались на советских железнодорожных вокзалах. Стиральной машинки не наблюдалось — единственное место, куда теоретически ту можно было бы впихнуть, занимала заполненная водой пластиковая бочка — видимо, на случай отключения водопровода. Но сейчас вода шла — повернув кран, я в этом убедился — правда, только холодная. Для получения горячей имелся подвешенный под потолком пузатый бак нагревателя, но, скорее всего, питалась эта конструкция от электричества, и сейчас проверить ее работоспособность я бы, очевидно, не смог — так что резонно не стал и пытаться.

В стене между санузлом и, видимо, кухней, имелось довольно большое окно — именно поэтому мне и удалось все здесь более-менее четко рассмотреть, не зажигая свет.

В меру впечатлившись удобствами ванной, я наконец добрался до кухни. Едва не споткнулся о низенький столик — вроде того, что был у старухи Цой, но видом, конечно, попроще. Еще здесь имелись пара шкафчиков, плита и холодильник. Сейчас, понятно, не работавший, но я все же решил убрать в него купленное мне Паком кимчи — и, распахнув дверцу, нежданно узрел внутри целых две бутылки пива.

О, а жизнь-то, по ходу, налаживается!

Правда, больше ничего в холодильнике не обнаружилось вовсе. Но в шкафу еще нашлась пачка ячменного чая и сахар, в другом — соль и перец. Имелась и кое-какая посуда — электрический чайник, кастрюля, пара тарелок и чашек, а также, в отдельном ящичке, ложки и металлические палочки для еды.

Вот, собственно, и все…

Да-а, товарищ Чон, хоромы-то у тебя тесные, совсем не царские палаты… Но видал я и не такое — хотя бы и в том же Сеуле, ныкаясь от погони. Перекантоваться денек — сойдет, а задерживаться тут долго я вроде как не собираюсь… Ведь не собираюсь же?

Уже возвращаясь в комнату с тарелкой кимчи в одной руке и откупоренной бутылкой пива в другой, я заметил на стене серый кирпич радиорепродуктора. Беглый осмотр показал, что выключатель у этого чудо-прибора не предусмотрен — только регулятор громкости. Не выпуская из руки пива, я крутанул его колесико подушечкой пальца — просто на всякий случай — и от неожиданности чуть бутылку на пол не выронил: в квартиру ураганом ворвались звуки бравурного марша. Радио работало!

Я было обрадовался, что дали свет — но нет: видимо, у приемника имелось особое, автономное электропитание. Помнится, в СССР такие тоже висели в каждой квартире, подключенные к специальным радиорозеткам…

Снова убавив звук до нуля, я таки дошел до спальни, поджав ноги, уселся на футон, пиво и кимчи поставил перед собой прямо на пол. Что ж, пришла пора хорошенько обдумать свое незавидное положение — ну а заодно можно было и слегка подкрепиться.